Религии удалось убедить людей, что на небе живет 2 страница

Наиболее часто цитируют следующую фразу Эйнштейна: "Наука без религии хрома, религия без науки слепа". Но Эйн­штейн также сказал:

То, что вы читали о моих религиозных убеждениях, — это, конечно, ложь; ложь, которая навязчиво повторяется. Я не верю в персони­фицированное божество и никогда этого не отрицал, а всегда ясно об этом говорил. Если во мне и есть что-то, что можно назвать религиозным, то это — безграничное восхищение структурой мироздания, насколько наша наука может ее постичь.

Не кажется ли вам, что Эйнштейн противоречит себе? Что из его высказываний можно надергать цитат в поддержку обеих сторон дискуссии? Нет. Под "религией" Эйнштейн подразу­мевал не совсем то, что обычно обозначается этим словом. И если продолжить мои пояснения относительно различий между сверхъестественными религиями с одной стороны и эйнштейновской религией с другой, то, пожалуйста, имейте

в виду, что я считаю заблуждением только сверхъестественных богов.

Приведу еще несколько цитат из Эйнштейна, чтобы лучше показать, в чем заключается его религия:

Я — глубоко религиозный безбожник. Можно сказать, что это своего рода новая религия.

Я никогда не приписывал Природе никакой цели, преднамеренного стремления или чего-либо, чему можно дать антропоморфиче­ское толкование. Природа — величественное здание, которое мы в состоянии постичь очень неполно и которое возбуждает в душе мыслящего человека чувство скромного смирения. Это поистине благоговейное чувство с мистицизмом ничего общего не имеет.

Идея персонифицированного божества никогда не была мне близка и кажется довольно наивной.

После смерти Эйнштейна апологеты религии по понятным при­чинам пытаются залучить его в свой лагерь. Однако верующие современники воспринимали его совсем по-другому. В1940 году Эйнштейн опубликовал знаменитую статью, в которой разъяс­нял свое заявление: "Я не верю в персонифицированное боже­ство. ..". Это и аналогичные утверждения вызвали шквал писем от сторонников традиционных верований, многие из которых взывали к еврейскому происхождению Эйнштейна. Приводи­мые ниже цитаты взяты из книги Макса Джаммера "Эйнштейн и религия" (по которой я также в основном цитирую слова самого Эйнштейна, отражающие его взгляды на религию).

Католический епископ из Канзаса заявляет: "Очень грустно видеть, как человек, принадлежащий к народу Ветхого Завета и его учений, отрицает великую традицию своей нации".

Его поддерживает другой католический священник: "Нет никакого другого бога, кроме персонифицированного бога..

Эйнштейн не понимает того, о чем говорит. Он целиком и полностью заблуждается. Некоторые думают, что, достигнув ученых высот в какой-либо науке, они получают право выска­зывать мнение по всем вопросам". Здесь нужно рассмотреть, действительно ли религия является такой сферой, в которой можно претендовать на обладание экспертным мнением. Ведь данный священник вряд ли стал бы считаться с мнением ученого-"фейолога" — специалиста по точной форме и цвету крылышек фей. И он и епископ решили, что, поскольку Эйн­штейн не получил богословского образования, он неверно понял природу бога; но Эйнштейн, наоборот, отлично созна­вал, что именно он отрицает.

Представляющий некий экуменический союз американ­ский юрист-католик написал Эйнштейну:

Мы глубоко сожалеем, что Вы сделали подобное заявление... высмеивающее идею персонифицированного бога. За последние десять лет не появилось ничего более изощренного, чем Ваше заяв­ление, убеждающее людей в том, что у Гитлера имелись опреде­ленные причины высылать евреев из Германии. Даже принимая во внимание Ваше право на свободу слова, я тем не менее утверждаю, что Ваше заявление делает Вас одним из самых серьезных источ­ников раздоров в Америке.

Нью-йоркский рабби сказал: "Безусловно, Эйнштейн является великим ученым, но его взгляды диаметрально противопо­ложны иудаизму".

"Но"? Почему "но"? Почему не "и"?

Президент Исторического общества Нью-Джерси написал письмо, настолько очевидно обнаруживающее слабость рели­гиозного ума, что его стоит перечитать дважды:

Мы уважаем Ваши познания, д-р Эйнштейн, однако Вы, по-видимому, не постигли одного, а именно, что Бог — это дух,и его так же невозможно обнаружить при помощи телескопа или микроскопа, как невозможно, анализируя мозг, найти чело­веческие мысли или эмоции. Широко известно, что религия осно­вана на Вере, а не на знаниях. Возможно, у каждого думающего человека возникают порой минутные сомнения в существовании Бога. Моя собственная вера смущалась не однажды. Но я никогда, никому не рассказывал о своих духовных колебаниях по двум при­чинам: \) я боялся, что, возможно, самим фактом высказыва­ния своих сомнений я нарушу и погублю жизнь и надежды другого человеческого существа; г) потому что я согласен с писателем, который сказал: "В человеке, разрушающем веру другого, есть что-то злое"... Я надеюсь, д-р Эйнштейн, что Вас просто неправильно процитировали и что Вы скажете что-либо более приятное огромному количеству горячо почитающих Вас аме­риканцев.

Как откровенно разоблачает себя здесь автор! Каждая фраза пропитана интеллектуальной и моральной трусостью.

Менее жалким, но более шокирующим было письмо осно­вателя Ассоциации молельного дома Голгофы из Оклахомы:

Профессор Эйнштейн, я верю, что каждый американский христи­анин ответит Вам: "Мы не откажемся от своей веры в нашего Бога и Сына Его Иисуса Христа, а если Вы не разделяете веро­исповедание народа этой страны, то можете убираться, откуда приехали". Я делал все возможное, восхваляя Израиль, а тут по­явились Вы и одной-единственной фразой из своих богохульных уст сумели свести на нет все попытки любящих Израиль хри­стиан избавиться в нашей стране от антисемитизма. Профессор Эйнштейн, каждый американский христианин немедленно отве­тит Вам: "Либо отправляйтесь вместе со своей идиотской, лжи­вой теорией эволюции обратно в Германию, откуда Вы приехали, либо прекратите попытки лишить веры людей, приютивших Вас, когда Вам пришлось бежать из родной страны".

Все эти религиозные критики верно поняли одну вещь: Эйн­штейн не был одним из них. Он неоднократно возмущался, когда его зачисляли в теисты. Может, он был деистом, как Вольтер и Дидро? Или пантеистом, как Спиноза, филосо­фией которого он восхищался: "Я верю в бога Спинозы, про­являющего себя в упорядоченной гармонии окружающего мира, а не в бога, занимающегося судьбами и делами отдель­ных людей"?

Уточним еще раз терминологию. Теист верит в сверхъ­естественный разум, который, помимо своей главной работы по первоначальному творению Вселенной, продолжает нахо­диться в ней, чтобы наблюдать за дальнейшей судьбой своего творения и оказывать на нее воздействие. Во многих теисти­ческих системах божество глубоко вовлечено в людские дея­ния. Оно отвечает на молитвы, прощает или наказывает грехи, совершая чудеса, вмешивается в ход событий, печется о хоро­ших и дурных деяниях и знает, когда мы их совершаем (или даже помышляем совершить). Деист также верит в сверхъесте­ственный разум, но деятельность этого разума ограничена соз­данием законов, определяющих развитие и работу Вселенной. Далее деистический бог в ход мироздания не вмешивается, и уж конечно он не заинтересован в делах людей. Пантеисты совсем не верят в сверхъестественного бога; они используют термин "бог" в качестве не имеющего сверхъестественной нагрузки синонима природы, или Вселенной, или проявляю­щейся в ее работе гармонии. Деисты отличаются от теистов тем, что их бог не отвечает на молитвы, не интересуется гре­хами и исповедями, не читает наши мысли и не вмешивается в жизнь, совершая по своему усмотрению чудеса. Деисты отли­чаются от пантеистов тем, что деистический бог представляет собой своего рода космический разум, а не метафорический или поэтический синоним вселенской гармонии. Пантеизм — это приукрашенный атеизм. Деизм — сильно разжиженный теизм.

Имеются все основания считать, что знаменитые изрече­ния Эйнштейна типа "Бог изощрен, но не зловреден", или "Бог не играет в кости", или "Был ли у бога выбор, когда он создавал Вселенную?" являются пантеистическими, а не деи­стическими и уж никак не теистическими. "Бог не играет в кости" нужно понимать как: "Сущность мироздания не базируется на случайности". "Был ли у бога выбор, когда он создавал Вселенную?" подразумевает: "Могла ли Вселенная образоваться каким-либо другим путем?" Эйнштейн исполь­зовал термин "бог" чисто в метафорическом, поэтическом смысле. Так же, как Стивен Хокинг и большая часть других физиков, время от времени прибегающих к языку религиоз­ных метафор. Книга Пола Дэвиса "Рассудок бога" обитает где-то посередине между пантеизмом Эйнштейна и сложной формой деизма — и за нее он получил премию Темплтона (очень крупный денежный приз, ежегодно присуждаемый Фондом Темплтона ученому, готовому, как правило, сказать что-нибудь приятное о религии).

Давайте подведем итог эйнштейновской религии еще одной цитатой из самого Эйнштейна: "Способность воспри­нимать то непостижимое для нашего разума, что скрыто под непосредственными переживаниями, чьи красота и совер­шенство доходят до нас лишь в виде отраженного слабого отзвука, — это и есть религиозность. В этом смысле я религио­зен". В этом смысле я тоже религиозен, с той поправкой, что "непостижимое" не означает "закрытое для постижения". Но я предпочитаю не называть себя религиозным, ибо это приво­дит к неправильному пониманию. Такое неверное понимание вредно, ибо для большинства людей "религия" означает веру в сверхъестественное. Об этом хорошо сказал Карл Саган: "...если под "богом" подразумеваются физические законы Все­ленной, то, безусловно, такой бог есть. Этот бог не удовлет­воряет человеческие эмоциональные потребности... молиться закону всемирного тяготения глупо".

Интересно, что последнее замечание Сагана в 194° ^Г°ДУ предвосхитил профессор Американского католического уни­верситета его преподобие доктор Фултон Дж. Шин в своих яростных нападках на Эйнштейна за его отказ от персонифи­цированного бога. Шин саркастически вопрошал, найдутся ли желающие отдать жизнь за Млечный Путь. По-видимому, он полагал, что приводит аргумент против позиции Эйнштейна, а не в ее поддержку, поскольку далее следует: "В его космиче­ской религии есть одна ошибка — попавшая в название лишняя буква "с". Трудно найти в убеждениях Эйнштейна комическое, однако мне хотелось бы, чтобы физики перестали использо­вать термин "бог" в метафорическом смысле. Метафориче­ский или пантеистический бог физиков колоссально далек от вездесущего, чудотворного, читающего мысли, наказывающего за грехи и внимающего молитвам бога Библии, священников, мулл, рабби и простых прихожан. По-моему, смешение этих двух понятий аналогично интеллектуальной измене.

Незаслуженное уважение

В названии книги — "Бог как иллюзия" — я не имею в виду бога Эйнштейна и бога других упо­мянутых в предыдущем разделе выдающихся уче­ных. Именно поэтому нужно было поговорить об эйнштейновской религии в первую очередь, чтобы дальше ее не касаться: известно, что этот вопрос частенько запутывает дискуссии. В следующих главах я буду говорить только о сверхъестественных богах, из которых большинству моих читателей наиболее известен Яхве, бог Ветхого Завета. Мы поговорим о нем подробнее чуть ниже. Но, прежде чем закончить вступительную главу, необходимо коснуться еще одного вопроса, без обсуждения которого может спутаться идея всей книги. На этот раз я говорю о хороших манерах. Возможно, религиозных читателей обидят мои высказывания; возможно, им покажется, что я испытываю недостаточно ува­жения к их личным верованиям (либо к верованиям других). Было бы жаль, если бы такая обида помешала им дочитать книгу до конца, поэтому я хочу обсудить этот вопрос здесь, в самом начале.

Широко бытует принятое в нашем обществе почти всеми, включая неверующих людей, мнение, что религиозные верова­ния особенно легко оскорбить и поэтому их нужно окружать исключительно деликатным обращением, на порядок превы­шающим традиционное уважение, которое любой человек Должен выказывать окружающим. Незадолго до смерти Дуглас Адаме так хорошо сказал об этом в импровизированном выступ-

лении, что не могу удержаться, чтобы не повторить здесь его

Сущность религии... заключается в наборе идей, называемых священными, заветными и тому подобное. При этом имеют в виду следующее: "Вот идея или мнение, и про них нельзя гово­рить ничего плохого — нельзя, и точка". — "Почему нельзя?" — "Потому что!" Если кто-то голосует за партию, с платформой которой вы не согласны, вы можете спорить об этом сколько душе угодно; каждый из вас будет отстаивать свою точку зрения, но никто при этом не обидится. Если кто-то считает, что нужно увеличить или уменьшить налоги, это можно сделать предметом дискуссии. С другой стороны, когда кто-то заявляет: "Мне нельзя по субботам нажимать на выключатель", мы говорим: "Конечно-конечно, я понимаю".

Почему мы имеем полное право поддерживать лейбористов или консерваторов, республиканцев или демократов, ту или иную экономическую модель, "Макинтош" или "Виндоуз" — но иметь собственное мнение о возникновении Вселенной, о том, кто ее создал... нельзя, это священно?.. У нас уже вошло в привычку не бросать вызов религиозным идеям, но смотрите, какой под­нялся переполох, когда Ричард это сделал! Все просто разъяри­лись, потому что такие вещи говорить не положено. Но, глядя на вещи трезво, нет иных причин не делать этого, кроме усто­явшейся привычки не обсуждать эти идеи так же открыто, как и все остальные.

Вот вам конкретный пример чрезмерного почтения, про­являемого обществом в отношении религиозных верова­ний. В военное время самым простым способом отказаться от исполнения воинской повинности по убеждениям явля­ется ссылка на религиозные убеждения. Будь вы выдающийся философ-моралист, напиши блестящую докторскую об ужа­сах войны, вам придется-таки попотеть, убеждая призывную

комиссию, что вы не можете держать в руках оружие по этиче­ским соображениям. Но стоит заикнуться о том, что один или оба ваши родителя были квакерами, — и все сойдет без сучка без задоринки, как бы косноязычны и неграмотны вы ни были в теории пацифизма или даже того же квакерства.

На противоположном от пацифизма конце спектра нахо­дится малодушное нежелание давать религиозные обозначе­ния враждующим сторонам. В Северной Ирландии католиков и протестантов именуют вместо этого соответственно нацио­налистами и лоялистами. Термин "религии" заменили мало­значащим "группировки", как, например, в выражении "война между группировками". В результате англо-американского вторжения в Ирак в 2003 году разгорелась межрелигиозная гражданская война между сторонниками суннитской и шиит­ской ветвей мусульманства. Налицо бесспорно религиозный конфликт, однако в редакционной статье (и ее заголовке) газеты "Индепендент" от го мая 2006 года он описан как "этни­ческая чистка". "Этнический" в данном контексте — очередное сглаживание. То, что происходит в Ираке, — это религиозная чистка. Первоначальное употребление выражения "этническая чистка" в бывшей Югославии также можно считать эвфемиз­мом религиозного конфликта между православными сербами, католиками-хорватами и мусульманами-боснийцами⁶.

Я уже раньше говорил о привилегиях, предоставляемых религии во время общественных обсуждений этических вопросов в средствах массовой информации и в правительстве⁷. Когда начинается дискуссия по спорным с моральной точки зрения сексуальным или репродуктивным вопросам, можете не сомневаться, что в состав влиятельных комитетов, в дискус­сионные панели радио- и телепередач непременно будут вклю­чены несколько религиозных лидеров различных вероиспове­даний. Я не предлагаю подвергать взгляды этих людей цензуре. Но почему в нашем обществе принято обращаться именно к ним, будто они обладают специальными познаниями в этих

вопросах, сравнимыми, например, с профессиональными зна­ниями философа-моралиста, юриста по семейным вопросам или врача?

Вот еще один пример странного потакания религии. 21 февраля 2006 года Верховный суд США постановил освобо­дить церковь в штате Нью-Мексико от закона, распространяю­щегося на всех остальных, который запрещает употребление галлюциногенных наркотиков⁸. Ревностные последователи церкви Centro Espirita Beneficiente Uniao do Vegetal верят, что могут общаться с богом, только употребляя чай под названием оаска, содержащий запрещенный галлюциногенный наркотик диметилтриптамин. Обратите внимание: достаточно того, что они верят тому, что наркотик помогает им стать ближе к богу. Они не обязаны представлять доказательства. С другой сто­роны, имеется множество доказательств того, что марихуана уменьшает тошноту и негативные симптомы, испытывае­мые раковыми больными во время курса химиотерапии. Тем не менее Верховный суд в 2005 году постановил, что любой пациент, использующий марихуану в медицинских целях, может подвергнуться преследованию со стороны федераль­ных властей (даже в тех нескольких штатах, где специфическое использование марихуаны разрешено). Как всегда, религия является козырной картой. Представьте себе общество любите­лей искусства, которое обращается в суд с заявлением о своей "вере" в то, что для лучшего понимания картин импрессио­нистов или сюрреалистов им необходимы галлюциногенные наркотики. Когда же церковь делает подобный запрос, ее под­держивает Верховный суд страны. Таким почтением окружены культовые проявления.

Семнадцать лет назад журнал "Новый политик" попросил меня выступить совместно с другими }6 писателями и худож­никами в поддержку выдающегося писателя Салмана Рушди⁹, которому в то время был вынесен смертный приговор за напи­сание романа. Возмутившись "симпатией", выказываемой

христианскими лидерами и даже некоторыми светскими зако­нодателями умов по поводу "обиды" и "оскорбления", нане­сенных мусульманам, я провел следующую параллель:

Если бы сторонники расовой сегрегации были поумнее, они бы, за­явили — насколько мне известно, не кривя при этом душой, — что смешение рас противоречит их религии. Большая часть оппозиции тут же почтительно удалилась бы на цыпочках. И не нужно заяв­лять, что это несправедливое сравнение, потому что и у расовой сегрегации нет рационального обоснования. Аналогично этому главным постулатом религиозной веры, силой ее и вящей славой служит то, что от нее не требуется рационального обоснования. Остальным нам приходится отстаивать свои убеждения. Но попроси верующего обосновать его веру — и тебя обвинят в пося­гательстве на "свободу совести".

Тогда я не знал, что очень сходное событие случится уже в XXI веке. В газете "Лос-Анджелес тайме" (10 апреля 2006 года) рассказывалось, что в студенческих городках США многочис­ленные христианские группы подают в суд на свои универси­теты за то, что те внедряют правила, запрещающие дискримина­цию, в том числе оскорбление и нападение на представителей сексуальных меньшинств. Вот типичный пример: в 2004 году Джеймс Никсон, двенадцатилетний подросток из штата Огайо, выиграл в суде право носить в школу футболку с надписью "Гомосексуализм — грех, ислам — ложь, аборт — убийство. Двух мнений быть не может"¹⁰. Школьные власти запретили ему появляться в классе в этой футболке, и родители подали на школу в суд. Позицию родителей еще можно было бы как-то понять, если бы она основывалась на Первой поправке к Кон­ституции, гарантирующей свободу слова. Но нет! Хотя это бы и не прошло, потому что свобода слова исключает "про­паганду ненависти". Однако стоит доказать, что ненависть носит религиозный характер, и она уже не рассматривается как

ненависть. Поэтому вместо свободы слова юристы Никсона взывали к конституционному праву на свободу совести. При поддержке Объединенного фонда защиты Аризоны, задачей которого является "юридическая битва за свободу религии", они выиграли процесс.

Поддерживая волну аналогичных христианских судебных процессов, затеянных с целью утверждения религии в качестве легального оправдания дискриминации против гомосексуали­стов и других групп, преподобный Рик Скарборо назвал их борьбой за гражданские права xxi века: "Христиане выступают за право быть христианами"". Повторю еще раз: если бы эти люди выступали за свободу слова, можно было бы, пусть и с оговорками, им симпатизировать. Но речь не о том. Встреч­ный судебный процесс в защиту дискриминации гомосексуа­листов ведется якобы против нарушения религиозных прав! И очевидно, что закон с этим согласен. Вам не позволят зая­вить: "Запрещая мне оскорблять гомосексуалистов, вы ущем­ляете мои права". Но вы выиграете, если скажете: "Вы ущем­ляете мою свободу вероисповедания". А в чем, если задуматься, разница? Опять религия берет верх.

Я закончу главу рассмотрением конкретного примера, наглядно демонстрирующего преувеличенное, вплоть до попирания обычного уважения к человеку, почтение общества к религии. Это случилось в феврале 2006 года — глупейший эпизод, попеременно превращающийся то в комедию, то в тра­гедию. В сентябре 2005 года датская газета "Юлландс постен" напечатала двенадцать карикатур, изображающих пророка Мухаммеда. В течение трех следующих месяцев небольшая группа проживающих в Дании мусульман, возглавляемая двумя получившими там убежище имамами, настойчиво и умело раз­жигала негодование в странах мусульманского мира¹². В конце года злонамеренные изгнанники отправились из Дании в Еги­пет с папкой, содержание которой скопировали и распростра­нили в мусульманских странах, включая, что немаловажно,

Индонезию. В папке были фальсифицированные документы о якобы несправедливом обращении с мусульманами в Дании и намеренная ложь о том, что "Юлландс постен" является рупо­ром правительства. В ней также было двенадцать карикатур, к которым — отметим важную деталь — имамы присоединили еще три изображения неизвестного происхождения, не имею­щих абсолютно никакого отношения к Дании. В отличие от первых двенадцати, эти добавочные картинки были действи­тельно оскорбительными — или были бы, если бы на них, как утверждали рьяные агитаторы, изображался пророк Мухаммед. Самой отвратительной из трех была даже не карикатура, а ксе­рокопия фотографии бородатого мужчины с карнавальным свиным пятачком. Впоследствии выяснилось, что на этой сде­ланной агентством Ассошиэйтед Пресс фотографии изобра­жался француз — участник состязания по поросячьему визгу на одной из деревенских ярмарок во Франции⁴. Никакого отношения ни к пророку Мухаммеду, ни к исламу, ни к Дании фотография не имела. Но, предпринимая пропагандистскую поездку в Египет, мусульманские активисты представили доку­менты так, чтобы намекнуть на все указанные связи... с легко предсказуемыми результатами.

Через пять месяцев после публикации двенадцати кари­катур тщательно спланированная "обида" и "оскорбление" вызвали взрыв ярости. Демонстранты в Пакистане и Индоне­зии жгли датские флаги (интересно, где они их взяли?), разда­вались истеричные требования извинений от датского прави­тельства. (Извинений за что? Датчане не рисовали карикатур и не публиковали их. Просто они живут в стране со свобод­ной прессой, и, возможно, гражданам многих мусульманских стран трудно это понять.) Норвежские, немецкие, француз­ские и даже американские (но, заметьте, не английские) газеты перепечатали карикатуры в знак солидарности с "Юлландс постен", что только подлило масла в огонь. Начались погромы посольств и представительств, бойкот датских товаров, угрозы

физической расправы с гражданами Дании и представителями Запада в целом; в Пакистане жгли христианские церкви, не имеющие никаких связей с Данией или Европой. Во время нападения и поджога ливийскими демонстрантами итальян­ского консульства в Бенгази было убито девять человек. Как писала Джермейн Грир, больше всего эта публика любит зава­рушки и знает в них толк⁴.

За голову "датского карикатуриста" пакистанский имам назначил цену в i миллион долларов США — по-видимому, он не знал, что карикатуры рисовали двенадцать разных худож­ников, и уж наверняка не подозревал, что три самых оскорби­тельных изображения вообще не печатались в Дании (а, кстати, откуда бы поступил этот миллион?). В Нигерии мусульманские участники протеста против датских карикатур сожгли ряд хри­стианских церквей и изрубили на улицах ножами нескольких христиан (чернокожих нигерийцев). Одного из них затолкали в резиновую шину, облили бензином и подожгли. В Великобри­тании демонстранты несли плакаты с надписями "Смерть оскор­бителям ислама", "Зарубим насмешников над исламом", "Европа, ты умрешь: гроза близится" и — по-видимому, без намеренной иронии — "Обезглавим считающих ислам религией насилия".

После описанных событий журналист Эндрю Мюллер взял интервью у ведущего "умеренного" британского мусульма­нина, сэра Икбала Сакрани¹'. Возможно, по меркам современ­ного ислама он и является умеренным, но в репортаже Эндрю Мюллера тем не менее поражает замечание, сделанное Сакрани по поводу вынесенного Салману Рушди за написание книги смертного приговора: "Пожалуй, смерть для него — слишком легкое наказание". Эта фраза постыдным образом отличает позицию говорящего от твердых взглядов его мужественного предшественника на посту "самого влиятельного британского мусульманина", покойного доктора Заки Бадави, предложив­шего Салману Рушди убежище в своем доме. Сакрани сказал Мюллеру, что очень обеспокоен датскими карикатурами. Мюл-

лер тоже был обеспокоен, но по другой причине: "Меня бес­покоит то, что непристойная, выходящая за рамки разумного реакция на несмешные рисунки в неизвестной скандинавской газете заставит людей поверить, что... ислам и Запад разделяет непреодолимая пропасть". Сакрани же выражал свое одобрение британским газетам, не перепечатавшим карикатуры, на что Мюллер осторожно выразил разделяемое всей нацией подозре­ние, что это было сделано "не столько из уважения к чувствам мусульман, сколько из желания уберечь оконные стекла".

Сакрани объяснил, что "личность пророка, да будет мир ему, почитается в мусульманском мире исключительно высоко; любовь и почтение к нему трудно выразить словами. Они пре­вышают любовь к родителям, к супругам, к детям. Это часть веры. Также в исламе существует запрет на изображение про­рока". Но это, по замечанию Мюллера, подразумевает, что:

Ценности ислама должны главенствовать над ценностями остальных — и последователи ислама именно так и полагают, аналогично тому, как сторонники любой другой религии верят, что только им известен истинный путь, свет и правда. Если людям хочется любить жившего в vn веке проповедника больше, чем собственные семьи, это их дело, но другим вовсе не обяза­тельно принимать это всерьез...

Беда только в том, что, если вы не принимаете это всерьез и не ведете себя соответствующим образом, вам угрожают физи­ческой расправой в масштабе, которого ни одна из религий не знала со времен Средневековья. Остается удивляться, зачем нужно подобное насилие, учитывая, как пишет Мюллер, что "если ваши клоуны хоть в чем-то правы, карикатуристы все равно попадут в ад — разве этого не достаточно? А тем вре­менем, если вы так печетесь о вреде, наносимом репутации мусульман, почитайте отчеты "Международной амнистии" о Сирии и Саудовской Аравии".

Многие заметили контраст между истерической "обидой", выказанной мусульманами, и готовностью, с какой арабские средства массовой информации печатают стереотипные анти­еврейские карикатуры. На проводимой в Пакистане демон­страции против датских рисунков было сделано фото жен­щины в черной парандже, несущей плакат с надписью "Боже, благослови Гитлера".

В ответ на весь этот нелепый скандал порядочные либе­ральные газеты осудили насилие, сделали дежурные заявле­ния о свободе слова и в то же время выразили "уважение" и "симпатию" глубокой "обиде" и "страданиям", причиненным мусульманам. Эти "обида" и "страдания", не забывайте, не ^ были болью или насилием, причиненными какому-либо чело­веку; всего лишь несколько капель чернил в газете, о которой никто за пределами Дании и не услышал бы, если бы не пред­намеренная кампания подстрекательства к насилию.

Я не сторонник оскорбления или причинения страданий ради страданий. Но меня поражает и удивляет непропорцио­нально привилегированное положение религии в наших, во всех других отношениях светских, обществах. Политикам всех мастей приходится мириться с неуважительными изображени­ями собственных физиономий, и никто не устраивает по этому поводу погромов. Так что же особенное заключено в религии, что мы отдаем ей такое необычно почтительное уважение? Как сказал Г. Л. Менкен: "Мы должны уважать религию ближнего, но только таким же образом и настолько же, насколько мы ува­жаем его мнение о том, что его жена — красавица, а его дети — вундеркинды".

Поиск по сайту: