Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Из дневника Джейсона Коллинза 11 страница



Дэниел прижал его к себе и несколько раз поцеловал.

— Я быстро, — сказал он, встал с кровати и подошёл к комоду.

Джейсон наблюдал за его действиями с решимостью и нетерпением, и когда Ламберг вернулся к нему, он притянул его к себе и зашептал:

— Я хочу тебя… Хочу, хочу, хочу…

Он развёл ноги, заставив Дэниела едва не задохнуться от желания. Когда скользкий от смазки палец проник в него, Джейсон подумал, как это знакомо, как будто не прошло полугода.

«Не думай об этом, — одёрнул он самого себя. — Не смей об этом вспоминать. Не позволяй им отравить всю твою жизнь, самый чудесный её момент».

Ламберг не спускал с него глаз, внимательно всматриваясь в выражение его лица, в то время как вторая его рука гладила бедра, живот и член Джейсона.

Тот лишь прикрыл глаза и сглотнул, когда в него вошёл второй палец. Он знал, что боль, сама по себе не сильная, скоро пройдёт. Пальцы медленно и осторожно двигались в нём, лаская и растягивая. Джейсон ощутил прилив возбуждения и слегка подался вперёд, открываясь для Дэниела ещё больше, впуская глубже в себя. Ламберг глухо застонал.

— Джейсон… Джейсон, ты такой узкий. Господи, я не знаю… Я безумно хочу тебя, но я боюсь причинить тебе боль.

— Я хочу этого… Даже боль, — прошептал Джейсон.

Ламберг наклонился к нему и начал целовать, терзая, почти кусая губы. Его пальцы продолжали ритмично двигаться, и поцелуй заглушил лёгкий стон Джейсона, когда в него начал входить третий палец. Боже, это было уже больно, но ему было всё равно. Он хотел принадлежать Дэниелу, хотел отдать ему всё: и тело, и душу, и что-то ещё, тёмное, густое, жаркое, что жило где-то глубоко внутри него и хотело одного — принадлежать, быть покорённым, взятым, раздавленным тяжёлым телом и смятым неумолимой силой. Желание, которое владело им сейчас, было не желанием тела, а желанием души.

Они перекатывались по кровати, лаская и целуя друг друга, как делали уже много раз до того, но сейчас они знали, что эти чувства, это упоение, ненасытимая жажда — всего лишь прелюдия.

Дэниел развёл ноги Джейсона в стороны и устроился между них, жадно целуя подставленное выгнутое горло.

— Скажи, если будет больно, — между поцелуями сказал Дэниел, — скажи, и мы прекратим это.

— Нет, даже если я буду кричать, не выходи.

— Джейсон, я не хочу, чтобы ты…

Джейсон посмотрел ему в глаза, обхватил его лицо руками и прерывающимся голосом произнёс:

— Я хочу… Не останавливайся… Мне будет больно, я знаю, но потом, потом… Я хочу быть с тобой… до конца…

Он смотрел на тяжелый член Дэниела и думал, что в прошлый раз было даже хорошо, что он ничего не видел. Он с трудом мог представить внутри себя нечто настолько большое и твёрдое.

Когда Ламберг начал медленно входить в него, боль была очень сильная, хуже, чем тогда… Он, хотя и обещал себе молчать, не выдержал и, глухо застонав, повернул голову набок и сжал зубами подушку, чтобы не закричать. Дальше Дэниел продвинулся одним рывком, чтобы не продлять пытку. Это вызвало такую боль, что Джейсон инстинктивно попытался вырваться и застонал в голос, хотя ему хотелось не стонать, а кричать. Он зажмурил глаза и не видел, что Дэниел склонился к нему, только почувствовал, как нежные лёгкие поцелуи начали покрывать его лицо.

— Всё… Теперь попробуй расслабиться… Ты очень сильно меня сжимаешь.

Дэниел не шевелился, давая Джейсону время привыкнуть.

