То, что не может быть проще

Духовное просветление: прескверная штука

Джед МакКенна

Vitam impendere vero.

Отдай жизнь истине.

Ювенал

То, что не может быть проще

Останься эти день и ночь со мной,
и ты постигнешь источник всех поэм.

– Уолт Уитмен –

Закончив перечислять огромное число аспектов своего духовного путешествия, она смотрела на меня в ожидании ответа – с надеждой на одобрение, возможно даже на похвалу. Мне не очень-то нравится разбивать надежды красивых молодых девушек, но такая уж моя работа. Я – просветлённый.

– Итак, причина всего того, чем ты занимаешься, – я загибал пальцы, – медитации, молитвы, песнопения, йога, вегетарианство, посещение даршанов и сатсангов с просветлёнными существами, пожертвования в "Гринпис", "Международную амнистию" и "Свободный Тибет", чтение классической духовной литературы, очищение тела, воздержание от секса и так далее. Причина всего этого – в чём?

Она уставилась на меня в молчании, словно ответ был слишком очевиден, чтобы его излагать, но его необходимо изложить. Я хочу видеть его здесь, перед нами, чтобы мы могли изучить его, поиграть с ним нашими остроумными мозгами.

– Ну, знаете, – начала она, всё ещё не веря, что я действительно хочу, чтобы она объясняла что-то очевидное, – духовный рост, наверное. Я бы хотела, э-э, знаете, стать лучше, научиться глубоко любить и, ну, повысить свою вибрационную… ну, вы знаете.

Я настаивал на каждом слове.

– Свою вибрационную что?

– Э-э, частоту? Я бы хотела, знаете, повысить свой уровень сознания, чтобы лучше контактировать с, ну, моим внутренним "я", моим высшим "я". Я хочу открыться божественной энергии, которая, знаете, везде.

– О, окей. Зачем?

– А?

– Зачем?

– Зачем что?

– Зачем всё это? Зачем ты хочешь повысить свои уровни, контактировать, открыться и прочее?

– Ну, вы знаете… духовное, э-э, просветление.

Аххххх…

– Окей, это и есть причина? Ты хочешь стать просветлённой?

Она смотрела на меня, как будто это вопрос с подвохом, но нет – это главный вопрос. Что ты делаешь? Зачем ты это делаешь? Куда это направлено? Если ты знаешь, тебя ждёт успех. Если нет, то нет. И это не просто красивые слова, это закон.

– Да, наверное, так.

Я утешительно улыбнулся.

– Хорошо. Значит, ты занимаешься всем этим потому, что хочешь достичь духовного просветления. Я правильно выразился?

Пауза.

– Да… наверно.

– Хорошо, давай немного поговорим об этом и посмотрим, сможем ли мы что-нибудь прояснить. Как ты думаешь, что такое духовное просветление?

Она снова уставилась на меня широко открытыми глазами, но теперь в них прокралась тень замешательства. Минуту назад это казалось таким очевидным, что не требовало объяснений. Теперь же, стало немного туманным.

– Э-э, ну, это как Бог… божественный разум… единство, знаете, единое сознание?

Вот так всегда с новыми студентами. Они исполняют роль студентов, я исполняю роль учителя. Я никогда не знаю наверняка, зачем они пришли и когда уйдут. Весь процесс приводит в равной мере к завершению и к разочарованию. Я говорю, они слушают. Они спрашивают, я отвечаю. Я высказываюсь, они… кто знает? … они что-то делают.

То, как воспринимаются мои слова, и что с ними происходит после того, как они покидают мои уста, находится вне моего контроля. Я говорю, вот и всё. Слова текут, словно песня, и это утешает меня. Это моё дело. Кивать головой и сохранять выражение лица, изображающее интерес и восприимчивость, это её дело. Я направляю своё внимание на слова и на то, как они выражают скрытые за ними мысли. Было бы приятно думать, что мои слова щёлкают в её уме, как костяшки на счётах, но я знаю, что это не так, и не волнуюсь по этому поводу. "Действуй, но не беспокойся о плодах своих действий", сказал Кришна Арджуне.

– Это очень просто, – сказал я ей. – Просветление это реализация истины. А истина не просто проста, она – то, что не может быть проще, не может быть более упрощено.

По выражению её лица я понял, что это нас никуда не привело. Моя вина.

Между нами на столе лежало издание Гиты, и я открыл его на удачу, с намерением найти подходящий к нашему предмету отрывок.

Это всегда срабатывает. Моё существо прониклось благодарностью, когда я читал ей слова Кришны:

"Я Время, неотвратимый убийца, пришёл, чтобы свершить предназначенное людям. Воины враждебных армий, выстроившиеся в боевом порядке друг против друга, уже мертвы, не зависимо от того, подашь ли ты сигнал, или удержишь руку."

Я замолк, смысл слой за слоем проникал в меня, и благодарность вызвала лёгкое волнение в груди. "Прекрасно, – подумал я, – прекрасно, прекрасно, прекрасно."

Сидящая передо мной девушка кивнула, как-то по-своему поняв эти слова. Она знала, что эти слова Кришна говорил Арджуне, могучему воину, который сложил своё оружие, не желая подавать сигнал к началу войны, которая без сомнения сожжёт до тла землю и всю его семью. Она знала, что Кришна открыл Арджуне истину о том, как разворачивается мир, и она знала, что в конце этого разговора – в Бхагавад Гите – иллюзия Арджуны рассеется, и он подаст сигнал к началу войны.

Но, вероятно, дальше её знание не заходило. Сомневаюсь, что она отождествляла себя с Арджуной, застывшем в замешательстве в начале Гиты. Сомневаюсь, что она приравнивает просветление с прямым переживанием реальности в её бесконечности. Сомневаюсь, что она осознаёт, что в её жизни грядёт война, и что она в двух шагах от подачи сигнала, который послужит искрой для пожара, который превратит её мир в прах. Я смотрел на эту девушку и знал, что она понятия не имеет, куда на самом деле ведёт этот путь.

Я улыбнулся.

– Сознание единства это здорово, – сказал я, и, похоже, она расслабилась. – Мистическое единство, быть единым со вселенной, прямой опыт бесконечности. Блаженство, экстаз, райский вкус. Вне времени, вне пространства, вне любой возможности описать. Покой, превосходящий всякое понимание.

– Ух ты, ­– сказала она под впечатлением. Зовут её Сара. Она молода, двадцать с небольшим, и я только что нажал на все её духовные кнопки. Если бы я был гуру, это было бы моим основным занятием. Я вздрогнул от такой мысли.

– Да, – согласилась она, – именно так…

– Но это не просветление.

– Ох.

– Просветление это не когда ты идёшь куда-то, это когда то приходит сюда. Это не какое-то место, которое ты посетила и потом с тоской вспоминаешь о нём и пытаешься туда вернуться. Это не визит к истине, это пробуждение истины в тебе. Это не мимолётное состояние сознания, это перманентная реализация истины – пребывание в недуальном сознании. Это не то, куда ты должна пойти, ты пришла сюда оттуда. Например, сам я просветлённый, прямо здесь, прямо сейчас. Я свободен от иллюзий и от пут эго, и хотя я имел великое счастье несколько раз испытывать мистическое единство, в настоящий момент я не нахожусь в этом состоянии и не собираюсь вернуться туда. Никто не пребывает в состоянии постоянного блаженства, Сара, это просто не входит в пакет услуг.

– Охо… – только и смогла промолвить она.

– Всё, что я пытаюсь сделать, Сара, это привести в порядок твои мысли. Ты двигаешься – как и все остальные – в одном направлении, но просветление находится в другой стороне. Тебе сейчас необходимо чётко определить для себя, чего ты на самом деле хочешь. Хочешь ли ты посвятить всю свою жизнь преследованию достижения мистического состояния сознания? Или ты хочешь пробудиться к истине своего бытия?

Несколько мгновений она раздумывала над этим, а затем поразила меня своим ответом.

– Мне кажется, важнее сначала выяснить, что истинно, иначе, какой во всём этом смысл? – сказала она. – Сперва самое главное, так ведь? То есть, когда я выясню, что истинно, тогда я так же смогу попытаться достичь состояния единства, верно?

– Браво, – засмеялся я оценивающе, – хороший ответ. Да, сначала выясни, что истинно, а потом можешь делать всё, что вздумается.

Несмотря на хороший ответ, в действительности Сара не приняла реального решения, как она думала. Человек не может выбрать между реализацией истины и мистическим единством, как выбирают между супом и салатом. Фактически, человек вообще не выбирает просветления. Скорее он является его жертвой, как если бы на него наехал автобус. Арджуна не просыпался в то утро с надеждой увидеть вселенскую форму Кришны, у него просто был обычный тяжёлый день в офисе, когда вселенная свалилась на него.

Пора передать мяч Саре.

– Итак, ты занимаешься всеми этими вещами, потому что ты хочешь идти в определённом направлении, так?

Она кивнула.

– Ты хочешь духовного развития, быть ближе к Богу, попасть в рай, стать просветлённой, где-то рядом с этими основными направлениями?

Она снова кивнула, хотя выглядела несколько смущённой.

– Короче говоря, ты двигаешься – прогрессируешь, так? Ты направляешься от одной точки к другой?

Снова кивок.

– Но ведь, можно сказать, что практически каждый занимается тем же самым в том или ином смысле? Двигается к чему-то от чего-то?

Опять настороженный кивок, будто я пытаюсь её к чему-то склонить, что я, собственно, и делаю.

– Я хочу, Сара, чтобы ты мне сказала чётко и определённо, от чего ты двигаешься и к чему. Не спеши, торопиться не надо. Отнесись к этому как определению своей персональной миссии, используя эти два элемента – по направлению к чему ты двигаешься и от чего. Окей?

На её лице застыло выражение паники подобной идеи.

– Эй, – подбодрил я её, – не волнуйся так, милая. Всё, что мы делаем, это пытаемся получше рассмотреть то, куда ты идёшь и откуда. Это не астрофизика. Просто запиши план своего путешествия наиболее коротко. Это же не так сложно, правда?

– Наверное, нет.

– Это не соревнование, это просто жизнь. Нет финишной ленты, нет выигравших и проигравших. Подумай над этим хорошенько. Всё это взаимосвязано. Приходи ко мне через несколько дней с тем, что у тебя получилось.

Сара действует из той же неверной концепции, что и все остальные. Она верит, что, так или иначе, что-то неправильно, и она может это исправить. У всех различные понятия о том, что такое это "что-то", что с ним "неправильно" и как это "исправить", но в основе своей всё это одно и то же. Истина, однако, в том, что на самом деле всё правильно. Всё всегда правильно и ничто не может быть неправильным. Правильно даже то, что кто-то верит, что что-то неправильно. Неправильность просто не возможна. Как писал Александр Поп, "Когда истина ясна, всё, что есть – правильно". Неправильность во взгляде наблюдателя, и нигде более.

Восприятие неправильности, однако, имеет решающее значение продолжении в непрекращающейся человеческой драмы, вместе с иллюзией отдельности и убежденностью в свободе воли. Драма требует конфликта. Нет конфликта, нет драмы. Если всё в порядке, тогда нечего исправлять, что может означать, что ничего не нужно делать. Не нужно покорять высот и измерять глубин. Не нужно достигать ни власти ни благополучия. Не нужно зачинать будущие поколения. Не нужно создавать произведения искусства, ни возводить небоскрёбы. Не нужно придумывать ни религии, ни философии. И зубы не нужно чистить.

– Вера в то, что что-то не в порядке, это шило в заднице человечества, – так я объяснил это Саре.

Конечно, неправильность не совсем нами выдумана. Какое-то количество правильности и неправильности встроено в человеческий аппарат. Голод – неправильно, есть – правильно, воздержание – неправильно, сеять семя – правильно, боль – неправильно, удовольствие – правильно, и так далее. Но всё это лишь биологические указатели, имеющие силу только в контексте физического организма, нарушения которых приводят к прогрессирующему чувству дискомфорта и возможной смерти.

Где же может обитать неправильность за пределами физического организма? Очевидный ответ – нигде. Но если смысл всего этого существования в элементе драматизма, чтобы сохранить интерес, то нужен конфликт, поэтому в коктейль нужно добавить искусственной неправильности:

Страх.

Страх пустоты. Страх тёмной дыры внутри. Страх не-бытия.

Страх не-я.

Страх не-я это отец всех страхов, на нём все они основаны. Любой страх был бы маленьким и хорошеньким, если бы в его сердце не было страха не-я. Любой страх в конечном счёте это страх не-я.

– И что такое просветление, – спросил я Сару, – как не ныряние белого лебедя в пропасть не-я?

Она не ответила.

Страх, не имеет значения, какое обличие он принимает, является тем орудием, которое движет человеком, как индивидуумом, и человечеством, как видом. Проще говоря, люди – существа страха. Может возникнуть соблазн сказать, что в нас присутствуют две равные части: рациональная и эмоциональная, балансирующие между правым и левым полушарием мозга, но это не так. Мы, прежде всего, эмоциональные существа, и нашей правящей эмоцией является страх.

– Смешно, да? – спросил я Сару, несколько ошеломлённую всем этим.

Когда я прошу студентов определить, откуда они направляются и куда, я делаю это не потому, что мне нужны эти подробности, и даже не для того, чтобы студенты прояснили их для себя. На самом деле я просто хочу, чтобы они пересмотрели направление своего движения, потому что если судьба или провидение поставили их передо мной слушать, что я говорю, значит близится резкая смена курса, а это начинается с проверки направления их движения в данный момент.

Сара выслушала облегчённую версию монолога о страхе и неправильности, отчасти себе на пользу, отчасти мне. Я не знаю, сколько из этого она действительно поняла, но ей не повредит послушать. Так я учусь, что говорить и как говорить. Я не получил "Полный набор знаний" вместе с просветлением, так что, если я хочу что-то понять, чтобы учить этому, я должен многое прояснять для себя сам.

– Должна ли я продолжать медитировать? – спросила она, в отчаянии цепляясь за что-то знакомое.

– О, да, конечно, – сказал я, и похоже, она почувствовала облегчение. Что касается просветления, то не имеет особого значения, будет ли она медитировать или нет, будет ли есть мясо или нет, будет ли набирать очки или терять их. Однако, я осознаю, что она уже достаточно выбита из привычного состояния за один разговор. Целью сегодняшнего урока было открыть ей новый взгляд на значение просветления. Если я начну разбивать её ложные концепции слишком быстро, она скоро сбежит обратно в свой индуистско-христианско-буддистско-ньюэйджевский мир, из которого она вышла, чтобы найти свой путь здесь.

Мы сидели на переднем крыльце моего дома посреди бескрайних полей в самом сердце Америки. Хотя, это раньше было моим домом. Теперь это скорее американский сельский проект ашрама, который принадлежит каждому, кто принимает в нём участие. Были времена, когда я сам чистил и ремонтировал его, делал все домашние дела, но теперь я здесь как принц во дворце. Уже много лет я не поднимал молотка и не выбрасывал мусора. Я никогда не собирался становиться принцем, это просто случилось, пока я отвернулся, но на такое положение трудно жаловаться.

Сара не единственный человек такого рода, ищущий свой путь здесь. Она пришла не чистым листом, поэтому первым делом следует помочь ей освободиться от всего – взглядов, морали, от самых сокровенных и глубоко запрятанных верований. Короче, от эго структуры, от ложного "я". Никто не приходит на порог этого дома пустой чашкой, в ожидании, чтобы её наполнили знанием, и поскольку знание, которое представлено здесь, почти наверняка будет в остром противоречии с тем знанием, с которым они пришли, сначала всегда приходится готовить их к большому пересмотру.

В доме всегда живёт пятнадцать или двадцать студентов. Они останавливаются ненадолго, говорят со мной, ухаживают за чем-нибудь. Они приходят и уходят. И ещё сотня или около того "дневных студентов", в противоположность постоянно проживающим. Они не живут здесь, они просто приходят, когда могут или когда захочется. Они могут прийти и уйти, и я даже не узнаю об этом. Они появляются, ухаживают за садом, готовят еду, участвуют в строительстве пристроек, болтают друг с другом, рисуют, оставляют подарки, едят, словом, делают всё, что угодно. Вот так здесь всё и происходит. Это просто поток, и каждый чувствует себя в нём вполне комфортно.

Был погожий весенний денёк, близился вечер. Солнце клонилось к закату, и дневная жара спáла. Нежный ветерок гладил волнистую траву. Время посидеть в удовольствие. Я молчал, наслаждаясь благостным совершенством момента, и был удивлён, что Сара была в таком же состоянии, по крайней мере, не портила его болтовнёй.

Наконец, время проглотило настоящий момент, и я наблюдал, как он уходит с благодарностью. Какой-то парень высунулся и сказал, что для тех, кто желает, готова еда. Я чувствовал её запах. Кто-то вынес мне поднос с тарелкой риса, дал, гарам масала и набор палочек. Как только аромат еды достиг моего носа, я понял, что готовила Сонайа, и что я голоден.

Я ел и наблюдал, как закат рисует больше оттенков розового, чем можно было себе представить. Постепенно розовый становился красным и золотистым, облака отражали каждый нюанс, раскрашивая небо райским великолепием. Я был бы не прочь и умереть сейчас, подумал я, на закате дня. Но потом вспомнил – я ещё должен написать книгу.

Парадокс

Ты никогда не достигнешь духовного просветления.

Тот "ты", которым, ты думаешь, что являешься – не есть ты.

Тот "ты", который думает о тебе, как о себе – не есть ты.

Тебя нет, так кто же хочет стать просветлённым?

Кто не просветлён?

Кто станет просветлённым?

Кто будет просветлённым?

Просветление это твоя судьба – вернее, чем восход солнца.

Ты не можешь не достичь просветления.

Разве тебе говорили иначе?

Непреодолимые силы вынуждают тебя. Вселенная настаивает.

Не в твоей власти потерпеть неудачу.

К просветлению нет дороги:

Оно простирается во всех направлениях, во все времена.

На пути к просветлению ты создаёшь

и уничтожаешь свой путь каждым своим шагом.

Никто не может идти по пути другого.

Никто не может вести другого.

Никто не может остановиться.

Никто не может сойти с пути.

Никто не может вернуться.

Просветление ближе, чем твоя кожа,

внезапнее, чем следующий вздох,

и навсегда вне твоей досягаемости.

Его не нужно искать, так как нельзя найти.

Его нельзя найти, так как нельзя потерять.

Его нельзя потерять, так как это

ни что иное, как то, что ищет.

Парадокс в том, что никакого парадокса нет.

Ну не прескверная ли это штука?

Джед МакКенна

Большие идеи

Для встречи с сотнями своих обличий

Я странствую по миру;

И грязная трава

Мой солнечный загар стирает.

Стою я, сам, в потоке и смеюсь.

Руми

Легально я являюсь владельцем дома. Это величественный и богато украшенный дом сельского джентльмена со множеством комнат, построенный в 1912 году. Его история такова, что два преуспевающих джентльмена имели вид на одну даму, и каждый из них построил прекрасный дом, какой только мог. Они оба сделали ей предложение, положив, что она выйдет за того, чей дом окажется лучше. Впервые я услышал эту историю в офисе моего адвоката перед подписанием бумаг. Его секретарь был полностью посвящён в историю моего дома. Я с нетерпением ждал, чтобы узнать, чем же закончилось это дело, выиграл ли мой дом. Он выиграл. В спортивных интересах другой дом был сожжён несколько лет спустя.

Хорошая история. Если она была выдумана или исправлена, я не хочу знать. Мне она нравится такая, какая есть.

Дом расположен в на востоке центральной Айовы, около двадцати миль от Айова-сити и в получасе езды от реки Миссиссиппи. Нам повезло, что здесь есть немного красивых холмов, в отличие от совершенно плоских, присущих Айове, ландшафтов. У нас несколько акров леса и дюжина голых акров, небольшая речушка (приток Миссиссиппи), маленький пруд, и мы со всех сторон окружены сельскими угодьями. Остров в море кукурузы.

Дом обёрнут верандами, глядит широкими окнами и красуется множеством декоративных деталей, которым я не знаю правильных названий. Внутри полным-полно встроенных шкафчиков со стеклянными полочками, дубовые полы, потолочные балки и множество деталей ручной работы, которых, говорят, уже нигде не сыщешь. Во всяком случае, это великолепный старый дом, и я не видел ничего подобного за все двенадцать, или около того, лет в Айове. Нельзя сказать, что он самый большой или самый лучший или что-то в этом роде, просто он особенный и уникальный. А самое главное, тихий. Ближайший сосед находится более, чем в миле отсюда, а ближайшее шоссе в пяти милях, далеко за пределами поля зрения и слуха.

Я сказал, что являюсь легальным владельцем дома, чтобы отметить, что я, тем не менее, чувствую себя здесь, как гость. Королевский, но всё же гость. Это дом Сонайи, и он стал им с первого дня её появления в нём. Она управляет им с чердака до подвала. В её руках пища, обслуживание, уборка и деньги. Она ведёт список гостей. Если б не Сонайа, этот дом, возможно, давно превратился бы в ветхую развалину.

Сейчас утро. Я сижу в зале с телевизором и смотрю мировые новости. Мне нравится смотреть телевизор. Я больше наблюдатель, чем участник. Фильмы, программы, новости, шоу (типа Chauncey Gardener), я люблю смотреть. Я не принимаю ничью сторону, не беспокоюсь ни о чём, я наслаждаюсь драмой. Я не смотрю спорт или мыльные оперы, потому что для меня таковыми служат новости: свежий урожай шутовских выходок.

Входит Мартин и садится в соседнее кресло. Он пришёл не для того, чтобы смотреть новости. В переоборудованном подвале есть другой зал с телевизором для гостей. Мой находится на втором этаже, и он устроен намного более удобно, чем тот, внизу. Оба они имеют спутниковые тарелки, но там, в подвале, не совсем темно, тогда как мой зал наверху – спасибо Сонайе – устроен как домашние кинотеатры, которые имеют у себя богатые люди. Здесь только два кресла с туго набитыми спинками, и двойные занавески, чтобы было темно; широкоэкранный телевизор, видео, DVD плэйер, консоль для игр, система "звук вокруг" и всякие электронные штучки для управления всем этим. Правда, классная комната, и уж точно необычная для сельского дома Айовы.

В основном принято, что каждый может зайти, если дверь открыта, и сесть на другое кресло, если оно не занято. Другое дело – расположен ли я к разговору или нет, что в основном зависит от того, расположен я к разговору или нет. Закончился интересный эпизод о независимости Тайваня, и я стал листать каналы в поисках чего-нибудь интересного. В это время дня много финансовых новостей. Мне неинтересны финансовые новости, да и любые новости, где не происходит ничего грандиозного. Ничего грандиозного не происходило. Я посмотрел канал погоды на предмет тайфунов, ураганов или наводнений, но всё было спокойно. Ну, ладно.

– Ты в обуви, – сказал я Мартину.

– О, господи, – пробормотал он и снял сандалии. Он задвинул их за кресло, чтобы Сонайа не заметила их, если вдруг заглянет, но Сонайа замечает всё, и Мартин это знает. Может я и известный просветлённый, к которому все приходят, но Сонайа всевидящая и всезнающая хозяйка дома, и даже я в её присутствии всего лишь ещё один безмозглый пацан.

Я смотрел в телевизор, а Мартин смотрел на меня. Он хотел поговорить. Быть может, я должен был ответить отрицательно на его уловки, но по телеку ничего не было, а Мартин временами бывает интересен. Я кивнул слегка сердито, и он начал.

– У меня получилось выполнить ваше задание, – стартовал он с энтузиазмом. Мне не понравилось слово "задание", но оно и вправду довольно точное, так что я ничего не сказал.

– Напомни-ка мне, – сказал я, хотя не нуждался в напоминании.

Мартин провёл больше двадцати лет в рабстве у одного из самых известных духовных лидеров запада, и вышел оттуда с головой полной псевдо-индуистской белиберды, туго завязанной в гордиев узел. Я пытался облегчить ему задачу, предложив александрово решение – разрубить узел одним ударом, вместо того, чтобы потратить ещё пару десятков лет на то, чтобы пытаться развязать его, но Мартин не спешил отбрасывать свою систему верований, куда входила также и преданность.

Во время нашей прошлой встречи Мартин принёс книгу и прочёл мне пару дюжин станций из учения его бывшего гуру. Слова принадлежали, конечно, огромному уму, излагающему на тему о вечных тайнах, и я легко смог понять, почему искатели столпились вокруг столь безграничного понимания, но когда Мартин закончил чтение, я абсолютно не представлял себе, о чём только что говорилось. Но ещё важнее то, что Мартин тоже не знал этого, хотя думал иначе.

Чтобы прояснить это для него, я дал ему "задание" ужать то, что он прочёл мне, до одной связной мысли – одного ясного предложения. Идея этого задания пришла мне в голову, когда я слушал, как Мартин с дрожащим энтузиазмом читал непонятные слова своего бывшего гуру. Я был потрясён экзальтированной способностью такого мудрого человека смешивать несколько простых концепций вместе таким образом, что они звучали возвышенно и глубоко, не выражая при этом ничего особенного.

В отрывках, прочтённых Мартином, говорилось о тройственности воспринимающего, акта восприятия и воспринимаемого объекта; о трёх гунах индуизма; о преимуществах спокойного ума, и что-то о восхождении по уровням сознания, один прекрасней другого. Наверное, была какая-то общая тема, связывающая всё это в единое целое, что заставляло Мартина дрожать, но что это была за тема, я не могу сказать, поскольку это потребовало бы более внимательного прослушивания. Было ясно, что Мартин пытается продемонстрировать свою осведомлённость в Больших Идеях. Он, кажется, ещё думал, что обучает меня, или, может быть, действует в качестве самостоятельного посланника от своего прежнего учителя. Но, как я уже сказал, я не знаю, потому что потерял нить повествования практически в самом начале.

Всё, что мне действительно нужно от студента вначале разговора, это маячок – знак, определяющий его местонахождение. Студент путешествует оттуда, где он сейчас находится, к состоянию пребывания в недвойственном сознании. Я помогаю ему в этом путешествии, потому что я располагаюсь на высоте и имею ясный вид на всю местность. Я всегда знаю, в каком направлении идти, но мне нужно, чтобы студент послал сигнал, указывающий на его текущее положение. Мне нужен ключ к его местонахождению, и обычно я получаю его при первых же произнесённых словах или предложениях.

К примеру, я вижу, где находится Мартин, и я вижу, что он запутался в кустах ежевики. Может быть, он чувствует потребность исчерпывающе описать своё теперешнее положение, но я уже знаю всё, что нужно, чтобы вывести его оттуда. Мартин может желать провести следующие двадцать лет в изучении местной флоры, но я убеждаю его достать мачете, прорубить себе дорогу и продолжить путешествие.

Сейчас, сидя рядом со мной, Мартин напомнил мне о тех отрывках, которые он прочёл, и о моей просьбе свести их к одному предложению. Я кивнул и спросил, к чему он пришёл. Интерпретация текста и её ценность с самого начала не была целью этого задания, и вообще это маленькое упражнение было не для того, чтобы прояснить смысл текста для Мартина. Скорее, оно было для того, чтобы мягко уговорить его мыслить самостоятельно, вместо бессмысленного повторения мудрёных концепций и отказа от собственной ответственности в пользу авторитетов. В процессе этого Мартин, возможно, разовьёт более глубокий взгляд на знание, которым он крутит и вертит, как каким-нибудь чудесным пистолетиком, но дело не в этом.

Мартин, как я уже говорил, может быть очень интересным. Ему примерно лет сорок пять, он побывал во многих экзотических местах и делал много интересных вещей. Он очень большой человек ростом около двух метров и весом килограмм сто сорок. Он эксперт в строительстве и неплохой повар, когда Сонайи нет на кухне. Он полностью, или частично, американец, играл за Северо-западный колледж, шесть лет был Зелёным Беретом и десять духовным отступником. Вобщем, он впечатляющий и приятный парень. Он живёт в доме несколько месяцев, и в основном быстро ухватывает суть, приступая к делу. Я с самого его приезда сюда знал, что он застрял на внешнем авторитете, но никогда прямо не указывал на это. Меньше всего мне хотелось вступать в дурацкое соревнование "у кого круче знания" с его бывшим учителем, который занимает совершенно иное положение в иерархии гуру, чем ваш покорный слуга, то есть, если я не буду осторожен, я нечаянно могу отослать Мартина обратно к человеку, у которого для описания есть две тысячи слов и пятьсот ссылок на древние тексты на трёх языках.

То, что получилось у Мартина с "заданием", придуманным мной за пару секунд, было в основном ничем иным, как упрощённым перефразированием оригинального текста. Он объяснял его, а не прояснял и уменьшал.

– Стоп, – сказал я. Он остановился.

– Ты просто используешь другие слова, чтобы сказать то же самое.

– Ну, да, – согласился он, – но я использую меньше слов и объясняю это в более западном духе.

Я пощёлкал каналы и остановился, чтобы посмотреть, как Саманта пытается утихомирить разгневанного Ларри Тейта.

– Почему ты думаешь, что я просил тебя резюмировать тот текст, который ты мне читал, Мартин?

– Я думал, что вы, ну, заинтересовались этим и, возможно, у вас были трудности, ну, знаете, с пониманием, – сказал он.

Ларри отбушевал, и теперь Саманта звонила доктору Бомбею, верный знак, что что-то не в порядке, возможно доктор что-то напортачил. Может быть, он превратил Дэррина в пони, и теперь Ларри нужен Дэррин, чтобы срубить капусту. Доктор Бомбей, однако, не доступен, потому что он в каком-то экзотическом месте едет верхом на Дэррине, чтобы победить в финальном заезде. Конечно, не мне судить, но наверно нелегко быть Дэррином.

– Да, у меня были трудности с этим, Мартин. Определённо. Давай-ка попробуем ещё раз. Я бы хотел, чтобы ты свёл весь этот сложный набор изречений гуру к одной ясной концепции. Подытожь его. Обтеши его, пока не достигнешь сердцевины. Сократи, как алгебраическое уравнение. Сожги всё лишнее и увидь, что останется.

– Ну, – начал Мартин, и я тут же понял, что мы бьёмся головой об его упрямство в опоре на внешние авторитеты. – Я думаю, что он имеет в виду…

Я перебил его.

– Почему имеет значение то, что он имеет в виду, Мартин?

Он уставился на меня с полуоткрытым ртом.

– Это твоя голова на плахе, Мартин, это твои часы тикают.

Я попробовал зайти с другой стороны.

– Как ты обозначил свою миссию, Мартин? Что является целью? Чего ты надеешься достигнуть в своей жизни?

– Свободы от уз, – ответил он без колебаний. – Освобождения. Единства со всем, что есть. Единое сознание.

Я удержался, чтобы не выброситься из окна.

– Окей, окей, всё это замечательно, но можешь ли ты представить, что всё это разные способы выражения одного и того же?

– Ну… да, – ответил он нерешительно, очевидно размышляя, не самозванец ли я, – это разные способы сказать о просветлении.

– Правда? Откуда ты знаешь?

– Ну, я провёл больше двадцати пят лет…

– Что, Мартин? Чем ты занимался двадцать пять лет?

– Всем. Учился, медитировал, очищался. Читал, посещал лекции, изучал всё, что можно, о развитии духовности…

Мне кажется, именно сюда приведёт Сару её теперешнее направление движения. Двадцать пять лет незаконченного поиска, и всё из-за желания небольшого искреннего разговора.

– А что, если ты обнаружишь, что всё это впустую? – спросил я его.

Он отшатнулся, и я почувствовал, он вот-вот встанет и уйдёт.

– Потерпи немного, Мартин. Мы просто разговариваем. Просто гипотетически, что, если ты поймёшь, что чтобы достичь просветления, о котором ты говоришь, тебе придётся избавиться от всех своих учений. Сможешь ли ты оставить все приобретённые тобой знания?

– Ну, я не думал…

– Что для тебя главное? Просветление или знание?

– Я не думал…

– Как долго учит твой гуру?

– Ну, больше тридцати лет…

– И как много из его студентов достигли просветления?

– Ну, э-э…

– Которых ты знаешь лично?

­– Ну, э-э, я никогда…

– О которых ты слышал?

– Не было…

– О которых ходили слухи?

– Я не думаю…

– Чем они там занимаются, Мартин? Тот рецепт просветления, который они предлагают, что это?

– Э-э, ну, медитация и знание, в основном…

– И за тридцать лет не было никого, о ком бы они могли сказать: "Посмотрите на этого человека! Он просветлённый и это мы привели его к этому!" За тридцать лет ни одного? Тебе не кажется, что сейчас у них уже должна быть целая армия просветлённых?

– Ну, это не…

– После тридцати лет у них должно было быть несколько дюжин поколений просветлённых. И если лишь четвёртая часть их них стала бы учителями, к этому времени они заполонили бы весь мир, говоря математически, тебе не кажется? И я не спрашиваю об этом как учитель, но как потребитель, или адвокат потребителя. Не считаешь ли ты разумным разузнать об успехах учителя? Доказательства – в конечном результате, не так ли? Ты не спрашивал их о плодах их учений, когда поступил к ним?

– Ну, я не…

– Не считаешь ли ты разумным спросить об этом? Они участвуют в духовном бизнесе, не так ли? Или я не правильно тебя понял? Или там происходит что-то другое?

– Неееет, но они…

– Если бы журнал "Потребитель" выпускал отчёт о том, насколько духовные организации исполняют обещанное, не думаешь ли ты, что первыми статистическими данными под каждой организацией был бы коэффициент успеха? К примеру, вот сотня случайно выбранных людей, обучающихся в данной организации в течении пяти лет, и вот где они сейчас. Скажем, тридцать один человек повысил свой уровень, двадцать семь покинули организацию, тридцать девять остались в ней, но далеко не продвинулись, и трое вошли в пребывание в недвойственном сознании. Окей, три процента, теперь можно сравнивать. А эта твоя организация получила бы жирный нуль. И не только из ста человек, а из сотни тысяч, может из миллионов. Я не прав?

– По-вашему получается…

– Я знаю, что получается, Мартин, и я знаю, что они ответят на это. Что все идут вместе, не так ли? Они говорят, что все сделают прорыв одновременно, когда будет достигнута критическая масса, так они говорят?

– Ну, вроде того, да, но по-вашему получается…

– Как ты думаешь, почему эта организация после тридцати лет не набита доверху просветлёнными? Я думал, что у них сейчас могли бы быть проблемы с их складированием. Я думал, что весь мир сейчас мог бы обивать их пороги. Сколько времени им нужно?

– Не в этом…

– Да, Мартин, именно в этом. Дело именно в этом. Как это возможно, что после тридцати лет единственным случаем просветления является тот, с кого всё и началось? Я знаю, что он великий человек, Мартин. Я знаю его учения. Я знаю широту и масштаб этого человека. Согласен, это высокоразвитое существо, что бы это ни значило. Если бы я оказался в его присутствии, я бы упал на колени и коснулся его скрученных в лотосе ног. Он велик, я знаю, но мы здесь говорим не о ком-то ещё, мы говорим о тебе. Мы говорим о том, что ты занимаешься… чем? Как бы ты это назвал? Освобождение от уз? Я не вижу никого в организации этого человека, кто освобождался бы от уз, Мартин. А ты?

Я подождал. Ничего.

– Можешь ли ты предложить мнение, почему такое может быть?

Мартин молчал. Внутри него явно шла борьба. Он посмотрел на меня, в ожидании, что последует дальше.

– Мартин, я думаю, тебе нужно рассмотреть возможность, что в этой организации есть серьёзный брак. Где-то возле самой сердцевины. Ты считаешь, с моей стороны неблагоразумно так говорить?

Никакой реакции.

– По крайней мере, не считаешь ли ты благоразумным спросить об этом? По крайней мере, рассмотреть такую возможность?

Он кивнул почти незаметно.

– Моё пробуждение происходило в течении меньше двух лет, Мартин. И это без помощи хоть одного живого учителя. И я никогда не слышал, чтобы процесс занимал больше времени. Я действительно не понимаю, как процесс может занимать больше, чем два года.

Говоря это, я не имею в виду два года с момента первой вспышки духовной жажды. Я имею в виду два года с момента действительного начала процесса пробуждения, главного прозрения, первого шага. Пусть будут большие буквы – Первый Шаг. Я знаю, что многие проводят много лет в медитациях и духовных практиках, не достигая полного пробуждения, и я знаю, что они думают, это потому, что они ещё не пересекли финишной черты, но на самом деле, они ещё не пересекли стартовой черты – они не сделали Первый Шаг.

Я продолжал.

– Это процесс. И он занимает определённое количество времени. Примерно столько, сколько занимает период беременности у слонихи.

Мартин слишком вежлив, чтобы задать очевидный вопрос: Сколькими просветлёнными я сам могу похвалиться? Я отвечу – в среднем один или двое в год с тех пор, как я начал учить, всего около дюжины. Конечно же, я не могу ими хвалиться, но именно ко мне их привела вселенная на критических этапах их путешествия. Пара из них пытается писать или говорить теперь, но большинство просто живут. В настоящий момент я вижу, что двое студентов идут к этому, те, кто сделал Первый Шаг. Если сделан Первый Шаг, за ним определённо последуют остальные до окончания путешествия, если только ты не умрёшь или на голову не упадёт большой кирпич.

– Мартин?

– Да.

– Ты бы согласился с выводом, что в учении должен быть брак, если оно не производит выпускников?

Он поколебался, потом кивнул.

– Если так, то брак должен быть довольно серьёзным, а?

Он кивнул.

Я кивнул.

– Да, интересная возможность. Наверное, тебе стоит подумать немного над этим, потом дай мне знать, к чему ты пришёл. Окей?

Он кивнул.

– Мартин?

Он кивнул.

– Я уже знаю ответ. Этот вопрос для тебя, окей?

Он кивнул.

***

Не хочу, чтобы Мартин думал, что я взял его группу и гуру в частности. Не вижу никаких причин проводить различие между теми или другими. Есть тысяча причин, почему духовные организации не могут производить просветлённых толпами, хотя и не все сразу видны. Одна хорошая, неизвестная даже им самим, причина в том, что члены любой духовной организации могут быть удовлетворены просто поиском просветления. Посвящение своей жизни высоким духовным идеалам в точности так же определяет жизнь и наделяет её целью, как поиск наслаждения или власти или денег или любви. Неоновая вывеска над дверью "Бесплатное просветление! Кратчайший и наилегчайший путь! Истина только у нас!" ещё не означает, что то, что происходит внутри, действительно касается просветления, или что люди, входящие туда, действительно хотят этого.

Совсем наоборот.

Почти во всех случаях, продающееся и покупающееся просветление вообще не является реализацией истины, но таким безумно распрекрасным состоянием сознания, что только идиот не захочет получить его. Таким коварно прекрасным, фактически, что его блеск не позволяет несведущим миллионам искателей увидеть тот факт, что его на самом деле не существует.

Так что, бывшая организация Мартина больше говорит, чем делает, но я ни коим образом не думаю, что они намеренно обманывают людей. Я думаю, что они сами убеждены, как и те, кого они убеждают. В таком случае, нет ничего дурного в том, что организация ведёт себя как живой организм, который стремится выжить, адаптироваться и расти. Может быть, организм стремится к освобождению для всех существ, или к миру во всём мире, или к распространению своей доктрины, или просто к своему возвеличиванию и усилению. Может быть просветлённый, стоящий во главе, просто хочет заниматься сексом, или может быть, он потерял контроль над непросветлёнными членами организации. А может, просветлённый во главе вовсе не просветлённый, а какой-то ещё. Какой-то действительно прекрасный, возможно, но не пробуждённый – не реализовавший истину.

Или, кто знает? Может бывшая группа Мартина достигнет своей критической массы, и они все навсегда окажутся в супер счастливом состоянии. (Ох, не закидают ли меня тухлыми яйцами, когда я постучусь к ним в дверь, спросив, не поздно ли ещё записаться?!)

Смысл в том, что действительно нет смысла пытаться выяснить все возможные причины, почему ищущие не находят. Это ещё одно безумие, в которых нет недостатка. Смысл в том, чтобы пробудиться, а не написать докторскую на тему о пробуждении. Проще говоря, как догадалась Сара, первым делом пробудиться, а потом, если всё ещё будет желание освобождать всех существ, или устанавливать мир в мире, или спасать китов, замечательно – повезло всем существам, повезло миру, повезло китам. Но результат всегда тот же:

Ты либо пробуждён, либо нет.

Поиск по сайту: