Часть III. Дорогое удовольствие 23 страница

Удар по лицу, вернее, боль от него, привёл Джейсона в себя. К нему вернулся страх. Страх и боль — часть механизма самосохранения, без них не выжить… Он забыл про них, и теперь заплатит за это: во взгляде Дэниела были исступлённая ярость и звериное желание уничтожить.

— Отвечай, потаскуха!

Джейсон, леденея внутри от страха, от предчувствия чего-то ужасного, прижал руку к лицу, пытаясь остановить кровь, и с трудом выговорил сквозь тупую боль:

— Какая разница… для потаскухи… одним больше… одним меньше…

Астон отшвырнул его в сторону, так что Джейсон налетел на стол и ухватился за него, чтобы не упасть. Через пару секунд Дэниел снова вцепился в его плечи мёртвой хваткой. Он бросал его, как кошка мышь перед тем, как окончательно придушить…

— Если нет разницы, если тебе всё равно — то почему не я? Почему не я?!

Джейсон смотрел на него в безмолвном оцепенении. В больших серых глазах, в которых Дэниел когда-то видел так много разных чувств, сейчас был только страх, слепой, отчаянный, беспомощный. До чего же они дошли?.. До какого ужасного предела? Ведь они любили друг друга… И вот теперь — страх. Ничего больше. Джейсон не сопротивлялся, он даже от удара не смог заслониться, и в этой внешней покорности скрывалось такое мощное внутреннее отрицание, сильнейшее противостояние ему, что у Дэниела скулы сводило от злости и бессилия. Джейсон ни о чём не жалел… И он поступит так же ещё раз, если представится шанс… И никакой страх его не остановит.

Астон встряхнул его ещё раз:

— Почему не я?!

Бессильная ненависть заволакивала рассудок. Желание растоптать, унизить, преподать урок, добиться настоящей покорности, снова сделать своим… Он дёрнул на себя пряжку ремня на джинсах Джейсона.

Тот вскинул на него глаза, испуганные, просящие, но ни капли не удивлённые. Он знал, что этим может закончится… Для него это был всего лишь один из вариантов, о каждом из которых он успел подумать, пока ждал их встречи. Злость в Астоне вскипела ещё сильнее.

Дэниел расстегнул на Джейсоне джинсы. Тот толкнул его руками в грудь, даже попробовал ударить, но Астон легко перехватил его руку и сжал запястье изо всей силы. Джейсон побледнел от боли — это было видно даже на испачканном кровью лице, — но не издал ни звука.

— Даже не пытайся — хуже будет, — проскрежетал сквозь сжатые зубы Астон, отпуская руку Джейсона.

Он дёрнул рубашку вверх. Джейсон больше не сопротивлялся, он смотрел на Астона, словно загипнотизированный его силой, и губы тихо, словно через силу выговаривали:

— Не надо… Не делай этого.

— Почему, если тебе всё равно, кому давать? — опасно низким, тягучим голосом пророкотал Астон. — Я потратил на тебя больше всех остальных, так что будь добр, развернись.

Астон одним рывком стянул вниз, до колен, джинсы вместе с бельём. Но он даже не смотрел туда: его взгляд был зафиксирован на лице Джейсона, растерянном, перепачканном кровью и замершем.

— Нет! Я прошу тебя… Не надо.

Джейсон опять попытался отпихнуть Астона и отскочить в сторону, но тот одним резким движением развернул его спиной к себе, а потом надавил со всей силы на шею и спину, заставляя согнуться над столом. Джейсон упирался, повторяя своё «не надо», и Астону пришлось со всей силы толкнуть его вниз. Он ударился о стол подбородком и вскрикнул, когда острый краешек зубов больно вонзился в нижнюю губу. В рот медленно потекла кровь. Инстинктивно он попытался приподняться, но рука Дэниела тут же вжала его лицом в холодную деревянную поверхность.

— Лежи, тварь…

— Пожалуйста… Нет… — просил Джейсон, но подняться не пытался. В угрожающем голосе Астона, в грубой уверенности его движений он чувствовал пугающую решимость, убийственную свинцовую тяжесть, и инстинкт самосохранения говорил ему, что сопротивляться сейчас просто опасно.

Колено Астона оказалось между его ног, разводя их шире — насколько позволяли повисшие чуть ниже колен джинсы. Джейсон уткнулся лицом в сгиб локтя и зажмурил глаза, хотя всё равно не видел ничего из того, что происходило за его спиной. Но он слышал, прекрасно слышал, как звякает пряжка на ремне Дэниела, тихо шуршит кожа, потом ткань.

— Господи, Дэниел, не надо…

— Одним членом больше — так ты теперь говоришь, подстилка? Так?! Чего тогда просишь?

Он облизал большой палец и, разведя половинки ягодиц, просунул его внутрь. Джейсон только дёрнулся. У Астона же дыхание перехватило от желания, острого и одновременно болезненно-отвратительного. Внутри было тесно, а горячие, плотные стенки сжимались и сокращались, пытаясь вытолкнуть его. Дэниел сплюнул на пальцы другой руки.

Джейсон почувствовал, как его промежности коснулась вторая рука и влажные пальцы растянули в стороны края его отверстия, раскрывая его перед тем, как туда вошёл член. Джейсон стиснул зубами ткань рубашки, чтобы не закричать, не доставить ублюдку такого удовольствия — слышать, как он стонет под ним от боли. Когда Астон вторым толчком вошёл в него до конца, ему показалось, что что-то не по размеру большое рвёт его изнутри. Именно показалось… Он несколько лет не слезал с этого члена, и он точно его не разорвёт… Он сам делает себе хуже, сжимаясь и сопротивляясь, но расслабиться сейчас он не мог, даже ради того, чтобы не было боли. Он хотел её, эту боль. Хотел ненавидеть ещё сильнее…

Боль усиливалась и спадала волнообразно, подчиняясь движениям Астона в нём, а Джейсон лишь крепче стискивал зубы, чтобы не выпустить наружу ни стона, ни всхлипа. Он думал только об одном: скорее бы это кончилось, скорее бы, скорее…

— Ненавижу, — прохрипел он сквозь сжатые губы. — Ненавижу тебя…

— Думал, тебе нравится, — зло и нервно рассмеялся Астон. — Нравится, когда тебе вставляют…

Он схватил Джейсона за волосы, за те бледно-золотистые пряди, которые когда-то давно покрывал поцелуями, и дёрнул, заставив выгнуть назад шею и запрокинуть голову. На лице гримаса ненависти и боли, глаза зажмурены…

Астон ритмично вбивался в него, иногда вскользь задевая простату — почти неизбежно в этой позе, из-за чего Джейсон чувствовал короткие всплески не удовольствия, а какого-то лихорадочного возбуждения, похожего на раздражающий неуёмный зуд. Дэниел отпустил его волосы, но рука его тут же залезла куда-то под него, между ног, нащупав и ухватив его член. Джейсон только тогда понял, что у него наступила эрекция, неполноценная, половинчатая, но наступила. Это было унизительно до отвращения, почти до слёз…

— Не трогай меня, ублюдок! — выкрикнул Джейсон, пытаясь подняться со стола.

Астон на пару секунд прекратил двигать ладонью, зато другой рукой опять припечатал голову Джейсона к столу, на этот раз очень больно и сильно.

— Лежи тихо! Я же говорил: тебе нравится… Таких шлюх ещё поискать!.. Никакая охрана тебя не удержит — всё равно найдёшь того, кто бы тебя выдрал.

Дэниел, не убирая своих цепких и сильных пальцев с члена Джейсона, склонился над ним, так что его тяжёлое жаркое дыхание чувствовалось кожей, и продолжал беспощадно вколачиваться в него. Он не видел ничего: ни красоты тела, которая когда-то так восхищала его, ни бессильно, как у сломанной куклы, опущенной головы, ни красных следов крови, размазанных по щеке. Он не видел ничего — только непокорное существо, которое никак не желало признавать над собой его воли, которое ему хотелось растоптать и подчинить.

Джейсон трепыхался под ним, против желания издавая глухие стоны — не от удовольствия, а от боли и отвращения к самому себе, от бессилия и ненависти, от постепенно завладевающего его рассудком ритма. Он ощущал, как от манипуляций Дэниела твердеет его член, неприятно, чисто механически немеет и тяжелеет. Астон, разумеется, почувствовал усилившееся возбуждение и удвоил свои старания.

— Кончай, шлюха! — прорычал он ему на ухо. — Кончай! Кончай, дрянь…

У Джейсона всё плыло перед глазами, сердце бешено колотилось. В груди теснилось тёмное, горькое напряжение, которое накатывает перед тем, как человек разрыдается, но у него не было ни слёз, ни рыданий, только этот болезненный надрыв, чувство, никак не находящее выхода. Астон насиловал его, брал его тело как нечто, принадлежащее ему, и оно ему подчинялось и отзывалось. Нет, на этот раз не было никаких подмахиваний, все его мышцы были в страшном напряжении, и он до сих пор ощущал боль, но через боль и унижение прорывалось что-то иррациональное и неконтролируемое.

Пальцы мяли его член. Твёрдая плоть Дэниела наполняла его и рывками ходила внутри.

— Ты ведь хочешь? Хочешь? Шлюха… — не унимался Астон. — Кончай!

Безо всякого вступления, без ноющего чувства ожидания Джейсон кончил — как в подростковом сне, когда не ощущаешь своего тела, существуешь будто вне его, а потом вдруг резко понимаешь, что наступает оргазм. В нём почти не было удовольствия, только его слабая тень. Были разрядка, излитие и освобождение от напряжения. Джейсон сжал зубы, чтобы не закричать, но жалкий беспомощный вскрик вырвался против его воли, перейдя потом в громкие стоны, почти плач. И потом он уже не мог их остановить, они рождались не в горле и не в груди, а во всём его существе, во всём его измученном теле сразу.

Дэниел продолжал двигаться в нём, но вскоре тоже кончил и сразу же вышел. Он вытер испачканную ладонь о край рубашки Джейсона и куда-то отошёл: по крайней мере, Джейсон перестал чувствовать его вес на своих бёдрах. Сам он тоже с трудом, но выпрямился. Одной рукой держась за стол, другой он начал натягивать на себя джинсы. Его слегка мутило, и голова кружилась…

Джейсон пошатнулся, потеряв равновесие, и Дэниел, стоявший совсем рядом подхватил его, не дав упасть. Джейсон оттолкнул его, сам же обеими руками ухватился за край стола, скользкий от попавшей на него спермы. Он был не в силах стоять на ногах. Всё ещё цепляясь пальцами за столешницу, он начал сползать на пол.

Астон застёгивал брюки, свысока глядя на осевшего возле его ног Джейсона.

— Ты изменил мне, Джейсон, но в этом есть и моя вина, — сказал он самым обычным тоном, словно они в очередной раз разговаривали за ужином. — Я дал тебе слишком много воли. Потаскухам вроде тебя нельзя её давать…

Джейсон скорчился на полу, зарывшись лицом в плотный мягкий ковёр. Он хотел подняться, но не мог.

Он услышал тихий звук шагов — Астон уходил. Перед тем, как открыть дверь, он остановился и произнёс:

— Я решу, как с тобой поступить.

Когда дверь захлопнулась, Джейсон снова попытался встать, но в руках и ногах была ужасная слабость. Его трясло и бросало то в жар, то в холод. И дело было не в боли, которую испытывало сейчас его тело. Астон изнасиловал не тело, а душу, растоптал остатки самоуважения и гордости.

Из горла вырвался похожий на рыдание стон. Это конец… Конец всего… Что бы ни решил Астон… Он опять в полной его власти, его шлюха, его личная игрушка… Но теперь обманувшая его и предавшая, а значит, не такая ценная. Джейсон застонал от отчаяния и унижения.

Он понимал, что ему надо подняться и вернуться в свою комнату… Как он пойдёт туда через половину дома, где полно охраны и прислуги: с разбитым лицом, в растерзанной одежде, перепачканной спермой? Господи, какая разница, он всё равно даже на ноги не мог встать!.. Он ничего не мог, только сжаться в комок и тяжело, через силу дышать. Каждый вдох и выдох сопровождался тихим свистящим хрипом, сухими рыданиями, и под эти монотонные звуки Джейсон стал впадать в какое-то забытье. Не сон, а именно прострацию… Он не спал, но его сознание медленно уплывало куда-то… туда, где не было больше страдания.

Он слышал где-то рядом с собой женский голос, чувствовал, как его переворачивают с живота на спину, касаются лба и волос, но это всё происходило будто бы не с ним.

Глава 79

Divorce me, untie, or break that knot again,

Take me to you, imprison me, for I,

Except you enthrall me, never shall be free,

Nor ever chaste, except you ravish me.

John Donne

Разорви, развяжи, разруби этот узел снова,

Забери меня к себе, заключи в тюрьму, потому что мне

Не быть свободным, пока ты не поработишь меня,

И целомудренным, пока ты не овладеешь мной силой.

Джон Донн

Джейсон пришёл в себя к вечеру того же дня, прекрасно выспавшийся (после укола успокоительного), но не отдохнувший. Он был в отведённой ему комнате на третьем этаже, хотя и не помнил, как там оказался.

Во рту ужасно пересохло. Он повернул голову и тут же заметил заботливо приготовленный стакан с водой. Даже трубочка в нём была. Джейсон подумал о ней с благодарностью, когда начал пить: из-за удара по скуле щека отекла, и рот почти не открывался. К тому же, из трубочки можно было пить даже лёжа. Позаботилась о нём, должно быть, мадам Пассар. Это она нашла его на полу в кабинете. Джейсон не понимал, почему она, а не охрана… Наверное, трусливые ублюдки боялись входить туда без прямого приказа Астона.

Ему было так стыдно, что она видела его таким… Хотя почему ему?.. Пусть будет стыдно Астону — если он вообще способен на такого рода чувства.

В голове стоял отупляющий туман. Возможно, по распоряжению Эдера, ему вкололи не только успокоительного. Но даже так он не мог избавиться от воспоминаний.

Физически он почти не пострадал, если не считать щёку и синяки на распухшем запястье, но в душе всё плакало и завывало от злости и унижения. Он до сих пор ясно и отчётливо слышал слова Астона. Они вгрызлись в память и не отступали: «Ты изменил мне, Джейсон, но в этом есть и моя вина. Я дал тебе слишком много воли. Потаскухам вроде тебя нельзя её давать». Он прекрасно понимал, в чём была суть уловки Астона. Он лицемерно брал часть вины на себя, но на самом деле переваливал её целиком и полностью на другого, словно бы тот предал не потому, что его жизнь стала невыносимой, а потому что ему хотелось потрахаться. Да, ловко: превратить жизнь бывшего любовника в ад, а потом упрекать его в том, что он сбежал от него в поисках секса. Джейсон видел, где происходила подмена понятий, но ничего не мог с собой поделать и всё равно чувствовал себя раздавленным, униженным и грязным. И из-за того, что он спал с другими, и из-за того, что Дэниел сделал с ним утром, и из-за того, что он сам в тот момент испытывал возбуждение… Это было отвратительно, омерзительно до тошноты, он ненавидел сам себя, но что-то внутри, какая-то неистребляемая, словно цепкий паразит, часть его всё ещё признавала в Дэниеле хозяина.

Джейсон закрыл лицо руками и лежал так долго, наверное, не меньше получаса, пока в комнату не вошёл охранник. Джейсон никогда не видел этого телохранителя раньше. Астон убрал от него всех, кто мог бы хотя бы теоретически, хотя бы в мыслях встать на его сторону.

— А, уже проснулись? К вам приехал врач, — сообщил охранник, — сейчас поднимется сюда.

— Не помню, чтобы я просил об этом, — глухим голосом сказал Джейсон, стараясь как можно меньше шевелить губами.

— Это не обсуждается.

Дверь захлопнулась. Через пару минут к нему в сопровождении Эдера вошёл высокий подтянутый мужчина лет пятидесяти. Это был не молодой и «модный» доктор, который обычно приезжал к Камилле и детям. Мужчина, бросив отрывистое приветствие, сразу потянулся к лицу Джейсона. Тот инстинктивно отпрянул, чуть не выпрыгнув из кровати с противоположной от врача стороны.

Эдер внимательно и с подозрением посмотрел на него. Джейсон заметил этот взгляд и решил, что надо взять себя в руки.

— Вы собираетесь остаться здесь при осмотре? — спросил он начальника службы безопасности.

— Да. Не волнуйтесь, я отвернусь.

Джейсон бросил на него неприязненный взгляд. Как он ненавидел всю эту чёртову шайку!.. Они скоро в туалет начнут его водить под присмотром. Чего они боятся? Что он поведает врачу печальную повесть своей жизни? Так ведь доктор явно был из тех, которые оказывают любого рода услуги абсолютно конфиденциально, покрывая любые преступления своих клиентов.

— Я не понимаю, зачем это нужно, — произнёс он.

— Астон пожелал знать всё о вашем состоянии.

У Джейсона кровь прилила к лицу от ярости. Господи, какой же подонок!.. Мерзавец… Что ж он сам не пришёл поприсутствовать, полюбоваться на своих рук дело?!

— У этой сволочи хватает наглости присылать ко мне врачей?! Детали ему нужны?! — не выдержал Джейсон. — Что в следующий раз? Руки-ноги мне переломает? Конечно, почему нет? Главное — врача потом прислать!

— Когда, говорите, была инъекция антидепрессантов? — спросил врач у Эдера.

— Семь часов назад первая. Потом повторно, всё, как вы сказали.

Доктор смотрел на Джейсона с лёгким беспокойством, Эдер — совершенно невозмутимо. Джейсон резко замолчал. Не хватало ещё, чтобы решили, что у него нервный срыв, и вкололи бы следующую порцию лекарств.

— Осматривайте меня, — поднял он усталые, покрасневшие глаза на врача. — Чего вы ждёте?

Когда мужчина ушёл, выдав Эдеру листок с рекомендациями, Джейсон спросил:

— Зачем это всё? После… после того, что он сделал… — голос его срывался и дрожал, а плечи чуть заметно подрагивали. — Мразь…

— Думаю, кое-что из прописанного врачом вам пригодится, — заметил Эдер вместо ответа.

— Что он решил? Что со мной будет?

— Пока вы не поправитесь, останетесь здесь. Астон уезжает на рождественские каникулы. К его возвращению вы как раз придёте в порядок.

— Приду в порядок? Если я поправлюсь, он опять… О, Господи… он опять, опять… — Джейсон начал говорить громче и схватился за рот, когда из рассечённой губы снова начала сочиться кровь.

Эдер заговорил не сразу:

— Вы сами виноваты.

— В чём? — впился в него огромными отчаянными глазами Джейсон. — В том, что решил уйти от него? В том, что больше не мог терпеть его издевательств?.. Вы же сами всё знаете…

— И вы тоже знали, как он отреагирует.

Джейсон закрыл глаза.

— Знал. Но я не мог терпеть.

— Возможно, теперь вам придётся терпеть ещё худшее.

— Вам не отвратительна ваша работа? — спросил Джейсон, глядя в упор на Эдера.

— Это работа, — пожал тот плечами, — и я буду её выполнять. Имейте в виду, ещё одна попытка сбежать, и вам имплантируют GPS-маячок.

Джейсон только фыркнул в ответ на эту угрозу.

— Вы меня не перепутали со своим протеже, с Лукасом? Думали, я поверю? Таких маячков не существует.

— Что ж, — ничуть не смутился Эдер, — попробовать стоило. Но радиомаячки точно существуют. Поставим такой.

— И не забудьте взять с меня клятвенное обещание не отходить от дома дальше, чем на двести метров, — язвительно прокомментировал Джейсон.

— Двухсот метров нам хватит, чтобы вы не смогли покинуть периметр.

***

Следующие дни — Джейсон сбился со счёту, сколько их прошло — он провёл всё в той же комнате. Ноутбук ему, естественно, не вернули, но теперь он мог читать книги и смотреть телевизор. Джейсон не делал ни того, ни другого. Первые дни он пребывал в ватном и деревянно-спокойном состоянии под действием успокоительного и ещё какой-то дряни, выписанной доктором. Действие было похоже на антидепрессанты, которые назначала ему доктор Риккетс, но было сильнее. Джейсон послушно глотал таблетки: с ними было легче, он был за них даже благодарен. Они снимали тяжесть с души.

Основная тяжесть была связана вовсе не с тем, что произошло. Если подумать, то, что сделал Астон, не так уж сильно отличалось от того, что порой происходило между ними по доброй воле. Они редко ссорились, но иногда их ссоры завершались именно так: Дэниел швырял его в кровать и трахал. И его это безумно возбуждало, ему всегда нравилось, что Астон был сильнее его. Но он был сильнее не только физически, а в каком-то ужасающем вселенском масштабе: он мог контролировать его жизнь, сделать его своим пленником, и от него не было спасения.

Больше всего Джейсон переживал за то, что должно было произойти. От неопределённости можно было сойти с ума. Он пытался убеждать себя, что нет никакого толку ломать голову над тем, что ещё не произошло, и надо решать проблемы по мере их поступления, но не мог отделаться от навязчивого беспокойства. У него было огромное количество вариантов, но он знал, что Астон может выдумать нечто такое, что никогда ему самому не придёт в голову. Если сначала он боялся, что Дэниел просто убьёт его в порыве гнева или прикажет убить, то теперь стало понятно, что этого не произойдёт: никто не стал бы так заботиться о том, кого должны пустить в расход.

Как же его бесила эта забота!.. Все годы одно и то же: он приказал его похитить, изнасиловал, потом, когда они уже «познакомились», мог ударить из-за какой-нибудь ерунды, но всё равно заботился так, как не заботился даже отец (хотя что удивительного с таким отцом). Заботился о его учёбе, здоровье, комфорте, безопасности, душевном равновесии и ещё тысяче мелких вещей. Даже потом, когда все их контакты свелись исключительно к деловым разговорам и злобным препирательствам, Астон всё равно продолжал о нём заботиться, словно стараясь ещё раз указать на зависимость Джейсона от него… И вот теперь опять. Что на этот раз? Он прикуёт его к кровати, как когда-то грозился, но всё равно будет следить за тем, чтобы он получал самое здоровое и изысканное питание и продолжал интеллектуально совершенствоваться?

Только зачем приковывать его к кровати?.. Астон же теперь его ненавидит. Измена и предательство всегда были для него самыми страшными грехами, смертельными, непростительными… Да и к чему столько сложностей? Он может держать его на наркотиках, как это было во время похищения, накачивать так, что он уже не будет понимать, кто перед ним и где он находится… Может быть, Астон уже это начал. Может быть, те препараты, которые дают ему сейчас, — это только начало.

Джейсон не видел никого, кроме охраны, да и там были незнакомые ему лица. Эдер уехал, и только изредка заходил Рюгер. С ним можно было переброситься парой слов и узнать кое-какие новости.

Мадам Пассар объявила о своём уходе и оставалась работать в доме только до марта. Сначала Джейсон подумал, что Астон выгоняет её из-за того, что она вопреки его приказу вошла тогда в кабинет. Но потом сообразил, что всё было наоборот. Дэниел бы не стал увольнять её из-за такой мелочи, она уходила сама. Мадам Пассар была дочерью горничной, служившей ещё у деда Дэниела, и проработала в этом доме много лет. Она ко многому была привычна, но последние события, видимо, переполнили чашу терпения. То, что она увидела в кабинете, стало последней каплей.

Осторожно, порциями Джейсон пытался разузнать что-нибудь об Алексе, расспрашивая в основном о требованиях семьи Чэн к Астону и надеясь, что что-нибудь в разговоре да проскользнёт. Рюгер быстро раскусил эту уловку и рассказал то, что считал возможным рассказать. Алекс остался в Гонконге: из-за перестрелки в дело оказалась замешана полиция, и ему настоятельно рекомендовали оставаться в городе до выяснения всех обстоятельств. Часть информации даже попала в газеты, но в общем и целом эту историю удалось благополучно замять. Рюгер дал понять, что на помощь Алекса рассчитывать не стоит: семья ему не позволит, а без поддержки отца он был против Астона почти так же бессилен, как сам Джейсон.

Да, он был прав тогда: двое детей, ввязавшихся во взрослые игры…

Ещё Джейсон узнал, что о его короткой связи с Алексом стало известно кое-кому из работающих на Астона, в основном, людям на самых верхах. Кто-то из них ездил на переговоры, другим просто пришлось дать пояснения, когда вдруг резко начали происходить изменения в стратегии компании. Естественно, Астон всеми силами старался это скрыть: его партнёры, акционеры, соинвесторы и прочие люди, перед которыми он был ответственен, вряд ли бы порадовались новости, что в своих решениях он руководствуется не соображениями выгоды, а действует под давлением Чэна и угрозой войны с ним. И ещё неприятнее было бы признать, что эта угроза возникла из-за того, что ему во что бы то ни стало потребовалось вернуть бывшего любовника, молодого человека, с чьим именем в последнее время и без того было связано много скандальных историй.

А вот семья Чэн, как думалось Джейсону, вовсе не будет это скрывать. Правда ослабит позиции Астона ещё сильнее: люди не так уж охотно доверяют деньги тем, кто принимает безумные решения стоимостью в миллионы долларов под влиянием чувств. Меньше денег — меньше влияния — меньше власти… Но, по словам Рюгера, другая сторона тоже пожелала всё скрыть. Что за мотив двигал при этом Лизой — неизвестно, а про мотив Ляна Рюгер знал: его дочь была в числе тех, на ком Алекс мог вскоре жениться, и ему не хотелось распространения сомнительных слухов о будущем зяте.

Ещё один намёк на то, ему теперь никто не поможет: Алекс поступит так, как скажут родители. Его жизнь продолжается, у него есть семья, скоро будет жена и, возможно, дети…

В начале января, перед тем, как Астон должен был вернуться после отдыха с семьёй, Джейсона увезли в другое место. Он слышал о нём, но никогда там не был: загородный дом где-то в кантоне Во под другую сторону Женевского озера. Астон там почти никогда не бывал, но и продавать не спешил.

Новое место заключения, где на Джейсона не наткнётся приехавшая домой Камилла… Он не слишком радовался переезду, но условия в новом доме оказались гораздо лучше прежних. Если раньше он не мог выйти из комнаты, то теперь в его распоряжении был чуть ли не весь дом. Он, конечно, был гораздо меньше, чем особняк в Колоньи, но зато снаружи — Джейсон мельком успел рассмотреть из окна машины — выглядел как настоящий маленький замок. Что он ещё успел рассмотреть, так это то, что дом стоял отдельно от остальных в маленькой предгорной деревушке. «Деревушка» состояла в основном из современных вилл и коттеджей. Наверное, раньше здесь жили какие-нибудь пастухи, пасшие коров на живописных альпийских лугах, или ещё кто-то в этом же пасторальном ключе, сейчас же о прошлом напоминала только маленькая церковь и несколько старых домов неподалёку от неё. В остальном это был типичный коттеджный посёлок. Судя по тому, что подъездные дорожки ко многим домам были засыпаны снегом, большинство из них сейчас пустовало. Скорее всего, они использовались как летние загородные резиденции.

От особняка, где поселили Джейсона, до ближайшего коттеджа было около трёх минут езды на машине. Место на редкость уединённое и безлюдное…

В доме было два этажа. На первом располагались гостиная, столовая и комнаты прислуги, на втором — четыре спальни. Прислуги было два человека: средних лет женщина занималась кухней и наводила порядок в комнатах, пожилой мужчина ухаживал летом за садом, а зимой боролся с засыпающим всё снегом. Джейсон так и не понял, кем он был по национальности; он неплохо говорил и на французском, и на немецком, но на том и на другом с сильным акцентом.

Обстановка в доме была очень простой, настолько простой, что в этом чувствовалась нарочитость. Джейсону казалось, что он попал в дом-музей, посвящённый былым вкусам женевских протестантов, когда-то рьяно боровшихся с роскошью, но за несколько веков сытой жизни вновь к ней пристрастившихся. В целом же маленький особняк был уютным, тёплым и создававшим ощущение безопасности. Совершенно ложное в случае Джейсона.

В доме ему разрешалось ходить везде, кроме комнат прислуги, также предполагалось, что он не будет заходить в комнаты, которые занимали телохранители. Сюда с ним прибыло только двое. Джейсон даже не запомнил имён, называя их про себя Твидли Дум и Твидли Ди. Он мог свободно перемещаться по дому, но почти никогда не покидал своей комнаты: сидел на кровати целыми днями, изредка читая или же пальцами по покрывалу играя фортепьянные пьесы. На ночь дверь закрывалась на ключ.

Джейсон не строил никаких определённых планов побега. Для начала нужно было придумать, куда он может сбежать. Если в первые дни после встречи с Астоном ему казалось, что, будь у него такая возможность, он бы просто выскочил за дверь и бежал куда глаза глядят, лишь бы подальше отсюда, то теперь оценивал ситуацию более здраво. У него не было ни денег, ни документов, ни места, где бы он мог укрыться. У него не было даже одежды и обуви, в которых он мог бы выйти наружу. Хотя, будь у него деньги и документы (или хотя бы документы), он рискнул бы сбежать и так — до деревни было, по его прикидкам, чуть больше двух километров. Он, конечно, не был уверен, что продержится… С другой стороны, возможно, ему удалось бы стащить что-нибудь из одежды. Главное придумать, что делать дальше, когда он окажется снаружи.

Соображения насчёт денег и документов у него были. У охраны всегда имелся запас наличных на всякие непредвиденные нужды в случае, если невозможно будет воспользоваться картой. Джейсон даже знал, где их искать: телохранители возили с собой маленький металлический кейс, где хранились деньги, запасные комплекты документов (иногда на другое имя) и ещё что-то в этом роде. Он никогда серьёзно не вникал, что именно. Но он почему-то был уверен, что там же, рядом с деньгами, найдёт и свои документы. Их должны были взять. Они могли понадобиться в разных маловероятных ситуациях от остановки патрульной машиной на дороге до поступления в больницу, и служба безопасности Астона к таким мелочам обычно была очень внимательна.

Оставалось только придумать, как добраться до кейса. Джейсон знал, что держал его при себе старший из телохранителей, значит, он был в его комнате. Плохо было то, что комната обычно запиралась, а даже если и нет — за ним самим постоянно присматривали, если он, конечно, находился не у себя. Он решил, что будет ждать подходящего момента, а пока станет продумывать план дальнейших действий, и, как только представится случай, что-нибудь стащит.

Поиск по сайту: