Не суди бедняка, а подай ему

Больно и прискорбно слышать нападки на страннолюбие и нищелюбие. Щедр и многомилостив Господь Бог к тем, кто, по любви к ближнему, принимает странников, подает нищим, помогает всякого рода несчастным. И, напротив, правосуден Господь и строго карает людей немилосердных. Правда, под видом нищих часто скрываются бродяги и тунеядцы, которым поблажать не следует. Но что делать тогда, когда ты не можешь точно знать, кто просит у тебя милостыни: действительный ли бедняк или бродяга-попрошайка? Ведь и не согреша согрешишь, если прогонишь от себя без всякого рассуждения бедняка, которого видишь в первый раз и потому не знаешь, что он за человек? Вот что рассказывал о себе один почтенный старец, отставной офицер, когда зашла речь о подобных просителях.

"В 1821 году жил я в отпуске в Петербурге у своих родных. Однажды, идя по Петербургской стороне, я повстречался с знакомым офицером, который был тоже в отпуске. Мы пошли вместе к домику Петра I, где находится чудотворная икона Спасителя. На пути попадается нам какой-то чиновник, останавливается и просит со слезами подать ему что-нибудь во имя Спасителя, объясняя при этом, что у него недавно жена разрешилась от бремени и лежит больная, что кроме новорожденного, у него еще двое детей, а между тем ни ему, ни жене, ни детям есть нечего. Сострадая несчастному, я стал доставать из кармана кошелек, а товарищ мой шепнул мне в это время: "Поверь, что у него нет никакого семейства, просто ему захотелось выпить". Не обращая внимания на его слова, я подал бедняку, что мог; тот поблагодарил меня со слезами и пошел обратно той же дорогой, какой шел к нам. Когда он отошел на некоторое расстояние, мой товарищ предложил мне пойти по его следам. "Ты увидишь, — говорил он мне, — что я не ошибаюсь: посмотри, что твой бедняк отправится если не прямо в кабак, то в какую-нибудь грязную харчевню для выпивки". — "Пожалуй, пойдем", — сказал я. — Мы пошли за бедняком. Не замечая нас, он шел почти бегом, а повернувши в переулок, скрылся у нас из глаз. Когда и мы дошли до того же переулка, то увидали его выходящим впереди нас из мелочной лавочки; тотчас же он повернул в первый двор. Мы спросили у дворника, где живет только что вошедший чиновник и вошли в указанную комнатку. Боже мой, что мы увидели! Больная женщина с грудным ребенком лежала на полу, на грязном тюфяке, покрытая изорванным крашенинным одеялом. Она была изнурена до крайности. Двое малюток — детей, мальчик и девочка, сидели у ног ее в грязных, изорванных рубашенках. Бедный отец их — наш знакомец чиновник, нагнувшись к детям, разделял поровну хлеб, купленный им, вероятно, в лавочке на данные мною деньги. Дети с радостным криком и с жадностью вырывали у него из рук скудную пищу, а бедная мать глядела тоже просящими глазами на своего мужа. Пораженные ужасной картиной нищеты и бедствий, мы с товарищем стояли у дверей. Я взглянул на товарища: он плакал... Чиновник обернулся и, увидев нас, очень смутился. Товарищ мой, подошедши к больной, сказал с чувством искреннего участия: "Простите, сударыня, дерзости нашей, я виноват в том, что мы побеспокоили вас: мне не верилось, чтобы муж ваш имел семейство, и чтоб оно было в таком бедственном положении. Позвольте же мне хоть сколько-нибудь загладить вину мою", — он вынул 25-рублевую бумажку и подал до слез тронутой больной. — "Позвольте мне привести к вам родных моих, я уверен, что они не откажутся, по возможности, быть вам полезными". С своей стороны, и я принес лепту бедствующему семейству. Мы хотели удалиться. В эту минуту несчастный отец семейства, стоявший до сих пор у изголовья больной своей жены, как онемелый, зарыдал и, кинувшись к ногам нашим, воскликнул: "Отцы мои! благодетели мои ! Чем заплатить мне вам за ваши милостыни? Святитель Божий, Николай угодник! Ты услышал молитву несчастного! Будь же им покровителем и заступником на всю их жизнь!" Мы поспешили выйти вон, и долго-долго шли молча, не смея говорить от сильного душевного волнения. — На другой день наши родные посетили бедствующее семейство и, при посредстве их и других добрых людей, оно было обеспечено.

"А вот вам другой со мною случай, — продолжал почтенный старичок офицер. — В 1833 году ездил я по обещанию на поклонение мощам угодника Божия Нила Столбенского. Не помню в каком именно селении, остановился я для ночлега у зажиточного крестьянина. Старик-хозяин, мужик крепкий и здоровый, вернувшись откуда-то, потребовал обеда. Старшая его невестка, собирая на стол, открыла окно и подала нищему кусок хлеба. — "Дура ты этакая! — крикнул хозяин, — всем не наподаешься, мало ли таскается тут бродяг?" — "Вот, — продолжал он, принимаясь за ковригу хлеба и взяв со стола большой складной нож, — вот я думал вам, дуры, сшить по хорошему сарафану, ведь хлебец вздорожал...". На этом слове вдруг он вскрикнул. Усиливаясь отрезать ломоть хлеба, он прижал его к животу, нож скользнул и попал концом старику прямо в живот, и так глубоко, что сам старик в испуге едва мог его вынуть. Кровь хлынула из раны, я с семьей старика бросился на помощь, и только к вечеру могли унять кровотечение. Наутро, перед отъездом, я дал несколько советов невесткам старика насчет облегчения его страданий и обратился к больному с вразумлением, что он явно наказан Богом за корыстное желание дороговизны на хлебе. "Господин честной, — отвечал он мне с сердцем, — поезжай с Богом, куда едешь. Ты живешь, как хочешь, не мешай и нам, мужикам, жить по нашему уму-разуму". Скорбя о закоренелости несчастного, я уехал. После сын его сказывал мне, что старик прохворал более года, и хотя рана его и закрылась, но по временам страдания в животе были нестерпимы, и от этих страданий он и умер.

Не помню в каком году, мне понадобилось переменить квартиру, нашел подходящую, договорился с хозяином о цене и счел за нужное предупредить его, что принимаю странных и нищих, но что за целость дома и чистоту двора я отвечаю. Когда я объявил то, хозяин захлопнул дверь предо мною: "Да хоть бы Вы пять тысяч давали мне в год, я ни за что не соглашусь пускать к себе бродяг и попрошаек не только в дом, но и на двор!" — Подивившись такому предубеждению против нищих и убогих, я спокойно оставил его. Что же случилось? Однажды, в какой-то праздник, возвратясь от ранней обедни, он потребовал завтрак и, выпив рюмку водки, стал закусывать. В это время подошел к окну раненый солдат, прося милостыни. "Прогони прочь этого бродягу!" — сказал он кому-то из домашних, сам смотря в окно. Тот, к кому было обращено это приказание, тоже взглянул в окно, но, к ужасу и удивлению, не нашел никого на улице. "Господь с тобою, там никого нет", — сказал он домохозяину. "Как никого?" — гневно крикнул хозяин. Он схватил лежавшую на тарелке обглоданную кость, бросился к окну и, отворив его, хотел швырнуть костью, но вдруг упал навзничь и стал без чувств... Кинулись к окну, по всему протяжению улицы не видно было не только солдата, но и никого из прохожих. Несчастный сражен был ударом, и хотя впоследствии пришел в чувство, но после долгих страданий умер". ("Домашняя беседа", 1868 ).

Так опасно отказывать нищим и убогим, — всем, без разбора. Если уж не можешь ты рассудить, стоит ли подаяния просящий, то не суди его, подай ему, хоть немного, что можешь. А если подать не желаешь, то, по крайней мере, удержись оправдывать свое нежелание подать. Не твое дело судить то, чего ты не знаешь, предоставь Богу это дело, а себя укори за немилосердие к ближнему, за этот отказ, и положи в сердце своем взамен этого бедняка, которому ты не подал, подать тому, кого знаешь из бедных твоих соседей, или опустить эти копейки в ту кружку церковную, в которую собирают на приходских бедняков. А всего лучше помни народную пословицу: "Подаешь милостыню в окно — отворачивайся и молись иконам", — то есть не гляди, кому подаешь. Дающего рука не оскудеет. А Бог силен направить твою руку подать именно тому, кто больше нуждается. Был один старец священник в Москве, который имел обычай раздавать милостыню на пути из церкви домой так: он опускал руку в карман, вынимал оттуда каждому нищему, что пришлось, — кому доставалась серебряная монета, а кому медная, и он не рассуждал о том, кому какую подать, а предоставлял это воле Божией. Паче же всего, паки и паки повторяю, берегись судить тех, кто просит у тебя. Если не каждому подашь, то осуждай себя за скупость, понуждай себя к тому, чтобы оказывать ближнему помощь, когда бы он ни обратился к тебе, восполняй тайной милостыней то, чего не сделаешь явно, и Бог не оставит тебя Своей милостью и в сей, и в будущей жизни.

Поиск по сайту: