III. Древнерусская семья

Современные представления о семье в Древнерусском го­сударстве покоятся главным образом на положениях, почерп­нутых из произведений Б.Д.Грекова, который считал, что гос­подствующей формой семьи на Руси X — XII вв. являлась ма­лая, индивидуальная семья.² Наряду с малыми семьями Б.Д.Греков признавал существование и больших семей.³ Сходный образ мыслей замечаем у новейшего исследователя Я.Н.Щапова.⁴ По мнению же О.М.Рапова, у восточных славян, начиная с VI в. нашей эры, вовсе не было больших семей, но бытовали одни лишь малые семьи.⁵ Так ли это?

В недатированной части Повести временных лет есть сжа­тое, но замечательное по выразительности описание нравов восточнославянских племен. Среди дикостей, шокировавших инока-постника, летопись упоминает брачные обычаи древ­лян, радимичей, вятичей и северян. Закоснелые лесовики-

¹ Грамоты В.Н. и П., № 323, стр. 309 - 310. _;

² Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 87. ,;

³ Там же, стр. 80-81,85. ";

⁴ Я.Н.Щапов. Церковь в системе государственной власти Древней Ру­си. В кн.: А.П.Новосельцев (и др.). Древнерусское государство и его меж­дународное значение. М, 1965, стр. 339; Его же. Брак и семья в Древней Руси. «Вопросы истории», 1970, № 10.

⁵ О.М.Рапов. Была ли вервь «Русской Правды» патронимией? «Совет­ская этнография», 1969, № 3, стр. 113 — 117.

древляне брака, оказывается, не имели, а «умыкиваху у воды девиця».¹ Женихи остальных племен были «галантнее» — по­хищали невест не иначе, как «съвещашеся с нею», и держали «по две и по три жены».²

Б.Д.Греков, разбираясь в семейных делах этих племен, до­пускал, что они «знают во всяком случае полигамную патри­архальную семью, а может быть, и парный брак».³ Похищение женщин, по словам Ф.Энгельса, начинается со времени воз­никновения парного брака. Значит, и умыкание и многожен­ство, определенно засвидетельствованное древним памятни­ком, — иллюстрация семейно-бытовой архаики, ибо парный брак характерен для стадии варварства.⁵

Летописец, повествуя о симпатичных ему полянах, гово­рит: «...брачный обычай имяху: не хожаше зять по невесту, но приводяху вечер, а заутра приношаху по ней что вдадуче».⁶ В.О.Ключевский, опираясь на Ипатьевский вариант «Повес­ти», содержащий чтение «что на ней вдадуче», не без основа­ний переводит «на ней» в смысле «за нее».⁷ Ежели придержи­ваться Ипатьевского списка, нужно признать, что в нем со-

¹ПВЛ,ч. 1, стр. 15.

² Там же.

³ Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 79.

⁴ К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 21, стр. 52.

⁵ Там же, стр. 77. М.М.Ковалевский счел возможным даже толковать эти факты как пережиток матриархата и указание на существование поли­гамии у древних славян (М.М.Ковалевский. Очерк происхождения и разви­тия семьи и собственности. М., 1939, стр. 44, 97). Правда, нам могут ска­зать, что фраза «съвешашеся с нею» говорит скорее об обряде, чем о дей­ствительном похищении. Но, во-первых, летописец, когда пишет о древля­нах, то о предварительном согласии «девицы» не сообщает, а во-вторых, сговор с невестой насчет похищения, возможно, был результатом несогла­сия ее родичей на брак. — Н.А.Кисляков. Очерки по истории семьи и брака у народов Средней Азии и Казахстана. Л., 1969, стр. 97.

⁶ПВЛ,ч.1,стр. 14-15.

⁷ В.О.Ключевский. Соч., т. 1. М., 1956, стр. 122.

держится древнейшее свидетельство о вене — выкупе, уплачи­ваемом за невесту. Но покупка женщин — столь же старый ин­ститут, как и похищение, сопровождающий парную семью, появившуюся «на рубеже между дикостью и варварством, большей частью уже на высшей ступени дикости, кое-где лишь на низшей ступени варварства». Наши рассуждения призваны, разумеется, не для того, чтобы опустить полян до уровня дремучих дикарей, как это тенденциозно сделал в от­ношении древлян, радимичей, вятичей и прочих летописец. Хотелось бы только сказать: «кроткие» поляне в семейной ор­ганизации не намного превзошли другие племена, и «книжный списатель» зря расхваливал несуществующие их добродетели, выдавая желаемое за действительное. Б.Д.Греков поспешил, когда, доверившись летописной филиппике, заключал: «Здесь победа моногамной формы семьи обнаружилась несколько раньше, чем у других славянских племен, и летопись этот факт отмечает с полной отчетливостью. Это произошло, несомнен­но, задолго до времени, когда жил и писал автор «Повести». Вот факты: «Бе же Володимер побежден похотью женьскою, — оповещает "Повесть временных лет", — и быша ему водимыя: Рогнедь, юже посади на Лыбеди, иде же ныне стоить сельце Предъславино, от нея же роди 4 сыны: Изеслава, Мьстислава,

Ярослава, Всеволода, а 2 дщери; от грекине — Святополка; от чехине — Вышеслава; а от другое — Святослава и Мьстислава; а от болгарыни — Бориса и Глеба».¹ К «водимым» добавим 800 наложниц, содержащихся в Вышгороде, Белгороде и Бересто­вом.² М.М.Ковалевский называет все это полигамией.³ Влади­мир Святой не одиночка, он только в силу личных способно­стей ярче выразил дух эпохи.

Церковный устав Ярослава предписывает: «Аще мужь оженится иною женою, а с старою не роспустився, мужь ми­трополиту в вине, а молодую пояти в дом церковный; а с ста­рою ему жити».⁴ В ст. 15 Устава сказано: «Аще кто иметь две жене водить, митрополиту 20 гривен, а котораа подлегла, тую понята в дом церковный, а первую жену държати и водити по закону; а иметь ю лихо водити и дръжати, казнию казнити его». Случалась противоположная расстановка героев: «Аще два брата будуть с единою женою, митрополиту 30 гривен, а жена поняти в дом церковный».⁶ Нередко «девок» умыкают, не задумываясь, боярская ли это дочь или меньших бояр, или просто добрых людей.⁷ Особенно колоритна в этом отношении ст. 6: «Иже девку кто умолвить к себе (вспомним: «с нею же кто съвещашеся») и дасть ю в толоку, а на умычнице митро­политу гривна серебра, а на толочянех по 60, а князь каз­нить». Это «компанейское предприятие» Б.А.Романов осто-

¹ К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 21, стр. 57. См.также: Л.Морган. Древ­нее общество, стр. 271 — 272; М.М.Ковалевский. Очерк происхождения и развития семьи и собственности. М., 1939, стр. 49, 94. Подчеркнем еще раз, что «брак покупкой — классическая форма брака периода господства пат­риархальных семейных общин; эта форма брака продолжает в какой-то мере сохраняться и позднее, при разложении патриархальной общины и становлении малой семьи» (Н.А.Кисляков. Очерки..., стр. 66). К какому периоду следует отнести брак покупкой, отраженный летописью? Очевид­но, к первому, ко времени господства патриархальных семейных общин, ибо летописец показывает нам эту форму брака как наиболее типичную, даже всеобъемлющую.

² Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 80. j

¹ПВЛ, ч.1,стр. 56-57.

²Там же, стр. 57. Если вслед за М.Н.Покровским в наложницах Вла­димира видеть живой товар, предназначенный для продажи на неволь­ничьих рынках (Избр.произв., кн. 1. М., 1966, стр. 137 - 138), то и одних «водимых» достаточно, чтобы ясно представлять суть дела.

³М.М.Ковалевский. Очерк развития..., стр. 97. ⁴ПРП, вып. 1, стр. 267.

⁵ Там же, стр. 268.

⁶ Там же.

⁷ Там же, стр. 265 — 266.

⁸ Там же, стр. 267.

рожно именует пережитком группового брака.¹ Действитель­но, в глубокой древности «при похищении женщин проявля­ются уже... признаки перехода к единобрачию, по крайней ме­ре в форме парного брака: когда молодой человек с помощью своих друзей похитил или увел девушку, они все по очереди вступают с ней в половую связь, но после этого она считается женой того молодого человека, который был зачинщиком по­хищения».² Может быть, ст. 6 Устава отобразила пережиток парного брака в наиболее раннем его виде.

Парная семья, а по выражению Л.Моргана, синдиасмиче-ская, отличалась тем, что не была устойчивой, «муж мог по своему желанию отослать свою жену и взять другую, не при­чиняя первой обиды, а жена пользовалась таким же правом покинуть своего мужа и взять другого, при условии, чтобы это не нарушало порядков ее племени и ее рода».³ В Церковном Уставе Ярослава древнерусская семья пригнана слабо, она то и дело разваливается: то муж уходит (ст. 16), то жена (ст. 9). По­воды разные, не исключая «лихой недуг, слепоту и долгую бо­лезнь» супругов (ст. 10). Но в Уставе чувствуется и другая тенденция. Мысль законодателя здесь «работает над возмож­ными поводами к разводу, какие мог бы предъявить муж. Как сторона, ищущая этих поводов, мыслится преимущественно он».⁴ Согласно М.М.Ковалевскому, «в патриархальную эпоху правом на развод пользовался только муж...». Нас не должно это приводить в недоумение, так как патриархальная семья исходит непосредственно из синдиасмической, возникшей на пограничной линии между диким состоянием и варварством, но сохранявшейся «на средней ступени и большей части позд­нейшей ступени варварства, когда была вытеснена низшей

формой моногамной семьи». Поэтому семейные отношения могут комбинироваться из самых различных сочетаний, осо­бенно в переходный период. В Древней Руси, мы убедились, они были настолько перегружены пережиточными чертами, что говорить о господстве индивидуальной семьи в это время можно лишь в плену самогипноза. Продолжим, впрочем, наши наблюдения. Митрополит Иоанн мечет громы против тех, кто «без стыда и срама 2 жене имеют».² Он знаком и с троеженца­ми.³ Ведает о подобных также митрополит Георгий.⁴ А Цер­ковный Устав Всеволода знает и более любвеобильных: «А се изъисках: у третиеи жене и у четвертой детем прелюбоедеинаа часть в животе». «Умычка» тоже известна Уставу.⁶ Следова­тельно, мы вправе усомниться в моральных преимуществах полян над другими восточнославянскими племенами и отне­сти их к области летописной фантазии, совершенно несогла­сующейся с прозаической действительностью, к разряду ро­мантических грез, застилавших истину обыденной жизни. И если еще в XII в. часто случалось многоженство, то какая пат­риархальщина царила в семейном быту славян перед образо­ванием Древнерусского государства?! Такая же древность бы­товала, надо думать, и в имущественных отношениях, и мы вправе предположить о существовании больших семейных коммун, обладающих правом коллективной собственности.

Посмотрим, насколько наши наблюдения согласуются с археологическими материалами. Возьмем городище Новотро­ицкое как вполне типичное для восточнославянских поселений VIII — IX вв. и как полнее всего исследованное. Заслуга изуче­ния городища принадлежит И.И.Ляпушкину. Поселение «на-

¹ Б.А.Романов. Люди и нравы Древней Руси. Л., 1966, стр. 191.

² К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 21, стр. 50.

³ Л.Морган. Древнее общество, стр. 440.

⁴ Б.А.Романов. Люди и нравы..., стр. 199.

⁵ М.М.Ковалевский. Очеркразвития..., стр. 130.

¹Л.Морган. Древнее общество, стр.273.

² РИБ, т. VI. СПб., 1908, стр. 4.

³ Там же, стр. 9.

⁴ Б.А.Романов. Люди и нравы..., стр. 193.

⁵ ПРП, вып. II, стр. 165.

⁶ Там же, стр. 163.

ходится на юго-восточной окраине с.Новотроицкого Сумской области Лебединского района, на одном из мысов правого вы­сокого коренного берега р.Пела».¹ Общая площадь городища 3500 кв.м.² Обнаруженные жилища полуземляночного типа, «средние размеры их 3 — 3,5 на 4 — 4,5 м при глубине около 1м». В каждом из них помещалась печь, «вырезанная в гли­няном, кубовидной формы останце одновременно с сооруже­нием нижней части жилища. Только в жилищах на юго-восточном склоне мыса печи вылеплены из глины».⁴ Наряду с остатками жилищ обследование выявило «большое число ос­татков построек хозяйственного назначения. Всего их оказа­лось около сотни».⁵ Возник поселок на рубеже VIII — IX вв., а прекратил существование в конце IX — начале X в.⁶ В хозяй­ственных занятиях населения преобладало земледелие.⁷ Это было полевое пашенное земледелие, причем для обработки земли применялось как рало, так и более сложное орудие, снабженное плужным ножом (череслом).⁸ Кроме земледелия, «значительное место в хозяйственной деятельности поселка занимало скотоводство».⁹ «Наряду с земледелием и скотовод­ством население занималось и некоторыми сельскохозяйст­венными промыслами, такими, как охота и рыболовство».¹⁰ Ремесленное производство также являлось составной отрас­лью экономики жителей городища. И.И.Ляпушкин определя­ет исследуемый поселок «как территориальную общину, а ее

¹ И.И.Ляпушкин. Городище Новотроицкое. М.-Л., 1958, стр. 9.

² Там же.

³ Там же, стр. 51.

⁴ Там же, стр. 52.

⁵ Там же, стр. 138.

⁶ Там же, стр. 188.

⁷ Там же, стр. 211.

⁸ Там же, стр. 213.

⁹ Там же, стр. 214.

¹⁰ Там же, стр. 215.

¹¹ Там же, стр. 222.

членов как мелких земледельцев-общинников (смердов древ­нерусской летописи)». Он так поясняет свое предположение: «Как известно, наиболее характерной отличительной чертой территориальной общины от родовой является объединение не связанных родством малых семей, живущих в отдельных до­мах и ведущих свое отдельное хозяйство (как пережиточное явление в составе территориальных общин встречаются боль­шие патриархальные семьи). Именно остатки таких хозяйст­венных ячеек, состоящих из отдельных небольших жилых по­строек и прилегающих к ним таких же хозяйственных соору­жений (погребов, кладовок и т.п.), сопровождаемых хозяйст­венным и бытовым инвентарем... и были выявлены при рас­копках городища. Среди полсотни жилищно-хозяйственных комплексов нет ни одного, который можно было бы связать с жизнью общества, ведущего свое хозяйство на коллективных началах (размеры жилищ 15 — 20 кв. м., а постройки хозяйст­венного назначения, погреба и кладовые — совсем миниатюр­ные). Эти жилищно-хозяйственные комплексы могли принад­лежать лишь малым семьям, что, однако, ни в какой мере не исключает, а чаще всего предполагает, как это имело место вплоть до XX в., наличие между некоторыми из этих семей близкого кровного родства. Наличие таких общественных от­ношений у славянских племен Левобережья в IX в. находит подтверждение и в письменных источниках. Под 859 г. в «По­вести временных лет» записано: «Имаху дань Варязи из замо-рья, на Чюди и на Словенах, на Мери и на всех Кривичех, а Козари имаху на Полянех, и на Северах и на Вятичех, имаху по белей веверице от дыма». «Дымом», или «двором», может обозначаться несомненно лишь хозяйство индивидуальное, мелкого собственника, а не коллективное. Счет по «дворам», или «дымам» в сельских общинах дожил до революции. Мы

¹ Там же, стр. 224.

² Там же, стр. 224.

намеренно привели такую пространную выдержку из книги И.И.Ляпушкина, чтобы полнее (причем словами самого авто­ра) продемонстрировать его основные доводы. Итак, когда И.И.Ляпушкин доказывал, что восточные славяне накануне образования Древнерусского государства группировались в малые семьи (4 — 5 чел.), он приводил два главных аргумента: небольшой размер жилых полуземлянок (10 — 20 кв.м.), по­ставленных отдельно друг от друга, и малая, «миниатюрная» величина хозяйственных построек, примыкавших к жилищам. Но такое осмысление археологических памятников нам пред­ставляется формальным, потому как незначительные размеры жилых строений никоим образом не значат, что в них должны размещаться только самостоятельные малые семьи. В самом деле, чем объяснить, к примеру, встречающиеся у триполыдев жилища-полуземлянки, сходные по площади с восточносла­вянскими. На раннетрипольских поселениях попадаются полу­землянки размером 3,5 х 2,2 м, 6 х 3,8 м, 3,4 х 4 м и т.п. По мнению Т.С.Пассек, полуземляночный тип жилища преобла­дал у ранних трипольцев, являясь пережиточной формой жи­лья еще со времен неолита.³ Во многих полуземлянках обна­ружен богатый набор бытовых предметов и орудий труда. Для формального взгляда всех этих признаков предостаточно, что­бы пуститься в рассуждения о малой семье с ее важнейшими индивидуальными чертами. Берем другой пример, касающий-

¹ Там же. См. еще: И.И.Ляпушкин. О жилищах восточных славян Днепровского Левобережья VIII - X вв. «КСИИМК», вып. 68, 1957, стр. 13; Его же. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерус­ского государства. Л., 1966, стр. 166.

² Т.С.Пассек. Раннеземледельческие (трипольские) племена Поднест-ровья. МИА, вып. 84. М., 1961, стр. 43 — 44 (У ранних трипольцев имелись одновременно и большие жилые сооружения как полуземляночные, так и наземные. Но это отнюдь не снимает вопроса о малых полуземлянках).

³ Там же, стр. 39. Ее же. Периодизация трипольских поселений. МИА, вып. 10. М.-Л., 1949, стр. 41.

ся зарубинецкой культуры. Поздние зарубинцы (I - II вв. н.э.) обитали в жилищах-полуземлянках, размеры которых колеба­лись от 10 до 20 кв.м.¹ Тем не менее социальные отношения у них развивались еще в рамках первобытнообщинного строя.²

Не предопределяет однозначного решения и то обстоя­тельство, что восточнославянские жилища стояли врозь, не соединяясь никакими переходами, и сопровождались хозяйст­венными сооружениями. Вот поселение Джейтун в южном Туркменистане. «Этот полностью вскрытый неолитический поселок, — пишет В.М.Массой, — состоял из 30 небольших од­нокомнатных домов, принадлежащих, судя по величине, пар­ным семьям. Около каждого дома располагались небольшой дворик и хозяйственные строения».³ А вот — русское печище, тесное семейное единение ближайших родственников: дядей, племянников, двоюродных братьев. «Они могут жить в одной "избе"... могут и расселяться по разным избам, подстроенным одна к другой», но все же они — нераздельное печище.⁴

¹В.И.Бидзиля и С.П.Пачкова. Зарубинецкое поселение у с.Лютеж. МИА, вып. 160. Л., 1969, стр. 53; Ф.М.Заверняев. Почепское селище. Там же, стр. 92.

²Очерки истории СССР. Первобытнообщинный строй и древнейшие государства на территории СССР. М., 1956, стр. 526 — 527. Напомним по­путно, что некоторые археологи связывают зарубинецкие племена с древ­ними славянами. См., напр.: П.Н.Третьяков. Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге. М.-Л., 1966, стр. 230; Его же. Некоторые итоги изуче­ния восточнославянских древностей. КСИА, вып. 118. М., 1969, стр. 30; Его же. Основные итоги и задачи изучения зарубинецких древностей. МИА, вып. 160. Л., 1969, стр. 14 - 15; История СССР с древнейших времен До Великой Октябрьской социалистической революции. Т. I. M., 1966, стр. 304 - 305.

³В.М.Массон. Экономические предпосылки сложения раннеклассово­го общества. «Ленинские идеи в изучении истории первобытного общест­ва, рабовладения и феодализма. Сб.статей». М., 1970, стр. 54; Его же. По­селение Джейтун. Л., 1971, стр. 11-26.

⁴ А.Я.Ефименко. Южная Русь, т. I. СПб., 1905, стр. 372.

И.В.Лучицкий описал аналогичные факты, относящиеся к XIX в.: «В Полтавском уезде в одном селе найден был двор, в котором живут совместно 3 женатых брата, один холостой и мачеха. Последняя "дае прывщ" (главенствует в доме), стар­шая невестка заведовает стряпней и продовольственными за­пасами, и все имеют общий стол. Женатые имеют отдельные помещения, свой скот, свою одежду, но земледелием занима­ются сообща...». То же и в Миргородском уезде. «В хуторе Масловском живет семья из дяди и двух женатых племянни­ков от разных братьев. При каждом племяннике живут их род­ные матери, и однако вся семья почитает дядю и его жену за родителей и жена дяди главенствует. Живут в разных хатах, но имеют не только общий стол, хлеб и скот, но даже одежду де­лают на общий счет и ведут хлебопашество сообща». Все это напоминало И.В.Лучицкому сербскую задругу.² В 1872 г. Д.Самоквасову стало известно о крестьянской семье, жившей в селении Воробьевке Черемошенской волости Курского уез­да, состоящей из 42 человек и управляемой выборным стар­шиной.³ Она размещалась в одном дворе, состоявшем из 4 изб.⁴ У кочевых и полукочевых народов видим подобную кар­тину.⁵

И.И.Ляпушкин забывает, что малая семья зарождается и вызревает в семейной общине.⁶ Именно в недрах большой се­мьи малая приобретает некоторую самостоятельность, она как бы обосабливается внутри родственного ей коллектива. «Обо­собление малой семьи идет первоначально только по линии

потребления, тогда как в отношении производства она еще це­ликом остается растворенной в общем, остающемся неизменно коллективным, труде большой семьи».¹ Индивидуализация малой семьи «сопровождается ее локальным выделением в общесемейном жилище. Малая семья получает либо отдельное помещение в общем доме, что составляет более архаическую форму, либо более изолированное помещение в виде при­стройки к основному жилищу, либо, наконец, отдельное строение на общесемейной усадьбе».² Может быть, изолиро­ванные землянки городища Новотроицкого и есть такого рода дифференцированные жилища малых семей, бывших клетка­ми болынесемейного организма. Думается, что эта догадка ничуть не хуже предположений, выдвинутых И.И.Ляпуш-киным. Мало того, некоторые особенности восточнославян­ских древностей позволяют говорить о большой семье. Сюда в первую очередь нужно отнести характер размещения хозяйст­венных построек. Так, значительная часть хозяйственных ям городища Новотроицкого, исчисляемых десятками, располо­жена самостоятельно, без видимой связи с жилищами.³ Назем­ные же хозяйственные сооружения поставлены за чертой жи­лого комплекса. Возможно, все они находились в общей соб­ственности обитателей городища. Замечено далее, что восточ­нославянские жилища на поселениях лежали гнездами.⁵ Но гнездовой план застройки — не показатель малосемейного ук-

¹ И.В.Лучицкий. Сябры и сябринское землевладение в Малороссии. «Северный вестник», 1889, № 1, стр. 76 (прим.).

² Там же, стр. 76.

³ Д.Самоквасов. Семейная община в Курском уезде. Записки русского географии. Общест. по отд. этнографии, т. 8. СПб., 1878, отд. III, стр. 11.

⁴ Там же, стр. 12.

⁵ Н.А.Кисляков. Очерки по истории семьи и брака у народов Средней

Азии и Казахстана. Л., 1969, стр. 24, 26 - 27.

⁶ См.: М.О.Косвен. Семейная община и патронимия, стр. 61.

¹ Там же, стр. 61—62 (См. также: М.М.Фрейденберг. «Новиградский сборник» как источник по социально-экономической истории Хорватии. «Славянский архив». М., 1962, стр. 40 — 41).

² Там же, стр. 62.

³ И.И.Ляпушкин. Городище Новотроицкое, стр. 140, 143, 147, 150. ⁴Там же, стр. 150.

⁵Д.Т.Березовец. Поселения уличей на р.Тясмине. МИА, вып. 108. М., 1963, стр. 155; Н.В.Линка, А.М.Шовкопляс. Раннеславянское поселение на Р.Тясмине. Там же, стр. 239; В.К.Гончаров. Лука-Райковецкая. Там же, стр.311.

лада.¹ Однако как бы мы не толковали археологический мате­риал, несомненно одно: он позволяет заключать и о большой семье, и о малой. Весьма примечательны в этой связи сужде­ния Т.Н.Никольской, обследовавшей древнерусское селище Лебедку с ее полуземляночными (4x4 м, 4x5 м, 3x2,2 м) и на­земными (4x5 м) жилищами.² Отвечая на вопрос, кто владел домами на селище, она пишет: «...первоначально они принад­лежали ближайшим родственникам, а впоследствии просто соседям».³ Следовательно, в них могла проживать как большая семья, так и малая. А это значит, что на основе одних лишь археологических источников воссоздать картину семейного быта у восточных славян VI — IX вв. и Древней Руси X—XII вв. не представляется возможным.⁴

Трудно согласиться с И.И.Ляпушкиным, когда он отожде­ствляет близкое кровное родство времени восточных славян и XIX века.⁵ Это значит полностью перечеркнуть историю се­мейных отношений. Если среди разгула частнособственниче­ских инстинктов родственные связи выступают больше как

¹ Учитывая эту особенность, В.И.Довженок говорит: «Возможно груп­пы жилищ на поселениях принадлежат большим семьям типа задруги, со­стоящим из нескольких парных семей, с общим хозяйством, но прожи­вающих в особых жилищах». — В.И.Довженок. Об экономических предпо­сылках сложения феодальных отношений у восточных славян. «Проблемы возникновения феодализма у народов СССР». М., 1969, стр. 34.

² Т.Н.Никольская. Древнерусское селище Лебедка. «Советская архео­логия», 1957, № 3, стр. 177- 178.

³ Там же, стр. 197.

⁴ Даже согласившись с тем, что в полуземлянках жили малые семьи, нельзя быть уверенным в характере поселения в целом. Не случайно С.С.Ширинский усматривает в нем не территориальную общину (сельскую или соседскую, по терминологии И.И.Ляпушкина), а патронимию. — С.С.Ширинский. Объективные закономерности и субъективный фактор в становлении Древнерусского государства. «Ленинские идеи в изучении истории первобытного общества, рабовладения и феодализма». М., 1970,

стр. 191 - 192, 193 (прим.).

⁵ И.ИЛяпушкин. Городище Новотроицкое, стр. 224.

моральное переживание, то в отдаленном прошлом тесное единение по родству, как правило, сопровождается единением по хозяйству.

Нельзя признать обязательным толкование И.И.Ляпуш­киным летописного текста, обозначенного под 859 годом. По­чему «дым» должен непременно означать «лишь хозяйство индивидуальное, мелкого собственника, а не коллективное», непонятно. Кстати, автор опять поступил крайне неосторожно, уравняв «дым» летописи как счетную фискальную единицу с «двором» или «дымом» русских крестьянских общин, дожив­ших до революции. Надо, видимо, все же допускать, что тер­мин не остается однозначным на протяжении веков и посте­пенно эволюционирует, меняя содержание. В старину он, ве­роятно, ассоциировался с семейными отношениями. М.О.Косвен пишет: «Другой ряд терминов, вместе с понятием хозяйственного единства, характерным образом выражает и

потребительское единство. Таковы дым, камин — у южных славян, огнище и печище — на севере России, дым и то же пе­чище в литовско-русских актах. Сюда же относится такое обо­значение членов семейной общины, как санскритское ekapatena vasatam, "совместно готовящие пищу", термин прус­сов-литовцев "братья, живущие вместе на одном хлебе", па jednom chlebe или pri ednom stole словаков, "у одного дыма грелись" у сербов Метохской области, "на том же хлебе, в од­ном дыму" литовско-русских актов или "в едином хлебе" ук­раинских актов XVIII в.; аналогичны термины chlebeti чехов, chlebojedzoy поляков».²

¹ Добавим к этому, что А.Л.Шапиро, изучая единицы обложения Древней Руси, пришел к обоснованному выводу: первоначальные соха, плуг и выть были единицами обложения больших или неразделенных се­мей. — А.Л.Шапиро. Средневековые меры земельной площади и размеры крестьянского хозяйства в России. «Проблемы отечественной и всеобщей истории». Л., 1969, стр. 59 - 79.

² М.О.Косвен. Семейная община и патронимия, стр. 48.

Общеизвестно, что имущественное расслоение завязыва­ется внутри рода, превращая общность интересов «в антаго­низм между членами рода». Оно взрывает «старую коммуни­стическую домашнюю общину везде, где она еще сохрани­лась; вместе с ней исчезает и совместная обработка земли средствами этой общины. Пахотная земля предоставляется в пользование отдельным семьям — сначала на время, потом раз и навсегда, переход ее в полную частную собственность со­вершается постепенно и параллельно с переходом парного брака в моногамию. Отдельная семья становится хозяйствен­ной единицей общества».² И.И.Ляпушкину не посчастливи­лось найти отчетливые следы имущественной дифференциа­ции у обитателей Новотроицкого городища, ибо «уровень ма­териального благополучия отдельных членов общины был бо­лее или менее одинаков».³ По разумению же самого автора, некоторые отрасли ремесленного производства (обработка цветных металлов, кузнечное дело) отделились от сельского хозяйства, а «появление ремесла в поселке естественно долж­но было вызвать к жизни и появление внутреннего обмена».⁴ Новотроицкая община, обремененная предпосылками новых, классовых отношений, стояла на грани перехода от бесклассо­вого общества к классовому.⁵ Спрашивается, где экономиче­ская основа указанных процессов? Ведь без резко выраженных имущественных различий они попросту немыслимы.

Археологический материал, добытый И.И.Ляпушкиным и другими учеными, нашел истолкователя в лице О.М.Рапова. Поскольку суждения автора затрагивают принципиальные яв­ления, приходится разобраться в их убедительности. Вооружа­ясь находками, сделанными И.И.Ляпушкиным при раскопках городища Новотроицкого, О.М.Рапов заявляет: «В ряде домов и хозяйственных помещений были найдены орудия сельскохо­зяйственного производства (сошники, косы, мотыги, топоры), что свидетельствует в пользу принадлежности орудий произ­водства отдельным домохозяевам, а не коллективу обитателей городища».¹ Что же мы видим в действительности?

Сошников И.И.Ляпушкиным обнаружено 2, один из них лежал вне жилища (в кв. П 15), второй — «на краю ямы жили­ща № 47».² Кроме сошников, попались 3 косы, две из которых замечены за пределами жилища ( в кв. Э 14 и ГГ 6), а одна вы­явлена в хозяйственной постройке № 51.³ Сельскохозяйствен­ные мотыжки в количестве трех штук были открыты в кв. К 9, ЖЖ 2 и в наземной постройке I.⁴ Один топор И.И.Ляпушкин нашел в кв. М 7 и два тесла в кв.кв. Т 21 и КК 3. Лишь единст­венное тесло подобрано в жилище № 23. Ю.М.Рапов почему-то умолчал о серпах, представленных двумя экземплярами. Не потому ли, что они находились за пределами жилых и хозяй­ственных сооружений, т. е. в кв. кв. Ф 12 и ГГ 3? Таким обра­зом, мы не знаем, из чего О.М.Рапов составил ряд домов и хо­зяйственных помещений с орудиями сельскохозяйственного производства. Для этого нет достаточного археологического

¹ Архив К.Маркса и Ф.Энгельса, т.ГХ, стр. 153 — 154.

² К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 21, стр. 164.

³ И.И.Ляпушкин. Городище Новотроицкое, стр. 224 (В последней сво­ей книге И.И.Ляпушкин хотя и говорит об имущественном расслоении, но в виде логических конструкций, не подкрепленных археологически. — И.И.Ляпушкин. Славяне Восточной Европы накануне образования Древне­русского государства. Л., 1968, стр. 167— 168).

⁴ Там же, стр. 222.

⁵ Там же, стр. 225.

¹ О.М.Рапов. Была ли вервь «Русской Правды» патронимией, стр. 110.

² И.И.Ляпушкин. Городище Новотроицкое, стр. 15.

³ Там же, стр. 18.

⁴ Там же (Хозяйственные сооружения наземного типа, по признанию И.И.Ляпушкина, «прослежены преимущественно по северному склону мы­са, за линией жилищ». Постройка № 1 как раз здесь и стояла. Там же, стр. 150).

⁵ Там же, стр. 20-21.

⁶ Там же, стр. 18.

материала. Недаром сам И.И.Ляпушкин, завершая обзор нахо­док из железа, подчеркивает: «Все описанные выше вещи из | железа были найдены в самых различных уголках территории поселения. В размещении их никакой закономерности не про- | слеживается, кроме разве одной: почти все они (за исключени­ем нескольких вещей) найдены в культурных отложениях, вне границ жилых и хозяйственных построек».¹

О.М.Рапов утверждает: «К каждому жилищу примыкали одна или несколько хозяйственных ям, а также хозяйственные постройки небольших размеров».² Достаточно даже беглого взгляда на общий план раскопок, чтобы убедиться в поспеш­ности этого заключения. Некоторые жилища (например, № 13, j 27, 17 и др.) вовсе не имеют ни ям, ни построек, другие (№ 12, ; 25, 22, 15) располагают одной лишь ямой.³

Далее О.М.Рапов говорит: «Ярким свидетельством инди­видуализации семей данного (Новотроицкого. — И.Ф.) горо­дища являются клейма, нанесенные на донца глиняных леп­ных сковородок, найденных при раскопках».⁴ Если бы автор внимательнее изучил археологический материал, он непре­менно бы заметил, что сковородки с крестами были обнаруже­ны в двух жилищах (№ 11, 26), расположенных по соседству, и в яме № 13, выкопанной рядом совсем с другими жилищами.⁵ По крайней мере странным выглядит нежелание О.М.Рапова считаться с указанием И.И.Ляпушкина в том, что «сковородки с прочерченными крестами с внутренней стороны были най­дены в поселениях, удаленных друг от друга не на одну сотню километров. Раскопками Г.И.Смирновой такая сковородка бы-

ла обнаружена в поселении Незвиско Станиславской области Обертинского района. Обломок сковородки с таким же кре­стом на дне (с внутренней стороны) нами был найден при рас­копках в 1956 г. поселения близ с.Выгоничи Брянской области (на Десне). В собраниях Киевского исторического музея име­ется обломок сковородки с крестом из поселения у с.Выползово Черниговской области (на Десне)».¹ Отсюда яс­но, что кресты на сковородках, извлеченных при раскопках городища Новотроицкого, могут быть ярким свидетельством чего угодно, только не индивидуализации малых семей, ибо квалифицировать их клейма — знаки частной собственности — было бы явной натяжкой. Нельзя считать знаками собственно­сти и отметины на пряслицах из поселения уличей на р.Тясмине, зарегистрированные Д.Т.Березовцом, поскольку не на всех них имеются пометины.² Если стать на точку зрения О.М.Рапова, то как расценивать пряслица, на которых нет ни­каких знаков? Кстати, О.М.Рапов знаком с книгой Г.Б.Федорова о населении Прутско-Днестровского междуре­чья в первом тысячелетии новой эры. В ней он мог бы, между прочим, почерпнуть следующее: для славян Поднестровья VI-IX вв. характерно «отсутствие клейм мастеров и других знаков собственности».³ Однако О.М.Рапов благополучно ми­новал это довольно красноречивое указание.

Не изменяет он своих приемов интерпретации археологи­ческих данных, отображающих жизнь более позднего време­ни, — XI — XIII вв. Оперируя керамикой с клеймами, найден­ной В.В.Седовым на территории предполагаемого села Дро-сенского, О.М.Рапов убеждается в том, что эти клейма — знаки

¹ Там же, стр. 24.

² О.М.Рапов. Указ.соч., стр. 110.

³ И.И.Ляпушкин. Указ.соч., стр. 143 (См. также общий план раскопа, приложенный к книге).

⁴ О.М.Рапов. Указ, соч., стр. 110.

⁵ И.И.Ляпушкин. Указ, соч., стр. 71, 98, 140 (И.И.Ляпушкин связывал хозяйственную яму № 13 с жилищем № 4. Там же, стр. 141).

¹ Там же, стр. 42.

² Д.Т.Березовец. Поселения уличей на р.Тясмине. МИА, вып. 108. М., 1963, стр. 167.

³ Г.Б.Федоров. Население Прутско-Днестровского междуречья в I ты­сячелетии н.э. МИА, вып. 89. М., 1960, стр. 226.

частной собственности малых семей.¹ Между тем В.В.Седов пишет: «Небольшая площадь раскопа, разновременность вскрытых построек, их небольшое число — все это не позволя­ет окончательно решить вопрос о значении гончарных клейм вообще. Во всяком случае, нет каких-либо серьезных основа­ний ни для отрицания вывода Б.А.Рыбакова, считающего их знаками гончаров-ремесленников, ни для утверждения, что это метки собственности владельцев сосудов».² Сам В.В.Седов склонен толковать клейма в смысле ремесленных знаков.³ Но у О.М.Рапова об этом опять-таки ни слова.

Приведенные выше образцы исследовательской техники, применяемой О.М.Раповым, вынуждают признать его методи­ку использования археологических источников неудачной, по­скольку она страдает односторонностью (выборочностью), а в некоторых случаях даже искажением (возможно, невольным) археологических источников.

Пора, однако, вернуться к письменным источникам. Лето­писный памфлет, развенчивающий древлян, северян, радими­чей и вятичей, сохранил наименования степеней родства, от­талкиваясь от которых нетрудно определить состав восточно­славянской семьи. Перепись родичей включает по крайней ме­ре три поколения, что предполагает существование большой семьи. В 971 году Святослав Игоревич брал дань на греках «и за убьеныя, глаголя, яко "род его возметь"».⁵ Контуры боль­шой семьи уверенно очерчивает Церковный Устав Ярослава. Б.А.Романов, сводя к общему знаменателю скандальные внут-рисемейные происшествия, преследуемые Уставом, замечает:

«Когда дерутся свекровь со снохой, деверь с ятровью, — это неразделившаяся по смерти отца семья в составе вдовы и взрослых сыновей, остающихся под одной крышей. Когда «блудят» отец с «дщерью», пасынок с мачехой («кто с маче­хой впадет в блуд»), свекор со снохой или деверь не только с ятровью, но и с «падчерицею», — то перед нами жив еще и отец, а выросло уже третье поколение».¹ В столкновениях с внешним миром такой родственный союз выступал сплоченно. «Если кто-нибудь возбудит тяжбу против другого, — встреча­ем в арабском источнике, — он зовет его к суду царя, и там они спорят. Если царю удается решить спор, то совершается по его желанию; если же тяжущиеся не приходят к соглашению по слову царя, он велит им состязаться своими мечами; чей меч окажется острее, за тем признается победа. Родственники обе­их сторон выходят и становятся с оружием; соперники начи­нают драться мечами; кто одержит верх над своим противни­ком, в пользу того решается спор». Немудрено, что обязан­ность кровной мести возлагалась на каждого домочадца. Зна­менитая статья первая Краткой Правды провозглашает: «Оубьеть моужь моужа, то мьстить братоу брата, или сынови отца, либо отцю сына, или братоучадоу, либо сестриноу сыно­ви; еще не боудеть кто мьстя, то 40 гривен за головоу...».³ Еще К.С.Аксаков понимал эту статью как обозначение семьи. Со­временный исследователь А.А.Зимин также считает, что тут «основой общества является уже не род, а большая семья. Ста­тья 1 Краткой Правды в своей основной части рисует семей­ный, а не родовой принцип мести». Таким образом, данная

¹ О.М.Рапов. Указ.соч., стр. 113.

²В.В.Седов. Археологические разведки древнерусской деревни в Смо­ленской области. КСИИМК, вып. 68, 1957, стр. 110. ³ Там же.

⁴П.Н.Третьяков полагает, что в данном случае летописец изобразил патриархальную общину. (П.Н.Третьяков. Восточнославянские племена. М., 1953, стр. 283). ⁵ ПВЛ, ч.1, стр. 51.

¹ Б.А.Романов. Люди и нравы..., стр. 199.

^г В.В.Бартольд. Соч., т.П, ч.1. М., 1963, стр. 822.

³ Правда Русская, т.1. Тексты. М.-Л., 1940, стр. 70.

⁴ К.С.Аксаков. Полн.собр.соч., т.1. М., 1889, стр. 105.

⁵ А.А.Зимин. Феодальная государственность и Русская Правда. — «Исторические записки», т. 76, 1965, стр. 231 (Указание на большую семью находил здесь и Б.Д.Греков. — Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 106).

статья не только уточняет состав мстителей, но без обиняков указывает, что большая семья покончила с родом и утвердила себя прочно в древнерусском обществе.'

В литературе высказывалось мнение, будто Правда Яро­слава ограничила кровную месть ближайшими родственника­ми, почему месть и представлена якобы в усеченном виде.³ Идея об ограничении кровной мести построена на явном недо­разумении. Она была бы справедливой, если бы изучаемое общество покоилось на родовом начале. Но поскольку ячей­кой общежития стала большая семья, то, естественно, мстить могли единственно лишь ее члены.

Не следует забывать о своеобразном значении мести как предупредительной мере, ограждающей род, а потом семью от нанесения материального ущерба со стороны других родов и семей. В древнем обществе жизнь человека взвешивалась не с точки зрения отвлеченных генеалогических расчетов, хотя и ими нельзя пренебрегать, но сообразуясь по преимуществу с прикладной ролью человека в добывании средств, потребных для жизни. Поэтому уже при родовом строе кровная месть часто предупреждается выражением сожаления, сопровождае-

¹ О том, что Русская Правда дает не просто перечень родичей, а изо­бражает семью, свидетельствуют обычно-правовые реликты кровной мести в судебной практике Галичины, исследованные В.Ф.Инкиным. Автор заме­чает: «Круг родичей, которые обыкновенно имели право мстить или полу­чать вознаграждение за голову родича, ограничивается теми рамками, в каких существовала и продолжала существовать на данной территории до конца XIX в. неразделенная семья в своей последней исторической ста­дии». — В.Ф.Инкин. Нов! матер^али до коментування статей «Русько! Правди» про мужебШство та помету. «Вютник Льв1вського державного ушверситету. Серия 1сторична», вып. 6. Льв!в, 1970, стр. 89.

² М.Н.Тихомиров. Исследование о Русской Правде. М.-Л., 1941, стр. 53; Его же. Пособие для изучения Русской Правды. Изд. МГУ, 1953, стр. 75; С.В.Юшков. Общественно-политический строй и право Киевского го­сударства. М., 1949, стр. 479 — 480; Его же. История государства и права в СССР, ч. I. M., 1961, стр. 121.

³ Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 540.

мом дарами значительной ценности.

В средневековье право получать и обязанность платить вергельд распространялось на лиц, входивших в круг наслед­ников убитого.² А.Попов как-то хорошо сказал: «Единство ро­да... переходит в единство семейства; потому месть, основан­ная на мысли о безусловном единстве и самостоятельности рода, переходит в семейную месть». Заменив род в качестве хозяйственной единицы, большая семья уменьшила и число мстителей потому, что сама была меньше рода. Итак, ст. 1 Краткой Правды об ограничении кровной мести ничего не го­ворит.

В прямой связи с вышеизложенным следует толковать фразу «аще не будеть кто мстя» анализируемой статьи. Ком­ментаторы Русской Правды нередко усматривают в ней намек на отсутствие мстителей, способных покарать виновного. Но

¹ К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 21, стр. 89; Л.Морган. Древнее обще­ство, стр. 46 — 47. О древних германцах Тацит сообщает: «Разделять нена­висть отца и сородичей к их врагам и приязнь к тем, с кем они в дружбе, — непреложное правило; впрочем, они не закосневают в непримиримости; ведь даже человекоубийство у них искупается определенным количеством быков и овец, и возмещение за него получает весь род, что идет на пользу и всей общине, так как при безграничной свободе междоусобия особенно пагубны» (Корнелий Тацит. Соч. в двух томах, т. I. Л., 1969, стр. 362). Д.М.Петрушевский понимал это место из Тацита так, будто родовой выкуп шел на смену родовой мести. (Д.Петрушевский. Очерки из истории сред­невекового общества и государства. М., 1907, стр. 205). Вряд ли с ним тут можно согласиться, потому что и месть и выкуп уходят далеко в первобыт­ную эпоху и установить стадиальность их очень трудно.

² А.Я.Гуревич. Большая семья в северо-западной Норвегии в раннее средневековье (по судебнику Фростатинга). «Средние века», вып. VIII. М.,

1956, стр. 74-75.

³ А.Попов. Русская Правда в ее отношении к уголовному праву. М., 1841, стр. 33.

⁴ См.: Н.М.Карамзин. История государства Российского, т.И. СПб., 1892, стр. 31; М.Ф.Владимирский-Буданов. Обзор истории русского права. СПб.-Киев, 1888, стр. 276; А.Е.Пресняков. Княжое право в Древней Руси.

есть более удачные разъяснения. В.И.Сергеевич писал: «В па­мятниках древнего русского права нет указаний на существо­вание у нас особого обряда примирения, но ст. 1 Русской Правды говорит о мести и выкупе альтернативно и предостав­ляет обиженному выбор. Выражение «аще не будеть кто мьстя, то 40 гривен за головоу» надо понимать не в том смыс­ле, что выкуп берут, когда некому мстить. Если некому мстить, то и выкуп платить некому. Это выражение значит: выкуп платится в том случае, когда нет желающих мстить».¹ Недавно Л.В.Черепнин решал вопрос путем компромисса. «В статье, - говорит он, - речь идет о мести за убийство и ее за­мене (в случае отсутствия лиц, имеющих право мстить или нежелающих своим правом воспользоваться) сорокагривен-ным штрафом».² Нас нимало не волнуют длинные дебаты ис­следователей Правды об истории текста ст. 1 Древнейшей Правды: вышла ли она сразу в том варианте, какой нам извес­тен по списку Краткой Правды³, или же посредством вставок собиралась в несколько приемов.⁴ Важно то, что ее нормы -это отражение не случайно подобранных казусов, а компакт­ная аранжировка ситуаций, логически спаянных друг с дру­гом. Статья распадается на две части: 1) «оубьеть моужь мо-ужа... то 40 гривенъ за голову»; 2) «аще боудеть роусинъ... то 40 гривенъ положите за нь». В первой части наличие мстите­лей подразумевается безусловно. Но с самого начала преду-

сматривается, что инцидент исчерпывается двояко: либо реа­лизацией принципа кровной мести, либо компенсацией родст­венникам убитого, т.е. полюбовно. И кровная месть, и дары, ее предупреждающие, - явления старого порядка, традиции которого, как мы заметили, теряются в сумраке родового строя. Значит, выражение «аще не боудеть кто мьстя» указы­вает, что мстители есть, но они предпочли покончить дело добром, удовлетворившись сорокагривенным искуплением.² Таким образом, отпадает необходимость предположения об отсутствии мстителей или о нежелании их воспользоваться своим правом. Вторая часть статьи рубит гордиев узел смаху: за людей, лишенных широкой поддержки и защиты родичей, платить 40 гривен, и делу конец.

Пространная Правда повторяет статью первую Древней­шей Правды в измененной и расширенной редакции: «Аже оубиеть мужь мужа, то мьстити брату брата, любо отцю, ли сыну, любо братучадо, ли братню сынови; аще ли не будеть кто его мьстя, то положити за голову 80 гривенъ; аче будеть княжь моужь или тиоуна княжа, аще ли будеть русинъ, или гридь, любо купець, любо тивунъ боярескъ, любо мечникъ, любо изгои, ли словенинъ, то 40 гривенъ положити на нь». С точки зрения построения ст.1 Пространной Правды никаких новшеств не вносит: так же, как и в Краткой редакции, ст. 1

СПб., 1909, стр. 255; А.А.Зимин. Феодальная государственность и Русская Правда. «Исторические записки», т.76, 1965, стр. 231, 256, 257.

¹ В.И.Сергеевич. Лекции и исследования по древней истории русского права. СПб., 1894, стр. 228.

² Л.В.Черепнин. Общественно-политические отношения в Древней Ру­си и Русская правда. В кн.: А.П.Новосельцев (и др.). Древнерусское госу­дарство и его международное значение. М, 1965, стр. 133.

³ М.Н.Тихомиров. Исследование о Русской Правде, стр. 49.

⁴ Л.В.Черепнин. Общественно-политические отношения..., А.П.Ново­сельцев (и др.). Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965, стр. 133-134.

¹ Ср.: Н.А.Максимейко. Мнимые архаизмы уголовного права Русской Правды. «Вестник права», 1905, № 4 - 5; Его же. Опыт критического ис­следования Русской Правды, вып. I. Харьков, 1914, стр. 54 - 55, 81 - 83.

² Б.Д.Греков признавал необязательность мести и возможность заме­нить ее выкупом, но рассматривал этот порядок как новое явление - пока­затель разложения родовых связей (Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 68). В последнем он, конечно, был неправ. Ближе всего к истине приблизился В.Ф.Инкин. Но он несколько усложнил дело, считая, что за фразой «аще не будет кто мстя» скрывались и родичи женского пола, и отсутствующие мстители, и те, кто согласился на композицию (В.Ф.Инкин. Hoei матер!а-ли..., стр. 89, 96).

³ Правда Русская, т. I, стр. 104.

Пространной кончается словами о размере компенсации заубийство. Если эти слова Пространной Правды («то положите! за голову 80 гривен») отнести к мужу княжому и тиуну княже-1 скому, то фраза об убийстве мужа мужем предстанет искусст­венно урезанной, так как в ней окажется опущенным установ­ление о денежном вознаграждении, чем утверждается исклю­чительное значение кровной мести. Но это далеко не так, ибо уже в ст. 1 Краткой Правды мирно уживается и тот и другой принцип. В доказательство выше сказанному необходимо об­ратить внимание на функционирование в тексте личностного местоимения «его», которое употреблено вместо названия ли­ца предшествующего контекста («оубиеть мужь мужа»), а не последующего («аче будеть княжь моужь или тиоуна княжа»), так как вряд ли может в предложении личное местоимение фигурировать раньше, чем существительное, — название лица, им замененное. Далее, вторая часть статьи построена анало­гично в обеих редакциях; одинаково выглядят придаточные условия, состоящие из двух частей: в Краткой «аще боудеть роусинъ... любо мечникъ» — «аще изъгои... любо словенинъ»; в Пространной «аче будеть княжь моужь или тиоуна княжа» — «аще ли будеть русин... ли словенинъ». Кроме всего, «прида­точное предложение условия (в древнерусском языке, — И.Ф.), как правило, стоит в препозиции к главному предложению».¹ Это правило будет нарушено, ежели фразу «аче боудеть княжь моужь или тиоуна княжа» отнести к предваряющему повест­вованию. Значит, 80 гривен нужно связывать не с мужем кня­жеским и тиуном, как это делают переводчики и комментато­ры Русской Правды,² а со словом «муж» по образцу ст. 1

¹ В.И.Борковский, П.С.Кузнецов. Историческая грамматика русского языка. М., 1963, стр. 484.

² Правда Русская, т. П. Комментарии. М.-Л., 1947, стр. 241 — 244; М.Н.Тихомиров. Пособие для изучения Русской Правды, стр. 87; ПРП, вып. 1, стр. 121.

Краткой Правды. Тогда вид ее будет следующий: «Если убьет человек человека, то мстит брат за брата, либо отец, либо сын, либо двоюродный брат, либо племянник; если никто не будет мстить за него, то положить за убитого 80 гривен; если будет княжий муж или тиун княжеский, если будет русин, гридин, купец, либо боярский тиун, либо мечник, либо изгой, или сло-венин, то положить 40 гривен». Отличие данного вида от об­щепринятого заключается на первый взгляд в малом — расста­новке знаков препинания. Но по-иному расставленные знаки ведут к более глубокому расхождению в прочтении ст. 1 Про­странной Правды.¹

До сих пор мы не затрагивали вопроса, насколько актуаль­ной была рассматриваемая статья во времена создания и дей­ствия Пространной редакции Русской Правды. И тут вспоми­нается ремарка кодификатора: «По Ярославе же паки совоку-пившеся сынове его: Изяславъ, Святославъ, Всеволодъ и мужи ихъ: Косняченко, Перенег, Никифор и отложиша оубиение за голову, но кунами ся выкупати; а ино все яко же Ярославъ су­дил, такоже и сынове его оуставиша».² Подавляющее боль­шинство исследователей Русской Правды на основании цити­рованных строк приходят к выводу о том, что законодательст­во Ярославичей отменило кровную месть, заменив ее выку­пом, т.е. вознаграждением деньгами.³ В.И.Сергеевич нашел малоудовлетворительным такое толкование. Но то, что пред­ложил он, тоже нельзя назвать неоспоримым. Под «убиением

¹ Правильное чтение, хотя и сокращенное, имеется, на наш взгляд, в Толстовском виде Русской Правды: «Аще убьет муж мужа, то мстити бра­ту брата, либо отцу, либо сыну; оже ли не будет кто его мстя, то положити за голову 80 гривен, либо разсудити по муже смотря» (Правда Русская, т. I, стр. 269).

² Правда Русская, т. I, стр. 104.

³ Правда Русская, т. И, стр. 246 — 254; С.В.Юшков. Общественно-политический строй и право Киевского государства, стр. 486; М.Н.Тихомиров. Пособие..., стр. 88; А.А.Зимин. Феодальная государствен­ность..., стр. 254 - 260.

за голову» В.И.Сергеевич понимал «не месть, а смертную казнь, введенную под влиянием византийского законодатель­ства»,¹ почему Ярославичи и не помышляли отменять кров­ную месть, а отложили казнь, присуждая выкуп.² Одолевали сомнения и М.С.Грушевского, который, отметив лояльное от­ношение Пространной Правды к мести за удар, указал, что она «ничем не ограничивает результатов этого удара мечом, хотя бы от такого удара приключилась смерть; где же логика, за убийство нельзя убить, а за удар можно?»³ Н.А.Максимейко версия об отмене кровной мести сыновьями Ярослава казалась легендой. Месть, соответственно его взгляду, — родовое поня­тие, отчего убиение «могло быть только одним из частных проявлений мести. Следовательно, отменить убиение за голо­ву не значит отменить месть... если бы месть была отменена Ярославичами, то мы бы, наверное, нашли этот закон в сбор­нике, содержащем их уставы. Это был акт величайшей важно­сти, который имел больше прав на запись и внимание, чем по­становление о краже гуся, курицы и т.п. Сходные мысли раз­вивал впоследствии Б.А.Романов.⁵ Действительно, наличие в Пространной Правде статьи о кровной мести — факт сам по себе в высшей мере примечательный. Выносить на страницы

¹ В.И.Сергеевич. Лекции и исследования по древней истории русского права. СПб., 1894, стр. 229.

² Там же.

³ М.С.Грушевский. 1стор1я Украш! — Руси, т. III. Львов, 1906, стр. 362 (прим.).

⁴ Н.А.Максимейко. Опыт критического исследования Русской Правды, вып. 1. Харьков, 1914, стр. 54 — 55.

⁵ Правда Русская. Учебное пособие. М.-Л., 1940, стр. 56 — 57. Среди позднейших историков попытку объяснить эту загадку Русской Правды предпринял В.Ф.Инкин. «Отложиша убиение за голову, но кунами ся вы-купати» он понимает не как отмену кровной мести, а как установление штрафа за совершенную месть и отмену «того порядка, когда «убиение за голову» было нормой права и не влекло за собой уголовных последствий». В.Ф.Инкин. Нов! матер!али ..., стр. 95.

законодательного сборника предписания, потерявшие всякое реальное значение, было бы полнейшей бессмыслицей. А.А.Зимин напоминание о кровной мести в Пространной Правде объяснил спецификой технических приемов состави­теля: «Отмена кровной мести прокламировалась в статье 2 Пр.Пр., а предшествующая статья оставлена была княжичами в основном в том виде, как она существовала ранее, хотя со­державшаяся в ней форма о "мести" уже была анахронизмом ("аще не будет кто мстя" и "мстити"). Такой прием изложения нововведений характерен для кодификатора древнерусского права (ср. ст. 65, где сначала говорится о том, что было при Ярославе, а затем об "установлениях" княжичей)».¹ Слож­ность, однако, заключается в том, что ст. 1 Пространной Прав­ды — это не копия ст. 1 Краткой Правды, а ее развитие; она со­держит узаконения, чуждые Правде Ярослава. На примере ст. 1 Пространной Правды мы наблюдаем совершенствование законодательства, почему А.А.Зимин и признал, что «не вся ст. 1 потеряла свою силу. В противном случае все те измене­ния, которые законодатель произвел в ней (по сравнению со ст. 1 Кр. Пр.), были бы по меньшей мере, странны. Начало ста­тьи ("аже убиет... братню сынови") не содержит чего-либо су­щественно нового. Правда, вместо устаревшего счета по мате­ринской линии ("сестрину сынови") появилось более соответ­ствующее новым условиям "братню сынови". Несколько не­ожиданно 40 гривен "за голову" статьи 1 Кр. Пр. заменяются 80-гривенной вирой за убийство "княжа мужа" и "тиуна кня­жа". Это изменение сделано на основании ст.ст. 19—22 Кр.Пр. с той разницей, что вместо новгородского огнищанина мы на­ходим киевского княжьего тиуна. Последняя часть ст. 1 остав­лена почти без изменений». О заключительной части ст. 1 Пространной Правды можно сказать больше. Среди уже из-

¹ А.А.Зимин. Феодальная государственность...,стр. 256.

²Там же,стр. 256.

вестных нам по Древнейшей Правде лиц, ограждаемых соро-кагривенным штрафом, тут стоит «тивун бояреск». В появле­нии боярского тиуна А.Е.Пресняков тонко почувствовал «сла­бо выраженный, но тем более ценный намек на усвоение черт княжого права и княжого быта средой бояр...»¹

Выход нового персонажа на авансцену законодательной жизни — надежное свидетельство реального смысла и значе­ния установлений, посвященных ему. Так «тивун бояреск» помогает понять, что последняя часть ст. 1 Пространной Правды так же не потеряла силу, как и закон о безопасности «княжа мужа» и «тиуна княжа». Следовательно, ст. 1 со слов «аще ли не будеть кто его мьстя» является действующим по­становлением. Но если это так, то статья 1 Пространной Прав­ды — удивительное сочетание действующих норм и омертве­лых архаизмов. Не странно ли? К числу пережитков относит­ся, по А.А.Зимину, все, заключенное в словах «аже убиет... братню сынови». Затем начинаются нововведения: «княж муж», «тиуна княжа», 80 гривен «за голову» в качестве виры, а не прежнего головничества. Сомнения в том, воплощают ли эти нововведения живую ткань юридической практики, быть, таким образом, не может. Вот итог самого А.А.Зимина: «Итак, если в Краткой Правде первые 40 гривен означали головщину, шедшую общине за убийство "мужа" в случае отсутствия мстителя, то теперь они заменены были двойной вирой за убийство высшего члена дружины; жизнь низших дружинни­ков оставалась защищенной тем же штрафом, что и общинни­ка. Таким образом, ст. 1 Пр. Пр. стала говорить лишь о вире, являясь в этих пределах действующим законом».² Вот тут-то мы и заметим, что фраза «аще ли не будеть кто его мстя» при­урочена к 80-гривенной голове, олицетворяющей действую­щее право. Спрашивается, где же отмена кровной мести, где

же ликвидация «убиения за голову»?! Если отмена мести не состоялась, то право «мстити» остается в силе. Чтобы спасти положение, 80 гривен нужно привязать к предшествующему предложению. Но тогда всплывает новое затруднение: первая часть статьи приобретает по сравнению с первой статьей Древнейшей Правды существенно новые санкции — восьми-десятигривенный штраф вместо сорокагривенного. Куда бы, таким образом, мы ни перебрасывали 80 гривен и выражение «аще ли не будеть кто его мьстя», результат один: спорность построения о падении кровной мести.

Обращаясь ко второй статье Пр.Пр., видим, как состави­тель, повествуя об отмене «убиения за голову», пользуется формой глагола «отложиша» (аористная форма). Казалось бы, автор должен был особо подчеркнуть, что месть «отложена» раз и навсегда. Для безусловного выражения такого значения удачнее было бы употребить не аористную, а перфектную форму («отложили»), так как только эта форма способна выра­зить в древних славянских языках «момент, который нередко называют "результативным" или "перфективным"... момент актуальности последствий действия для более позднего вре­менного плана»,¹ способна акцентировать наличие «этого ре­зультата самой грамматической формой».² Аористной же формой «отложиша» назван лишь факт отмены; закрепилась ли отмена в более позднее время, форма «отложиша» не пока­зывает, что еще раз позволяет сомневаться в отмене кровной мести как привившейся к жизни мере.

Если сопоставить ст.2 Пространной Правды со ст. 65, где встречаемся со сходным на первый взгляд явлением в области глагольных форм («судил —отложиша», «был уставил — ус-тавиша»), то обнаруживаем следующее. В ст. 65 для констата-

¹ А.Е.Пресняков. Лекции по русской истории, т. I. M, 1938, стр. 225.

² А.А.Зимин. Феодальная государственность..., стр. 256.

¹ Ю.С.Маслов. Глагольный вид в современном болгарском литератур­ном языке (значение и употребление). «Вопросы грамматики болгарского литературного языка». М., 1959, стр. 162.

² Там же, стр. 282.

ции случившегося при Ярославе употреблен глагол в форме плюсквамперфекта («был уставил»), называющий действие давнего установления, хронологически предшествующее всем остальным событиям высказывания.¹ Последствия такого дей­ствия существуют до момента нового действия позднего вре­менного плана (в данном случае «уставиша»).² В ст. же 2 Про­странной Правды перфектная форма «судил» называет дейст­вие, результат которого актуален и в момент «отложиша».³ Поэтому сходство ст. 2 и 65 мнимое, так как в последней «за­кон Ярослава» отменен, что подчеркнуто семантикой глаголь­ной формы («был уставил» имеет последствие до момента «уставиша»), в то время как в ст. 2 последствия законодатель­ной деятельности Ярослава («судил») вполне допустимы и в момент «уставиша». В ст. 65 такое значение подтверждается всем содержанием ее, где нет единого решения и допускается выборочный способ наказания («уставиша на куны, любо бити и розвязавше, любо ли взяти гривна кун за сором»). Итак, лин­гвистические наблюдения над ст. 2 Пространной редакции Русской Правды делают сомнительным утверждение о ликви-

¹См.: В.Вондрак. Древнецерковнославянский синтаксис. Казань, 1915, стр. 7; Е.С.Истрина. Синтаксические явления синодального списка Первой Новгородской летописи. Пг., 1923, стр. 125; С.Д.Никифоров. Глагол, его категории и формы в русской письменности второй половины XVI в. М., 1952, стр. 163.

² Аналогичное значение замечаем, например, в Синодальном списке НПЛ: «грькы же и варягы изгнаша из града, иже бяху остали» (стр. 49); «и призваша и-Суждаля Судилу, Нежату, Страшка, оже беху бежали из Нова-города» (стр. 26); «а в Пльскове почали бяху грабити недобрии людие и дворы в городе... и избиша их пльсковичи» (стр. 94) и др.

³Свойственны эти отношения и другим памятникам письменности: «мы же, елико нас хрестилися есмы, кляхомься церковью... (ПВЛ, ч. I, стр. 38); «тогда же зажгоша двор Красный, его же поставил благоверный князь Всеволод» (там же, стр. 152); «Мстислав же приде на Волгу и поведаша ему, яко Олег вспятился к Ростову» (там же, стр. 169); «поведаша ему бе-лозерцы, яко два кудесника избили уже многы жена» (там же, стр. 117); «и разгневался на ты, оже то грабили Даньслава и Ноздрьчю» (НПЛ, стр. 21).

дации кровной мести Ярославичами.

В нравах лю

Поиск по сайту: