Белый роман 1: Мои печальные солнца

Ангелы они как дельфины, которые не умеют плавать...

На улице почти стемнело. Сколько сейчас времени я не знал, а посмотреть на часах не представлялось возможным - как назло забыл их дома.

Снег, выпавший утром, не задержался надолго и уже растаял, обнажив грязь на асфальте. Холодное солнце на мгновение осветило все вокруг своим уставшим теплом и скрылось предательски за рваные тучи.

Голова кружилась от алкоголя. Несмотря на мою уверенность в том, что шел я совершенно обычной походкой, окружающие все-таки думали по-другому и провожали меня разными по впечатлению взглядами: дети смеялись, указывая пальцем на меня, старики шарахались как от прокаженного, а взрослые старались просто не замечать. Сколько точно выпивки поглотил сегодня в свои недра мой желудок я не помнил. Единственное, что четко осталось в памяти на этот счет был вкус пива. Сейчас это воспоминание вызывало стойкое отвращение. По какому поводу напился я тоже не знал. Видимо, как обычно, без повода.

Порывшись в карманах, которые только были возможны на моей одежде в данный момент, я с трудом нашел пачку сигарет - помятую так, будто на ней посидел каждый человек из автобуса, привезший меня. Спички было достать еще сложнее, карман пиджака, в котором они лежали порвался и они проскочили за подкладку. Через минут пять в моих руках был коробок с одной единственной спичкой. Аккуратно взяв ее большим и указательным пальцем, я поднес ее к лицу. Одна. Две. Нет, все-таки одна - просто двоилось в глазах. Мысленно помолившись всем святым, что она не сломается или потухнет, я чиркнул о коробок. Приятное шипение. Никогда не думал, что такая миниатюрная и бесполезная вещь как спичка будет так важна для меня. Лилея в руках слабый огонек, я прикурил. Ветер тут же потушил мой тотем, и я бросил согнутую выгоревшую спичку на дорогу, через минуту забыв о ней навсегда. Теплый дым проник в легкие как сквозняк через маленькое отверстие. Немного задержав внутри, я выпустил тонкую струйку в холодное небо. На языке сразу же проступил жесткий вкус табака.

Фонари мутными пятнами рябили в глазах. В спину дул прохладный весенний ветер, трепля волосы, словно стог сена, ранее аккурат уложенного. Когда я пересек мост и оказался в своем родном районе Харуми, обернулся назад. Внизу шумела Сумида-гава, а вдалеке растворялся темнеющий силуэт рыбного рынка Цуки-дзи.

Через двадцать минут показался фасад знакомого мне дома. За десяток лет он ничуть не изменился - те же, что и всегда шесть этажей, серые стены, казалось насквозь пропитанные сыростью, голые пустые окна с железными подоконниками, и то же, что и всегда мое окно на четвертом - с погашенным вечно светом. Поднявшись неуклюже по мокрым ступеням и кое-как приладив магнитный ключ от двери, я наконец-то попал внутрь. Споткнувшись о порог, я, что было сил, прилип к стене, чтобы не распластаться по всему подъезду. Переведя дыхание и держась стены, словно путеводной нити Ариадны, я добрался до лифта. Кнопка отозвалась только с третьего раза. Двери лифта сердито открылись, впуская меня внутрь, и через минуту я уже покачивался на своем этаже. Ноги совсем не желали слушаться. В этот момент мой мозжечок отчаянно боролся с алкоголем.

Последние метры дались особенно тяжело, прямой коридор был похож на прямую кишку, стенки которой то сжимались, то разжимались. А я плыл по нему как кусок плохо переваренной пищи. В конце этого тракта я уперся в деревянную дверь с прибитым к ней почтовым ящиком. Достав содержимое и сунув все под мышку - бесплатные газеты, просроченные счета и конверт - я (скорее по памяти, нежели визуально) нащупал замок, и, повернув ключ, ввалился внутрь.

Не включая свет, я какое-то время стоял, прислонившись спиной к двери, собирая по частям ошметки мыслей. Где-то глубоко в голове часть меня уговаривала идти на кухню и заварить крепкий кофе, другая склонялась побыстрее ко сну, ну а я просто стоял и не двигался. Мое тело было все как ватное, будто я манекен, только умею мыслить, да и то нетрезво.

Я повесил плащ, снял пиджак, ботинки заляпанные грязью и пошел в комнату, по пути натыкаясь на разбросанные вещи - обыденность в моем доме теперь.

Сев на диван, я принялся смотреть почту за неделю. Газеты отложил сразу, просроченные счета за жилье пугали множеством нулей. Мой взгляд застыл на конверте. В принципе в нем не было что-то особенного - стандартный размер, белый цвет, - ничего необычного кроме одного. Я посмотрел на отправителя и прочитал Ее имя. Адрес мой и Ее тоже совпадали соответственно, но почерка каким был подписан конверт я не знал. Сколько бы я не выпил сегодня спутать Ее почерк с каким-нибудь другим было невозможно. На меня смотрели мелкие дрожащие буквы черного цвета. Видимо чья-то дурная шутка.

Открыв конверт, я развернул вдвое сложенный листок сиреневой бумаги и поднес к носу. Никаких других запахов кроме запаха чернил мой нос не почувствовал. Я медленно начал читать при свете луны повисшей над моим окном...

"Видимо первое, что нужно сказать тебе это - здравствуй!

Не слишком ли скромное приветствие после стольких дней моего отсутствия, ты так не думаешь?

Наверное, твой самый первый вопрос, который ты хочешь задать - почему я пропала? Не совсем могу объяснить тебе это ощущение, порой мне кажется, что я действительно куда-то пропала далеко-далеко.

Можно сломаться однажды. Приходишь домой на первый взгляд в обычный день, оставишь все и всех в покое. Захочешь отдохнуть, а мир вокруг как будто перевернулся. Все старое исчезло, не оставив и следа. Словно кто-то всемогущий одним взмахом пера переписал все на свете. Не хочется верить творящемуся вокруг. Все настолько реально и нереально, что становится страшно, обреченно страшно. Ты в ужасе распахиваешь двери и выбегаешь из дома, широко открыв глаза. Видишь, что рядом нет никого, кто был с тобой раньше, лишь какие-то смутные очертания, абрисы и тени тлеют серой дымкой вдали. Ты видишь, что исчез весь мир вокруг, и ты понимаешь, что отныне ты один. Насовсем.

Да, и еще, насчет моего почерка. Не удивляйся, знаю, он не такой, каким был раньше (два года назад или около того?), но пишу я. Можешь в этом не сомневаться... Веришь?

Ты, скорее всего, злишься на меня и хочешь вот в эту самую минуту скомкать письмо и выбросить, но я умоляю не делать этого. Прочти, пожалуйста, до конца. Если у этого письма вообще есть конец...

Ты всегда называл меня прирожденным бойцом, готовой идти до последнего. Но как тогда объяснить мой поступок? Скажи, если знаешь ответ.

Что-то во мне сломалось. Прежде я была очень сильной, теперь же все с точностью до наоборот - падаю куда-то неумолимо. Меня не замечают люди, словно я превратилась в тень, они могут бросить легкий взгляд в мою сторону, но не больше.

Когда я уехала от тебя предчувствие подсказало, что ты будешь меня искать, поэтому мой дом пустовал какое-то время. Ты искал меня, а я за тобой наблюдала, была рядом как раньше. Ты этого даже не знал, хоть и ощущал мое присутствие везде. Я была в каждом окне, ждала за любой дверью, молчала на другом конце телефона набранного тобой, дышала за каждой строчкой пролистанных тобою газет. Зачем мне это было нужно? Знать, что ты любишь меня не меньше, чем умещается смысла в это короткое слово - "любить".

Должна признаться тебе. Я не смогла совершить то зачем уезжала. Каждый проведенный с тобой день. Помню солнце, ветер, ты дарил мне цветы - какие любимые? - спрашивал, - я отвечала - все. Медленно тянущиеся ночи с тобой. Теплые поцелуи, руки и объятия - мне было хорошо. Но в один прекрасный день меня посетила пугающая мысль - что, если все закончится? Вот так возьмет и закончится. В мире нет вещей, которые бы дышали сочным содержимым вечно. Все отмирает когда-нибудь - медленно ли, быстро - не важно. У всего есть своя - frontier. Оказалось, я просто не способна на этот последний шаг, за той чертой меня ждал призрак с холодным взглядом, не таким как у тебя. Видимо ты остановил мои мысли, вернул все на свои места, и почти меня... Я слишком люблю тебя, чтобы все так решилось...

Понимаешь, это своего рода эстафета - несешь ответственность не только за себя, но и за многих, - ты можешь не знать их имен, не помнить лица, путать их, но, несмотря на все - у вас общее дело, и ты прикладываешь все усилия. Если спотыкнешься - пострадают все. Вина будет на тебе. Я, наверное, по-дурацки объясняю. Мне не хватает твоих мнений...

Ведь невозможно все так оставить. Кто-то из нас должен сказать нужные слова, чтобы вернуть другого. Это могу быть и я, можешь и ты - не столь важно кто, главное, что это будет сделано.

Вытащи меня отсюда, умоляю. Я больше так не могу. Жить в полной пустоте, которая душит каждую светлую мысль, каждое воспоминание невыносимо. Сделай это для нас. Я кричу, так ответь на мой, может быть, последний крик.

Хочется спать... Мысли путаются... Твои глаза по-прежнему здесь со мной... Что это, слезы? А я думала, что разучилась плакать навсегда... Снова ошибка, одна за одной...

Я исчезну без тебя до конца... Спаси..."

Дальше прочесть было невозможно, буквы и до того нечеткие расплывались. Видимо, Она действительно плакала. Я отложил письмо в сторону. Дотянувшись рукой до телефона, стоящего на столике рядом, я попытался позвонить Ей. 222... Короткие гудки и ничего кроме. Странное ощущение, будто на том конце провода вообще ничего нет - я вдруг вспомнил какой-то старый фильм ужасов, в котором человек открывает дверь и, шагая вперед, падает в пропасть. Что-то очень схожее испытывал я, слушая пустые гудки телефонной линии. Стало в миг одиноко.

Откинувшись на диван и закрыв глаза, я попытался выдавить хотя бы одну трезвую мысль из моего сознания. В чем не было сомнений, так это в авторстве письма - бесспорно, писала Она. Почерк? Здесь объяснений я пока не находил, если только она не поранила руку, но даже в этом случае почерк не слишком бы отличался, а тут как будто писал совершенно другой человек. Может она диктовала, а кто-нибудь исполнял роль ее руки? Вопросов явно больше на один ответ.

Чтобы отвлечься я пошел в ванную. Стоя под прохладным душем, я пытался понять для себя, что делать дальше. Неужели Она хотела покончить с собой, ее объяснений явно было недостаточно для меня - я испугалась, что все закончится и захотела убить себя. Что это за бред. Мне все больше казалось, что я сплю и та реальность, что меня окружает сейчас на самом деле никакая не реальность, а кошмар. Но кошмар не может сниться двум людям одновременно, даже близнецы лишены такой возможности.

Почистив зубы, я снова направился в комнату. На этот раз моим пристанищем стал не постаревший диван, угодно приглашающий в свое лоно, а скромный письменный стол из крашеного дерева. Я включил лампу, выудил из стопки чистых листов несколько для себя и начал писать. Слова ложились на листы сами по себе практически без моего участия. Вот, что получилось...

"Кажется, что все предельно.... Там, где раньше был горизонт, теперь ничего нет.... И порой я слышу ее голос, такой далекий и бесконечный голос, что хочется плакать...

В моем мире больше нет печали. Там нет вообще ничего живого кроме пустоты. Я больше не вернусь назад, там, где она - много мягких капель дождя и весеннего тепла, но все это ни для меня, я чувствую и знаю, что прав. Почему мы так редко с теми, кого любим по-настоящему. Казалось бы это время тепла... Но ведь это всего лишь предчувствие.

Больше жизни станет в осенних увядших листьях, их не забыть никогда. Их замечаешь сразу и сразу же становишься пленником их красоты. Сердце отвлечено другими импульсами, а душа увлечена новым чувством. И уже не замечаешь вокруг суеты других, втайне смеешься над простотой счастья своего.

...А потом ты незаметно теряешь все.

Номер раз.

Теряются мысли. О тебе.

Помнишь, ты мне сказала - пиши о том, что просится быть написанным, не нужно насилия над собой. Я только сейчас понял до конца всю легкость этих слов. С течением времени.

Как это получается. Ну, например такая картина. Ты просто живешь на свете, как обычно учишься, работаешь, занимаешься любимыми делами - ну там книги читаешь, ходишь в кино, занимаешься активно спортом. Так проходят самые обыденные дни. Скука. И со временем - у всех по-разному - ты понимаешь, что помимо твоих друзей мальчишек-парней-дядек есть существа с другой планеты, которые скромно зовутся "девушки". Так появляется жажда любви. Начинаются поиски теплого спутника, потом, как обычно, взрыв или молния, сама любовь, разрыв, разочарование, печаль, теплый виски и дымящаяся сигарета.

Может быть и такое. Ты дружишь с одной девчонкой много лет и в один прекрасный (или не прекрасный) день ты замечаешь, что она стала другой - какой-то загадочной и притягательной. Тебя снова засасывает до конца.

А бывает и так, что спустя много лет ты с ужасом понимаешь, что не успел совершить всего один шаг к заветной звезде. У звезд есть такая особенность. Они со временем гаснут.

Номер два.

Может не все упущено?

Ты ждешь, пишешь тысячи строк, но впервые хочется пустоты. Той пустоты, что больше в небе не над нашей планетой. Солнце было у тебя в кармане, рядом с сердцем, и билось одним ритмом с ним. Но уже хочется пустоты. Ты кричишь - "что мне делать?", "как?".

И не понимаешь, что с тобой происходит. Совсем заблуждаешься, больше в себе. За спиной стоят они - лица не видны из-за яркого света, силуэт крыльев, такой маняще мягкий цвет, и голоса. Порой они называют себя ангелами...

Солнце опять светит по-прежнему, но эти лучи снова не достигают меня...Не знаю слов, которыми можно выразить то, что хочу сказать. Странно, у меня такое ощущение будто я пишу сейчас ни Тебе... Понимаешь? Это действительно Ты? Надеюсь, что это так. В любом случае, это только для тебя.

Девяносто шесть недель молчания, или чуть больше, я точно не знаю. Я не видел тебя больше года, два года, подумать только. Но это не значит, что ты не посещала моих мыслей никогда. Больше того, я много думал о тебе, я не обманываю, я никогда не обманываю, просто иногда ошибаюсь. Такими мыслями был наполнен мой разум множество дней, а ночами приходили еще более странные сны, причины которых я не знал.

Это были вспышки... Раз, и кто-то плачет далеко-далеко, но кто не могу разобрать, и совсем нет сил слушать этот плач. Он отзвуком задерживается в голове, а потом исчезает бесследно. А потом новая вспышка, потом еще, еще, и так до самого рассвета, пока не придет полное осознание действительности. Но это еще не страшно...

Страх был в другом, в другой.

Слышишь голос из глубины стен, такой знакомый и незнакомый одновременно. Это голос ветра, и твой. Что ты произносишь - я не понимаю - это всего лишь звуки, отголоски, рваные и неживые. Я знаю, тебе они очень знакомы, как мне знаком запах осеннего дождя и мокрой плоти. Ты не находишь это странным? Эти терзания не знающего спокойствия сердца, которые приходят к нам иногда? Что они есть такое?.. Ведь их мистическая природа совершенно в другом, она не поддается объяснению обыденными словами, теми, которыми мы привыкли выражать свои самые трепетные желания. Нет ответа тогда, когда задан самый главный вопрос - зачем мы чувствуем непонятное, имя которому "жизнь"? Трафаретные мысли.

И даже снег какой-то странный сейчас за окном, не уверен даже что это с ним. До страшного сухой, совсем не холодный, и падает очень-очень медленно, порой кажется, что он вообще застывает недвижной ватной пеленой, но это всего лишь обманчивое ощущение. Оно проходит, а страх остается.

Я твой сладкий дождь, а ты мои горькие слезы. И наоборот. Так было раньше. Девяносто шесть недель назад...

Моя история только начинается...

Иногда внутри просыпается стойкая ненависть ко всему окружающему меня, и эта злость не затрагивает только того, кто рядом со мной. Я виноват перед этим человеком, но он держит меня не искуплением вины, но жизнью настоящей.

Я ненавижу загнутые страницы в книгах вместо закладок и все эти дешевые желтые романы-отписки, которые мелькают изо дня в день по лабиринтам метро. Чтиво. Я ненавижу беспричинные разговоры у себя за спиной и беглые взгляды лживых лиц обо мне ничего не знающих. Кто они? Я ненавижу осенний продрогший фирн под ногами и всю не зимнюю грязь, что не успел еще спрятать чистый снег. Природа ненависти. А эта изморозь, что мелким холодком жалит лицо и склеивает ресницы, как расценивать ее надоедливость?

Течением времени все меняется, меняются и сны. Это раньше в них лили дожди, пахло свежими цветами, и было тепло от вечных, казалось, лучей солнца. А теперь в них очень много такого, чему дать название я пока не в силах. Надеюсь, что только пока.... Признаюсь честно, я не долго думал, писать тебе или нет, - поверь, я многим рискую здесь, до страха потерять все, что есть у меня. Но я должен написать - чувствую это внутри, а значит, пусть это будет и снаружи. Интересно, два года изменили меня? Столько всего произошло, я попал в очередной водоворот и уже позже понял, что из него мне не выбраться никогда. Правда была одна шаткая попытка это сделать - я проявил слабость и хотел убежать от всего, но все равно не смог. Я осознал, что по-другому не смогу жить. Я всегда больше всего на свете мечтал жить.

Забываю имена. Чьи-то имена с большой буквы.

Если посмотреть назад теперь, то кажется, что вся моя жизнь состояла из обмана и самообмана, словно я смотрел в кривое зеркало и поступал по интуиции, по какому-то чувству необъективности. А кто уверил меня в том, что все происходящее сейчас есть не обман, не очередное зеркало? Странно, но я об этом почти никогда не думал, вот только теперь мне это тоже не нужно, поверь. Я соскучился по свободе, свободе иной... Когда уходят дожди как-то перестаешь думать о чувствах прошлого, но иногда они возвращаются так, как возвращаются призраки, и ты злишься сам на себя за то, что чего-то не помнишь: имен, ароматов, совсем недавних слез. Отсюда и начинается ненависть, она притаилась где-то в глубине и держится крепко-крепко...

Совсем знакомое ощущение, ты не находишь?..

Сон приходит медлительный, неуклюжий, рваный. Я даже не уверен сон ли это или явь? Все так похоже на настоящее... А еще он всегда один и тот же, что весьма странно... Немыслимые тени света, танцующие забытый танец. Вот какие это сны. Это должно быть новый роман... Я чувствую это...

Зачем я все-таки пишу тебе, зная, что не получу ответа? Где ты? В моей памяти все больше пробелов, пустующих мест, ничем не занятых. Воспоминания похожие на отдельные слайды с фотографиями - черно-белые и очень-очень редко цветные. Я помню запах твоих сигарет со вкусом клубники, но совершенно не помню, чтобы ты курила. Ответь мне, пожалуйста, как так получается?

Эти мысли здесь никогда не закончатся, письма, настоящие письма не имеют конца, как впрочем, и начала тоже. Пусть это и будут заключительные строки Тебе. Стоило ли писать все вышеизложенное? Да. Бесспорно. Хочется правды".

Закончив письмо, я вложил его в конверт. Из шкафа достал старый свитер из мягкой шерсти и надел его, сверху накинул плащ. Перед тем как уйти, зашел на кухню и выпил целую пол-литровую бутылку минеральной воды из холодильника.

За окном на соседнем здании нервно мигал рекламный щит какой-то туристической компании. По шоссе изредка проносились одинокие автомобили.

На улице оказалось не так темно, как я думал, и как виделось из окна. Несмотря на позднее время, небо было чистым. Солнце как раз чиркнуло о крыши приземистых домов и исчезло до завтрашнего утра. Пахло весной.

Первым делом в ближайшем магазине (если это вообще можно назвать магазином - десять квадратных метров площади, узкий заполненный чем попало прилавок и девушка продавец непонятно какого возраста в очках с черной оправой) я купил пачку сигарет и коробок спичек. Привычка покупать спички, а не зажигалки осталась еще с детства - мне всегда нравилось собирать красочно оформленные коробки с рекламами различных торговых марок или брендов. До того, как пойти в институт у меня была даже целая коллекция - порядка двухсот коробков. Потом она бесследно исчезла - куда, я уже и не помню. Когда я выходил из магазина, девушка с дежурной улыбкой произнесла:

- Всего доброго! Приходите к нам еще!

- Спасибо, - произнес я в ответ и пошел дальше вдоль красочно оформленного рыбного рынка. На площади обнесенной символическим забором (кое-где из земли торчали железные прутья, связанные между собой толстой проволокой) находились ряды лотков, хозяева которых занимались исключительно продажей рыбы. Стоял невыносимый запах, нелюбимый мной с детства. Странный парадокс. Моим излюбленным блюдом всегда была рыба, а вот запах ее я не переносил на дух. Над всем рынком были протянуты гирлянды, словно в честь какого-то праздника.

Большинство торговцев в это время уже собирались домой. Прохожих тоже было не много. Все они отличались от меня наличием огромных сумок (наверное, с рыбой), мой же багаж составляли лишь пачка сигарет, коробок спичек и письмо. Желудок издавал странной природы звуки. Я уже начал жалеть о том, что не захватил в магазине ничего поесть.

За рынком показался небольшой ресторан. Деревянное здание с открытой кухней (еда для посетителей готовилась почти моментально на их глазах) завлекало к себе вяло возвращающих с работы людей. Над резным карнизом висели бумажные фонарики с эмблемой ресторана. Правее на специальном стенде живописно красовалось полное меню без указания цен почему-то. Подойдя ближе, я начал жадно рассматривать меню.

- Что будете есть? - обратился ко мне невысокого роста человек в отглаженном фартуке. На его рукаве я заметил точно такую же эмблему, что и на фонариках.

Не долго думая, я заказал копченые сосиски и двойной сэндвич с рыбой. Я попросил все завернуть в пакет. Буквально через пару минут мой заказ был готов.

- Приятного аппетита, - произнес все тот же человек, протягивая мне бумажный пакет (тоже надо отметить с эмблемой). В этот момент мой желудок проурчал еще сильнее.

- Спасибо, - ответил я, заплатив за еду, и повернул на асфальтированную дорожку, переходящую потом в полузаброшенную тропу, которая вела к заливу. Справа и слева росли скучные деревья. Ничего интересного. Примерно через полчаса я был на месте.

Доски деревянного причала почернели от старости. Но несмотря на их изношенный вид и скрип, раздающийся под ногами после каждого шага, причал все же был крепкий, и смог бы выдержать с десяток человек одновременно. Ощущения, что следующий шаг будет последним и ровная гладь воды поглотит тебя в свои пучины не было. Прямо над водой расправили свои ветки плакучие ивы. Вечер делал воду черной.

Сев на край пристани, я поставил пакет с едой и закурил. Тройка сероватых колец растворилась в беззвездном небе. Луна подглядывала всевидящим оком, притаившись прямо надо мной.

Именно здесь мы виделись с ней последний раз. Почему-то мозг помнит такие не самые лучшие моменты жизни отчетливо до последних деталей...Во всяком случае, лучше, чем что-то хорошее. Я попытался вспомнить ее лицо, волосы, глаза, губы, но ничего - все впустую. Мне иногда кажется, что пройдя она мимо меня в двух шагах - никогда бы не узнал ее. Она будто исчезла из моей памяти, словно участок мозга отвечающий за воспоминания о ней аккуратно вырезали без моего ведома и согласия на то.

Ветер, шурша, срывал пожелтевшие листья. Они воздушными корабликами кружились несколько секунд перед тем, как упасть на мокрую землю.

- Знаешь, вот мы тут стоим совершенно одни, так? - спрашивает она меня, смотря на голубоватую гладь воды.

Я киваю.

- Скажи, ты счастлив?

- Очень счастлив, ты же знаешь? - я обнимаю ее одной рукой, другой дотрагиваюсь золотистых волос.

- А как ты думаешь, в этот момент кто-нибудь в мире счастлив так же как мы?

Сначала я молча глажу ее волосы, потом отвечаю:

- Думаю, да.

- Вот и мне так кажется.

Ветер подхватывает листья уже с земли и относит их в воду. Воздушные кораблики превращаются в обычные наводные.

- Если есть что-то очень дорогое в жизни - его нужно запереть поглубже, чтобы никто не нашел, - говорю я, смотря как по небу летят белые точки птиц.

Она улыбается.

- Даже ты?

- Возможно, есть что-то, чего и мне знать не обязательно, - отвечаю я.- Ты не согласна?

Она пожимает плечами. Она очень красива в моменты, когда о чем-нибудь думает, или чего-то не знает. Мне интересно наблюдать за ней.

Мы подходим к деревянной пристани, на которой нет ни души. Она садится на край, свешивая ноги. Ее туфли почти задевают прозрачной поверхности воды. Я сажусь рядом.

По воде колышется рябь, это легкое волнение заметно метров до тридцати, потом голубая поверхность теряет всякие очертания, сливаясь сплошным одного цвета пластом. Вдалеке медленно почти не двигаясь с места плывет лодка. В ней сидит один человек - рыбак, - это видно отчетливо, как он держит в руках длинную удочку. Осенью вода в заливе всегда прибывает, вот и сейчас гибкие ветви ивы, растущие вдоль берега, погрузились в воду на метр, полтора. На противоположном берегу от нас, где берег достаточно крут, чтобы можно было спуститься к воде, витиеватым столбом поднимается пепельный дым. Поначалу, кажется, что он идет ниоткуда, но, немного приглядевшись, замечаешь слабый костер и темные силуэты людей. Белый дым поднимается высоко-высоко в стылое небо, смешиваясь с такого же цвета облаками. Когда от костра останутся одни головешки огромный столб дыма превратится в слабую еле заметную струйку. С деревьев раздаются звуки не видимых глазу птиц. С началом зимы эти дивные трели исчезнут, так же как исчезнет и сплошная непроглядная крона с деревьев, вода покроется толстой ледяной коркой так, что можно будет по ней ходить, и солнце уже не будет согревать, как сейчас. Звуки постепенно затихают. Я слышу ее ровное дыхание, совпадающее с моим. Все замирает в безупречной тишине, лишь ветер невидимыми узорами расписывает окружающую нас действительность, трепля наши волосы.

- Скоро ведь зима, - говорит она тихим голосом.

- Угу, - соглашаюсь я.

Она растирает замерзшую руку до тех пор, пока та не принимает красноватый оттенок. Я снимаю свои перчатки и протягиваю ей. Она с улыбкой одевает явно не свой размер.

- А когда точно наступит зима? - смотрит она на меня.

- С первым снегом.

- А почему снег называют белыми мухами?

Я развожу руками.

- Понятия не имею.

-Никогда не видела падающих вниз мух, - говорит она, поворачиваясь ко мне.

Я смеюсь и при этом киваю головой.

- Что мы будем сегодня делать? - спрашиваю я.- Может сходим куда-нибудь, в кино например?

- Давай, - соглашается она.

Все звуки вдруг замирают, все до единого. Вода уже не кажется такой прозрачной как раньше. Солнце скрывается за медленно подползающим облаком. Ветер тоже больше не дует. Становится вдруг страшно одиноко.

Мы встаем и начинаем идти обратно к дороге. Под ногами привычно скрипят доски причала. Ветер вновь прибивает траву к земле и раскачивает одинокие ивы вдоль всего залива. По воде идет волнистая рябь. Я останавливаюсь на минуту.

- Что-то не так? - спрашивает она удивленно. Ее веки медленно открываются и снова закрываются, пряча глубинные глаза. От этих бездонных зрачков исходит ослепительный свет. Вскоре я понимаю в чем дело. Облако, закрывающее солнце рассеялось, и золотистые лучи опять дотрагиваются до ее кожи. Похоже, что все вернулось на свои места. Она по-прежнему смотрит мне в глаза и начинает теребить мою руку, не понимая - отчего я молчу.

- Все хорошо, - целую я ее веки. - Идем, а то мы не успеем вернуться до дождя.

- Какого дождя?

- Скоро пойдет дождь.

Она нахмуривает брови.

- Откуда ты это можешь знать? Ты что метеорологическая станция?

Я и правда не знаю - откуда, просто знаю, что пойдет дождь и все. Ничего не объясняя, я крепче сжимаю ее руку - в моих перчатках ее аккуратные ладони смотрятся довольно мило.

Мы идем вдоль тропинки, топча свои же собственные следы. На душе с каждым шагом становится спокойнее...

Я оставил пакет с едой и быстро отправился назад в город. Почти сразу мои большие шаги сменились бегом. Я бежал по истоптанной дорожке что было сил. Через минут пять я остановился, чтобы немного перевести дыхание. Нужно обязательно бросить курить, а то эта дурная привычка скоро убьет меня. Когда грудь уже не так сжимало от боли, я побежал дальше.

Пробежав ресторан, я свернул уже не в сторону рыбного рынка, а налево прямо к магистрали. Через минуту я стоял перед пешеходным переходом. Не теряя времени - спускаться в петляющий переход, чтобы попасть на другую сторону - я начал нарушать правила дорожного движения. Разъяренные водители нервно сигналили мне, размахивая руками. Когда я уже почти был на другой стороне, кто-то особенно громко крикнул: "Идиот!", - думаю про меня.

Начав сразу же ловить машину, я выставил три пальца, готовый заплатить тройную цену. Почти тут же передо мной остановилось заляпанное такси - грязь была настолько въевшаяся, что казалось водитель не мыл машину со времен ее сборки.

Из дверцы показалась небритая физиономия с сигаретой без фильтра в зубах.

- Куда едим?

- На вокзал, - ответил я.

- Ты бы еще попозже очнулся, - проговорил он улыбаясь. - Поезда уже, наверное, и не ходят.

- Ходят, - ответил я и посмотрел на огромные часы здания банка на другой стороне дороги. - По крайней мере, есть еще семь минут.

- Ты точно псих, если думаешь, что доберешься до вокзала за семь минут, - рассмеялся таксист.

- Может я и псих, но я плачу тройную цену, если не устраивает можешь и дальше подвозить бабушек к пансионатам, - ответил я и уже начал смотреть другие машины, как водитель сказал:

- Ладно, садись, может и успеем.

- Если успеем, заплачу еще половину сверху, - быстро произнес я, открывая плохо поддающуюся дверь.

- Тогда точно успеем, - заверил меня он.

Всю дорогу водитель распевал какие-то песенки себе под нос и курил одну за одной страшно едкие сигареты. Когда мы почти подъехали, таксист повернулся ко мне.

- Один вопрос, - сказал он. - Почему ты сказал тогда про бабушек?

- Ну не знаю, - пожал плечами я. - Всегда думал, что старики боятся быстрой езды, а еще они почти никогда никуда не торопятся. Вот и все.

- Тебе прямо таксистом нужно быть, - засмеялся он очень громко. - Таксисты всегда веселый народ.

- Это я заметил.

На вокзал я все же успел. Ни о каких очередях в кассе и речи идти не могло - в такое время здесь было точно столько же человек, что и в понедельник в пять утра на кладбище. Купив билет, я быстро побежал на перрон. Рядом с выходом из здания вокзала собиралась уходить женщина, продающая цветы.

- Пожалуйста, я понимаю, что уже поздно, но мне срочно нужно купить цветок, - обратился я к ней, представляя, что она может ответить мне в такой не ранний час.

- Вы, что специально ждете все последний минуту, когда я уйду домой? - спросила она сердито.

- Пожалуйста, помогите мне, от этого зависит судьба человека, - продолжал я.

- Все вы так говорите, судьба человека, - вздохнула она. - Ладно, вот этот подойдет?

Она достала из сумки миниатюрный цветок с большими желтыми лепестками и протянула мне. Не долго думая, я заплатил за него и побежал на поезд.

- Спасибо вам! - крикнул я, обернувшись у самых дверей.

- Удачи, - ответила она.

Поезд был готов отправляться в любую секунду. Кроме меня и контролера девушки, одиноко стоящей у открытой двери последнего вагона на платформе не было никого.

Проводница, проверявшая мой билет, смотрела на меня глазами врача психиатра, когда тот разговаривает с больным. Отчасти в этом что-то было. Когда я зашел в тамбур, проводница счастливо выдохнула - представляю, как долго она ждала этого последнего пассажира, меня то есть.

В вагоне помимо меня сидело несколько человек - тоже лунные пассажиры: мужчина, уткнувшийся лицом в стекло и изрядно похрапывающий, две девчонки близняшки в одинаковых шляпках только с разными лентами - синей и красной, и молодая мама с двумя детьми - тоже девочками. 5 к 2, плюс проводница - тоже женщина, итого 6. Угрожающая цифра. Данная железнодорожная статистика конечно была никак не связана со статистикой мировой, но все же даже это малое исследование подтверждало факт, что женских особей на планете гораздо больше.

С этими наблюдениями я убивал время. Дорога до Камакуры (город, в котором жила моя подруга) была неблизкой, примерно часа полтора езды на скоростной электричке, может и больше. Откинувшись назад головой на чистую накрахмаленную салфетку, которые были на каждом сиденье я начал без интереса смотреть в окно. Огни города быстро сменились однообразной чернотой лесов и полей. Разглядеть что-то еще было просто невозможно. Даже луну заволокло непроглядными тучами. Глядя в окно, я ощущал себе впервые в жизни слепым. Свет полностью решил оставить меня. Отчетливо слышался монотонный звук колес и смех двух близняшек, может быть и надо мной. Невыносимо хотелось спать. Закрыв глаза, я позволил сну втащить меня в свою черноту. Вскоре все звуки слились в один неразборчивый, а потом и вовсе исчезли.

Проснулся я от удара о стекло. Видимо поезд неаккуратно затормозил в самую последнюю секунду на полной скорости, по-другому объяснить было нельзя.

- С вами все в порядке? - поинтересовалась у меня проводница. Ее голос мне показался очень искренним и нежным. Сразу вспомнилось, как она смотрела на меня при отправлении, ее точно подменили, а может, я еще не совсем проснулся, чтобы что-либо понимать.

- Да так, слегка качнуло, - соврал я. Голова болела так, будто в нее ударила железная баба, которой сносят старые дома.

Она посмотрела изучающее, явно сомневаясь в моих словах, но ничего не сказала.

- Мы уже приехали? - решил сменить я тему.

- Да, - ответила проводница и добавила. - Я увидела что вы ударились и решила...

- Спасибо за беспокойство, - оборвал ее я и поднялся с места. В глазах потемнело. Стараясь не подавать этому вида, я поспешил к выходу. Перед тем как выйти из вагона я повернулся к ней, произнеся:

- Счастливых вам поездок!

В ответ она лишь кротко улыбнулась.

Как я и предполагал, дома моей подруги не оказалось.

К моему счастью консьержка куда-то отошла, оставив меня наедине с пустующим подъездом. Воспользовавшись моментом, я быстро вбежал по лестнице на третий этаж и свернул налево. Идя по длинному коридору, я разглядывал номера квартир на дверях - по какому-то странному не понятному мне принципу в этом крыле были только нечетные цифры от 71 до 99. Я остановился перед дверью 97.

На привычном месте - под половым ковриком в виде сердца, имевшим когда-то давно ярко-красный цвет - ключа не оказалось. Я проверил почтовый ящик и извлек один единственный конверт, на вес который был достаточно тяжелый, чтобы можно было засомневаться, что в нем письмо. Посмотрев на свет еле горящей электрической лампочки, я все же различил содержимое - ключ и еще какой-то круглый плоский предмет, видимо минидиск. Разорвав конверт, я сунул диск в карман, а ключом открыл дверь.

Внутри покоилась тишина. На окнах не было штор и через этот пустующий экран были видны сотни огней контейнерного терминала, работа на котором не прекращалась, видимо даже ночью. Я зашел в туалет, в ванную, потом на кухню - никого, везде только ощущение абсолютной пустоты. Вернувшись в комнату, я осмотрелся. На пыльном паркете стояли ровные стопки книг, я посмотрел на верхние: Химический справочник, Полупроводниковые материалы, Технология материалов электронной техники. В этих названиях я мало что понимал, а еще меньше я понимал какое отношение они имеют к моей подруге. Почти рядом, тоже на полу, стояла вертушка и несколько пластинок к ней. Под окнами стоял накрытый темно-синим покрывалом диван, на подоконнике - ваза из мутного стекла, пустая. Возле дивана небольшая тумбочка с чистыми простынями, полотенцами и одеялом. И шкаф, открыв который, я не увидел ничего кроме пустых алюминиевых вешалок. Больше в комнате ничего не было - ни телевизора, ни радио, даже стула. Жить в таких условиях можно при одном условии, если приходить домой только для того, чтобы поспать и снова уйти куда-то, но вот куда?..

Одна вещь, которую я заметил чуть позже, явно выбивалась из границ общей серости и бессодержательности. На диване лежал модный ноутбук черного цвета. Логическая цепь выстраивалась немного яснее. Если ключ лежал в одном конверте с диском, то выходило, что ключ всего лишь средство, чтобы добраться до главного - до диска. Наверное, информация на нем как-то сможет прояснить ситуацию.

Включив ноутбук, я вставил в слот миниатюрный диск, и начал ждать, пока тот прочитается. На диске был единственный файл под названием "Мои печальные солнца". Я щелкнул курсором два раза по иконке с файлом...

Мои печальные солнца. EXE.

Вокруг, кроме белого цвета. Все - от сверкающих мраморных плит пола, до потолка в виде купола с крошечными резными бойницами было одного цвета. Стены отсутствовали вовсе, лишь огромные окна в ледяных рамах, расположенные на одинаковом расстоянии друг от друга, тянулись далеко вперед и исчезали в тумане. Сверху медленно сыпали большие хлопья снега, не холодные, но удивительно теплые.

Я спустился по миниатюрной состоящей из трех ступенек лестнице. Справа, в огромных почти метр высотой кувшинах из стекла наполненных золотистой водой стояли цветы - анемоны. Слева выстилал узкую дорожку ковер из каких-то вычурных диковинных перьев необыкновенного, похожего на перламутр, цвета. Посередине стоял широкий стол, покрытый голубой скатертью, стулья сплошь изо льда были немного выдвинуты так, будто за столом сидели.

Я услышал голоса.

Они мне были знакомы. Это были голоса людей, с которыми я раньше пересекался, вот только их имен я не мог вспомнить, да и были ли у них имена. Они говорили очень громко, кто-то постоянно пытался перекричать другого. Я уже плохо разбирал, кто и что говорит.

- Что он тут делает?

- И это он?

- А я знаю, зачем он здесь! - кто-то прокричал.

- Неужели? - с удивленным наигранным смешком произнес другой голос. - Уверена?

- Он пришел к своей недотроге!

- Не может быть! - воскликнули остальные.

- Еще как может, - уверял все тот же кричащий голос. - Вы посмотрите на его глаза!

- К недотроге? Кто она? - зашептали остальные. - Кто-нибудь видел ее?

- Да, я видел.

- И как?

- Никак.

Все засмеялись, но вскоре заразительный смех прервался спокойным ранее не слышимым голосом:

- Не ходи туда, пожалуйста...

Я быстро-быстро зашагал от этого неприятного мне места прочь, свернул в узкий темнеющий коридор и брел по нему до тех пор, пока не уперся в дверь. Глаза еще не привыкли к полумраку, но я все же прочел надпись на двери: "Просьба не беспокоить по пустякам".

Без стука я дернул ручку. Дверь поддалась.

Войдя внутрь, я не увидел ничего, лишь сплошной мрак перед глазами стоял, словно невидимая стена. Сделав несколько шагов, я остановился.

- Зачем ты пришел? - раздался очень знакомый голос - его я узнал бы из миллиона.

- К тебе.

После моих слов мне в лицо дунул холодный ветер, тьма исчезла в одно мгновение, будто ее и не было. Я сразу узнал это место.

У дальней стены, как и раньше, стояли два кресла, накрытые бордовыми покрывалами с усыпанными лепестками ромашек и цветков мимоз. Шторы на окнах из синего камлота были завешены. В камине мерцал неуверенный шаткий огонек, а свечи в двух канделябрах были покрыты льдом. На дощатом полу лежал ковер белого цвета, позже я присмотрелся - оказалось всего лишь снег.

Я прошел в соседнюю комнату - там находилась спальня. Огромная высокая кровать располагалась под широкими без занавесок окнами. Прямо над альковом, на потолке, огромное зеркало и поднятый тюль, который раньше окутывал кровать.

Она лежала в окружении подушек - обнаженная, с распущенными волосами. Ее холодные глаза безразлично смотрели на меня.

- Здравствуй, - проговорил я.

- Что значит, ты пришел ко мне? - тихо спросила она.

Я подошел ближе.

- То, что я сказал уже не важно.

- Как хочешь, - прошелестели ее губы.

Она повернулась к окну, я же тем временем сел на кровать так, что мы оказались друг к другу спинами.

- Ты скучаешь по мне, - нарушил я молчание, - хоть немного?

- Да, когда мне очень грустно и за окном идет дождь, я вспоминаю тебя, - ответила она все так же тихо.

- Ты одинока здесь?

- Мне не хватает твоей любви.

- Моей любви? - переспросил я и сам же добавил:

- Но зачем она тебе? Тебе же все равно!

- Мне не все равно!

- Извини, - я смягчил тон. - Но главное то, что ты не любишь меня.

Она ничего не ответила, просто села рядом и взяла меня за руку.

Я грустно улыбнулся, глядя в ее большие глаза. Она крепко сжала мою руку, но ее лицо осталось по-прежнему не выражающее чувств и эмоций.

- Тебе нравится холод? Снег? Лед?

- О чем ты говоришь? - не понимала она.

- Тебе нравится мучить меня?

- Я не понимаю... - качает она головой.

- Зачем ты это сделала? - тихо произнес, почти прошептал, я.

По ее щекам покатились слезы. Она бросилась к окну и резким движением распахнула его. За окном непроглядной стеной лил дождь. Упав на колени, она сказала сквозь слезы:

- Он идет всегда...

- Что с тобой?

- Дождь идет всегда, вечно, - ее голос переходил во всхлип. - Это ты жесток со мной, но не я. Ты не можешь покинуть моего сердца. Я не могу забыть тебя... не хочу...

Я забрал ее в объятия и прижал крепко-крепко к себе и стал успокаивать.

- Все хорошо, слышишь, все хорошо. Не плачь. Прости меня.

- Ты не виноват.

- Виноват, знаю, что виноват.

Она дотронулась моей щеки холодной рукой и прижалась сильнее. Она все дрожала.

- Ты замерзла.

- Ничего, сейчас все пройдет, ведь ты же со мной, - слабая улыбка на испещренных тоненькими трещинками губах появилась и тут же исчезла. - Ты согреешь меня, ведь так?

Я кивнул.

- Теперь ты человек дождя.

- Что? - не понял, что она хотела сказать.

- Ты - человек дождя, - повторила она.

- Это еще почему?

- Сейчас ты со мной и дождя нет, нет моих слез, потому что мы вместе. Так должно быть.

Я посмотрел на раскрытое окно. Дождь и правда закончился, только небо было каким-то странным, словно заплесневелым.

- Почему это место? Почему ты здесь?

- Не знаю. Оно единственное, где я живу по-настоящему. А когда тебя не было, я просто закрывала глаза и представляла, что ты вот он - рядом со мной. Но ведь теперь все по-другому. Мне ведь не придется закрывать глаза больше. Правда?

- Все изменилось...

Ее глаза сделались влажные.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Я изменился, я другой - не тот, что был раньше. Я могу быть живым только там - в своем мире, где я так же жду бесконечно тебя, только за окном не дождь, а светит горькая луна.

- Но ты же пришел?

- Ненадолго. Я не могу находиться здесь дольше, чем должен. Такая наша участь теперь. Мы потеряли себя, собственное "я". Ничего не сделаешь. Прости, я думал, ты знаешь...

Она закрыла лицо руками.

- Мне пора идти, - я встал и направился к двери.

- Нет! - закричала она, надрываясь. - Нет, не уходи. Я же не могу без тебя жить. Ты же сказал, что пришел ко мне. Забери, возьми меня отсюда! Прошу!

Я не поворачиваясь, произнес:

- Я могу забрать тебя, но не с собой. Туда, куда я направляюсь, нет места для двоих. Я могу показать тебе новую жизнь, но сам все равно уйду в свой мир, где я существую с болью, что никогда не буду с той, которую люблю.

- Останься! - закричала она, что было сил.

- Ты знаешь все...

Я ни разу не обернулся - ни на шум ливня, ни на ее плачь. Теперь ей и правда нельзя со мной.

Я стоял перед серым пустующим зданием и курил. Голова трещала от мыслей и эмоций, словно трюм ветхого корабля от переполняющей его воды. Улица вся спала. Контейнерный терминал, причал, дома вокруг - казались картонными и неживыми. Было слышно, как тихо-тихо шуршат листья на деревьях. Кругом все было покрыто безликой тенью ночи. Я посмотрел на желтые лепестки незнакомого мне цветка и аккуратно убрал во внутренний карман плаща, стараясь не повредить его.

Лишь в соседних домах можно было увидеть такие же огоньки от сигарет, как и мой. Глядя на этих светлячков, мне стало не так одиноко. В тот момент я хотел, чтобы быстрее началось завтра...

Уже начало светать, когда я шел по спящей мостовой. Брусчатка была скользкой от моросившего дождя. Город быстро покрывался, словно сыпью, многочисленными огнями. Безупречной красотой горели красные фонари на башенных кранах в порту.

Двигаясь вдоль высокого каменного парапета, я заметил чей-то силуэт впереди меня. Из-за слабого тумана было плохо видно. Подойдя ближе, я разглядел отчетливо - девушка - совсем молодая - в сером длинном плаще с распущенными волосами стоит на узком уступе и смотрит вниз на воду. Ясно с первого взгляда, что она не любуется дивной красотой бездонной реки, но хочет спрыгнуть вниз.

Стараясь не создавать лишнего шума (сделать это было очень сложно - ботинки слишком звонко стучали по мостовой), я медленно приближался к юной самоубийце. Вдруг на мгновение налетел сильный порыв ветра. Я замер. Девушку качнуло резко в сторону, но она все же смогла устоять. Как это у нее получилось на парапете шириной в пять сантиметров оставалось загадкой. Было видно - она боится. Я подумал, что если бы она захотела убить себя, то давно бы это сделала. Хотя вопрос "давно" или "недавно" занимал меня сейчас меньше всего.

Я посмотрел вниз. Неутешительная картина. До воды было метров двадцать, а то и больше. Если не расшибешься в лепешку, то утонешь точно - в таком сильном течении не выживет даже мастер спорта по плаванию. Река вынесет тело в какое-нибудь заброшенное место, что никто не будет искать. Меньше лишних вопросов. Что не говори, место для суицида было выбрано безупречно.

Девушка откинула налипшие пряди волос с лица и посмотрела в мою сторону. Не заметить меня было невозможно - расстояние в каких-то десять метров. Ее глаза мне показались очень знакомыми, хотя видел я ее в первый раз. Скорее взгляд мне был до боли знаком. Кто-то уже смотрел на меня так.

- Спускайся, это опасно, - произнес я.

Ничего не ответив она шагнула вперед. Я рванулся к уступу, но было поздно. Серый плащ скрылся под непрозрачной поверхностью реки.

Глава четвертая

Поиск по сайту: