Религии удалось убедить людей, что на небе живет 22 страница

не нужно подкреплять фактами, как это требуется в других случаях, цивилизации все еще приходится иметь дело с тучами нелепиц. Даже в наше время люди истребляют друг друга во имя древних литературных произведений. Невозможно поверить, что такое безумство может продолжаться.

А теперь скажите: кому придет в голову затевать войну ради отсутствия веры?

Глава восьмая Что плохого в религии? Зачем на нее нападать?

Религии удалось убедить людей, что на небе живет

невидимка, каждый день, каждый час следящий за каждым

вашим движением. У невидимки есть особый список из

десяти правил, которые вам не разрешается нарушать.

А если вы нарушите хоть одно из них, то у него есть

особое место, полное огня, дыма, гари, где царят пытки

и страдания и куда он поймет вас страдать, гореть,

задыхаться, стенать и рыдать — навечно, на веки веков...

Но при всем при том он вас любит!

Джордж Карлин

ПО СВОЕЙ ПРИРОДЕ Я НЕ СТОРОННИК СПОРОВ И ВРАЖДЫ. Мне не кажется, что таким путем легче всего рождается истина, и поэтому я часто отклоняю приглашения принять уча­стие в официальных дискуссиях. Однажды меня пригласили в Эдинбург поучаствовать в дебатах с архиепископом Йорк­ским. Я был польщен и согласился. После встречи верующий физик Рассел Станнард привел в своей книге "Избавляемся от бога?" написанное им в газету "Обсервер" письмо:

Сэр, ваш научный обозреватель напечатал статью (и, подумать только, в Пасхальное воскресенье!) под насмешливым заголовком "Продув Ее Величеству Науке, Бог пришел вторым", в которой описал "серьезные интеллектуальные повреждения", причиненные Ричардом Докинзом архиепископу Йоркскому во время дебатов о науке и религии. В заметке упомянуты "самодовольно ухмыляю­щиеся атеисты" и "Львы: ю; Христиане: о".

Далее Станнард ругает "Обсервер" за отсутствие упоминания об аналогичных дебатах в Королевском научном обществе между ним, мною, епископом Бирмингемским и выдающимся космологом, сэром Германом Бонди (тот спор, не будучи с самого начала организованным как противоборство враж­дующих сторон, оказался в результате гораздо более конструк­тивным). Могу только присоединиться к мнению Станнарда о нецелесообразности проведения дискуссий во враждебном тоне. Сам я, например, по объясненным в книге "Служитель

дьявола" причинам, никогда не принимаю участия в дискус­сиях с креационистами.

Несмотря на мое отвращение к гладиаторским боям, за мной почему-то укрепилась репутация агрессивного спорщика по религиозным вопросам. Коллеги, согласные с отсутствием бога, с существованием нравственности вне религии, с воз­можностью объяснения происхождения религии и морали с научной точки зрения, продолжают тем не менее искренне удивляться моей позиции. Почему я так враждебен? Неужели религия настолько плоха? Неужели она причиняет так много вреда, что с ней нужно активно бороться? Почему бы не жить с ней мирно бок о бок, как с Тельцом и Скорпионом, магиче­скими свойствами кристаллов и "линиями-просеками"? Это же просто безобидная чепуха!

Прежде всего отвечу, что если я или другие атеисты и про­являем время от времени в отношении религии враждебность, она ограничивается словами. У нас нет планов бомбить, обез­главливать, побивать камнями, сжигать на кострах, распинать на крестах и направлять в небоскребы самолеты по причине теологических разногласий. Но мои собеседники, как правило, этим не удовлетворяются. Иногда они заявляют что-нибудь типа: "Не кажется ли вам, что ваша враждебность делает вас атеистом-фундаменталистом, настолько же нетерпимым в своих убеждениях, как и фанатики "библейского пояса"?" На эти обвинения в фундаментализме нужно дать ответ, ибо они повторяются, увы, нередко.

У меня не хватает дерзости мотивировать отказ так, как это делает один из моих наиболее выдающихся научных коллег, который отвечает на каждую попытку креационистов организовать с ним официальные дебаты (не буду приводить его имя, но реплику нужно читать с австралийским акцентом): "В вашем резюме это, конечно, будет выглядеть блестяще, а вот в моем — как раз наоборот".

Фундаментализм и ниспровержение науки

ФУНДАМЕНТАЛИСТЫ УВЕРЕНЫ В СВОЕЙ ПРА-воте, потому что они читали об этом в священ­ной книге, и им заранее известно, что их веру ничто в мире поколебать не сможет. Провоз­глашенная священной книгой правда — это аксиома, а не результат рассуждений. Книга всегда права, а если опыт показывает иное, то полагается отвергать опыт, а не книгу. Я же, как ученый, напротив, верю в факты (напри­мер, в эволюцию) не потому, что прочитал о них в священ­ной книге, а потому, что изучал фактические доказательства. Это совершенно другое дело. Книгам об эволюции доверяют не в силу их святости. Им доверяют потому, что в них при­водится огромное количество поддерживающих друг друга доказательств. В принципе, любой читатель, приложив усилия, может проверить эти доказательства. Если в научной книге допускается ошибка, ее обнаружение и внесение исправле­ний в последующие издания является только делом времени. Со священными книгами такого, естественно, не случается.

Философы, особенно непрофессиональные, с невеликим философским багажом и, еще чаще, зараженные "культурным релятивизмом" лица могут в этом месте начать сворачивать на давно избитую колею: мол, доверие ученого фактическим дока­зательствам само является проявлением фундаменталистской веры. Я уже обсуждал этот вопрос подробно в других книгах и сейчас повторю аргумент лишь вкратце. Все мы в ходе нашей жизни, вне зависимости от собственных любительских упраж-

нений в философии, верим в доказательства. Если меня обви­нят в убийстве и обвинитель начнет строго вопрошать, правда ли, что в ночь убийства я был в Чикаго, мне вряд ли помогут философские рассуждения типа: "Это смотря что вы назы­ваете "правдой". Так же не спасет меня и антропологическое, релятивистское заявление: "Я был в Чикаго только в вашем, западном смысле предлога "в". Бенгальцы имеют совершенно другую концепцию "в", согласно которой вы по-настоящему находитесь "в" определенном месте, только будучи рукополо­жены в сан старейшины с правом брать понюшку из сушеной мошонки старого козла""⁵.

Может быть, ученые и проявляют фундаментализм, когда дело доходит до абстрактных формулировок смысла понятия "истина". Но в этом они не одиноки. Однако, когда я говорю, что эволюция — реальность, я проявляю не больше фундамен­тализма, чем когда заявляю, что Новая Зеландия расположена в Южном полушарии. Мы верим в эволюцию, потому что ее реальность подтверждается фактами, но появись новые дока­зательства, демонстрирующие ее ложность, мы тут же от нее откажемся. От фундаменталиста вы такого заявления никогда не услышите.

Дело в том, что очень легко перепутать фундаментализм и страстность. Возможно, защищая эволюцию от фундамен­талистов и креационистов, я выступаю слишком страстно, но это не потому, что меня распаляет собственный фундамента­лизм, но противоположного толка. Это происходит потому, что подтверждающих эволюцию фактов головокружительно много, и меня безмерно огорчает неспособность оппонента их увидеть — или, еще чаще, нежелание оппонента даже взгля­нуть на них, потому что они противоречат его священным книгам. Моя страстность возрастает еще больше при мысли о том, как много теряют эти несчастные фундаменталисты и их последователи. Правда об эволюции, как и многие дру­гие научные открытия, невероятно увлекательна, потрясающа

и прекрасна; умереть, так и не узнав о ней ничего, представля­ется мне настоящей трагедией! Конечно, я не могу сдержать свои чувства. Да и кто бы смог? Но моя вера в эволюцию —- не фундаментализм и не религия, потому что я знаю, на чем она основана, и что, появись соответствующие доказательства, я с готовностью признаю свое заблуждение.

Такие вещи случаются. Я уже рассказывал о преподававшем в бытность мою студентом на факультете зоологии Оксфорд­ского университета уважаемом престарелом муже. Многие годы он страстно верил и учил студентов, что аппарат Гольджи (микроскопическая внутриклеточная структура) на самом деле не существует, что это — погрешность наблюдения, иллюзия. Каждый понедельник, после обеда, на факультете было заве­дено слушать научный доклад какого-нибудь заезжего лектора. В один из понедельников лектором оказался американский специалист по биологии клетки, представивший неотразимо убедительные свидетельства реальности аппарата Гольджи. В конце его выступления старик пробрался к подиуму и, пожи­мая американцу руку, с чувством провозгласил: "Дорогой кол­лега, позвольте выразить вам мою благодарность. Все эти пят­надцать лет я заблуждался". Мы тогда аплодировали до боли в ладонях. Фундаменталист бы никогда не смог произнести такое. Да и не каждый ученый в реальной жизни. Но для всех ученых подобные поступки являются эталоном — в отличие, скажем, от политиков, которые могли бы счесть старика бес­принципным. У меня до сих пор комок к горлу подступает при воспоминании о том вечере.

Как ученый, я враждебен фундаменталистской религии, потому что она активно работает на подрыв научного познания мира. Она учит нас не менять раз и навсегда усвоенные идеи и не пытаться узнать новые, интересные, доступные позна­нию факты. Она разрушает науку и высушивает разум. Самым печальным примером из известных мне служит американский геолог Курт Вайз, возглавляющий нынче Центр исследований

происхождения в колледже Брайана в городе Дайтон, штат Тен­несси. Колледж не случайно носит имя Уильяма Дженнинга Брайана, который выступил с обвинением против учителя Джона Скоупса во время проходившего в Дайтоне в 1925 году "обезьяньего процесса". Вайз мог бы, воплощая свою мальчи­шескую мечту, стать профессором геологии в настоящем уни­верситете. В университете, девизом которого могла бы быть фраза "Мыслить критически", в отличие от смешивающего несовместимые понятия девиза с веб-сайта колледжа Брайана: "Мыслить критически и библейски". Вайз действительно полу­чил настоящий диплом геолога в Университете Чикаго, а затем закончил две аспирантуры (геология и палеонтология в Гар­варде) (ни больше ни меньше), где его научным руководите­лем был Стивен Джей Гулд (ни больше ни меньше). Блестяще образованный и, несомненно, выдающийся молодой уче­ный, он был на пороге свершения мечты о преподавательской и исследовательской карьере в нормальном университете.

Но случилось несчастье. Оно пришло не извне, а изнутри собственного сознания, роковым образом пораженного и рас­шатанного воспитанием в духе фундаменталистской религии, требовавшей от него верить, что планета Земля — объект, который он изучал в Чикагском и Гарвардском университе­тах, — имеет возраст не более ю тысяч лет. Он был слишком умен, чтобы игнорировать лобовое столкновение своей рели­гии и своей науки, и этот конфликт все больше тревожил его разум. Однажды терпению пришел конец, и он решил дело при помощи ножниц. Взяв Библию, вырезал из нее, страница за страницей, каждый стих, от которого пришлось бы отказаться в случае правоты науки. В конце этого беспощадно честного и утомительного труда от Библии осталось так мало, что,

... как бы я ни старался, даже пытаясь держать Писание за остав­шиеся неразрезанными поля страниц, я не мог поднять Библию так, чтобы она не развалилась надвое. Мне приходилось выбирать

между эволюцией и Священным Писанием. Либо Писание было право, а эволюция — нет, либо эволюция — права, и я должен отшвырнуть Библию... В ту ночь я принял Слово Божье и отверг все, что ему противоречит, включая эволюцию. Одновременно, с неимоверной горечью, я бросил в огонь все мои надежды и мечты о науке.

Я нахожу этот рассказ душераздирающим; но если история об аппарате Гольджи вызывает слезы восхищения и восторга, то история Курта Вайза вызывает жалость и чувство брезгливо­сти. И карьера и счастье всей его жизни погибли от его же соб­ственной руки — и как бессмысленно! Как легко было этого избежать! Взять да и отшвырнуть Библию. Или интерпрети­ровать ее символически и аллегорически, как это делают тео­логи. Он же, как истый фундаменталист, отшвырнул и науку, и факты, и здравый смысл, а вместе с ними — свои надежды и мечты.

По-видимому, Курт Вайз обладает уникальной для фунда­менталиста чертой — он честен, опустошающе, мучительно, потрясающе честен. Дайте ему премию Темплтона; возможно, он стал бы первым искренним ее получателем. Вайз выносит на поверхность все тайные бури, тревожащие фундаментали­стов в глубине их сознания, когда они сталкиваются с науч­ными фактами, опровергающими их верования. Прислушай­тесь к его заключению:

Хотя и существуют научные доводы в пользу теории "молодой Земли", я являюсь креационистом-младоземельцем потому, что таково мое понимание Священного Писания. Как я говорил своим учителям давным-давно, когда еще учился в колледже, повернись все до единого факты во Вселенной против креационизма, я пер­вый это признаю, но по-прежнему буду креационистом, потому что на это, по моему убеждению, указывает Слово Божье. На том я должен стоять"⁶.

Похоже, что он цитировал Лютера, прибившего свои тезисы к дверям виттенбергской церкви; но мне бедный Курт Вайз больше напоминает Уинстона Смита, героя романа "1984", отча­янно пытающегося поверить, что если Большой Брат говорит: два плюс два — пять, то так оно и есть. Но Уинстону выпало согласиться с этим под пыткой. Двоемыслие же Вайза вызвано не физическим страданием, а религиозной верой, служащей для некоторых, как видно, не менее жесткой формой принуж­дения — своего рода интеллектуальной пыткой. Я не терплю религию за то, что она сделала с Куртом Вайзом. И если ей удалось так скрутить геолога, получившего образование в Гар­варде, только представьте, что она может сделать с другими, менее одаренными и менее образованными людьми.

Фундаменталистская религия пытается отлучить от науч­ного образования тысячи и тысячи невинных, любознательных, доверчивых молодых умов. Не фундаменталистская, "терпи­мая" религия, возможно, этого не делает. Но она создает пита­тельную среду для фундаментализма, внушая людям с раннего детства идею о добродетели нерассуждающей веры.

Темная сторона абсолютизма

КАСАЯСЬ В ПРЕДЫДУЩЕЙ ГЛАВЕ ИЗМЕНЧИВОЙ природы Zeitgeist, я упоминал о сходном нрав­ственном настрое, некоем моральном консенсусе, широко распространенном среди либерально мыслящих, просвещенных, нравственных инди­видуумов. В конце оптимистично заключалось, что все мы в целом, пусть и в разной степени, присоединяемся к этому консенсусу. При этом я имел в виду большинство возмож­ных читателей этой книги, вне зависимости от того, являются они верующими или нет. Но, безусловно, не все присоединя­ются к консенсусу (так же как и не все пожелают прочесть эту книгу). Мы вынуждены признать, что абсолютистские взгляды себя еще далеко не изжили. К сожалению, они и поныне здрав­ствуют в умах огромного количества людей во всем мире; самые угрожающие их проявления заметны в мусульманских странах и в нарождающейся американской теократии (более подробно см. об этом в соответственно озаглавленной книге Кевина Филипса — "Американская теократия"). Практиче­ски всегда абсолютизм произрастает на почве сильной рели­гиозной веры, и этот факт демонстрирует, как религия может играть в мире роль источника зла.

В Ветхом Завете одно из самых страшных наказаний пред­усматривалось за богохульство. В некоторых странах оно существует и по сей день. Статья 295-С Уголовного кодекса Пакистана предписывает за это "преступление" смертную казнь. i8 августа 2001 года к смертной казни за богохульство

приговорили врача и преподавателя д-ра Юниса Шейха. Его преступление состояло в высказывании мысли, что пророк Мухаммед не был мусульманином до того, как создал рели­гию в возрасте 40 лет. Одиннадцать его студентов донесли о "преступлении" властям. Закон о богохульстве чаще приме­няется в Пакистане против христиан, как, например, в слу­чае с Августином Ашиком "Кингри" Маси, приговоренным к смерти в Фейсалабаде в гооо году. Христианину Маси не раз­решалось жениться на любимой девушке, потому что она была мусульманкой, а, согласно пакистанскому (и мусульманскому) закону, мусульманская девушка не имеет права — представьте себе — выходить замуж за христианина. Когда он пытался перейти в мусульманство, его обвинили, что он делает это из корыстных побуждений. Из отчета, с которым я ознакомился, трудно понять, было ли это само по себе тяжким преступле­нием либо его дополнительно обвиняют в каких-то высказы­ваниях о нравственности самого пророка. В любом случае его поведение не привело бы к вынесению смертного приговора ни в одной стране со свободным от религиозного ханжества законодательством.

В 2006 году в Афганистане к смерти за обращение в хри­стианство приговорили Абдула Рахмана. Может, он убил кого-нибудь, нанес увечья, украл или, в конце концов, повредил чье-то имущество? Нет. Он просто поменял мнение. Свое вну­треннее, персональное убеждение. Он позволил себе прийти к мыслям, оказавшимся не по душе правящей партии. И речь идет, заметьте, не о талибском Афганистане, а об "освобож­денном" Афганистане Хамида Карзая, основанном при под­держке коалиции во главе с Америкой. Г-ну Рахману, к счастью, удалось избежать казни, но только после упорной междуна­родной кампании и только благодаря тому, что его признали невменяемым. Сейчас, чтобы избежать смерти от руки выпол­няющих религиозный долг правоверных, он нашел убежище в Италии. А в конституции "освобожденного" Афганистана

по-прежнему есть статья, карающая вероотступничество смерт­ной казнью. Вероотступничество, замечу еще раз, не предпо­лагает нанесения никакого вреда ни людям, ни собственности. Это "мыслепреступление" в чистом виде, выражаясь словами Оруэлла из "1984", и по исламскому закону официальное нака­зание за него — смерть. И оно приводится в исполнение, вот еще один пример: з сентября 1992 года в Саудовской Аравии за вероотступничество и богохульство Садику Абдулу Кариму Малаллаху публично отрубили голову¹¹⁷.

Однажды я участвовал в теледебатах с упомянутым в главе 1 ведущим британским "либеральным" мусульманином сэром Икбалом Сакрани и задал ему вопрос относительно смертной казни за вероотступничество. После долгих уверток и укло­нений он так и не высказался ни за, ни против. Изо всех сил стараясь увильнуть от ответа, он заявил, что незачем обсуждать такие несущественные детали. И это — человек, посвященный британским правительством в рыцари за заслуги в развитии "добрых межконфессиональных отношений".

Но и насчет христианства заблуждаться не стоит. Еще в 1922 году в Великобритании Джона Уильяма Готта пригово­рили к 9 месяцам каторжных работ за богохульство — он срав­нил Иисуса с клоуном. И, как ни поразительно, богохульство по-прежнему остается в Великобритании преступлением"⁸, и в 2OO5 году христианская группа пыталась начать частное судебное преследование против Би-би-си за показ мюзикла "Джерри Спрингер, опера".

В США недавно появилось, и по понятным причинам не могло не появиться, выражение "американские талибы". Поиск в Гугле показывает, что оно уже в широком употреблении. Цитатники этих господ, содержащие мудрость американ­ских религиозных лидеров и политиков, пугающим образом напоминают узколобость, бессердечную жестокость и злоб­ность афганских талибов, аятоллы Хомейни и ваххабитского правительства Саудовской Аравии. Особенно богатое собра-

ние отвратительно нелепых цитат можно найти на веб-сайте "Американский Талибан", начиная с совсем уже невероятного высказывания, принадлежащего особе по имени Анн Кул-тер, всерьез призывающей: "Мы должны захватить их страны и, уничтожив вождей, обратить их всех в христианство""⁹ (и это, как уверяют меня американские коллеги, не изобретение американской пародийной газеты "Луковица"). Другие перлы: "Используйте слово "gay" только как сокращение "Got Aids Yet?" ("Еще не заработал СПИД?")" — член конгресса Боб Дорнан; генерал Уильям Г. Бойкин: "Джорджа Буша избрало не большинство населения США, его назначил Господь"; и более давний — знаменитая стратегия охраны окружающей среды министра внутренних дел из правительства Рональда Рейгана: "Незачем охранять природу, Второе пришествие не за горами". Афганский и американский Талибан — наглядный пример того, как действуют люди, принимающие Священное Писание буквально и всерьез. Глядя на них, можно с замира­нием сердца представить, каково жилось населению теокра­тических обществ Ветхого Завета. Книга Кимберли Блейкер "Основы экстремизма. Правые христиане в Америке" под­робно повествует об угрозе христианских талибов (хотя этот термин в книге не используется).

Вера и гомосексуальность

В Афганистане в эпоху "Талибана" официаль­ным наказанием за гомосексуализм была смертная казнь, совершаемая особо изощренным способом: жертву погребали заживо под стеной, обруши­ваемой на нее сверху. "Преступлением" в дан­ном случае являются сугубо личные отношения между двумя совершеннолетними лицами, не причиняющими своими дей­ствиями никакого вреда никому. Налицо классические при­меты религиозного абсолютизма. Нам, на моей родине, тоже не стоит слишком горячо поздравлять себя. Проявления гомо­сексуализма в частной жизни — невероятно, но факт! — оста­вались в Великобритании уголовным преступлением вплоть до 1967 года. В 1954 году Алан Тьюринг — британский матема­тик, которого, наряду с Джоном фон Нейманом, можно счи­тать отцом современного компьютера, — покончил с собой, подвергнувшись обвинению в гомосексуальном поведении в частной жизни. Тьюрингу не грозило погребение заживо под обрушенной на него танком стеной. Ему предложили выбор между двумя годами тюрьмы (можно только предста­вить, как обращались бы с ним другие заключенные) и курсом гормональных уколов, равносильных химической кастрации и вызывающих рост грудей. Он сделал выбор — съел яблоко, впрыснув в него цианистый калий¹²⁰.

Тьюринг, внесший важнейший вклад в расшифровку немецкого кода "Энигма", возможно, сделал для победы над нацизмом больше, чем Эйзенхауэр или Черчилль. Благодаря

Тьюрингу и его коллегам, работавшим над проектом "Ультра" в Блечли-парке, генералы союзников всегда, в течение долгих военных месяцев, узнавали подробности немецких планов до того, как командование противника могло воплотить их в жизнь. После войны, когда заслуги Тьюринга перестали быть секретом, его следовало бы посвятить в рыцари и превозно­сить как спасителя отечества. Вместо этого безобидного, заи­кающегося, эксцентричного гения растоптали за совершаемое в частной жизни, никому не приносившее вреда "преступле­ние". Несомненно, перед нами — очередное действие религи­озного моралиста, которого страстно заботит, чем люди зани­маются (и что думают) за закрытыми дверями. Отношение "американских талибов" к гомосексуалам хорошо видно по другим проявлениям их религиозного абсолютизма. Послу­шайте основателя "Свободного университета" преподобного Джерри Фалвелла: "СПИД — это не просто божье наказание гомосексуалов; это божье наказание терпимого к гомосексуа­лам общества"¹²¹. Особенно шокирует поразительное христи­анское милосердие таких господ. Как могут избиратели, срок за сроком, голосовать за такого невежественного ханжу, как сенатор Джесс Хелмз, республиканский представитель штата Новая Каролина? За господина, презрительно заявляющего: "Нью-Йорк тайме" и "Вашингтон пост" кишат гомосексуалами. Чуть не каждый сотрудник в них — голубой или лесбиянка"?"² Полагаю, что эти избиратели сами рассматривают нравствен­ность сквозь узкую щель религиозных определений и видят угрозу в каждом, кто не разделяет их фанатичных верований.

Я уже цитировал основателя "Христианской коалиции" Пата Робертсона. Он всерьез выставил свою кандидатуру на президентских выборах 1988 года от республиканской пар­тии и собрал на поддержку своей кампании более з миллио­нов добровольцев и значительное количество пожертвований: довольно пугающее количество сторонников, учитывая, что кандидат частенько блещет перлами вроде следующих: " [Гомосексуалы] желают ходить в церковь, чтобы срывать богослуже­ния, поливать прихожан кровью, чтоб заразить их СПИДом и плевать в лицо священникам"; "Организация ["Планирова­ние семьи"] учит подростков блуду, учит людей прелюбодей-ству, всякого рода скотоложству, гомосексуализму, лесбиян­ству — всему, что запрещает Библия". Отношение Робертсона к женщинам также нашло бы немало теплых откликов у афган­ских талибов: "Понимаю, что дамам это слышать неприятно, но если вы выходите замуж, то обязаны признать главенство мужчины, вашего мужа. Христос — глава церкви, а мужчина — глава женщины, так вот оно и есть, и точка".

Президент организации "Католики за христианскую поли­тику" Гэри Поттер заявил следующее: "Когда христианское большинство возьмет бразды правления в свои руки, не будет больше сатанистских церквей, свободного распространения порнографии, разговоров о правах гомосексуалов. После того как управление перейдет к христианам, плюрализм будет счи­таться аморальным и дурным, и государство никому не даст право сеять зло". Как ясно из этой цитаты, "зло" здесь не озна­чает совершение поступков, причиняющих неприятности окружающим. Оно означает частные мысли и поступки инди­видуума, неугодные частным желаниям "христианского боль­шинства".

Еще один пример твердолобого, страстно ненавидящего гомосексуалов священника — пастор баптистской церкви города Вестборо Фред Фелпс. Когда умерла вдова Мартина Лютера Кинга, пастор Фред организовал пикетировние ее похорон, провозглашая: "Бог ненавидит гомиков и их потвор­щиков! Следовательно, Бог ненавидит Коретту Скотт Кинг и сейчас мучает ее огнем и серой там, где червь никогда не умирает и пламя никогда не гаснет, и смрад от ее мучений вздымается к небу ныне и во веки веков""³. Конечно, легко объ­явить Фреда Фелпса ненормальным, но его поддерживает, в том числе финансово, множество людей. С 1991 года, согласно его

собственному веб-сайту, он организовал в США, Канаде, Иор­дании и Ираке 22 тысячи антигомосексуальных демонстраций (в среднем по одной каждые четыре дня) под такими лозунгами, как "СПАСИБО ГОСПОДУ ЗА СПИД". Особенно милым изобретением подобных веб-сайтов являются счетчики, пока­зывающие количество дней со дня начала мучений в аду того или иного покойного гомосексуалиста.

Отношение к гомосексуальности позволяет лучше судить о внушаемой религией нравственности. Не менее показатель­ными являются и вопросы абортов и неприкосновенности человеческой жизни.

Религия и неприкосновенность человеческой жизни

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЭМБРИОНЫ — ФОРМЫ ЧЕЛОВЕЧЕ­СКОЙ жизни. Следовательно, в глазах абсолютист­ской религии аборт — это зло, ничем не отличаю­щееся от убийства. Не знаю, как тогда расценивать наблюдения, полученные мной из собственного опыта: многие из наиболее пылких противников умерщвле­ния зародышей проявляют повышенный энтузиазм к совер­шению этого действия в отношении взрослых. Справедли­вости ради заметим, что это не относится к приверженцам одной из самых громогласных противниц абортов — католи­ческой церкви. А вот "вновь рожденный" Джордж У. Буш — типичный образчик современных религиозных властителей. Он и иже с ним яростно защищают человеческую жизнь до тех пор, пока она находится в зародышевом (или неизлечимо больном) состоянии, не останавливаясь перед запретом меди­цинских исследований, способных спасти жизнь огромного числа людей¹²⁴. Очевидно, что протест против смертной казни проистекает из уважения к человеческой жизни. С 1976 года, когда Верховный суд пересмотрел решение об отмене смерт­ных приговоров, более трети совершенных в 50 штатах США казней произошли в Техасе. И, как известно, Буш руководил большим числом казней в Техасе — примерно одной каждые 9 дней, — чем любой другой губернатор в истории штата. Может, он просто выполнял свой долг губернатора и законы штата?^I2i Но что тогда вы скажете об известном репортаже жур­налиста Си-эн-эн Такера Карлсона? Сам являясь сторонникомсмертной казни, Карлсон тем не менее был поражен тем, как "смешно" передразнил Буш казнимую женщину, умолявшую губернатора отложить казнь. "Пожалуйста, — насмешливо ныл будущий президент, с издевкой сжав в поддельном отчая­нии губы, — Не убивайте меня"¹²⁶. Возможно, женщине уда­лось бы добиться большего сочувствия, напомнив, что и она когда-то была эмбрионом.

Тема зародышей, похоже, оказывает на многих верующих поистине гипнотическое воздействие. Мать Тереза Калькутт­ская, принимая Нобелевскую премию, прямо сказала в своей речи: "Самый страшный враг мира — это аборт". Что? Как можно серьезно относиться к мнению женщины, делающей такие сногсшибательные заявления, а тем более всерьез счи­тать ее достойной Нобелевской премии? Отсылаю читателей, желающих насладиться постным ханжеством матери Терезы, к книге Кристофера Хитченса "Миссионерская позиция: тео­рия и практика матери Терезы".

Поиск по сайту: