Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Четверг, 9 апреля 2009 года



 

В больницу Дэйна поехала на автобусе. Внутри было битком, пассажиры гомонили, разговаривали, то и дело звонили мобильники. Повинуясь внезапному импульсу, Дэйна написала эсэмэску Максу.

Сегодня делаю аборт.

Пусть знает. Пусть его сердце колотится так же, как ее, пусть трясется от страха. Ей хотелось, чтобы он позвонил и умолял остановиться. А она бы сказала ему, что слишком поздно, следовало думать раньше, что не в ее силах прекратить все эти мерзкие разговоры в школе и что она не виновата, что так вышло.

Ее замутило. Это из-за ребенка? Или ее укачало? Или от воспоминаний о том, как они били ее, как засовывали головой в писсуары, требуя выложить им все подробности? Но все эти сплетни, что гуляют по школе, – все это ложь. Сколько ни били ее, сколько ни издевались, она не предала Макса. И сказала им лишь одно: что она любит Макса. Жаль только, что не успела сказать самому Максу.

А эти уроды сочинили гадости. Дэйна вспомнила, как пыталась выделить из нагромождения лжи те крупицы правды, которые они из нее выудили, чтобы все объяснить Максу. Но он так безжалостно смотрел на нее. Он поверил. Поверил, что это она все рассказала.

Вот и больница. Мрачное здание выглядело не оплотом здоровья и восстановления, а средоточием болезни и смерти. Дэйна положила руку на живот. Чувствует ли ребенок ее страх? Она вошла в приемное отделение и показала формуляр, который получила пару недель назад. Они позвонили ей накануне, сообщили, что на сегодня освободилось время, велели ничего не есть и не пить после полуночи. Дэйна не спала всю ночь, все думала и думала.

– Поднимайтесь на третий этаж, дорогая. В гинекологию.

Дэйна не помнила, как оказалась в лифте. Она вышла на нужном этаже, ослепленная белыми стенами, белыми дверями, белыми халатами, все вокруг было белое, точно мозг ее засыпало снегом.

– Извините, – тихо сказала она, – вы не знаете, где…

Вы не знаете, где делают аборты?

– Где гин… гин… – Почему-то никак не получалось это произнести.

– Первый коридор направо. – Медсестра вывезла молодую женщину в кресле-каталке. Лицо пациентки тоже было белым как снег, живот выступал вперед точно гора.

Дэйна протянула свой формуляр другой сестре. Та как-то оценивающе посмотрела на нее:

– Вы одна?

Всегда одна, хотела сказать Дэйна, но лишь кивнула.

– Кто-нибудь вас потом заберет?

Дэйна поняла, к чему она клонит.

– Да, мама, – соврала она.

Медсестру это вполне удовлетворило, она повернулась к компьютеру:

– Так, сейчас найдем вам койку и все подготовим.

Она повела Дэйну по отделению, мимо палат, в которых лежали женщины, многим из которых скоро предстояло рожать. Через дверь с кодовым замком они вошли в отделение, где находились сплошь молодые девушки. На стенах повсюду плакаты. Будь умнее, предохраняйся. Изнасилование – не твоя вина. Не позволяй застать себя врасплох. Всевозможные рисунки: презервативы, упаковки таблеток и какие-то штуковины, неведомые Дэйне.

Через пятнадцать минут, уже в больничном халате, она лежала на кровати и отвечала на вопросы медсестры. Среди прочего та спросила, есть ли у Дэйны парень. Дэйна покачала головой. Закончив с вопросами, сестра сообщила, что скоро к ней подойдет анестезиолог.

Через четыре часа Дэйну, измученную голодом и жаждой, повезли в операционную. По дороге она разглядывала лампы на потолке, вентиляционные люки. На руке у нее закрепили пластиковый браслет, в тыльную сторону ладони была вставлена игла с трубкой. Было больно.

Скоро все будет позади.

 

Еще одно сообщение Макс получил в двадцать минут шестого.

Он представлял себе, как она лежит в операционной, ноги задраны на металлические рогатины, а хирург просит у медсестры то один инструмент, то другой и продолжает рассказывать о ресторане, где вчера ужинал. Аппаратура ритмично попискивает, все идет нормально. Хирург проделывал это столько раз. Звякают инструменты, врач что-то бормочет себе под нос. Возможно, ребенка вытащат по кускам, бросят в металлический лоток. Что потом?

Дэйну помоют, отвезут в палату. Медсестра будет к ней добра или будет глядеть с осуждением. Обычно аборт делают и в тот же день выписывают, Макс читал об этом в Интернете. Она написала ему, что уже едет домой в автобусе.

Все позади.

 

Мая 2009 года

 

– Доброе утро и добро пожаловать на шоу «Правда в глаза». – Кэрри смотрела прямо в камеру. Она сделала глубокий вдох и медленно проговорила: – Я Кэрри Кент, и сегодня у нас необычная передача. Наверное, вы уже знаете, что на прошлой неделе в моей семье произошла ужасная трагедия. Мой единственный сын, Макс, был хладнокровно убит ножом на территории его собственной школы. – Кэрри сделала шаг назад. От ее обычной упругой походки, от ее эффектных жестов не осталось и следа. Лицо напоминало маску. – Я стою сейчас в студии, перед камерами, и ничего труднее в моей жизни еще не было. Но у меня есть надежда. Надежда, что кто-то из вас сможет помочь. – Оператор дал лицо Кэрри крупным планом. – Возможно, ваш сын пришел домой чересчур возбужденным, возможно, кто-то из ваших приятелей упомянул о том, что видел. Я прошу вас, я умоляю вас позвонить и рассказать об этом. Номера горячей линии, которые свяжут вас напрямую с сотрудниками лондонской полиции, будут на экранах все время, пока идет шоу. Вы можете не раскрывать свое имя.

Кэрри повернулась и направилась к двум стульям, стоящим на фоне экрана со снимком Макса.

– И я обращаюсь к тем молодым людям, что носят с собой нож и считают это нормальным. Вы ошибаетесь. – Кэрри сделала долгую паузу. Она смотрела прямо в камеру и видела в ней не путь к славе, а шанс сделать наконец в своей жизни что-то правильное. – Нож – это не защита, как думают некоторые из вас. Он не сделает вас непобедимым, смелым, не придаст вам мужества. Он не возвысит вас в глазах других. Нож в кармане – это лишь доказательство вашей трусости, свидетельство вашего страха. Если я смогу убедить хотя бы одного человека сообщить информацию об убийстве моего сына, если я смогу убедить хотя бы одного человека отказаться от ножа, то, возможно, я смогу пережить свое горе.

Кэрри знала, что камера все еще направлена на нее, а внизу экрана бегущая строка показывает номер телефона. Обычно в этот момент звучал джингл, но сегодня в студии стояла тишина. Зрители сдержанно захлопали, и, как только хлопки затихли, Кэрри продолжила.

– Я хочу представить вам человека, который вел себя очень храбро всю эту неделю. Я познакомилась с этим человеком всего несколько дней назад. Это девушка Макса. Подростки, как известно, существа скрытные, поэтому я о ней ничего не знала. К несчастью, этой юной девушке довелось стать свидетельницей убийства моего сына. Опять же к несчастью, она не может опознать убийцу. Я пригласила ее на шоу в надежде, что вы, наши зрители, поможете нам. Уже десять лет я веду это шоу, десять лет вмешиваюсь в жизнь других людей, и вот настало время вам вмешаться в мою. Дамы и господа, прошу вас со всем уважением к ее горю поприветствовать мисс Дэйну Рэй.

Снова раздались сдержанные хлопки, и снова наступила тишина. Кэрри стояла у края сцены, чтобы встретить Дэйну. Но Дэйна все не появлялась. Кэрри прижала наушник к уху. Тишина.

Еще несколько томительных секунд, показавшихся Кэрри вечностью, – и наконец Дэйна неуверенно шагнула в студию. За ее спиной Кэрри увидела Джесс Бриттон. Детектив ободряюще кивнула.

– Дэйна, милая, спасибо тебе за то, что согласилась прийти. – Кэрри сказала это только ей, прикрыв микрофон.

Она обняла девушку – жест, который должен был, с одной стороны, дать понять зрителям, как сблизило их общее горе, а с другой – был предназначен лично для Дэйны.

Девушка заморгала, прищурилась, очевидно стараясь сориентироваться в незнакомой обстановке. Кэрри знала, что она уже побывала в студии, ее привели, чтобы она привыкла к освещению, съемочной группе, камерам и сотням кресел. Сама Кэрри всего этого давно уже не замечала.

– Присядь сюда. – Кэрри посмотрела на зрителей в студии, как бы приглашая их принять участие в беседе.

Перед стульями стоял низкий столик с графином и двумя стаканами. Пока Дэйна устраивалась поудобнее, Кэрри налила воды в стаканы. Казалось, от горя и страха девочка стала еще более хрупкой. Она не отрывала взгляда от своих грязных кроссовок.

– Мы все очень ценим то, что ты пришла, Дэйна. Я понимаю, отвечать на мои вопросы для тебя столь же тяжело, как мне – задавать их. Но мы делаем все это ради Макса. И ради сотен других подростков, которые живы, но могут погибнуть в любой момент… Мы должны попытаться остановить это.

Кэрри замолчала, собираясь с мыслями. Потом взяла стакан, сделала глоток, выпрямилась и в упор посмотрела на Дэйну.

– Я хочу, Дэйна, чтобы ты рассказала, что же произошло утром двадцать четвертого апреля.

 

Дэйна понимала, что все видят, как она нервничает, как ерзает на стуле, как теребит волосы, как дрожат у нее пальцы. Но ей было все равно. Ей отчаянно, до одури, хотелось закурить. Она видела по телевизору, как гости программы кричат, беснуются, дерутся, убегают со сцены. Или как их силой выволакивают охранники. Интересно, а она на такое способна? Убежать? Она сидела напротив Кэрри Кент, готовой разорвать ее в клочья за то, что она ничего не знает, и бегство казалось вполне возможным. Ведь она действительно ничего не знала.

– Я хочу, Дэйна, чтобы ты рассказала, что же произошло утром двадцать четвертого апреля.

Кэрри поставила стакан с водой на стол. И тут же Дэйна схватила другой. Только бы потянуть время. Ну зачем, зачем она согласилась…

– Не спеши, – сказала Кэрри, что, разумеется, означало «поторапливайся».

– Это был обычный день, – прошептала Дэйна. Собственный голос казался ей чужим. Она подняла голову и посмотрела на зрителей. Как их много… – Я никогда бы не подумала, что может случиться такое. – Тон бесстрастный, будто она рассказывает, как плохо кормят в школьной столовой, или о том, что скоро они с учителем физкультуры отправятся в поход.

Но внутри у нее все заходилось в нескончаемом вопле. Все это напоминало фильм ужасов, навсегда застрявший в мозгу.

– Я проснулась рано. Умыла и одела младшую сестренку, отвезла ее в садик. Потом пошла в школу. Как обычно.

Дэйна смутно понимала, что Кэрри кивает. Как же жарко. Зря она надела куртку.

– Ты разговаривала с кем-нибудь, когда пришла в школу?

– Нет. Со мной там никто не разговаривает. То есть Макс разговаривал, но… – Дэйна запнулась. Она словно ступала по битому стеклу босиком. – Первой у нас была математика. Было скучно. Потом география, а после нее я решила уйти.

Яркий свет слепил, мешая сосредоточиться. На металлических стойках висели лампы, десятки ламп, нацеленных на нее, точно пистолеты. Выстрелы света, чтобы заставить ее выложить всю правду. Но она этого не сделает. Она не может. Это же его мать.

– Макс был на этих уроках?

Похоже на очередной допрос. Там она смогла как-то выкрутиться, но было непросто. Неужели она пришла на шоу только для того, чтобы убедить всех, включая себя, что она ничего не знает? Или она здесь, чтобы признаться во всем? Если бы только Макс был жив. Она бы все отдала за это. Получается, у них с Кэрри есть что-то общее.

– Да, Макс был на математике.

Дэйна вспомнила его ссутулившуюся спину, пальцы, нажимающие на клавиши калькулятора. Однажды он сказал ей, что математика дается ему с трудом. Словно его удивляла собственная математическая бездарность. Она тогда ответила, что работать стоит только над тем, что у тебя хорошо получается. Как конкурсы, добавила она с улыбкой.

– Но на географии я его не видела. Мы проходили честную коммерцию. Макс как-то сказал мне, что на свете нет ничего честного.

Взгляд Кэрри жег сильнее софитов. Кэрри молчала, поэтому Дэйне пришлось продолжить.

– После географии я пошла в магазинчик неподалеку. Я не позавтракала и хотела есть. Там были девчонки из моего класса, они тоже прогуливали.

Давай бабло, потребовали они. Она вспомнила ненависть в их глазах, когда она выложила деньги из кармана. «Все!» – приказали они и отстали, только когда отобрали у нее все, что было. Когда они ушли, Дэйна задрала футболку и открыла кошелек, который носила на поясе. В карманах она держала не больше пары фунтов, специально для вымогателей, а в кошельке лежала десятка, которую она стянула из бумажника Кева. Она купила чипсы и медленно пошла обратно к школе.

– Я надеялась встретить Макса. Нам надо было поговорить.

Над верхней губой выступили капельки пота. Если их вытереть, весь этот чертов грим смажется или нет?

– О чем? – спросила Кэрри.

– У нас возникли проблемы.

– Вот как?

– Просто… просто я сказала ему кое-что, а он неправильно понял. А я хотела, чтобы он знал правду. В школе его травили из-за того, что он встречался со мной. Распускали всякие мерзкие сплетни.

Во взгляде Кэрри появилась растерянность. Дэйна почему-то была уверена, что после такой новости она набросится на нее. Но Кэрри сохранила спокойствие. Дэйна подумала, что это даже страшнее.

– Ну вот, я села на ограду и стала есть чипсы. Я надеялась, что Макс пройдет мимо.

Так много людей. И все смотрят на нее.

«Вот блин», – сказал он, когда она его окликнула. Первое слово, обращенное к ней. А она просто протянула ему чипсы, как будто чипсы могли все изменить к лучшему.

– Он… не мог успокоиться, – тихо сказала она. – Он носился вокруг меня, размахивал руками, кричал, мне даже показалось, что он меня ударит. Он был в бешенстве.

Дэйна услышала возгласы среди публики. Кэрри все молчала.

– Я кое-как уговорила его сесть рядом.

Она снова ощутила холод бетона, солоноватый вкус чипсов. Запах дезодоранта Макса. Бездонное отчаяние.

– И тут появилась та шпана? – спросила вдруг Кэрри.

– Нет, они появились потом.

Дэйна понимала, что Кэрри не терпится, чтобы она перешла к главному, описала того, кто это сделал. Голубые глаза, черные волосы, шрам на щеке? Тренировочные штаны, рваные джинсы, татуировка, цепочка на шее… что угодно. Может, просто выдумать что-нибудь? Хватит ли у нее духу соврать в прямом эфире?

Дэйну замутило. Уже несколько дней она почти не ела, спазмы в желудке заглушала колой. Она попыталась встать, но под ногами была пустота. Может, она все еще сидит на ограде? Да, точно. Рядом Макс, вот он, перед ней, беспокойно переминается с ноги на ногу. Хотелось плакать, но слезы почему-то не шли.

– Я ужасно разозлилась, стала кричать на него. Сказала, что сделала так, как он хотел.

– Но что он хотел? – Опять эта Кэрри. – О чем ты говоришь, Дэйна?

Тишина. Только слышно, как по улице за школой проехала машина, как стучит по ограде ее ботинок, да еще чей-то кашель.

– О ребенке… – прошептала она.

Шум. Чьи-то крики.

– О ребенке? Каком ребенке, Дэйна? Ради бога, объясни!

Кто-то хватает ее за руку. Макс или его мать? Дэйна помнила, как Макс тогда схватил ее. Как не мог сдержать ярость.

«Ты убила нашего ребенка», – то ли выкрикнул, то ли прошипел он.

Она куда-то брела, не видя ничего перед собой. Кто-то догонял ее. Она резко обернулась, взгляд как у попавшего в капкан животного.

– Так больно, – сказала она. – Я не хочу, чтобы было так больно.

– Расскажи мне о ребенке, Дэйна. – Женский голос, дрожащий. Пальцы сжимают ее руку.

Дэйна посмотрела в глаза этой женщины. Мать Макса. Дэйна улыбнулась. Макс везде, верно?

– Мы любили друг друга. – Снова шум – и фазу тишина. – Я его любила. Но знаете что? – Дэйна услышала смех, но лишь через мгновение поняла, что смеется она сама. – Я так и не сказала ему этого.

– У вас был секс?

Дэйна кивнула.

– Ведь вы всем это советуете, да? – Ее голос звучал словно издалека.

– Что? – возмущенно спросила Кэрри.

– Предохраняться. Ну так вот, мы занимались этим, ясно? И я забеременела. От Макса.

По студии пронесся ропот. Дэйна улыбнулась. А классно вот так поразить всех. Ничего, то ли еще будет.

– Вы вечно тут болтаете про подростковую беременность, про то, что нужно думать, что предохраняться нужно, все такое. А знаете что? Ваш сын занимался этим прямо у вас под носом.

Дэйна ощущала какую-то удивительную силу, уверенность в себе. Она прошла по студии, точно как делала Кэрри, чтобы напугать своих гостей. Потом резко обернулась и уставилась на Кэрри:

– И каково вам теперь?

– Я… я… – Кэрри замолчала. Дотронулась до своего наушника. – Какой у тебя срок? – спросила она так тихо, что Дэйне пришлось практически читать по губам. – Ребенок Макса… – прошептала она.

– Дело в том, – Дэйна смотрела прямо в камеру, – что все не так просто.

Она вспомнила его лицо, отчаяние, звучавшее в его голосе.

«Да не хотел я этого, черт возьми, не хотел я, чтобы ты делала аборт, но ты наговорила про меня все эти вещи. Они сказали, что ты со всеми переспала, что ты просто шлюха. Они сказали, что ты меня ненавидишь. И я возненавидел тебя в ответ».

Дэйна молчала. Надо сказать, что они избили ее, что кто-то просто видел, как они выходили из подвала. Что она им почти ничего не сказала, они все выдумали. Обычное дело.

– Ни с кем я не спала, с тобой только, – наконец выдавила она.

Макс не поверил. Лицо его выражало столько отчаяния, гнева и недоверия, что она испугалась. Впервые в жизни она его испугалась.

– Ну и каково это, когда его вырывают из тебя? – Он сжал кулаки.

– Макс… пожалуйста…

И тут она увидела их. Четверо или пятеро? Они показались сбоку, шли вдоль забора. Она посмотрела на них, перевела взгляд на Макса.

– Я не знаю точно, сколько их было. Мы с Максом ссорились, когда я их увидела, – сказала она Кэрри. Пора вернуться к тому, что все хотят знать.

– Кого? – спросила Кэрри. В глазах ее стояли слезы.

– Тех парней. Они просто шлялись по округе. Искали, чем бы заняться.

– Ты запомнила, как они были одеты?

– Как обычно. Тренировочные штаны, кроссовки, куртки с капюшонами.

– Ты узнала кого-нибудь? – Кэрри подалась вперед.

Дэйна вдруг почувствовала себя хозяйкой, словно это ее шоу, а Кэрри – гостья.

– Я не уверена.

Та сцена так и стояла перед глазами. Ничего удивительного, почти неделю она вспоминала случившееся, секунду за секундой.

– Макс, – прошептала она, пытаясь предостеречь его. – Сзади.

Макс обернулся, но тут же снова посмотрел на нее. Казалось, появление шпаны его не беспокоит.

– Знаешь что? – Он шагнул к ней, приблизился вплотную, заставив вжаться в ограду.

Дэйна смотрела ему за спину. Парни направлялись прямо к ним. Ей стало страшно.

Макс подобрал свою сумку. Она знала, что лежит в боковом кармане.

– Я больше не боюсь.

– Это хорошо, Макс.

Нельзя с ним сейчас спорить. Просто надо смириться, что между ними все кончено. Через пару месяцев она сдаст экзамены, и про школу тогда можно навсегда забыть.

Внезапно Макс вырвал у нее пакет с чипсами и швырнул на асфальт. Приближающиеся парни загоготали, заорали что-то одобрительное.

Макс оглянулся:

– На что уставились?

– Макс, не надо, – настойчиво сказала Дэйна. – Успокойся. Давай покурим. – Ее пальцы тряслись, пока она раскуривала косяк. – Вот, возьми.

Поддавшись искушению, он взял косяк, запрыгнул на ограду. Парни стояли в сторонке, пихая друг друга.

– Мне было очень страшно, – сказала Дэйна, глядя на Кэрри. – Их много, а нас двое. И никого вокруг. Мы пытались делать вид, будто все нормально. Чтобы вернуться в школу, надо было пройти мимо них. Зря мы не ушли сразу, как только я их увидела. Это я во всем виновата.

Внезапно Кэрри отвернулась. Бесстрастным голосом она начала излагать статистику преступлений, совершенных при помощи холодного оружия. Сколько подростков убито в одном только Лондоне. Сколько подростков арестовано. Дэйна недоуменно слушала ее. Кэрри закончила, сказав напоследок, что шоу продолжится после рекламы.

А в следующий миг она уже вцепилась в Дэйну:

– Что еще за ребенок?!

Дэйна не ответила. Безысходное чувство вины с новой силой затопило ее, лишило голоса. Невидяще она смотрела на Кэрри, потом повернулась и добрела до своего стула. Села и взяла стакан с водой. Вокруг суетились операторы с камерами, какие-то еще люди сновали туда-сюда. Сбоку раздавался голос Кэрри. Она все спрашивала и спрашивала что-то. Дэйна не разбирала слов. Шум усилился, затем наступила тишина.

Кэрри вышла в центр студии.

– Добро пожаловать на шоу «Правда в глаза». Сегодня у меня в гостях Дэйна Рэй, подруга моего сына Макса, которого убили на прошлой неделе. Я прошу вас, уважаемые телезрители, воспользоваться номерами полицейской горячей линии, которые вы видите на своих экранах, если вы можете оказать какую-либо помощь следствию. Возможно, вы живете недалеко от той школы и видели группу подростков утром двадцать четвертого апреля. Возможно, ваш сын ведет себя странно, или вы слышали, как он разговаривает о случившемся по телефону. Я умоляю вас сообщить об этом. Информация, которую вы предоставите, будет строго конфиденциальной, вам не нужно называть своего имени. Но прежде чем мы вернемся к нашей гостье, я хотела бы показать вам короткий фильм о преступлениях, совершенных в Лондоне с применением холодного оружия.

На экране под напряженную музыку замелькали лица подростков. Белые, темнокожие, азиатские. Все эти парни были убиты. Зарезаны. Следом пошла хроника: кадры, снятые в школах, криминалисты за работой на месте преступления. Дэйна судорожно вздохнула, узнав комнату Макса. Остатки его жизни. Фильм закончился.

– А теперь, – раздался голос Кэрри, – вернемся к Дэйне.

Взгляд у нее был тяжелый, ненавидящий, но стоило ей повернуться к камере, как лицо тотчас стало участливым.

– В какой момент ты поняла, что столкновения с парнями не избежать? Наверное, тебе было очень страшно.

– Ну, я уже сказала, мы просто курили, сидели на ограде. Макс немного успокоился. А потом парни подошли к нам, начали говорить всякие ужасные вещи. У двоих были темные сальные волосы, торчавшие из-под капюшонов. А у одного были жуткие прыщи, а у четвертого – просто бешеные глаза. Я испугалась еще сильнее. А Макс сказал, что больше не собирается прогибаться перед ними. Что ему надоело бояться. И я вдруг почувствовала огромную гордость за него.

Лицо Кэрри смягчилось, она на мгновение закрыла глаза. Дэйна последовала ее примеру, вспоминая.

– Эй, урод! – заорал один из парней.

Тут Дэйну толкнули в первый раз.

– Эй, ты что! – крикнула она, когда Макс дернул ее за руку. – Ты зачем это делаешь?

– Убийца, – прошипел он, не обращая внимания на крики парней.

– Стой… ты же мне сам сказал… нет!

Он стащил ее с ограды. Дэйна попыталась вырваться. Что с ним? Словно обезумел. Макс что-то бешено орал, парни подступили ближе, радуясь неожиданному представлению. Даже не скажешь, кто был страшнее – Макс или эти парни.

– Пожалуйста, ну пожалуйста, не надо. – Она заплакала. Так не должно быть. Она лишь хотела поговорить с ним, объяснить ему все, заставить понять, что случилось. Это так нечестно. Ей же не дали шанса. Но в глазах его плескалась лишь ярость.

Потом она упала на асфальт, уставилась на него снизу вверх.

– Я думал, что у нас что-то есть, у нас с тобой. Я думал… думал, ты меня любишь.

Макса трясло, он отшвырнул сумку, сорвал куртку, вцепился себе в волосы. Да что с ним? Это был совсем не тот Макс, которого она знала.

– Гляньте, а этот тощий ублюдок кое на что способен. – Издевательский смех.

Все происходило точно в замедленной съемке. Параллельная вселенная. Отрыв от реальности.

Макс сунул руку в карман.

– Это было ужасно, – прошептала Дэйна.

– О чем ты говоришь, Дэйна? – спросила Кэрри.

– Парни. Они окружили его. Один из них вытащил нож.

– О боже, – выдохнула Кэрри. – Что было потом?

В студии стояла полная тишина.

– Они кричали. Обзывали Макса, специально, чтобы еще больше завести его. Макс был в таком бешенстве, что я думала, он взорвется.

Дэйна согнулась в рыдании. Все шло не так. Плевать ей, что она в прямом эфире. Плевать, кто ее увидит, плевать, как она выглядит. На все плевать. Главное – Макс умер, а она не успела сказать ему правду.

Она одна во всем виновата.

– Нет, не надо!

Она попыталась встать, но Макс наступил ей ногой на живот.

А потом она увидела, как в руке у него блеснул нож. Направленный прямо на нее.

– Нет! – закричала она, перекатываясь на бок, уворачиваясь от лезвия.

Парни сгрудились вокруг них, возбужденно горланя. Ей удалось подняться. Макс надвигался на нее, выставленное вперед лезвие словно направляло его.

– Эй, спокойнее, парень, – крикнул один из парней. – Еще порежешь кого.

Макс не обратил внимания. Он не обратил внимания и на Дэйну, пытавшуюся сказать ему то, что давно следовало сказать. Его широко раскрытые глаза были устремлены в никуда, их мягкий бархат словно затвердел.

Кто-то поглаживал ее по спине.

– Все хорошо, дорогая. Не спеши. Значит, шпана окружила вас с Максом. Тот парень угрожал Максу ножом? Что он говорил? Ты помнишь, как он выглядел?

Дэйна подняла голову. На столе стояла коробка с бумажными платками. Она вытащила платок, словно сидела в чьей-то гостиной, а не в прямом эфире. Не думать, не думать, иначе ее стошнит прямо здесь. Она высморкалась.

– С этого момента у меня в голове все расплывается. Началось какое-то безумие…

Дэйна слышала, что арестовали Уоррена Лэйна, а потом снова отпустили. Все знали Уоррена. Настоящий бандит. Его уже сто раз сажали в тюрьму. Он крал машины, торговал наркотиками, ограбил почтовое отделение. Все говорили, что он слишком тупой, потому и попадается. Но сейчас, вспоминая его лицо в то ужасное утро, Дэйна не была в этом уверена.

Приемных семей в жизни Уоррена было больше, чем горячих обедов. Все знали, что он фактически бездомный. В школу он приходил, только когда хотел бесплатно поесть или воспользоваться душем и туалетом. И он был среди тех парней. Капюшон надвинут на самые глаза, но это точно был Уоррен Лэйн. И Дэйна понимала, почему он вечно нарывается. Тюрьма – это крыша над головой и сытная еда.

Так, может, сказать, что это был он?

Она схватила Макса за запястье, когда он занес нож. Она ни на секунду не поверила, что он может зарезать ее. Он не сделал бы этого правда?

– Макс был не в себе, – сказала она и снова захлебнулась в рыданиях. Кэрри терпеливо ждала.

Она закричала и вцепилась в лицо Макса свободной рукой. Это на миг привело его в чувство – ненависть во взгляде сменилась недоумением, он будто спрашивал себя, где он, что делает, какого черта дерется с девушкой, которую любит.

Рука разжалась. Нож звякнул об асфальт.

– Эй, парень, остынь, лады? А то точняк порежешь кого. – Уоррен Лэйн подобрал нож. – Клевый, – сказал он, проводя большим пальцем по лезвию. – Не надо резать девчонку, парень. Поверь мне. – Уоррен рассмеялся, и нож рассек воздух. – Тюряга не для таких заморышей, как ты. – Он снова рассмеялся и бросился на своих приятелей. Те отпрянули.

Уоррен повернулся к Дэйне:

– Забери это, лады? – Он протянул ей нож рукояткой вперед. – И приглядывай за своим козлом, а то у него сегодня какое-то дерьмо в башке.

– Макс был очень расстроен, ну, из-за ребенка. Он велел мне сделать аборт. Я пошла в больницу…

– Аборт?! – Кэрри схватила Дэйну за руки и развернула к себе.

– Ты убила нашего ребенка, – прошипел Макс.

Нож был длинный, очень острый. Сжав рукоятку, Дэйна опустила его острием вниз.

– А теперь скажи. Что осталось, скажи?! В моей жизни ничего нет. Даже тебя. Даже этого проклятого ребенка, которого мы не хотели, а теперь ты его убила.

– Я разозлилась на него, когда он велел мне сделать аборт. Как будто для него это вещь, которую можно выбросить. Как будто я – вещь.

Кэрри отпустила ее руки. Дэйна знала, что вряд ли она сделает с ней что-то в прямом эфире. Но ничто уже не имело значения. Они были в своем собственном аду – одна прячется от правды, другая ищет ее.

– Макс, успокойся, – взмолилась Дэйна.

– Не смей говорить мне, чтобы я успокоился. – Странно, но, произнося эти слова, Макс был предельно спокоен.

Дэйна перевела дух. Сейчас она все расскажет, они сядут рядом, все обсудят, а потом обнимутся и забудут это ужасное дождливое утро. Черт, да они могут пойти в хижину и заняться кроссвордами, что-нибудь съесть.

– У меня в руке был нож, – выпалила Дэйна.

Студии дружно охнула.

– Что? Откуда? – спросила Кэрри.

Все должно было закончиться хорошо. Уоррен и его дружки должны были убраться оттуда и пойти искать приключений в другом месте. Макс должен был положить руку ей на живот, прижаться к ней и прошептать, как сильно он ее любит. Вот о чем она мечтала, когда лежала на больничной койке в ожидании врача. Анестезиолог пытался подбодрить ее шутками, медсестры болтали. Свет бил в глаза…

– Я не сделала аборт. Не смогла себя заставить.

Дэйна вскочила, не в состоянии больше сидеть на месте. Сделала несколько шагов.

– Но я так и не сказала об этом Максу. – Она повернулась к Кэрри: – Он умер, думая, что я убила нашего ребенка.

В глазах Кэрри появилось что-то странное. Гнев, радость? Дэйна не понимала. Она хочет ударить ее или обнять?

– Так ты беременна?

Кэрри приблизилась к Дэйне осторожно, с опаской, словно правда резала не хуже ножа.

– Но почему нож оказался у тебя в руках?

Дэйна зажмурилась, закрыла лицо руками.

Нож был длинный, кухонный. Она никогда не видела таких острых. Именно им Макс угрожал тем парням в парке. Понятно, почему с ним Макс чувствовал себя в безопасности.

Потом ее снова толкнули, так неожиданно, что сперва она не поняла, что происходит.

– Макс, нет! Что ты делаешь?

Дэйна сделала глубокий вдох.

Ей было наплевать на камеры, зрителей, свет.

– Это я убила Макса, – спокойно сказала она.

Тишина.

Ни звука ни снаружи, ни внутри ее головы.

Все исчезло, как будто никогда не существовало.

Кэрри застыла. Рука протянута, будто в попытке схватить кого-то.

Потом раздался крик.

Нет!..

Одно слово, как пуля. Кэрри медленно подошла к Дэйне.

– Это я убила Макса, – бесцветно повторила Дэйна. – Мне так жаль. – Она слышала слова, но не могла поверить, что это она их произносит. – Мне очень, очень жаль.

– Тебе… жаль!

Кэрри оглянулась. Лиа говорила в рацию. Дэннис что-то шептал своей напарнице. На сцену вынырнули два охранника, взяли Дэйну под руки, усадили на стул, встали по обе стороны.

Дэйну трясло. Так холодно.

– Это я убила Макса, – еще раз повторила она, дабы убедиться, что все ее услышали. И положила ладони на живот, точно пытаясь защитить своего ребенка от того, что с ней будет дальше.

Кэрри стояла посреди студии, уронив руки, глядя в пол. Она не могла ни говорить, ни плакать.

Дэйна ждала. Она готова, она все расскажет полиции. Расскажет, как он бросился на нее, чтобы отобрать нож. Как все это время она их обманывала. Ее отпечатки есть на ноже. У нее есть мотив – они же ссорились из-за аборта. Ничего не изменишь.

Она готова к наказанию. Макс поверил, что она сделала аборт. Значит, это она во всем виновата.

Она не успела понять, что произошло, а он уже выхватил у нее нож.

– Макс, не надо!

Он отпрянул.

Парни заулюлюкали, заорали, что пора домой к мамочке, что опять в штаны наложил.

Дэйна шагнула к нему. Она должна отобрать у него нож.

Макс стоял, слегка наклонившись вперед, расставив ноги. Он закричал. Она не могла разобрать ни слова. Он кричал и кричал, обратив лицо к небу. По лицу его текли слезы.

Дэйна тоже посмотрела вверх, словно там, в небесах, прятались ответы на все их вопросы. Время будто застыло.

А потом понеслось с удвоенной скоростью. Макс резко опустил голову и вонзил нож себе в живот.

Взгляд его был прикован к Дэйне.

Вся его несчастная жизнь сконцентрировалась в этой кровоточащей ране.

Вновь и вновь Макс втыкал в себя нож. Он согнулся пополам, обе руки сжимали рукоятку. Ладони, одежда, ноги, земля – в одну секунду все окрасилось кровью.

– Черт! – заорал кто-то.

– Смываемся, – крикнул Уоррен.

Дэйна смотрела им вслед, надеясь, что они побежали за помощью, что все обойдется.

Но они просто неслись прочь. Их кроссовки сверкали на бегу. Вокруг не было ни души.

Макс упал на колени. Как в замедленной съемке. Дэйна попыталась закричать, но звук застрял в горле. Она стояла и смотрела, как Макс, красивый, умный, несчастный Макс оседает на землю. Голова глухо стукнулась об асфальт.

Дэйна упала рядом.

– Не умирай… Пожалуйста, не умирай!

Она прижимала руки к животу Макса, но не могла остановить кровь. Ран было так много.

– Помогите! – закричала Дэйна, озираясь.

Школьный двор был безлюден. Она вытащила свой мобильный и вызвала «скорую».

– Я не могу жить без тебя, – рыдая, повторяла она, тщетно пытаясь остановить кровь. – Я не буду жить без тебя.

Это все ее вина. Если бы она не обманула его, не заставила поверить, что сделала аборт, чтобы наказать его, этого бы не случилось.

Что же она наделала?!

– Все, – произнес чей-то голос.

На сцену вышла Лиа.

– Кэрри, все хорошо, все хорошо. Мы не в эфире. Мы не стали возобновлять вещание после показа фильма. Я решила запустить повтор, когда все начало выходить из-под контроля.

Она обняла Кэрри и поверх ее плеча яростно глянула на Дэйну.

– Телефоны разрываются. Ты все сделала хорошо.

– Я… не понимаю. – Голос Кэрри был едва слышен.

– И не надо. – Дэннис Мастерс подошел к Дэйне. От него пахло потом и кофе. – Вот же дурочка, – пробормотал он. – Присмотрите за ней, детектив, – оглянулся он на Джесс.

Дэйна непонимающе потрясла головой. Что происходит?

– Я убила Макса. Это я виновата, что он умер, – снова сказала она.

Кэрри вздрогнула от ее слов. Лиа подтолкнула ее, уводя со сцены.

– Хорошая попытка, – сказал Дэннис. – Но ты опоздала. Уоррен Лэйн уже признался. Он позвонил вскоре после того, как началось шоу. За ним уже едут. Между нами говоря, дорогая… – Дэннис наклонился ближе. – Я знаю.

Дэйне захотелось ударить его, пнуть изо всех сил – он должен, должен поверить ей, – но она даже не шевельнулась.

– Эти два молокососа, Сэммс и Дрисколл, решили спасти своего дружка Лэйна от тюрьмы и раскололись. Они рассказали мне обо всем, что произошло. И это подтверждают данные вскрытия и криминалистической экспертизы.

– Я убила Макса. Это я виновата, что он умер, – как робот повторила Дэйна.

– Нет, дорогая. Не ты. – Дэннис положил руку ей на плечо. – Но признание Лэйна откроет перед ним путь прямиком в тюремную камеру, о которой он и мечтал.

– Нет, вы не понимаете…

– Ты знаешь, у меня тут небольшая проблема. – Дэннис придвинулся к девушке еще ближе, закрыв ее собой от съемочной группы. – Мои ребята сейчас арестуют Уоррена. Ему предъявят обвинение и после суда отправят в тюрьму. Срок ему дадут большой, так что он больше не станет мозолить мне глаза. И начальство будет довольно. Единственная проблема – это Сэммс, Дрисколл и, конечно… ты.

Дэйна не понимала. О чем он?

– Мой тебе совет, если только ты не хочешь, чтобы тебя обвинили в препятствовании правосудию, – помалкивай. Лучше думай о том, как стать хорошей матерью своему ребенку. – Дэннис ласково улыбнулся и чуть отстранился.

Нет, так не должно быть. Если бы ее отправили в тюрьму, это одно. Она ведь заслужила. Но отправить туда другого человека… Дэйна не знала, что и думать. Да, будет только справедливо, если этот подонок Уоррен Лэйн окажется за решеткой. Это ведь он со своими прихвостнями превратил жизнь Макса в ад.

– А что с теми двумя… ну, с Дрисколлом и другим? – спросила Дэйна. – Ведь больше никто не видел, что случилось.

– Я сказал им то же, что и тебе. Или сядут за сокрытие улик – или просто заткнутся и будут себе гулять на свободе. Угадай, что они выбрали? – Дэннис ухмыльнулся.

Дэйна даже не подозревала, что в человеке может быть столько подлости.

– А мать Макса? Она знает?

– А ты как думаешь?

Вот чем все закончилось. А ведь она просто хотела справедливости, ради Макса. Хотела защитить его. Никто не должен насмехаться над ним и после смерти, никто не станет называть его чокнутым. Чокнутым, который сам себя зарезал.

Дэйна закрыла глаза, снова возвращаясь в то утро.

Ничего не соображая от ужаса, она подобрала выпавший из руки Макса нож, сунула в карман. А потом вдруг ее окружили люди – врачи, полиция, учителя, школьники. Мистер Дэнтон, учитель математики, о чем-то спрашивал, потом появился директор, потом еще кто-то говорил с ней, а затем она сбежала. Она бежала и бежала, сама не зная куда. У канала она остановилась, захлебываясь слезами. Выловила из воды полиэтиленовый пакет, завернула в него нож и бросила в канаву. Никто его там не найдет.

 

В тот день Дэйна больше не видела Кэрри. Домой ее отвезла Джесс.

Прежде чем высадить ее, Джесс спросила:

– Ты как, в порядке?

– Да, – соврала Дэйна. Родной дом выглядел таким неприветливым. – Я в порядке.

Интересно, вернулась ли мать. Наверное, охрана вывела ее из студии во время шоу.

Дэйна постояла, глядя вслед полицейской машине. Потом погладила живот. Надо рассказать малышу о его папе.

 

Нажав кнопку на телевизионном пульте, Броуди понял, что в этом месте он больше не проведет ни единой ночи. Снаружи орали подростки.

– Мне нужно в студию, – тихо сказал он.

Он должен быть с Кэрри. Слышать ее голос, слышать вопросы, которые она задает этой девочке, представлять кадры из фильма, гадать, почему вдруг прервали эфир и запустили повтор прошлой программы, – все это было слишком мучительно. Он позвонил Фионе.

Кэрри находилась у себя в гримерке. Она отказывалась шевелиться, не могла шевелиться, – сказала она ему. Она попросила оставить их вдвоем.

– Они не должны были разрешать тебе это, – сказал он. – Я не должен был разрешать тебе это.

Он обнял ее.

– Но разве я могла ничего не делать?

Броуди прижал ее к себе. Он понимал ее. Он ведь и сам тщетно пытался помочь сыну. Они оба потерпели крах. Смогли бы они спасти Макса, если бы действовали сообща?

– Один из подростков сознался в убийстве, – сказала Кэрри. – Но знаешь…

Да, подумал он. Знаю.

– Это ничего не меняет. Мне все равно, посадят ли его. Мне все равно, кто это сделал. – Кэрри отстранилась. – Таким, как мы, всегда кажется, будто у нас что-то вроде иммунитета. Но у нас его нет. Мы такие же, как все.

Из студии Фиона отвезла его в мотель. Он отказался провести еще хоть одну ночь в своей квартире. Раньше он был уверен, что жизнь в Вестмаунте поможет ему почувствовать себя частью мира, который он потерял. Но теперь он не знал, сможет ли выдержать груз воспоминаний. Он больше туда не вернется. Это место не для него. Это было место не для его сына. Кэрри права. С такими, как они, ничего не должно случаться.

 

Броуди ушел. В студии тоже уже никого не было. Полиция уехала. Лиа опустилась на колени подле Кэрри.

– Нужно идти, родная.

Кэрри держала в руках листы, исписанные с двух сторон неряшливым почерком. В некоторых местах чернила поплыли – от слез, подумала Лиа.

– Сочинение Макса. Учитель английского отдал мне. Я держала его в сумке, не было сил сразу прочитать.

Лиа взяла листки.

– «Ромео и Джульетта». – Она невольно улыбнулась. – Сразу вспоминаются выпускные экзамены.

– Прочти, – попросила Кэрри. – Последний абзац.

Разве мы так уж отличаемся от Ромео и Джульетты, которые в давние времена боролись за свою любовь? Если юноша любит девушку, если он хочет быть с ней так сильно, что ему приходится скрывать от нее половину своей жизни, если он тает от одного ее взгляда, если он хочет кричать ей о своей любви, но позволяет другим запугать себя, то какова цена такой любви? Разве не равноценна она жизни? И смерти. Я считаю – да. Я считаю, что с такой любовью не совладает и смерть. Самый злой рок будет бессилен, если столь сильной любви позволить расцвести. Потому она обречена с самого начала. Мир не позволит ей этого. Наш мир по-прежнему состоит из черного и белого, плохого и хорошего, нас и их. Но без такой любви наш мир стал бы совсем уж мрачным местом. Без нее жизнь не имеет смысла.

– Ох, Кэрри, – вздохнула Лиа, – Макс был удивительным мальчиком.

Женщины обнялись.

Лиа отвезла Кэрри домой и ставила там одну, как та просила, в ожидании, когда пройдет боль, в ожидании того дня, когда для нее снова взойдет солнце. Теперь Кэрри знала, что однажды этот день наступит.

 

Июнь 2009 года

 

Кэрри безуспешно пыталась сосредоточиться. Работа приносила ощущение обыденности, нормальности, но иногда давалась с трудом. Особенно когда люди не выполняли своих обязательств.

– Вот что бывает, если приходится просить об одолжении, – пробормотала она.

В дверь позвонили. У Марты был выходной, так что Кэрри открыла сама.

– Посылка для Макса Квинелла. Распишитесь здесь, пожалуйста.

– О… – выдохнула Кэрри.

– Что, не тот адрес? – спросил курьер.

– Нет, нет. Адрес тот.

На имя Макса до сих пор поступала почта. На прошлой неделе звонил парень из Дэннингема – узнать, как он освоился в новой школе. Из страховой компании пришла открытка с оповещением о вакцинации.

– Да? Тогда подождите. Там много.

Кэрри наблюдала, как курьер снует туда-сюда, перенося большие коробки. Всего их было шесть. Парень сложил коробки в холле. Кэрри закрыла за ним дверь и озадаченно уставилась на посылки. Все адресованы Максу Квинеллу и пронумерованы.

Она принесла нож для разрезания бумаги и начала вскрывать коробки. В первой оказалась колыбелька. Во второй – складная коляска, серая с голубым. В третьей – сумка-кенгуру и люлька для машины. И так далее. Полная экипировка для младенца.

Кэрри прочитала сопроводительное письмо.

Дорогой мистер Квинелл, поздравляем Вас с выигрышем в конкурсе журнала «Идеальный родитель». Надеемся, Вам и Вашей семье понравится набор для новорожденного, предоставленный компанией «ПэрентКэр». Сто тридцать магазинов «ПэрентКэр» по всей стране предлагают самое лучшее для Вас и Вашего ребенка…

Перед глазами все поплыло от слез. Кэрри прошла на кухню. Считается, что время врачует и боль постепенно утихнет. Но до конца никогда не исчезнет. Надо позвонить Дэйне, позвать в гости. Пусть увидит, что Макс выиграл для нее и малыша. Даже после своей смерти он заставляет ее гордиться им.

 

Фиона сидела в окружении коробок, пока Броуди работал за своим временным рабочим столом. Она выбивалась из сил, пытаясь все организовать, а он лишь гулял по огромному парку напротив нового жилища и корпел за столом. Она понимала, что до сих пор буквально все причиняет ему боль – от чистки зубов до чтения лекций в университете.

Почему, спросил он как-то, мой мир черен как ночь, но я постоянно вижу сына?

– Я могла бы распаковать все эти вещи за день, если бы ты сказал мне, куда их положить.

Коробки несколько месяцев пролежали в камере хранения. Броуди заявил, что поживет в отеле, отказавшись от предложения Фионы поселиться у нее в гостевой комнате. Спорить она не стала, отложив возражения до того времени, когда он с ее помощью начнет выбирать себе дом.

Броуди закрыл крышку компьютера и повернулся к ней:

– Разложи все, как считаешь нужным. Тогда мне будет веселее все потом искать.

– Веселее? – переспросила Фиона.

Дом был чистым и очень современным. Если бы Броуди осознавал, насколько здесь все удобно устроено, тут же сбежал бы в Вестмаунт. «Необычный дом, – сказала Фиона, когда они впервые сюда пришли. – У него есть характер, он идеально расположен по отношению к университету и всего в пяти минутах езды от меня». Последнее ей нравилось больше всего.

– Давай заключим сделку, – сказал Броуди. – Ты все распакуешь, а я угощу тебя ужином.

– Ужином? – Она вспомнила забегаловку, где они ели вместе в последний раз. – Где?

– Неблагодарная. – Он усмехнулся. Какая-никакая, но то была улыбка.

– Отлично. Ужин – это отлично. – И Фиона открыла очередную коробку.

 

Беременность уже бросалась в глаза. Шел шестой месяц, а Дэйна выглядела все такой же тоненькой и хрупкой, только живот выдавался вперед – упругий и совершенно круглый.

– Господи, – прошептала девушка, глядя на разложенное в гостиной содержимое коробок. – Это же просто чудо.

Кэрри заварила чай. Это была не первая их встреча после шоу. Однажды вечером Кэрри обнаружила Дэйну на своем крыльце. В первый момент она разозлилась, но все же впустила ее. Они поговорили. Кэрри рассказала ей, как продвигается дело, когда будет суд, что Лэйну отказали в залоге, но дело явно затягивается, так что неизвестно, как еще все обернется, поскольку надежных свидетельств нет. Удивительно, но ей теперь было все равно, осудят этого парня или нет.

– Я не виню тебя за то, что ты сделала, Дэйна. Ты храбрая. Глупо было пытаться наказать себя, но это был смелый поступок. И вообще, жаль, что у Макса не было больше таких хороших друзей, как ты.

Эта девочка носит ребенка ее сына. Кэрри хотелось бы, чтобы малыш вошел в ее жизнь. Справедливость все-таки восторжествовала. Убийцу арестовали. Ее сын просто подвернулся под руку шпане. Пополнил статистику преступлений. Кэрри не могла с этим смириться, но надеялась, что когда-нибудь боль ослабеет.

– Ты все еще хочешь помочь мне с моим проектом? – спросила Кэрри.

Она собиралась построить молодежные центры в самых бедных районах Лондона. Каждый из этих центров назовут именем погибшего подростка. Первый центр будет носить имя Макса.

– Конечно, хочу. У меня экзамены на следующей неделе. Не знаю, как я их сдам, ну, после всего… но я все равно буду сдавать. А когда родится ребенок, я буду вам помогать. Вам ведь нужен кто-то, кто знает, чего хотят подростки.

«Никакого настольного тенниса и всяких дурацких игр, – сказала Кэрри своим спонсорам на презентации. – Мы создаем центры для уличных подростков, а потому это должно быть очень модное и крутое место. Компьютеры, кафе, музыка, ролики напрокат, психологи, с которыми можно поговорить, место, где можно переночевать в случае чего».

– Милая, вот новый адрес отца Макса. Броуди переехал на прошлой неделе. Я знаю, ему было бы приятно, если бы ты изредка сообщала ему, как у тебя дела.

– Хорошо. – Дэйна не скрывала, что хотела бы поддерживать связь с ними обоими, особенно после того, как родится ребенок. Они не знали, кто это будет, мальчик или девочка, да и никого это не волновало. Ребенок – часть Макса, и это главное. Кэрри собиралась сделать все, чтобы Дэйна и ребенок ни в чем не нуждались.

– Давно пора, верно? Броуди поселился около университета. Фиона наконец-то убедила его выбрать приличный дом. Рядом парк… Честно говоря, я подозреваю, что у них что-то назревает…

Вдруг Дэйна прижала руку к животу.

– Что такое, девочка? – Кэрри вскочила. С этим ребенком ничего не случится. Никогда!

Но Дэйна улыбалась.

– Эта маленькая обезьянка пинает меня, словно я футбольный мяч. Вот. Потрогайте. – Она взяла руку Кэрри и положила себе на живот. Кэрри удивилась, какой он твердый на ощупь. – Вот сейчас… сейчас… Вот! Чувствуете?

– О боже, да… – прошептала Кэрри. Она не станет плакать. Только не на глазах у Дэйны. Она оставит слезы на потом, когда поднимется в комнату Макса, прочитает молитву, зажжет свечу и скажет ему, как и полагается матери, что он – лучший сын на свете.

 

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.