БОЯРОВА Н.В.По сценарию проделана большая работа, в результате которой "вещь в себе" приобрела более определенные, конкретные очертания. (...)
По сравнению с литературным режиссерский сценарий стал насыщенней и интересней. Стали ощутимей и его лиризм, и его безжалостность. Фильм не обещает быть простым и легким - я имею в виду не только творческие проблемы, но также и проблемы нравственные, проблемы духовного порядка, которые авторам предстоит решать (в интервью).
В режиссерском сценарии в определенной степени учтены те три основные замечания, которые были даны Госкино, а именно относительно: а) Куликовской битвы; б) испанцев; в) круга вопросов и характера Ведущей.
Особенное внимание в режиссерском сценарии было уделено (в смысле переделки) эпизоду испанцев. Также были подвергнуты сокращению и уточнению объем и характер вопросов интервью, однако очевидно, что они еще будут окончательно уточняться и классифицироваться, сейчас их непомерно много, иногда вопросы повторяются, порядок их расположения, на взгляд со стороны, кажется во многом случайным.
При общем ощущении, что из этого сценария может и должна получиться очень интересная работа, далеко выходящая за рамки обычной продукции, мне кажется, все же, что еще не все в сценарии найдено и сложено в неразрушимую конструкцию. Прежде всего, по-моему, это вопрос объема сценария (и фильма). Затем, как я уже говорила, характер и количество вопросов. Вероятно, режиссер и героиня будут выбирать и отбирать; такой отбор - и качественный, и количественный - одна из главных задач. Далее: мне неясны некоторые переходы, монтаж кусков и образов, более стройной мне показалась первая треть сценария; здесь и интервью более определены по характеру и точнее по месту. Затем появляется какая-то неопределенность в построении, и в последней трети сценария композиция во многом еще не сложилась.
Много вопросов вызывает ипподром, особенно диалог друзей. Не надо выводить на поверхность мотивы вины героя. Ощущение силы, глубины и сложности чувств героя к матери должно рождаться какими-то другими способами, не только из разговоров. Трагическая неразрешимость, звучащая в этой сцене, как-то влечет к финалу. И тогда возникает ощущение двух финалов: 1) этого и 2) гимн матери. Надо продумать прием с авторским голосом. Он не выдержан до конца. Да и вообще: не много ли голосов? Итак, повторяю: в дальнейшей работе над фильмом, мне кажется, следует обратить внимание на: 1) объем вещи, 2) выбор вопросов, 3) сцепление кусков, 4) единство приема и так далее.
В целом сценарий, по моему мнению, можно принять и направить в Комитет.
МАЛЬЦЕВ Е.Ю. Прочитал сценарий с тем же интересом, что и литературный. Мой интерес стал больше, а не меньше, так как здесь сценарий обрел зримые контуры большой картины. Это может быть очень интересная экспериментальная кинокартина о времени, поскольку вопросы задаются не матери, а нам с вами - от внешних до очень серьезных, которые заставляют нас определить наше отношение к миру, к проблемам, которые волнуют мир. Через ретроспективный ход, через интервью дана история жизни — не одной матери, а и возмужания, повзросления мальчика, которого мучают те же вопросы, что и мать, может быть, даже в большей степени. Я верю, что дарование Андрея Тарковского поможет ему выйти с честью из тех сложных узлов, которые сейчас в сценарии завязаны.
Главная сложность - два потока: а) интервью, б) игровая часть, которая должна органически сливаться с первой, ведущей по главным своим мыслям частью, - интервью. Опасение: как это получится по-настоящему? Мне кажется, что женщина, отвечающая на вопросы, не должна участвовать в игровых эпизодах. В кусках интервью все должно звучать поразительно естественно. Его нельзя играть, надо прожить. Или тогда надо играть все от начала до конца. Чувство фальши может возникнуть при попытке слить героинь интервью и мира искусства. Неизбежно возникнет чувство фальши.
ТАРКОВСКИЙ А.А.Или не возникнет.
МАЛЬЦЕВ Е.Ю.Рядом идет другая мысль - о самих интервью. Некоторые вопросы, как уже. говорилось, повторяются - это небрежность. Вопросы не должны быть до такой степени бездумно перемешаны. Смесь должна быть со смыслом. Вопросы должны усложняться. И в вопросах должна быть своя драматургия. Где кульминация - мне неясно. В такой картине обязательно должен быть пик, крещендо. Должно быть свое движение. Многое будет решаться стихийно, но на будущее надо сказать: какая-то композиция в вопросах должна быть обязательно. (...)
На 83 странице возникает очень серьезная тема - вины. Весь этот разговор очень важный, очень дорогой для меня, очень современный, повисает в воздухе, ни на что не ложится. А он должен быть обращен к нам, все размышления этого порядка должны быть подкреплены, лечь на что-то конкретное. Сейчас непонятно, откуда они все возникают. Они абстрагированы от содержания сценария, от судьбы матери. Природа этой вины мне близка, но вместе с тем эти вопросы никак не ложатся на материал сценария (...).
ХУЦИЕВ М.М.Маленькое замечание относительно ипподрома. Когда берется жизнь в различных ее проявлениях, вряд ли можно говорить о случайности этого ряда. Ипподром -это красочно, жизнь. Второе. Само собой разумеется, что съемки матери двумя способами невозможны. И то, и другое будет сниматься скрытой камерой. Это сложно будет постичь зрителю, сложить в его восприятии, но... Мои сомнения в другом. Я тоже рассматриваю эту работу — и считаю каждую нашу работу — экспериментом. С точки зрения того, как если бы я сам снимал эту картину. У меня два вопроса:
1) поиски какой кандидатуры (кого из актеров) кажутся режиссеру самыми сложными?
2) сценарий написан от первого лица. Есть лиактер на роль автора?
ТАРКОВСКИЙ А.А.Сложнее и важнее всего найти двух персонажей: актрису на роль молодой матери и на роль ведущей. Я уже знаю сферу поисков (на последнюю роль): психиатр 40-41 года, соответствующего облика. Автора буду играть я.
ХУЦИЕВ М.М.Мне кажется, что главное -это актриса, играющая ведущую. Разговор должен быть не только естественным, но и глубочайшим и тончайшим по проникновению в сущность персонажа.
Андрей Тарковский в роли Автора? Здесь у меня есть опасения: слово "Я" и слово "Автор" в художественном произведении имеют определенное значение. В лирических стихах, например, "Я" имеет более широкое, глубокое значение, образ. За "Я" в художественном произведении стоит нечто иное, чем тот человек, который его написал... Мне кажется, что делать это (то есть, сниматься самому) ни в коем случае нельзя. Человечество должно разговаривать с человечеством, а не... Иначе картина очень сильно пострадает. Найдутся, конечно, люди, которые будут горячо поддерживать эту идею. Но автор художественного произведения, повторяю, есть нечто большее, чем конкретный автор. (...)
Мне не очень понятно присутствие Вьетнама, Камбоджи (может быть, это потому, что еще не сделано, нет в них органичности), они появляются сегодня в очень многих картинах.
Меня смущает не столько сложность конструкции, а то, что от столкновения личного ряда эпизодов с интервью, образуется взрыв. Тут контраст, но они такие разные по масштабу, хотя и интересные, что я себе не представляю, во что это выльется. У меня кое-где возникало ощущение манерности, опасности манерности.
ШВЕЙЦЕР М.А.Я помню литературный вариант, который производил на меня сильное впечатление. По режиссерскому варианту видно, что это сильно выросло, но мысль моя пошла по такому руслу: это первая попытка в нашем современном искусстве создать жанр некой исповеди, в частности, исповеди художника - разговор о себе, обо всем пережитом и рассказанном широкому зрителю. Мне очень хочется, чтобы этот жанр состоялся, так как он кажется мне наиболее плодотворным, состоятельным. Ни в чем другом так люди не нуждаются, как в исповеди, - как и те, кто исповедуется, так и те, к кому обращена исповедь. По идее, все искусство должно состоять из таких исповедей - всех людей. Но это дело подразумевает ту тайну исповеди, но по необходимости раскрываемую другим.
Я согласен с Хуциевым, что художник должен выступать здесь "завесью скрытый"(Блок); совмещение автора и героя будет вредить глубине разговора, зритель будет развлекаться этим обстоятельством.
В литературном сценарии сцена с контуженным была очень сильной, сейчас смысл эпизода стал во многом другим, силу и мощь он потерял. Какие-то вещи стали более приглаженными, а это идет в противоречие с желанием высказаться на всю катушку.
Значение исповеди будет измеряться масштабом разговора, сочетанием индивидуальности с наиболее выраженной общностью его судьбы с другими людьми, это должно быть всем понятно. Так никто не мучился, как он, но это должно быть всем понятно. И в этом сила жанра и залог успеха фильма. Правильно, что разрыв, судьба семейственная неповторима и эмоции навзрыд в каждом из зрителей. В этом сценарии должны быть ясные, каждому понятные и доходчивые вещи. Там, где я перестаю сопереживать, там исповедь перестает быть исповедью, а становится холодноватым рассказом. Мне кажется, что длинноват взят отрывок из Леонардо да Винчи.
Этюд-история с сережками — в детстве и в войну. Надо найти нечто такое, чтобы это становилось всеобщим. Чтобы чувство оскорбления, боли переносилось на других людей с этой конкретной женщины. Вот эти вещи нужно поискать — сочетание всеобщности и индивидуальности в выбранном слое жизни, их слияние. Это очень интересная вещь, важно, чтобы она состоялась - в крупном, серьезном, честном виде без малейшего самолюбия. (...)
НАУМОВ В.Н.Дважды прочел сценарий, он вызвал много размышлений, соображений. Это очень интересно, как все, что делает Андрей Арсеньевич, - важно и интересно. Есть два вопроса, которых уже касались, но которые, по-моему, очень важны. 1) относительно автора, 2) как будут снимать мать. Мне кажется совершенно невозможным твое участие в качестве исполнителя главной роли. Кроме того, что говорил Хуциев, это просто нескромно, какое-то отсутствие такта. Михаил Абрамович Швейцер прав по поводу исповеди, но когда мы так широко и глобально ставим вопрос, получаем неловкую формулу: с одной стороны, человечество, с другой — художник в своем реальном обличий. Это для меня совершенно очевидно.
Второй вопрос связан с матерью. Абсолютно невозможно снимать ее скрытой камерой, чтобы она не знала. А если она будет знать, тогда разрушается сам прием, это и эстетические, и этические вопросы. Мне было неловко в отдельных местах интервью (например, напутствие молодому поколению и тому подобное). Есть прекрасный кусок - мальчик и бессмертная мать. Но если вы в своих собственных ипостасях разыграете эту сцену, то получится совершенно другой эффект.
Мне думается, сила картины, ее личностность придет с отделением конкретных лиц, с безымянностью. Это огромная проблема, от которой все зависит. Иначе - отрывки не совсем точно сведенных твоих автобиографических воспоминаний. По существу самого сценария. Не очень точно завязалась конструкция — не сюжетная (его нет), а смысловая. Тут есть некоторые диспропорции, отдельные части не связались. У меня есть недоумение по поводу Куликовской битвы - не вижу внутренней, глубинной связи со всем клубком, который катится. Точно так же и Рим - вещь случайная. У тебя нет ничего случайного - где-то есть причинная связь. Но надо эти внутренние жилы обнажить, которые вяжут материал. (...)
Что касается игровых эпизодов, есть известный перебор, есть жесткая, нарочито ожесточенная, но сентиментальность - сережки, цветы. Вспомните Витторио де Сика, "Похитители велосипедов". Это может быть очень сильно сделано. Этот кусок (сережки) меня очень сильно тронул, но он требует процесса, а ты просто бегло сообщаешь, а в других вещах столько разводится философии. Живые куски лучше философии. Я бы рекомендовал перенести философию вещи больше в пластический ряд, чем в текстовой. Часто они по словам вроде значительны, а по смыслу лишены особенной глубины (вина сына). Оригинально, но неубедительно в смысле эмоциональном. Я бы рекомендовал уводить, разматывать клубок пластическими средствами, а не разговорами. (...) И вместе с тем для меня эта вещь, если Андрей найдет в себе силы справиться с манящей модой, грозит вырасти в очень интересную, серьезную, философскую картину.
ХУЦИЕВ М.М.Еще об одном хочу сказать. Надо выйти за рамки обсуждения. Так как ты мне дорог, Андрей, то прими предупреждение против твоего участия. Если ты будешь говорить от себя, ты не сможешь сказать всего. Это происходило со всеми. Я косноязычен... Мне за многое стыдно в жизни, но лично нельзя участвовать. У Маяковского — трибуна, там открытый бой.
ТАРКОВСКИЙ А.А.Я ничего не понял из сегодняшнего разговора, кроме того, что самое дорогое мне в этой работе, не понято никем. Мне очень не понравилось выступление Наумова, его реплика в адрес Куликовской битвы. В литературном сценарии она была в том же виде, но ты ничего об этом тогда не сказал. (...)
НАУМОВ В.Н.Я не против этого эпизода, я за его закономерную связь со всем сценарием. Когда среди современной хроники, снятой скрытой камерой, появляется декоративный эпизод Куликовской битвы, — то хочу, чтобы он был обоснован не словесно, а по смыслу.
ТАРКОВСКИЙ А.А.Попытаюсь сформулировать свое отношение к тому, что было сказано, хотя я думал, что речь будет идти и о производственных вопросах. У меня у самого Ощущение, что режиссерский сценарий не лучше литературного. Режиссерский сценарий в отличие от литературного не может претендовать на звание художественного произведения в силу своего расчленения, разъятия частей. Вот в чем проблема: я не могу изобразить в последовательных кадрах - я запутаюсь, - как будут совмещаться куски, связанные друг с другом; все зависит от того, как будут выглядеть куски интервью. Я не могу оставить два вопроса (соответствующие 120 метрам в сценарии), они могут быть совсем иными потом, важно создать ощущение широты охвата. Главный вопрос — вопрос отбора в монтаже каких-то маленьких кусочков. Не будет формулировки: "мать напутствует, завещает", а будет живой разговор; трибуны не будет, и все это будет восприниматься иначе.
Чередование материала игрового с материалом интервью сейчас чисто условно. Что сейчас может держать? Держаться все будет на том, что возникнет в результате интервью. Есть вопросы конструкции, логики, красоты картины, которые в этих местах сейчас нельзя оправдать.
2) Самое главное для меня - вопрос ведущей. Это будет диалог двух женщин, двух поколений. Не вопросы и ответы, а живое общение.
3) По поводу экспериментального фильма. Люди, занимающиеся искусством, лишены права на эксперимент (производство! деньги!). Эксперимент за чей-то счет невозможен. И по другим соображениям - я редко работаю. Короче: эксперимента быть не может. Я должен рассчитывать на успех. Есть вещи, которые я сейчас не могу объяснить, но они мне ясны, у меня есть какая-то внутренняя убежденность, что то, что я делаю, не может не получиться.
Не совсем понимаю, когда Хуциев сказал о возможной манерности звучания столкновения интервью и игровых сцен. Это может так показаться. Прием интервью нельзя доводить до конца; верно, он обрывается где-то на половине сценария.
Позиции по поводу соединения двух плоскостей: нам хотелось, чтобы игровые куски выглядели в фильме в форме жестокой реальности наших воспоминаний. Не жестокая реальность, а наше к ним отношение, авторское и взрослое. Огромное значение будет иметь колорит, ритм, то есть, способ передачи воспоминаний. Ретроспекция - очень формальный прием, очень часто употребляется, кинематографический штамп. Все игровые куски очень специфичны, их трудно ломать под желание сделать все остроправдивым. У меня больше сомнений, чем у вас всех. По поводу ипподрома: сомнения вызывает не сам прием, а в нем самом - мне хочется в нем самом выразить эмоциональный лик современной жизни. У нас будет совершенно новый эпизод - он будет шире и внятнее. Мы хотим сделать эпизод, связанный с другим, - вечер, ночь накануне ноябрьских праздников, репетиция военного парада. Эпизод будет происходить на одной улице, где проходит техника, толпы народа, — и здесь связать все мысли в один узел. Этот эпизод должен быть (эмоционально) построен по принципу накопления эмоционального материала. Ипподром в этом отношении отработан, чересчур социален и т.п. Но этот вопрос не решен пока. Кстати, это будет дешевле. Этот и эпизод, связанный с гулом жизни и с людьми, обобщенными и разобщенными этим гулом жизни, хочется сделать на другом материале.
4) Мальцев прав относительно вопроса о разрыве - он получит решение, если получится беседа.
И последнее. Вопрос о долге художника. Это простой и сложный вопрос одновременно. Для меня он элементарен. Но позиция у меня есть: то, что говорил Швейцер — о роли автора в этом фильме - .. .и большая эстетическая теоретическая проблема. Я считаю, что проблема отношения автора и массы, публики - она существует и очень важна, как бы мы ни открещивались от нее. Чернь для Пушкина — во многом стимул для того, чтобы взять перо в руки. Возникает проблема типичности, что же это за характер, тип, который может взволновать зрителя? Что такое типичность? На мой взгляд, типичное лежит в сфере личного, индивидуального, неповторимого. Более всего здесь я способен вызвать зрителя к сопереживанию. И именно с этих позиций был задуман сценарий.
Мне надоели экранизации, рассказывающие какие-то сказочки, и, по существу, моя душа, совесть остается холодной. Весь вопрос заключается здесь в том, как хорошо это я сделал. Я хочу относиться к этому как к поступку. Я задумал кинокартину, в которой бы мог ответить за свои поступки...
Самое главное - мы должны брать на себя эту ответственность не на словах, а на деле. Мы не бездарны, а заблудились на пути к своей профессии. Личный опыт... Что касается моего личного участия в кинокартине... для меня значение имеет процесс... Вопрос о вкусе и праве автора говорить тем языком, которым он говорит. Сложно объяснить, как это будет сделано. А у вас есть ко всей этой затее какое-то скептическое отношение. И не только скептическое...
АЛОВ А.А..разговор был сложным, восприятие его Андреем было не совсем таким, как это следовало бы. Все выступления были предельно деликатны, осторожны при высказывании своих сомнений. Андрей несправедлив в своем всплеске. Мы все относимся к этому сценарию так, что он смог возродиться как птица Феникс из пепла... Слово эксперимент или другое — это необычный, своеобразный сценарий, несущий на себе печать авторской индивидуальности. Вы сами не скрываете, что вы многого еще не знаете. Поэтому сомнения возможны и у нас. (...) Ваша позиция не подвергается сомнению. Вопрос в том, каким способом это выражать. Это очень спокойно, и просто, и хорошо выражено в кинокартине "Андрей Рублев". А это картина более усложненная, и поэтому авторское выражение необязательно требует присутствия своего "я". Вы имеете право нести миру комплекс своих размышлений, но как? Каким образом? У меня тоже здесь есть свои сомнения. По литературному сценарию вы говорили о Мадонне с младенцем, речь шла о чрезвычайно оптимистическом произведении, о бессмертии. Сейчас же акцент вещи переносится на другой круг размышлений.
Что касается исполнителей — и автора, и матери - очень прошу вас вместе с нами тщательно посмотреть все пробы. Давайте вместе посмотрим, каков вы будете на экране. Я не знаю, как будет выглядеть на экране мама, — часто взятый с улицы человек выглядит на экране как величайший актер, но бывает, что прекрасно мыслящий человек выглядит на экране ужасающе. Поскольку наши главные сомнения были в этой части, то мы просим вас над этим подумать. (...)
Похоже, что у Тарковского осложняются отношения не только с кинематографическим начальством, но и с коллегами. Все чаще в них проскальзывает искра конфликтности. Мечется, непоследователен и сам Тарковский. Однако отдадим должное его коллегам по объединению: они берут на себя ответственность за "кота в мешке" и бьют челом перед Госкино, ходатайствуя о запуске в производство более чем рискованного проекта. В Госкино Тарковскому тоже идут навстречу. Судя по официальному заключению, его обитателей пока в первую очередь беспокоит разрастание объема фильма и прочие несуразности производственного характера.
1.VI.73.
Заместителю генерального директора киностудии "Мосфильм" тов. Иванову Н.А.
Главному редактору тов. Беляеву B.C.
В Госкино СССР рассмотрен режиссерский сценарий А.Тарковского "Белый день". В результате серьезной и последовательной разработки литературного сценария автор точнее и рельефнее выявил свой творческий за-мысел. О будущем фильме "Белый, белый день" теперь можно судить более определенно.
В режиссерском сценарии А.Тарковского обнаруживаются как несомненные достоинства, так и очевидные недостатки замысла. План отличается масштабностью и оригинальностью творческого мышления. Вместе с тем режиссер, увлекаясь повествованием, форсируя размах действия, намного превышает будущие границы односерийного фильма.
Учитывая включение документального материала, невозможность точно определить метраж интервью в связи со сложностью предлагаемых вопросов, нам кажется, что фильм получает ненужную тенденцию к превращению в две серии. В режиссерском сценарии существует эпизод "Куликовская битва". С нашей точки зрения, художественное решение этого эпизода не оправдывает предлагаемые затраты с участием 5000 человек и 500 лошадей. Картина поля боя после сражения с предшествующим комментарием из трактата Леонардо да Винчи передает скорее физический результат битвы, слабо отражает героический аспект события. Этот эпизод мало оправдан по содержанию фильма, будет трудно включаться в общую стилистику произведения.
В режиссерском сценарии появился эпизод поездки матери в Рим. Кроме нескольких вопросов интервью, нет никаких других обоснований для включения такого эпизода. (...)
Нам кажется, что в эпизоде "Испанцы" автор удачно развернул вторую часть с приездом испанских детей, однако первая часть эпизода со взрослыми испанцами все еще требует более экономного решения. Главная задача режиссера - найти способ решительного сокращения объема фильма.
Обращает на себя внимание также превышение установленных нормативов по количеству объектов (в том числе малометражных) и декораций.
Принимая во внимание необходимость профессионального производственного решения постановки фильма "Белый, белый день", просим руководство киностудии "Мосфильм" проследить за реализацией съемочной группой высказанных рекомендаций.
Начальник Главного управления кинопроизводства Г.Шолохов.
Зам. Главного редактора Главной сценарной редакционной коллегии Э.Барабаш.
9 июля 1973 года Ф.Т.Ермаш разрешает "Мосфильму" приступить к производству фильма. 18 июля Тарковский уже показывает худсовету актерские пробы. Протокол обсуждения написан от руки, местами не совсем разборчив, но тем не менее документ любопытен.
ТАРКОВСКИЙ.Мы хотим утвердить: 1) актрису на главную роль. 2) мальчика на 12 лет. Представлены следующие актрисы: Терехова, Чурсина, Влади, Малеванная.
Терехова - острая в рисунке, в беседе с Солоницыным. Чурсина — нераскрытая актриса, но внутренне очень приближена к роли, хотя внешне спокойнее Тереховой. Влади — женственна, мягка, с российской внешностью. Снимать же надо, мне кажется, Терехову.
АЛОВ.Они все очень хороши, разные, и каждая из них может играть интересно. Чурсина — в ней много душевных переливов, женственности. В ней есть еще качество редкое -характер, она сильная женщина. В этом кусочке она очень богата, сильна, ушла поза, которая присутствовала в ранних картинах. А Марина больше поведет на мягкость, на лиричность. Все они хороши.
СКУЙБИНА.У меня большая определенность - Терехова.
ТАРКОВСКИЙ.У нас так строится роль, что внешний характер должен сложиться не из аргументированного характера. Начало — лирически-печальный эпизод, когда сгорает сарай, не приезжает отец, и она остается на всю жизнь одна. Чурсиной будет очень трудно сделать то, что органично в Тереховой, которая очень человечна, в ней много негативного. Терехова ближе к нам, а в фотопробе Чурсина интереснее.
АЛОВ.В Чурсиной много значительного. Как в экземпляре есть исключительность.
НАУМОВ.Я подхожу по совершенно другим признакам, но тоже хочу отдать преимущество Чурсиной. В Тереховой была суетливость чувства, хотя и делала все доподлинно. В Чурсиной же я видел много внутренней жизни.
ТАРКОВСКИЙ.Не очень пристально, но я немного работал с Чурсиной. А с Тереховой даже не разговаривал. Может быть, потому у нее нет результата, а у Чурсиной уже готовый результат. Но это не так интересно, как в Тереховой.
НАУМОВ.Одно и то же состояние они выражают по-разному. Это психофизические анализы. Индивидуально — мне больше нравится Чурсина. Надо режиссеру очень подумать, кого предпочесть.
ГУРЕВИЧ.Вы, Андрей Арсеньевич, всех как бы склоняете к Тереховой. Актриса тогда должна играть только эту роль, а она параллельно должна сниматься у Митты. Она должна жить только этой ролью... Чурсина у вас неузнаваема. Нет той Чурсиной, которая была ранее. Может быть, большую и развернутую пробу делать, но, не навязывая свою точку зрения, вы должны поразмыслить.
ЛАЗАРЕВ.Сыграют обе. И какую Андрей ни возьмет, они сделают то, что он хочет. Я склонен более к Тереховой. Если ему нужно, чтобы мать была "на ходу коня остановит", — то это Чурсина.
АЛОВ.А если "в горящую избу войдет" -то Терехова. А если брать по принципу "есть женщины в русских селеньях" — то Влади.
ТАРКОВСКИЙ.Чурсина занята на "Лен-фильме" по озвучанию двух серий. Дайте мне право самому решать.
Худсовет принимает решение - выбор актрисы предоставить режиссеру. В августе 73-го группа отправилась в экспедицию. Начались съемки.
Август и осенние месяцы 1973 года для Андрея Тарковского - самая жаркая, самая напряженная и, наверное, самая счастливая пора. Хождение по кабинетам начальников, томительное ожидание резолюций и тому подобная дребедень позади. Тарковский, наконец, занят главным своим делом - он снимает. Но незадолго до Нового года, 14 декабря 73-го, для него наступает суровый и непредсказуемый экзамен. Он должен показать отснятый материал (а снята была ровно половина фильма) руководству и худсовету объединения студии.
Судя по сохранившейся стенограмме, первый просмотр материала и его обсуждение прошли вполне благополучно, в более чем доброжелательной атмосфере. Тарковского в основном все хвалят. Да и сам он отмечает в своем дневнике: "С картиной все как-то непонятно. Все хвалят материал. Ольга Суркова потрясена и говорит, что я превзошел сам себя. Саша Гордон посмотрел некоторые фрагменты и тоже смущенно что-то лепетал. По лицу его я действительно заметил, что он взволнован. Алов и Наумов даже прослезились при показе материала..."
Без внесения каких-либо серьезных корректив Тарковскому дозволяется снимать дальше. Но, как и предполагалось с самого начала, русло будущего фильма по ходу работы все заметнее отклоняется от начальных берегов.