Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

ЧЕЛОВЕК ТАК УСТРОЕН: ЕСЛИ В НЕГО ВЫСТРЕЛИТЬ, ПОЛЬЕТСЯ КРОВЬ 3 страница



«Я снова увижу Мюу», – от этой мысли душа Сумирэ заходилась и трепетала. Чем‑то заняться не получалось: все валилось из рук. Будто она стоит на вершине холма, и ветер обдувает ее со всех сторон – такое вот чувство. Сумирэ села за стол, закурила. Как обычно, включила «вапро». Ждала, уставившись на экран, – ни единой фразы. Представить, что такое с ней может случиться, было просто невозможно. Плюнув на эту затею, Сумирэ выключила «вапро» и улеглась в своей комнатке на пол. Так и лежала – с незажженной сигаретой в зубах, бесцельно блуждая по собственным мыслям.

«Я снова буду разговаривать с нею. От одного этого сердце замирает. А вдруг мы простимся и больше никогда не увидимся – не то чтобы какая‑то особая причина, а просто так – тогда что? Тяжко мне будет – вот тогда что, никто и не сомневается. Получается, эта красивая, ухоженная, взрослая женщина вызывает во мне такое восхищение? Да нет же, здесь что‑то другое. – Сумирэ отвергла эту мысль. – Я хочу быть рядом с нею, хочу, чтобы моя рука постоянно касалась ее тела. Не слишком это похоже просто на восхищение».

Сумирэ вздохнула, какое‑то время рассматривала потолок, потом закурила. «Все‑таки странная вещь: в двадцать два года впервые в жизни я по‑настоящему влюбляюсь и совершенно случайно – в женщину».

Мюу заказала столик в ресторане, примерно в десяти минутах пешком от станции метро Омотэ‑сандо. Новичку найти его было совсем не просто, да и внутрь попасть – тоже: ресторан явно не из тех, куда можно забежать по дороге и перекусить. Даже название его никак не запоминалось с первого раза. У входа Сумирэ назвала имя Мюу, и ее проводили в маленький отдельный кабинет на втором этаже. Мюу была уже там – пила минеральную воду «Перье» со льдом и оживленно обсуждала меню с официантом.

На Мюу была синяя рубашка «поло», поверх нее хлопковый свитер того же цвета, узкие белые джинсы, в волосах – гладкая серебряная заколка. На столе в углу лежали ярко‑синие солнечные очки, на стуле – ракетка для сквоша и виниловая спортивная сумка «Миссони». Наверное, отыграла днем несколько сетов и встретилась с Сумирэ по дороге домой. На щеках Мюу еще играл легкий румянец. Сумирэ представила, как Мюу в спортивном клубе стоит под душем и смывает с себя пот, а мыло у нее – с каким‑то невероятным запахом.

Когда Сумирэ вошла – как обычно, в своем пиджаке в елочку, штанах цвета хаки, с волосами, торчащими в разные стороны, как у сироты, – Мюу оторвала взгляд от меню и ослепительно улыбнулась.

– Помнится, ты как‑то призналась, что равнодушна к еде, так? Не возражаешь, если я закажу для нас что‑нибудь на свой вкус?

– Конечно, нет, – ответила Сумирэ.

Мюу выбрала для себя и Сумирэ одинаковые блюда. Заказала свежую белую рыбу, обжаренную на углях, под зеленым соусом с грибами – это было основное блюдо. Правильно «подгоревшая» корочка филе выглядела очень красиво. Можно даже сказать – высокохудожественно, так она была изящна и убедительна. Рыбу дополняли немного ньокки из тыквы, а также листья цикория, очень изысканно разложенные на тарелке. На десерт подали крем‑брюле, который ела одна Сумирэ. Мюу сделала вид, что его не замечает. Обед завершал кофе‑эспрессо. «Видимо, она очень внимательно относится к тому, что ест», – предположила Сумирэ. Шея Мюу была тонкой, как стебелек, на теле – ни грамма лишнего жира. Вряд ли она сидела на диете. Скорее всего, некогда решила для себя строго и без малейшего компромисса следить за тем, что ест. Совсем как спартанцы, отрезанные от мира в крепости на горном перевале.

За обедом Мюу и Сумирэ разговаривали как‑то обо всем сразу и ни о чем конкретно. Мюу хотела узнать побольше о самой Сумирэ, о ее детстве и задавала много вопросов, на которые Сумирэ честно и добросовестно отвечала. Об отце, маме, о школах, в которых училась (и которые так и не полюбила), о премии, полученной на конкурсе сочинений (велосипед и энциклопедия), о том, как она бросила институт, о своей нынешней жизни. Никаких особо захватывающих событий там не было. Однако Мюу слушала историю ее жизни, буквально затаив дыхание, словно то был рассказ о стране с удивительными нравами и обычаями, где она ни разу не была.

Самой Сумирэ хотелось бы узнать как можно больше о Мюу. У нее скопилась целая куча вопросов, но Мюу, похоже, не очень любила говорить о себе.

– Моя жизнь? Да это неинтересно, – улыбнулась она. – Лучше я тебя послушаю.

Обед заканчивался, а Сумирэ по‑прежнему почти ничего не узнала о ней. Мюу лишь рассказала об отце, который значительную сумму денег, заработанных в Японии, подарил родному городку на севере Кореи и построил для жителей несколько прекрасных зданий. В благодарность по сей день там на площади стоит бронзовый памятник ему.

– Это маленький горный поселок. Может, потому, что я была там зимой, но место с самого первого взгляда показалось мне страшно унылым. Красновато‑коричневые скалы, по склонам – кривые, согнутые деревья. Я была еще маленькой, когда отец взял меня туда с собой – как раз на открытие памятника. Там живет много наших родственников, все они собрались, принялись плакать и обнимать меня. Я хорошо помню: они мне что‑то говорят и говорят, а я не понимаю ни слова, и только ужас в душе. Для меня этот городок был просто местом в незнакомой чужой стране.

– А этот памятник – он какой? – спросила Сумирэ. Среди ее знакомых не было ни одного человека, кому воздвигли бы памятник.

– Самый обычный, бронзовый. Даже можно сказать – «типовой». Таких по всему миру полно. Но вот когда твой собственный отец превращается в бронзовый памятник – это довольно странно. Представь, приезжаешь в Тигасаки, а там на площади перед вокзалом стоит памятник твоему отцу. Как бы ты себя чувствовала? Правда, все‑таки странно? Мой отец в жизни был маленького роста, а став бронзовой статуей, превратился в величественного гиганта. Увидев его, я тогда подумала: «Все в этом мире выглядит совсем не так, как оно есть на самом деле». Мне было всего пять лет.

Сумирэ подумала: «Наверно, в бронзе отец смотрелся бы скромнее, чем в жизни, не так возмутительно эротично. Так‑то он, конечно, очень хорош, и даже слишком».

– Я хотела бы продолжить наш вчерашний разговор, – начала Мюу, когда им принесли по второму эспрессо. – Ну как, ты не против у меня поработать?

Сумирэ хотелось курить, но пепельницы она не обнаружила, и пришлось ограничиться глотком холодной «Перье». Она постаралась ответить очень искренне.

– Поработать… А конкретно, что нужно будет делать? Кажется, я уже говорила, что раньше занималась только простой физической работой, а нормальной у меня еще ни разу не было. Да и приличной одежды ходить на работу нет. То, в чем я была на свадьбе, – не мои вещи, я их одолжила у одной знакомой.

Мюу невозмутимо кивнула. Казалось, нечто подобное она и ожидала услышать.

– Что ты за человек, я, в общем, уже поняла по твоим рассказам и думаю, что ты без проблем справишься с той работой, которую я хочу тебе предложить. Остальное не так важно. Важно только одно: хочешь ты работать со мной или нет. Просто подумай: «да» или «нет».

Сумирэ начала отвечать, тщательно подбирая слова:

– Я очень рада получить такое предложение, но сейчас для меня самое важное – все‑таки написать роман. Из‑за этого я даже бросила институт…

Мюу посмотрела Сумирэ прямо в лицо. Та кожей почувствовала этот спокойный взгляд, и лицо ее запылало.

– Могу я честно сказать, что думаю?

– Конечно. Все, что угодно.

– Только, наверное, тебя это расстроит.

Сумирэ плотно сжала губы, давая понять, что она готова к худшему, и посмотрела Мюу в глаза.

– Сейчас ты вряд ли способна написать что‑то стоящее, даже если просидишь за письменным столом целую вечность, – сказала Мюу спокойно, однако твердо. – У тебя есть талант. Уверена, когда‑нибудь ты обязательно напишешь прекрасную вещь. Я не просто так говорю, я искренне, всем сердцем так чувствую. В тебе есть какая‑то природная мощь, я это вижу. Но сейчас еще не время. Ты не готова. Чтобы распахнуть эту дверь, силенок пока не хватает. Да ты и сама это ощущаешь, не так ли?

– Время и опыт, – подытожила Сумирэ.

Мюу улыбнулась:

– Так что сейчас давай‑ка поработаем вместе. Думаю, так будет лучше. Но если ты почувствуешь, что время пришло, без стеснения все бросай и пиши себе романы, сколько душе угодно. Ты же по характеру не очень шустрая и смекалистая – в смысле быстроты реакции. Ты из тех, кому, чтобы раскрыть себя, реализовать свои способности, нужно гораздо больше времени, чем другим. Ну, допустим, исполнится тебе двадцать восемь, а получаться ничего еще не начнет, помощи от родителей больше не будет, и ты станешь нищей – замечательно. Да, наверное, придется поголодать немного, зато какой опыт для писателя…

Сумирэ попыталась что‑то сказать и уже открыла рот, но с голосом случилось что‑то непонятное, и она лишь молча кивнула. Мюу протянула руку на середину стола.

– Дай мне руку.

Сумирэ подчинилась. Мюу взяла ее руку в свою, словно стараясь укутать ее ладонью. Теплой и гладкой.

– Не надо так волноваться. Ну же, перестань хмуриться. Все у нас с тобой получится, вот увидишь.

Сумирэ проглотила слюну. Кое‑как постаралась расслабить напряженные мышцы лица. Стало казаться, что под этим прямым пристальным взглядом Мюу все ее существо начинает потихоньку съеживаться. Еще немного, и она вообще может исчезнуть, словно кусочек льда, умирающий на солнце.

– Со следующей недели добро пожаловать ко мне в офис на работу. Три раза в неделю – понедельник, среда и пятница. Можешь приходить к десяти и уходить в четыре. Тогда не будешь попадать в часы пик, правильно? Много платить не смогу, но и работа не такая тяжелая, а в свободное время сможешь читать, я не возражаю. Единственное, о чем попрошу, – два раза в неделю заниматься с преподавателем итальянским. Поскольку ты говоришь по‑испански, выучить итальянский будет достаточно легко. И еще я прошу тебя в свободное время практиковаться в разговорном английском и вождении. Ну как, справишься?

– Думаю, что да, – ответила Сумирэ. Но голос ее прозвучал так, будто вместо нее говорил совершенно посторонний человек, который к тому же находился в другой комнате. Неважно, попросят меня о чем‑то или прикажут что‑то сделать, – сейчас я на все, не раздумывая, отвечу «да».

Не меняя позы, не отнимая руки, Мюу смотрела прямо в глаза Сумирэ. В глубине ее совершенно черных зрачков Сумирэ видела собственное четкое отражение. Ей стало казаться, что там, по ту сторону, – ее душа, которую засосало в зеркала. Сумирэ очень нравилось и в то же время очень пугало это ее отражение.

Мюу улыбнулась, и в уголках ее глаз появились очаровательные морщинки.

– Пойдем ко мне домой. Я хочу тебе кое‑что показать.

 

 

В свои первые летние каникулы в институте я один отправился путешествовать по Хокурику[13]– просто так, без особой цели. В поезде познакомился с женщиной. Она тоже путешествовала одна и была старше меня на восемь лет. Мы вместе провели одну ночь. Чем‑то это было похоже на историю в начале «Сансиро»[14].

Женщина работала в отделе валютных операций одного токийского банка. Когда ей удавалось взять отпуск, она всегда в одиночку отправлялась путешествовать, прихватив с собой несколько книг.

– Путешествовать с кем‑то – сплошная нервотрепка, – объяснила она.

Эта женщина обладала совершенно удивительной притягательностью, и я не мог понять, с чего это вдруг она заинтересовалась мною – долговязым, молчаливым восемнадцатилетним студентиком. Но, казалось, она прекрасно себя чувствовала, сидя напротив и непринужденно болтая обо всякой безобидной ерунде. Много и громко смеялась. Да и я сам, что редко со мной бывает, что‑то ей беззаботно рассказывал. Случайно оказалось, что мы оба выходим в Канадзаве[15].

– У вас есть, где остановиться? – спросила она.

– Нет, – ответил я (в то время я никаких мест для ночлега заранее не бронировал), и тогда она сказала, что у нее есть номер в гостинице, где мы можем остановиться вместе.

– Вы не беспокойтесь. Один или два человека – без разницы, платить одинаково.

Я никак не мог расслабиться, поэтому в первый раз секс у нас получился каким‑то дерганным и неуклюжим. За что я, собственно, и попросил прощения.

– О, мы так галантны! Пустяки, не стоит извиняться, – сказала она.

Женщина, выйдя из душа, накинула халат, достала из холодильника две банки холодного пива, одну протянула мне.

Выпив половину своей, она вдруг спросила, словно внезапно о чем‑то вспомнила:

– Ты водишь машину?

– Вожу, – ответил я.

– Как водишь – хорошо?

– Недавно получил права, так что еще не очень. Средне.

Она улыбнулась.

– Я тоже. Мне‑то самой кажется, что я классно вожу, но вот окружающие так не думают. Скорее всего, я тоже вожу так себе. Скажи, среди твоих знакомых есть, наверно, такие, кто водит машину, – просто супер?

– Да.

– А есть и другие, кто так здорово не умеет, да?

Я кивнул. Она медленно отпила еще один глоток и немного подумала.

– Наверное, такие вещи в какой‑то степени – все‑таки от рождения. Можно даже сказать, талант. Есть люди, у которых все ловко получается, а есть и другие, У которых руки не из того места растут… В то же время среди тех, кто нас окружает, есть внимательные люди, а есть и не очень. Ведь так?

Я снова кивнул.

– Вот представь на секунду: тебе нужно отправиться с кем‑то на машине в далекое путешествие. И вам придется сидеть за рулем по очереди. Ты бы кого выбрал – классного водителя, но не очень внимательного человека или же того, кто водит машину не очень хорошо, зато внимательный? Какой тип тебе ближе?

– Пожалуй, второй, – ответил я.

– И мне, – сказала она. – Вот и в этом деле то же самое: умелый или нет, искусный или не очень – это вовсе не так уж важно. Мне кажется. Самое главное – быть внимательным. Спокойно, без суеты и внимательно вслушиваться во все и вся, что тебя окружает.

– Вслушиваться? – спросил я.

Она только улыбнулась и ничего не сказала. Чуть позже мы снова занялись сексом, и на этот раз все было удивительно спокойно, приятно, и души наши тоже сплетались воедино.

Я стал понемногу понимать, как это – «внимательно вслушиваться». Тогда я впервые в жизни увидел, какой может быть женщина, когда ей по‑настоящему хорошо в постели.

На следующий день мы вместе позавтракали и расстались. Каждый отправился своей дорогой – она продолжила свое путешествие, я свое. Перед тем как проститься, она сообщила, что через два месяца выходит замуж за своего сослуживца.

– Он очень хороший человек, – улыбнулась она. – Мы уже пять лет вместе и вот, наконец, решили пожениться. Вряд ли я смогу в ближайшее время путешествовать одна. Пожалуй, это последний раз.

Я был молод и считал, что такие яркие приключения в жизни случаются сплошь и рядом. То, что это далеко не так, я осознал уже значительно позже.

Эту историю я рассказал Сумирэ когда‑то очень давно. Почему – толком и не припомню. Может, когда у нас зашел тот самый разговор о половом влечении? Наверное. У меня вообще такой характер: спроси меня в лоб о чем‑нибудь – я, как правило, и выложу честно все как есть.

– Так в чем все‑таки суть рассказа? – спросила меня тогда Сумирэ.

– Быть внимательным – вот в чем. Да, скорее всего, так, – ответил я. – Не судить обо всем заранее, злобно бубня себе под нос: «Это будет так, а то – этак». В любой ситуации нужно просто вслушиваться в то, что тебя окружает – непредвзято, искренне, а еще – держать душу и мысли нараспашку.

– Хм… – произнесла Сумирэ. Она, похоже, прокручивала в голове эпизод моего небольшого сексуального приключения. Наверняка обдумывала, как бы втиснуть его в свой роман. – Да уж, ты много испытал всякого разного.

– Ничего такого всякого разного я не испытывал, – попытался возмутиться я. – То, что я испытал, произошло совершенно случайно.

Слегка покусывая ногти, она ненадолго ушла в свои мысли.

– И все‑таки что нужно сделать, чтобы стать «внимательным»? Вот наступает критический момент, когда решаешь: «Все, здесь и сейчас становлюсь внимательным, вслушиваюсь!» – но ведь в один миг ничего путного не получится, правда? Объясни, пожалуйста, конкретнее. Какой‑нибудь пример, а?

– Прежде всего надо успокоиться. Как? Ну, например… можно считать.

– Что дальше?

– М‑м… Неплохо задуматься об огурцах, которые летом, где‑то после полудня, лежат в холодильнике. Это я так говорю, конечно, только для примера.

– Постой‑ка, – начала Сумирэ после небольшой паузы, – ты что, когда занимаешься сексом, всегда думаешь об огурцах, которые летним днем лежат в холодильнике?

– Не всегда.

– Иногда?

– Иногда, – ответил я.

Сумирэ скорчила недовольную гримасу и несколько раз покачала головой.

– Ты… да‑а, ты еще страннее, чем кажешься с виду.

– Все люди в чем‑то странные, – сказал я.

– Тогда в ресторане, когда Мюу держала мою руку и пристально смотрела мне в глаза, я только и делала, что думала об этих огурцах. «Успокойся! Вслушивайся!» – говорила я себе.

– Об огурцах?

– Разве не помнишь? Огурцы из холодильника летним днем – ты же мне сам говорил когда‑то.

– А‑а, вот ты о чем, – вспомнил я тот наш разговор. – И что, помогли тебе огурцы?

– Вполне, – сказала Сумирэ.

– Ну и отлично, – сказал я.

Сумирэ продолжала:

– Дом, в котором живет Мюу, – совсем недалеко от ресторана, можно пешком дойти. У нее замечательная квартира, правда, не очень большая. Хорошая солнечная веранда, растения в горшках, итальянский кожаный диван, колонки «Боуз», несколько гравюр, на стоянке припаркован «ягуар». Там живет она одна. Их общий с мужем дом – где‑то в районе Сэтагая и в конце недели она туда возвращается. А большую часть времени живет одна в этой квартире в Аояма[16]. Как ты думаешь, что она мне показала?

– Любимые сандалии Марка Болана из змеиной кожи в стеклянной коробке. Бесценное наследие, без которого история рок‑н‑ролла была бы неполной. Ни единая чешуйка не утрачена, посреди подошвы – автограф самого Болана. Фанаты мрут от зависти.

Сумирэ нахмурилась и вздохнула.

– Если б ты изобрел автомобиль, работающий на дурацких шутках, ты смог бы упилить на нем довольно далеко.

– М‑м… видишь ли, в мире вообще есть такая проблема, как истощение извилин. Можешь списать на это, – скромно сказал я.

– О'кей, хватит шуток, давай теперь думай серьезно. Итак, что мне там показали? Если угадаешь, счет мой – плачу я.

Я откашлялся и сказал.

– Тебе показали эту великолепную одежду, в которой ты сейчас. А еще сказали: «Носи ее на здоровье, и в ней – милости просим – приходи на работу».

– Угадал, – сказала Сумирэ. – Оказалось, у Мюу есть подруга, с которой у нас почти одинаковые фигуры. Она богатая, и у нее одежды накопилось – просто жуть сколько. Все‑таки наш мир – довольно странное место. В нем живут люди, у которых столько вещей, что уже ни в какой шкаф не влезают. А есть такие, как я, у которых носки надеты черт знает как – правый с левым вечно из разных пар. Ну да ладно, шут с ним. Так вот, Мюу отправилась к своей подруге и притащила оттуда целую охапку лишних вещей для меня. Если присмотреться получше, видно, что они уже чуточку немодные, но с первого взгляда это не очень заметно, правда?

– Я бы ничего не понял, сколько бы ни всматривался, – сказал я.

Сумирэ улыбнулась, видимо, довольная моим ответом.

– Размер классно подошел, просто невероятно. И платья, и блузки, юбки – все. Только в талии чуть великовато, но если с поясом – вообще нет проблем. С обувью тоже повезло: у меня нога почти такая же, как у Мюу, так что она мне отдала несколько пар, которые не носит. На высоком каблуке, на низком, летние сандалии. Все – с итальянскими именами. Да, еще я получила сумку в придачу. И немного косметики.

– Ну прямо «Джейн Эйр», – сказал я.

Вот так и случилось, что Сумирэ три раза в неделю стала ходить на работу в офис Мюу. В костюме или платье, надев туфли на каблуке, с легким макияжем, она садилась в электричку в час пик и ехала от Китидзёдзи до станции Харадзюку[17]. Сумирэ в первой половине дня ездит на общественном транспорте! Что‑то из ряда вон выходящее.

Помимо служебного кабинета в компании, которая находилась в Акасака, у Мюу был еще небольшой личный офис в Дзингумаэ[18]. Там стояли два письменных стола – ее и помощника (то есть Сумирэ), имелись сейф для бумаг, факс, телефон и ноутбук – вот и все имущество. К единственной комнате – словно для оправдания, что все‑таки это квартира – были добавлены малюсенькие кухня и ванная. Правда, еще хватило места для CD‑плейера, небольших колонок и дюжины дисков с классической музыкой. Квартира находилась на третьем этаже, окнами на восток. Из них был виден маленький парк. Первый этаж здания занимал салон мебели из Северной Европы. Здание стояло несколько в стороне от больших улиц, так что шум города до него практически не доносился.

Приходя в офис, Сумирэ поливала цветы и включала кофеварку. Прослушивала автоответчик и проверяла электронную почту. Когда поступали новые сообщения, Сумирэ их распечатывала и складывала на стол Мюу. В основном почта была на английском или французском – от зарубежных компаний или торговых агентов. Когда приносили обычные письма, она вскрывала конверты и явно ненужное выбрасывала. В течение дня бывало по несколько звонков, некоторые – из‑за границы. Сумирэ записывала имя, номер телефона, по какому поводу звонили, а затем передавала Мюу всю информацию по ее мобильному телефону.

Мюу обычно появлялась в офисе где‑то между часом и двумя. Проводила там примерно час, давала Сумирэ всяческие поручения, пила кофе, говорила по телефону. Когда нужно было подготовить письменный ответ, Мюу диктовала его, а Сумирэ набирала текст на «вапро» и посылала электронной почтой или по факсу В основном – краткие деловые письма. Также Сумирэ записывала Мюу к косметологу, заказывала для нее столики в ресторанах или арендовала время на кортах для сквоша. После того как с делами было покончено, Мюу немного болтала с Сумирэ о том о сем и снова куда‑то уезжала.

Сумирэ оставалась дежурить в офисе одна. Часами там не появлялось ни одной души, с кем было бы можно перекинуться хоть парой слов, но ей совершенно не было грустно или скучно. Сумирэ повторяла материал своих итальянских уроков, на которые начала ходить дважды в неделю. Учила спряжения неправильных глаголов, слушала кассеты, стараясь запомнить произношение. Осваивала компьютер и уже могла самостоятельно справиться с не очень сложными проблемами. Она просматривала файлы, которые хранились на жестком диске, и постепенно стала в самых общих чертах разбираться, что из себя представляет работа Мюу.

Мюу в общих чертах рассказала Сумирэ, чем занимается, когда они впервые встретились на свадьбе. Она заключала эксклюзивные контракты с небольшими зарубежными винодельческими фирмами (в основном французскими), у которых закупала вино для токийских ресторанов и специализированных магазинов. Кроме того, иногда организовывала гастроли исполнителей классической музыки. Всю массу практических вопросов брали на себя крупные агенты, а Мюу разрабатывала общий план и готовила гастроли в самом начале. У нее был свой конек в этом деле: Мюу находила и раскручивала в Японии еще неизвестных молодых и талантливых музыкантов.

До какой степени этот «личный бизнес» Мюу был прибыльным, Сумирэ так и не поняла. Данные по финансам и управлению компанией хранились на другом диске, открыть который без пароля было невозможно. Но что там какие‑то финансы, если она может видеть Мюу, говорить с нею? Уже от этого Сумирэ была на седьмом небе, и сердце ее заходилось от радости. «На этом стуле Мюу сидела, этой ручкой писала, из этой чашки пила кофе…» – думала Сумирэ. А чтобы выполнить какое‑нибудь поручение Мюу, даже совсем пустячное, она буквально лезла из кожи вон, лишь бы сделать все хорошо.

Довольно часто Мюу приглашала Сумирэ куда‑нибудь поесть вместе. Поскольку ее работа была связана с вином, она регулярно посещала известные рестораны – следует быть в курсе того, что может пригодиться в бизнесе. Мюу всегда ела белую рыбу (редко – курицу, да и то половина порции оставалась нетронутой), от десерта отказывалась. Она подробно изучала карту вин, заказывала бутылку, но сама выпивала только один бокал.

– Ты, пожалуйста, пей, сколько хочешь, – предлагала Мюу, но Сумирэ, что ни говори, осилить так много в одиночку не могла. Вот и получалось, что, как правило, больше половины бутылки дорогого вина так и оставалось на столе. Впрочем, Мюу это не слишком заботило.

– Мне кажется, так расточительно – заказывать для нас двоих целую бутылку, ведь мы и половины не выпиваем, – однажды попробовала высказать сомнения вслух Сумирэ.

– О, не беспокойся, – улыбнулась Мюу. Вино – такая вещь… Чем больше мы оставим, тем больше людей, которые здесь работают, смогут его попробовать: и соммелье со старшим официантом, и самый младший официант, который только подливает воду в стаканы. Так они все почувствуют вкус этого вина. Вот почему заказывать великолепное вино и оставлять его недопитым – не такое уж бесполезное дело, а?

Мюу выбрала «Медок» 1986 года, изучила его цвет, потом – как в литературе мы обращаем внимание на стиль, а затем наслаждаемся самим произведением – вдумчиво и с разных сторон постаралась оценить достоинства вина.

– В любом деле самым полезным, в конце концов, оказывается то, через что ты сам прошел, за что заплатил собственные деньги. А не готовые знания, взятые из книг.

Сумирэ взяла в руку бокал и, подражая Мюу, внимательно сделала один глоток, задержала вино на языке и только потом дала ему стечь вниз по стенкам горла. Еще чуть‑чуть во рту оставалось чудесное послевкусие, но – всего несколько секунд, а затем бесследно пропало, как летним утром испаряется роса с листвы. Язык снова приготовился насладиться следующим кусочком пищи. Каждый раз, когда они вместе ели и беседовали, Сумирэ узнавала что‑то новое для себя и очень искренне удивлялась: сколько на самом деле существует всего на белом свете, о чем она не имеет ни малейшего понятия.

– Мне раньше никогда не хотелось быть на кого‑то похожей, – однажды решительно призналась Сумирэ – скорее всего, от вина: в тот раз она выпила чуть больше обычного. – Но сейчас я часто думаю: «Если бы я могла быть такой, как вы… Как было бы хорошо».

Мюу на секунду перестала дышать. Затем, словно опомнившись, взяла бокал и поднесла его к губам. Луч света упал на ее лицо, и на мгновение зрачки ее окрасились в глубокий темно‑пурпурный цвет вина. Изысканная легкость, свойственная этому лицу, куда‑то исчезла.

– Да, наверное, тебе этого не понять… – поставив бокал, тихо сказала Мюу. – Та, что сидит перед тобой, – ненастоящая я. Четырнадцать лет назад от меня настоящей осталась лишь половина. Как было бы хорошо, если бы мы встретились тогда. Я была еще настоящей, целой. Теперь что говорить об этом – поздно, ничего не изменишь.

Сумирэ просто лишилась дара речи. Ей бы сразу спросить, что случилось четырнадцать лет назад? Почему – «половина»? Какая такая «половина»? Вопросы рвались наружу сами собой. А она не спросила. Так что после этого загадочного признания ее стало тянуть к Мюу еще больше. «Какая странная», – думала о ней Сумирэ.

Из обрывков повседневных разговоров Сумирэ удалось выудить некоторые подробности жизни Мюу. Муж ее был японец, на пять лет старше. Студентом два года стажировался на экономическом факультете Сеульского университета и свободно владел корейским. Человек мягкого и доброго нрава, он прекрасно справлялся со своими служебными обязанностями, а по сути – рулил компанией, принадлежавшей Мюу. И хотя, по большей части, бизнесом владела ее семья, никто из родственников Мюу не мог сказать о нем ни единого худого слова.

Еще в раннем детстве у Мюу проявился настоящий талант к игре на фортепиано. Ей и десяти лет не исполнилось, а она уже получила несколько высших премий на конкурсах юных музыкантов. Мюу поступила в музыкальный институт, где училась у одного знаменитого пианиста, и позже по его рекомендации стажировалась во французской Консерватории. В основном ее репертуар состоял из произведений поздних романтиков – Шумана, Мендельсона – и таких композиторов, как Пуленк, Равель, Барток, Прокофьев. Как исполнитель, Мюу владела главным – умела сочетать пронзительность эмоционального звучания с жесткой отточенной техникой. Уже со студенческих времен она выступала с концертами, и те получали хорошую критику. Перед ней открывалась ясная перспектива – стать концертирующей пианисткой. Однако во время ее зарубежной стажировки здоровье отца ухудшилось, она захлопнула крышку рояля и вернулась на родину. Больше рука ее ни разу не коснулась клавиш.

– Как же вы смогли так легко бросить музыку? – смущенно спросила Сумирэ. – Если вы не хотите об этом говорить – не надо. Мне просто кажется, это… как бы лучше сказать?.. немного странно, что ли. Ведь чтобы стать пианисткой, вам долго приходилось многим жертвовать, да?

Мюу спокойно ответила:

– Ради фортепиано я пожертвовала не многим, как ты сказала, а всем. Всем, что могло быть в моей жизни, пока я росла. Фортепиано требовало жертв – следовало отдавать ему кровь и плоть, все без остатка, и я не смогла сказать «нет». Ни разу.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.