Когда он начал осторожно двигаться, накатила новая волна боли, но после неё словно бы стало легче. Джейсон чувствовал, как с каждой секундой боль отступает, перевоплощается в другое ощущение — наполненности, завершённости, невероятно тесного контакта, единения. Он не знал, происходит ли это на самом деле или воображение играет с ним шутки, но он чувствовал каждый миллиметр себя там, чувствовал, как раздвигается его плоть под напором Дэниела, как потом смыкается, когда он отходит. И на этот ритм вскоре начало отвечать всё его тело. Вновь наступила эрекция, хотя Дэниел его и пальцем не коснулся.

Джейсон сначала чуть заметно, а потом все сильнее начал двигать бёдрами в такт движениям Дэниела. Член внутри него — сначала источник боли — теперь доставлял ему наслаждение. Джейсон принимал его в себя, вбирал, втягивал, отвечал дрожью на каждый толчок. Он хотел бы ещё больше слиться со своим любовником, но это уже было невозможно. Он и без того уже растаял и растворился в нём, потеряв себя, превратившись в ритм, в движение, в наслаждение, в восторг.

Джейсон прижал Дэниела к себе, обвил ногами его бёдра, глубже вгоняя мужчину в себя. Его член болел, зажатый между двумя сплетёнными телами, губы онемели от поцелуев, но он не мог остановиться. Он стремился не к наслаждению, а к более полному единению, к той силе, которая всегда влекла его в Дэниеле и которой он с такой готовностью отдавался.

Дэниел выпрямился и чуть приподнял бёдра Джейсона, так, чтобы касаться той точки внутри, которая должна была доставить партнёру ещё большее удовольствие. Джейсон вскрикнул и закусил губу, стоны его стали громче, и когда Дэниел начал сжимать и гладить его член, он беспомощно забился, распятый между двумя источниками непереносимого уже удовольствия.

Ламберг понял, что уже не в состоянии сдерживаться — страстная, открытая реакция Джейсона и содрогания его гибкого тела под ним лишили Дэниела всякого контроля. Он никогда и ничего не хотел в жизни так, как обладать этим мальчиком.

Он стал сильнее, резче двигать рукой, всё ближе подводя Джейсона к разрядке. Он успел лишь услышать, как закричал Джейсон, кончая, и на него самого сокрушительной волной обрушился оргазм.

Когда Дэниел через несколько секунд пришёл в себя, он опустился на скользкий живот Джейсона и стал целовать своего любовника. Он дождался, когда Джейсон откроет глаза и посмотрит на него, и произнёс:

— Ты мой, Джейсон. Навсегда.

 

***

Ламберг обнял его рукой за талию, а губами прижался к затылку:

— Джейсон, просыпайся.

— Не-е-ет…

— Не пойдёшь на работу?

— Вот чёрт! — Джейсон рывком поднялся на постели, сообразив, что сегодня вторник и работу никто не отменял, и тут же вздрогнул от боли.

Дэниел заметил это непроизвольное движение и изменившееся выражение лица:

— Ты не сильно пострадал?

— Кажется, нет, — Джейсон смущённо опустил глаза. Ему трудно было говорить с Ламбергом на такие темы.

— Начнёшь ходить, и всё пройдёт.

— Надеюсь, — сказал Джейсон, про себя подумав: «Легко сказать — начнёшь ходить. Попробовал бы сам походить после того, как в тебя засунут этот… это… такого размера».

Он встал с кровати и пошёл в ванную. Там он замер, увидев своё отражение в зеркале: растрёпанные волосы, искусанные губы, бледная кожа и дьявольские счастливые огоньки в глазах.

«Неужели это я? Я — любовник мужчины? Я прожил всю жизнь, не думая ни о чём подобном, и вдруг теперь… Я в Лондоне, и меня трахает мужик старше меня на пятнадцать лет».

Когда Джейсон оделся и вышел к завтраку, Дэниел уже сидел на своём месте причёсанный, чисто выбритый и пахнущий своим любимым одеколоном. Видимо, воспользовался другой ванной. У Джейсона никогда не доставало смелости выходить из спальни полуодетым, хотя он прекрасно знал, что в эту часть квартиры в их присутствии никто из прислуги или охраны не заходил.

Джейсон не успел дойти до стола, как Дэниел встал и сделал шаг ему навстречу, взяв со стола деревянную коробку. Джейсон посмотрел на неё и вопросительно поднял глаза на Ламберга. Тот улыбнулся и сказал:

— Прости, что не смог приехать на твой день рождения. Это подарок. Я хотел подарить его вчера, но… Я просто потерял голову, когда увидел тебя.

Ламберг приподнял крышку: в коробке лежали золотые часы. Несмотря на сдержанный и простой дизайн, они выглядели изысканно и благородно. И безумно дорого.

— Спасибо, — только и мог сказать Джейсон. — Я не ожидал…

— Сними свои.

Джейсон послушно расстегнул ремешок своих часов и положил их в карман. Ламберг тем временем достал подарок и вернул коробку на стол. Он подошёл к Джейсону и надел часы ему на запястье.

— Я старался выбрать такие, чтобы ты мог носить каждый день.

Джейсон взглянул на белый циферблат и улыбнулся:

— Я вряд ли смогу носить «Патек Филипп» каждый день. Это слишком для меня…

— Ничего не может быть слишком для тебя, — Ламберг провёл кончиками пальцев по тёмным запёкшимся губам Джейсона.

Тот поднял лицо навстречу и чуть приоткрыл рот.

— Джейсон, что ты делаешь со мной! — почти простонал Ламберг и впился губами в его губы.

Он ни с кем никогда не испытывал такого: Джейсону достаточно было слова, жеста, неуловимого движения, чтобы его сердце содрогнулось от прилива такой невероятной нежности и страсти, что он переставал владеть собой.

Джейсон ответил на поцелуй с не меньшим желанием, и несколько минут они не могли оторваться друг от друга.

— Не ходи сегодня на работу, — попросил Ламберг. — Скажи, что заболел… Останься со мной.

— Нет, — Джейсон мягко освободился из объятий Дэниела и отошёл к столу, — надо идти. У нас ещё будет время.

Он опустился на стул.

— Сколько ты здесь пробудешь?

— Я уезжаю в четверг поздно ночью, — ответил Ламберг, занимая своё место за столом.

— У нас ещё три вечера. Тем более, прямо сейчас я вряд ли способен… — Джейсон покраснел и не окончил фразу, зная, что Ламберг его поймёт.

— Естественно, я не собирался набрасываться на тебя прямо сейчас, — произнёс Дэниел. — Я обходился без этого месяц, так что могу потерпеть несколько дней…

Джейсон предпочёл не касаться этой темы и промолчал.

Несколько минут они ели в тишине. Потом Джейсон вдруг спросил:

— Мне всегда было интересно, где ты живёшь…

Ламберг поднял на него глаза, словно не расслышав или не поняв вопроса.

— Не в Лондоне же… Эта квартира появилась недавно, в доме, ты сам говорил, никто не жил много лет. Ты приезжаешь сюда ко мне. А где ты сам живёшь?

Ламберг прожевал кусочек омлета, выдержав долгую паузу.

— Скорее, в Париже… Правда, сейчас я стал бывать там реже, чем раньше.

— Ты почти никогда не упоминал про Париж.

— Нельзя сказать, что там мой родной дом, — пожал плечами Дэниел. — Я с детства нигде не жил подолгу. Париж, честно говоря, не слишком для меня удобен, у меня мало дел во Франции. Но это своего рода привычка, традиция. Я родился в Лондоне, но проводил тут не больше двух месяцев в год, столько же примерно в Нью-Йорке, в Женеве или Цюрихе. Моя мать предпочитала Париж и французскую Ривьеру, так что большую часть времени мы метались между ними.

— Удивительно… А я почти всю жизнь провёл на одном месте.

— Возможно, ребёнку всё же лучше иметь постоянный дом.

Джейсон допил кофе и аккуратно вернул чашку с блюдцем на место.

— Ребёнку лучше иметь нормальную семью, где бы он ни жил, — сказал он и тут же поменял тему разговора: — Мне пора на работу. Увидимся вечером.

— Сегодня вечером, и завтра, и послезавтра.

— Я собирался в четверг на концерт, — вспомнил вдруг Джейсон. — Конечно, я всё отменю, раз ты будешь здесь. Но, может быть, ты бы хотел сходить со мной?.. Ничего особенного, камерный оркестр, Гендель. Хотя, конечно, ты не пойдёшь… — вздохнул он.

— С кем ты идёшь? С друзьями по школе? — поинтересовался Ламберг, сделав особое ударение на слове «друзья».

— Да, с ними.

— Нет, возможно, в другой раз. Вдвоём.

 

Глава 19

Лондон, август 2006

 

Лето пролетало неделя за неделей.

Отношения Джейсона с Дэниелом — теперь он не мог отрицать, что это действительно были отношения — вошли в свой ритм, но от этого отнюдь не стали однообразными. Ламберг уезжал, иногда надолго, затем возвращался и всякий раз с нескрываемой жадностью бросался целовать Джейсона, вёл его в спальню, где они любили друг друга и никак не могли насытиться.

Они всё лучше узнавали друг друга и всё дальше уходили от неловкости и нервозности их первого раза. Дэниел брал его властно и сильно, вырывая из груди крики и стоны, и в то же время каждое его движение было исполнено нежности. Джейсон открыл в себе какую-то новую, неизвестную ему сторону — он хотел, чтобы им обладали. Этого хотели и его тело, и душа. Теперь он уже не мог быть ничьим.

Если раньше его грызли сомнения, то теперь он всё больше уверялся в том, что даже во время долгих поездок Дэниел остаётся ему верен. Ламберг уже давно твердил ему, что с самой их встречи в Эпплтоне он больше ни о ком не мог думать и не занимался сексом ни с кем, кроме него. Но Джейсон был не особо склонен верить молодому и недурному собой миллионеру, который путешествует по всему миру, посещает десятки светских мероприятий и скрывает от него значительную часть своей жизни.

Эта часть, насколько мог судить Джейсон, касалась в основном работы, но ему всё равно казалось странным откровенное нежелание посвящать его в свои дела, рассказывать о встречах, на которые он то и дело летал, или вести в его присутствии разговоры по телефону. Он понимал, что Ламберг что-то скрывает от него, но предпочитал об этом не задумываться. Он просто гнал эти мысли из головы и делал вид, что ничего необычного не замечает.

Их отношения не были сконцентрированы на сексе: оба получали огромное удовольствие от разговоров, случайных прикосновений, того тепла, которое они могли дать друг другу. Ламберг стал оставаться в Лондоне дольше, а не на один-два дня. Как он объяснил, ему нужно было время, чтобы реорганизовать свои дела так, чтобы можно было управлять бизнесом из Лондона. Но если раньше все вечера, пусть и немногочисленные, были в их распоряжении, то теперь Дэниел стал чаще посещать ужины и приёмы, во время которых Джейсон или ждал его возвращения, или оставался у себя дома.

Первое время для него было оскорбительным быть тайным любовником, но постепенно чувство обиды притупилось, и он спокойно относился к тому, что Ламберг выходит в свет без него, тем более что делал он это не для собственного удовольствия — положение и работа обязывали.

Со своей работой Джейсон собирался распрощаться в ближайший месяц. Это оказалось не так просто, как он думал, но в итоге бюрократические препоны были преодолены и всё устроилось. Осенью он должен был начать семестр в Школе экономики. Ламберг, сначала предлагавший ему учиться и работать в лондонском офисе его фонда, пошёл на попятный, заявив, что если Джейсон будет и работать, и учиться, то у него не останется времени на личную жизнь:

— Я достаточно долго мирился с твоей теперешней работой. Наконец-то мы сможем пожить спокойно.

— У меня будут занятия. Я не буду находиться в твоём полном распоряжении, — ответил Джейсон.

— Учёба занимает меньше времени, и график более гибкий.

— Хорошо, если ты не хочешь, я не буду настаивать. Я могу найти работу и в другом месте.

Ламберг отложил газету, которую до этого пролистывал, в сторону и чуть не выскочил из-за своего рабочего стола.

— Какую, позволь спросить? Кем ты собрался работать? Официантом? Продавцом в магазине?

— Я не думал конкретно…

— Джейсон, перестань заниматься ерундой. Тебе прекрасно живётся безо всякой работы. Я тебя полностью обеспечиваю.

— В этом-то и проблема, — Джейсон встал и дивана и подошёл к книжному шкафу, словно его вдруг заинтересовала какая-то книга. — Я и так принимаю от тебя очень много. Я благодарен тебе, но это мне не по душе. Пока я работаю, у меня есть собственные средства на повседневные расходы. Но когда я перестану, то что, буду просить у тебя по утрам деньги на ланч или на метро?

— Нет, тебе не надо будет просить деньги на ланч, и я надеюсь, ты перестанешь ездить на метро. К твоим услугам две машины, пользуйся ими. Что касается денег, я предлагал тебе открыть счёт и предлагаю ещё раз. Думаю, пятидесяти тысяч фунтов тебе хватит на повседневные расходы до конца года.

Джейсон покачал головой.

— Дэниел, ты не понимаешь элементарных вещей! Мы с тобой как будто живём в параллельных мирах…

— Ни в одном известном мне мире не считается зазорным принимать финансовую поддержку от мужа, родителей, братьев или сестёр.

— Ты ни то, ни другое, ни третье…

Ламберг встал из-за стола, подошёл к Джейсону и обнял его за плечи:

— С тобой невозможно разговаривать… Давай условимся, что я возьму тебя на работу, скажем, с ноября. К этому времени ты уже немного проучишься, оценишь нагрузку. Тогда всё и решим. Но имей в виду, никакой работы на стороне я не потерплю.

— Что это значит? — возмущённо сверкнул глазами Джейсон.

— Я определенно не был счастлив, что ты проводишь все дни в своём унылом офисе. Я бы со временем попросил тебя оставить работу, но ты очень кстати решил распрощаться с ней сам. Я избавился от одной проблемы и не хочу, чтобы на её месте появилась новая.

— Я не понимаю, в чём тут проблема… Но дело не в этом! Не тебе решать, где и кем я буду работать.

— Мы фактически живём вместе. Ты мой партнёр, и моё мнение должно что-то значить.

— Я не припоминаю, чтобы ты спрашивал моегомнения относительно своей работы, — возразил Джейсон.

— У нас несколько разное положение, согласись.

Джейсон смерил Ламберга холодным взглядом так, словно это он был на голову выше, и яростно-чётким голосом произнёс:

— Спасибо, что напомнил. Пойду займу полагающееся мне место в твоей спальне.

С этими словами он развернулся и стремительно вышел из кабинета.

Ламберг замер, вспоминая и смакуя этот хлёсткий взгляд свысока, ледяную ярость в голосе, идеально прямую напряжённую спину и гордый поворот головы.

— Ты само совершенство, Джейсон, — прошептал он. — Я мечтал о таком… Нет, о такомя даже не мечтал.

 

***

Их ссоры случались редко и никогда не длились долго, заканчиваясь жарким примирением в постели. Чаще всего последнее слово оставалось за Ламбергом, и Джейсон рано или поздно соглашался с его решением.

Но Дэниел был уступчив и внимателен в сотне других мелочей. Через две недели после того концерта, пропущенного Джейсоном, Дэниел сходил с ним на другой. После того как Джейсон упомянул, что скучает по новоанглийскому супу из моллюсков, клэм-чаудер появился на столе следующим вечером. Таких маленьких знаков внимания было множество, и Джейсон удивлялся, как настолько занятой человек находит в себе желание и силы замечать всё это, запоминать и исполнять желания своего любовника, порой даже и невысказанные.

В свободное время Джейсон готовился к учёбе по рекомендованным книгам и статьям, играл на фортепьяно, читал. С друзьями он встречался реже, но не потому, что Ламберг не одобрял эту компанию, а просто потому, что предпочитал проводить время с ним, если тот был в городе.

Эта суббота была у Джейсона свободна — Ламберг был приглашён на благотворительный приём в посольстве Швеции и собирался быть поздно. Джейсон сказал, что проведёт вечер с друзьями и останется на ночь у себя дома. Он дождался, пока Дэниел отбудет во всём блеске — во фраке он смотрелся невероятно аристократично, — и попросил шофёра отвезти его к кафе, где они договорились встретиться с Эмили и остальной компанией. Как обычно, машина остановилась за квартал до нужного места, так как Джейсон не желал, чтобы его видели выходящим из «Роллс-Ройса» или «Мерседеса».

Уже под конец вечера, в десятом часу, позвонил Ламберг сказать, что приём, похоже, закончится не так поздно, как он думал, и он будет дома через два часа, может, чуть больше.

— Мы уже собираемся по домам, — сказал Джейсон. — Я поеду к себе.

— Позвони, чтобы тебя отвезли.

— Доберусь сам, — отмахнулся Джейсон.

Уже почти в дверях несколько человек решили продолжить вечер дома у Джейка. Джейсон сначала хотел отказаться, но потом подумал, почему он должен вечно сидеть дома, пока Дэниел развлекается на великосветских вечеринках.

Они взяли такси и на двух машинах поехали к Джейку. От него гости начали расходиться после двенадцати, и Джейсон уходил одним из последних.

На выходе из подъезда его ждал один из телохранителей Ламберга, Хиршау, если Джейсон правильно запомнил его фамилию, поджарый светловолосый немец.

— Вас ждёт машина, мистер Коллинз.

— Спасибо, я вызвал такси.

— Это не обсуждается. Вас приказано отвезти к мистеру Ламбергу. Он ждёт.

Жёсткий акцент делал и без того не самые вежливые фразы ещё грубее и агрессивнее. Джейсон не стал спорить. В конце концов, это была идея босса, а не исполнителя. Он сел на заднее сиденье автомобиля, злясь на Дэниела, который мало того что приказывал следить за ним, так ещё и считал себя вправе вызывать его к себе домой в любое время дня и ночи. С другой стороны, завтра утром Ламберг улетал в Цюрих, и перспектива провести последнюю ночь вместе казалась не такой уж плохой.

В холле их встретил Дэвис, телохранитель, с которым Джейсон познакомился одним из первых. Он сухо поздоровался с Джейсоном и сообщил, что Ламберг ждёт его у себя.

Когда он вошёл в комнату, Дэниел, уже переодетый в домашнее, стоял у окна, за которым в этот час ничего, кроме огней, не было видно. В спальне было темно — горела лишь одна лампа на столике возле кровати.

— Что-то случилось? — спросил Джейсон, прикрывая за собой дверь.

— Почему ты мне солгал, Джейсон? — глухим голосом спросил Ламберг, даже не повернувшись.

Джейсон приблизился к нему на несколько шагов.

— Солгал? Когда и о чём?

— Сегодня, — Дэниел наконец развернулся лицом к Джейсону. В глазах его горела ярость. — Когда я звонил, ты сказал, что поедешь домой.

Джейсон не ощущал за собой никакой вины, но гнев Дэниела, его напряжённая поза хищника, готового к броску на жертву, заставили его голос дрогнуть:

— Я действительно собирался домой, но передумал. В последний момент.

— Передумал? И пробыл там до конца, хотя остальные уже разошлись? — уточнил Ламберг недобрым тоном.

— Когда я уходил, оставалось ещё двое. И я не понимаю, какое это имеет значение…

Ламберг одним шагом преодолел разделявшее их расстояние и наотмашь ударил Джейсона по лицу. Тот навзничь упал на стоявшую сзади кровать, скорее, не от силы удара, а от неожиданности. Дэниел бросился на него и перевернул на спину, схватив за руки и пригвоздив к постели своим весом:

— Тебе так понравилось, что одного меня уже недостаточно?

Джейсон смотрел на него расширившимися глазами, в которых пока не было страха, только непонимание. Он словно не верил, что это происходило на самом деле. Он тяжело дышал, не в силах вымолвить ни звука.

— Думал, можешь трахаться со своими дружками, а я ничего не узнаю?

— Я не… Как ты мог подумать такое?! — дрожащим голосом проговорил Джейсон.

Ламберг выпустил наконец из рук запястья Джейсона. Тот попытался отползти назад, но ноги его до сих пор были прижаты.

— Я никогда… Господи, у меня даже в мыслях такого не было! Поверь! — Джейсон чуть не плакал от обиды.

Он увидел, что Дэниел расстёгивает пряжку его ремня.

— Что ты делаешь?!

— Проверяю, — одним словом ответил Ламберг.

Джейсон на несколько секунд замер, пытаясь понять, что бы это значило, а затем в его глазах появился страх. Он со всей силы ударил Ламберга в грудь руками и оттолкнулся ногами, сумев сбросить мужчину с себя. Но уже через несколько секунд Дэниел снова схватил его и попытался прижать к кровати. Джейсон отчаянно сопротивлялся, колотя Ламберга кулаками и отпинываясь, но так и не мог окончательно освободиться.

— Если ты не успокоишься, — задыхаясь прошипел Ламберг, — тебя будет держать охрана! Клянусь, я позову их! — громче крикнул он, видя, что Джейсон не унимается.

Наконец, ему удалось перевернуть его на живот и, навалившись всем телом, вдавить лицом в подушки. Джейсон застонал, поняв, что не сможет теперь вырваться.

— Нет, не делай этого! — закричал он, когда Ламберг рванул на себя пояс его брюк. — Нет!.. Пожалуйста, нет!

Он продолжал извиваться и биться, когда Дэниел втиснул колено ему между ног, вынудив немного развести их.

— Дэниел, не надо! Нет! Пожалуйста… — сдавленно кричал Джейсон в подушки, чувствуя, как рука Ламберга забирается внутрь белья.

Он прекратил сопротивляться и обмяк, когда палец Ламберга грубо проник в него, причинив резкую рвущую боль. Было больно, но эта боль была ничем по сравнение с тем, что происходило сейчас в его душе.

Через пару секунд Ламберг отпустил его, с мрачным удовлетворением сказав:

— Что ж, сегодня в тебе никого не было.

Джейсон застонал от стыда и унижения. Дэниел склонился к его уху и произнёс:

— Помни: ты принадлежишь мне.

Он поднялся с кровати и вышел из комнаты, оставив Джейсона распростёртым на измятой постели.

И только когда шаги Ламберга стихли в коридоре и где-то мягко щёлкнула закрываемая дверь, у Джейсона выступили слёзы на глазах. Он ни разу не проронил ни слезинки с тех пор, как выбрался из камеры, как бы плохо, больно и одиноко ему не было. Но три эти ужасные минуты нанесли ему страшный удар. Он лежал, не шевелясь и не меняя позы, словно в оцепенении, а бессильные слёзы катились по щекам. Потом они закончились и остались лишь тихие горькие всхлипы. А потом он сам не заметил, как уснул, вымотанный и обессиленный бесконечно долгим днём и перенесённым унижением.

Он проснулся практически в той же самой позе несколько часов спустя. Шторы не были задёрнуты, и комнату заливал бледный утренний свет. Джейсон посмотрел на часы, стоявшие на прикроватном столике: без двадцати семь. Почему он спит в одежде? И тут он всё вспомнил.

Джейсон перевернулся на спину и закрыл лицо ладонями, не в силах поверить, что это не было сном. Он опустил руки и тут же боковым зрением заметил тёмную фигуру слева от кровати.

В кресле возле двери неподвижно сидел Ламберг. Джейсон бросил на него короткий взгляд, но ничего не сказал и не повернулся, лишь приподнялся на подушках, оказавшись теперь в полусидячем положении.

— Я не мог уснуть, — тихо произнёс Дэниел, — я уже четыре часа сижу здесь, смотрю на тебя и…

На бледном застывшем лице Джейсона не шевельнулся ни один мускул, так что было непонятно, слышит ли он, понимает ли.

— Прости меня. Я не должен был так поступать, не должен был давать волю чувствам, ревности… Я не совладал с собой. Прости…

Дэниел встал с кресла и опустился на колени возле кровати. Он взял в руки узкую ладонь Джейсона — тот не сопротивлялся, он был похож на тряпичную куклу, равнодушно позволяющую делать с ней что угодно — и прижал её к губам. Ламберг сел на пол, привалившись плечом и щекой к кровати и не выпуская пальцев Джейсона из рук.

— Пожалуйста, никогда больше так не делай, не давай мне повод подумать, что… Это невыносимо для меня. Как будто внутри всё горит. Это худшая пытка. Ты вряд ли способен сейчас испытывать ко мне сострадание, но ты ведь можешь понять меня, Джейсон! Я люблю тебя, я больше всего на свете боюсь тебя потерять. Ты слишком красив, и я никогда не смогу быть спокоен, отпуская тебя куда-то. Я знал, что этот парень заглядывается на тебя, что он… Боже, не хочу об этом говорить. Я намного старше тебя, и я никогда не знал — я до сих пор не знаю, — почему ты согласился быть со мной. Я никогда не слышал от тебя ни слова, ты никогда ни единым знаком не давал мне понять, что тебя в отношениях со мной привлекает что-либо ещё, кроме секса, что они важны для тебя. Что я важен для тебя. Может быть, ты со мной лишь за неимением лучшего. Может быть, когда ты встретишь другого, молодого и красивого человека своего возраста, одних с тобой интересов, то захочешь уйти от меня. Я боюсь потерять тебя. И я сделаю всё, чтобы этого не произошло. Я не позволю тебе уйти. Не знаю как, но я не дам этому случиться. Ты должен быть со мной. Только со мной, Джейсон. Я не смогу без тебя. Прости…

Дэниел прижался щекой к руке Джейсона.

— Эта спальня… Мы как будто заперты в ней. Мне надоела эта комната, эта квартира. Они как тюрьма. Джейсон, давай уедем куда-нибудь… Куда угодно, только чтобы вырваться отсюда.

Несколько минут в комнате царило тяжёлое молчание: Дэниел не заговаривал, а Джейсон всё так же неподвижно сидел на постели. Вдруг его пальцы в ладони Ламберга дрогнули, и Джейсон мягко освободил их.

— Извини, — ровным тоном, в котором невозможно было различить ничего, произнёс он. — Мне нужно в ванную.

Он встал с кровати и пересёк комнату, так и не удостоив Дэниела взглядом.

Когда он вышел из ванной, укутанный в кофейного цвета халат, в комнате было пусто. Он прошёл через другую дверь в гардеробную — там были в основном вещи Ламберга, но он сам тоже держал там небольшой запас рубашек. К сожалению, запасных костюмов на смену этому, сильно помятому, у него тут не было.

Едва Джейсон успел переодеться, как в дверь постучал Николс и сообщил, что завтрак будет подан через пятнадцать минут. Видимо, Ламберг имел наглость полагать, что он захочет есть с ним за одним столом.

Он опустился на кровать. В том, что произошло вчера, была и толика его вины: он знал, что Ламберг не в восторге от его дружбы с Джейком, а Брент явно предупредил его об этом, однако он был настолько неосмотрителен и глуп, что поехал к нему поздно ночью. И, действительно, Ламберг неоднократно говорил ему о своих чувствах и об их серьёзности, а он сам — только о своих сомнениях. Сомнениях в себе, в их отношениях, в чувствах Дэниела… Он полагал, что то, на что он пошёл ради Дэниела, не нуждалось в пояснениях.

Но даже если он и был в чём-то не прав, вчерашний всплеск ярости не был соразмерен вине.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.