Часть III. Дорогое удовольствие 25 страница

За день до вылета в Нью-Йорк Джейсон приехал в Женеву, собрал в Колоньи чемодан и отправился ночевать в гостиницу. Не в «Англетер», как он делал это раньше, а в более демократичный «Новотель». Охрана всё ещё таскалась за ним по пятам, отстав только перед входом в аэропорт.

На паспортном контроле Джейсон до последнего боялся, что с его новыми документами окажется что-то не в порядке, но всё прошло гладко. Теперь осталось пройти ту же процедуру на въезде в Соединённые Штаты.

Билеты на самолёт заказывал кто-то из службы безопасности, так как счета Джейсона на старое имя были уже закрыты, а на новое он ещё не успел открыть. Место оказалось в бизнес-классе. Сам он взял бы в экономе, хотя на дальних перелётах возможность вытянуть ноги была приятным дополнением.

Джейсон устроился у окна. Хотя он приехал к самой посадке, место рядом с ним до сих пор пустовало. Скорее всего, оно было выкуплено специально, чтобы у него не оказалось соседа. Милый подарочек от Эдера.

Наслаждаться свободой пришлось недолго: на это место пересадили мужчину, который сбежал из эконома, когда узнал, что два соседних места занимают молодая девушка и её трёхлетний сын. Мужчина уселся рядом с ним, покосился на свежий багровый шрам на голове Джейсона и тут же попытался завести с ним разговор, но беседы не вышло. Джейсон отвечал вежливо, но кратко, давая понять, что к болтовне не расположен.

Он покидал Европу с тяжёлым сердцем. Когда их с Эдером маленький заговор только затевался, ему казалось, что стоит ему вырваться на свободу, как он почувствует настоящий прилив счастья и ему станет легко, радостно и хорошо, но этого не происходило. То ли он до сих пор не мог отойти от последних событий, да и не только событий — от последних полутора лет, то ли его мучили ждавшая впереди неопределённость и необходимость решить множество вопросов, чтобы начать новую жизнь, то ли…

Четыре года нельзя просто так вычеркнуть из своей жизни и начать всё с чистого листа. Джейсон хотел бы, но не мог. Он не мечтал о машине времени, которая могла бы перенести его в 2005 год, где бы он принял другое решение, и события стали бы развиваться по иному сценарию, но порой мечтал о том, чтобы существовала технология или препарат, с помощью которых можно было бы стереть из памяти то, чего не хочешь помнить. Как в «Видоизменённом углероде»: просто не сохраняться перед выгрузкой памяти и начать всё заново с резервной копии. Он чуть не прострелил себе голову из какого-то игрушечного пистолета, а в романе Ричарда К. Моргана для той же цели использовали бластер. Но сути дела это не меняло: выстрел в голову освобождает тебя от воспоминаний.

Он не то чтобы не хотел именно помнить. Многие воспоминания можно было даже отнести к приятным. Он хотел того самого чистого листа. Хотел, чтобы тот отпечаток, что наложили четыре последних года, стёрся. Он не хотел, чтобы с ним навсегда остались приобретённые им озлобленность, цинизм, расчётливость и жестокость; не хотел знать, что может быть такая сильная любовь и такая противоестественная ненависть. И что они могут быть одним и тем же. Иногда ему казалось, что больше всего он ненавидел Астона не за то, что он сделал когда-то давно, не за те унижения, которым он подвергал его последний год, а за то, что он перестал быть для него тем человеком, которого он мог любить так, как раньше. Дэниел отнял у него возможность любить.

Избавление от Астона пришло неожиданно, и почему-то — почему, почему? — он испытывал по этому поводу что-то сродни угрызениям совести. Его поступок был не просто жестоким, а извращённо жестоким и низким. Ему никогда не было свойственно ставить себя на место других людей, предполагать, что бы он чувствовал на их месте, но сейчас он почему-то думал о том, что должен чувствовать Астон. Что они с Эдером заставили его чувствовать…

И речь шла не просто о чувстве вины. Джейсон подозревал, что чувству вины к совести и сердцу Астона не прогрызться — тот всегда умел придумывать чудесные оправдания вроде «я очень этого хотел» или «у меня не было выбора». Нет, он думал о другом. О том, каково это — знать, что человек, которого ты любишь, ненавидит и боится тебя настолько, что готов пустить себе пулю в лоб, лишь бы не видеть тебя…

***

Дэниел вернулся из офиса раньше обычного и в четыре часа уже был дома. Он уехал, как только закончилась последняя встреча. Работать дальше не было сил. Полторы недели до этого он только и делал, что работал. Другого способа загасить мучающие его мысли и чувства он не знал.

Сегодня Джейсон должен был вылететь в Нью-Йорк. Наверное, самолёт уже где-то над Атлантикой.

Джейсон уезжал не в другую страну, а в другую жизнь. И в этой новой жизни для него не было теперь места. Он и раньше думал о том, чтобы дать ему уехать, потому что слишком тяжело им было рядом друг с другом. Никогда всерьёз — он гнал эти предательские мысли, как самых страшных своих врагов. Но теперь ему казалось, что даже в их постоянной вражде была толика радости, по крайней мере, для него. Просто видеть Джейсона, знать, что он где-то близко, что он всё ещё, пусть хоть чуть-чуть, но принадлежит тебе, стало для него суррогатом счастья. Горьким, отвратительным, пропитанным насквозь чувством вины, но счастьем.

Большой особняк на Вандомской площади казался холодным и неживым. Прислуга, принявшая у него верхнюю одежду, сообщила, что мадам сейчас в детской, с малышом. Обычно Астон поднимался туда, чтобы поздороваться, но сегодня это было выше его сил. Он испытывал какое-то глухое раздражение по отношению к Камилле, хотя прекрасно понимал, что она ни в чём не виновата. Это было только между ним и Джейсоном.

Пуля — вот то последнее, что было между ними. Он ожидал чего угодно, но только не этого.

Пока смерть не разлучит нас… Если бы Джейсон погиб тогда, эти слова вечно бы звучали в его голове горчайшим, ужаснейшим упрёком.

Астон ушёл в библиотеку и налил себе обычную порцию коньяка. Хрусталь громко звякнул о поднос, и холодный, лязгающий звук прокатился по большой пустой комнате. Он как будто не в своём доме был, а в склепе. Дэниел опустился в широкое кресло. Была середина дня, но из-за плотной облачности складывалось ощущение, что уже наступает вечер. В библиотеке висел сумрачный густой полумрак, разрываемый лишь жёлтым свечением настольной лампы. Она горела в другом конце комнаты, и Дэниел бесцельно смотрел на круг тёплого света.

Он не просидел в кресле и пяти минут, как услышал, что открылась дверь позади него. Он обернулся: в комнату вошла София. Они поздоровались, и девочка забралась к нему на колени.

— Я хотела что-то спросить, пока никого нет.

Дэниел улыбнулся и удивлённо поднял брови.

— Пока мамы нет, — добавила София.

— И что же?

— Ты не будешь ругаться?

— Нет, не буду.

— А если я спрошу про Джейсона, тоже не будешь? — София хитро наклонила голову, заглядывая ему в лицо.

— Не буду, — вздохнул Астон. — Но это не значит, что я отвечу на твой вопрос.

— Он, правда, уехал насовсем?

— А ты это откуда знаешь? — удивился Дэниел.

— Я слышала, как мама с охраной утром разговаривала. Значит, уехал… Он сделал что-то плохое?

— С чего ты взяла? Это тебе мама сказала?

— Нет. Это он сам, ещё когда мы на вилле жили. Я его спросила, почему его так мама не любит. Она же его терпеть не может.

— И что он сказал? — Дэниелу уже самому было интересно.

— Он сказал, что сделал много плохих вещей, — ответила София и тут же спросила: — Это правда? А что он сделал?

— Это взрослые проблемы, София. Но плохие вещи, про которые он говорил… На самом деле это сделал я.

— Но мама ведь не на тебя злится. Тебя она любит, — возразила девочка.

— Так бывает. Это сложно объяснить, ты поймёшь, когда вырастешь.

— Это ты его заставил уехать, чтобы мама не злилась?

— Нет, София, он сам захотел, — ответил Дэниел и добавил: — И он не сделал ничего плохого.

Поиск по сайту: