Далеко ли от нас Вифлеем?

«И се, вам знамение: обрящете Младенца повита, лежаща в яслех» (Лк. 2; 12)

Какую трогательную картину представляет нам святой Евангелист Лука, когда повествует о Рождестве Господа нашего Иисуса Христа! Над смиренным градом Давидовым, Вифлеемом, и его окрестностями спустилась темная восточная ночь. В тихой долине, между гор, пасут стада свои пастыри вифлеемские. В темной синеве неба ярко блещут звезды небесные. Не спят добрые пастыри, они тихо ведут между собою беседу... О чем? Может быть, о том, чем занята была в то время душа каждого верного израильтянина: о грядущем Мессии-Избавителе, о Его славе, о Его Царстве... Вдруг слава Господня осияла их, и среди их стал Ангел Господень. И убояшася, — повествует святой Лука, — страхом велиим. "Не бойтеся, — вещает им светлый небожитель, — се бо благовествую вам радость велию, яже будет не вам только, но и всем людем: яко родися вам днесь Спас, иже есть Христос Господь, во граде Давидове. Знаю, что сердце ваше трепещет желанием видеть его, поклониться Ему. Вы желаете узнать: как и где найти Его в этом переполненном теперь городе? Се, вам знамение: обрящете Младенца повита, лежаща в яслех..." С трепетной радостью внимали пастыри благовестию Ангела Божия. Еще не успели они прийти в себя от изумления и восторга, как вдруг — бысть со Ангелом множество вой небесных, хвалящих Бога; и весь этот хор певцов бесплотных воспевал чудную песнь Творцу: Слава в вышних Богу и на земли мир: во человецех благоволение! Но вот стихла священная песнь небожителей, скрылись в высоте небес Божии Ангелы, и человецы пастырие реша друг ко другу: прейдем до Вифлеема, и видим глагол сей бывший, его же Господь сказа нам . И приидоша поспешшеся, и обретоша Мариам же и Иосифа, и Младенца лежаща во яслех... И поверглись они в трепетном чувстве радости пред смиренными яслями Спасителя мира, и поведали Пречистой Матери Его свое дивное видение, и прославили Бога за все, что видели и что слышали от Ангелов, от Марии и от старца Иосифа. И возвратились они к стадам своим с благодатной радостью в сердцах, славяще и хваляще Бога о всех, яже слышаша и видеша.

Так повествует богоглаголивый Лука. Чувствуется, что этот трогательный рассказ он записал со слов самой Матери Божией. Когда внимаешь ему, то сердце исполняется неземной радостью о Господе, душа стремится к яслям Христовым. Так вот и улетел бы туда, в священный Вифлеем, в его смиренный вертеп, и повергся бы там в чувстве своего ничтожества и смиренного сознания своей несказанной греховности, у этих яслей Агнца Божия, вземлющего на Себя грехи всего мира!

Но, возлюбленные братие! Вифлеем сей гораздо ближе к нам, чем мы думаем, нам нет нужды, подобно волхвам, предпринимать дальний путь, нет надобности, подобно пастырям, искать знамения, как и где обрести Божественное Отроча, чтобы поклониться Ему.

Святая Церковь сегодня сама представляет в каждом храме Вифлеем, она желает, чтобы каждое сердце христианское было чистыми яслями для Бога, Который благоволил ради нашего спасения родиться от Девы, яко Младенец, и смиренно возлечь в яслех скотиих, яко Агнец незлобивый... Что же нужно для этого? Нужно, братие мои, самим нам сделаться детьми. Да, детьми, — этого требует от нас Господь и Спаситель наш. Из Своих яслей Он как бы вещает нам: смотрите, Я для вас Младенцем стал: аминь глаголю вам, аще и вы не обратитеся, и будете яко дети, не внидете в Царство Небесное (Мф. 18; 3), не будете способны и достойны принять Меня в ваше сердце, соделаться Моими верными учениками, Моими присными чадами.

Вразуми же нас, Господи, как достигнуть этого. Как нам сделаться детьми? Глаголет Господь: «Иже убо смирится яко отроча сие, той есть болий в Царствии Небеснем» (Мф. 18; 4). Смирение — вот что для этого нужнее всего. Смири свой ум, чтобы он с детским доверием, с детской простотой усвоил истины Христова учения; смири свою волю, чтобы она с детским послушанием отдалась воле Божественной; смири свое сердце, чтобы оно способно было в детской беззаветной любви к Богу и ближнему искать своего счастия, своего блаженства. Младенец естественно желает только млека материнского, — так и ты постоянно держись учения Христова, которым питает нас Матерь наша, Церковь Православная. Неизменной любовию словесное и нелестное млеко возлюбите сего учения, яко да о нем возрастете во спасение (1 Пет. 2; 2).

Не прельщайся словом человеческим, не увлекайся новыми учениями, которые льстят грешной плоти и нашему грешному самолюбию, как дитя, отвращайся от чужих людей, тебе незнакомых. Когда ребенок видит или слышит что-нибудь для него непонятное, он ни к кому не обращается с своими детскими недоумениями, кроме своей матери, слово матери для него — непреложная истина. Когда и тебя смущает какое-либо недоумение в делах веры и жизни христианской, не обращайся с этим недоумением к тем, которые не призваны быть твоими наставниками в вере, они могут подать тебе вместо хлеба камень. Но спеши с детской преданностью, с детским доверием к своей Матери, Церкви Православной, она — столп и утверждение Христовой истины на земле, она — истолковательница Таин Божиих. Младенец мыслит умом своей матери, и ты мысли умом своей Матери, Церкви, потому что ее ум есть ум Христов. Помни, что тайны Царствия Божия открываются только младенцам, в простоте сердца приемлющим Христову истину, что они утаиваются от премудрых и разумных, от тех, которые много думают о своей мнимой мудрости и хотят исчерпать неисчерпаемую глубину Таин Божиих своим слабым умом, как море — малым сосудцем.

Итак, пусть ум твой забудет себя в благоговейном смирении пред неисповедимыми судьбами Премудрости Божией. Плени его в послушание Христово (2 Кор. 10; 5) и скажи ему: молчи, престани, не мудрствуй паче, еже подобает мудрствовати! Высших себе не ищи и крепльших не испытуй; яже ти поведена — в сих поучайся!

Младенец не имеет понятия о тщеславии, не желает и не ищет первенства, никому не завидует, — подражай ему в этих добродетелях. Простосердечие, незлобие, смирение — вот эти святые добродетели. "Когда мы не имеем сих добродетелей, — говорит святый Иоанн Златоуст, — то сколько бы ни были велики наши дела, спасение наше сомнительно". Только святое, христоподражательное смирение, святая простота и незлобие дают цену всем прочим добродетелям и делают человека способным к восприятию Царствия Божия в свое сердце: «таковых бо есть, — глаголет Господь, — Царствие Божие» (Лк. 18; 16).

Дитя не оправдывается пред учителями, верно и благопокорно слушает уроки, — будь и ты подобен отрочате. У дитяти все это естественно, а ты стяжи подвигом, самопонуждением, отсечением своих страстей. И чем многотруднее будет твой подвиг в борьбе со страстями, тем выше он будет в очах Господа твоего, тем чище будет сердце твое, тем достойнее ты будешь воспринимать в свое сердце Того, Кто смирился смирению нашему и благоволил в вертепе и во яслех бессловесных возлещи...

Младенец почивает на руках матери, он мыслит ее умом, управляется ее волей, питается ее пищей, живет ее жизнью, — предавай себя и ты в детской простоте в руки Промысла Божия, исполняй волю Божию так, как бы она была твоей собственной волей. О, если бы мы свято исполняли во всем волю Божию! Если бы всегда предавали себя в руки Божии!

Сколько ненужных, напрасных забот исчезло бы тогда из нашего бедного, измученного скорбями сердца, сколько печалей рассеялось бы, подобно туману при сиянии солнца, какой блаженный мир и тишина водворились бы в наших сердцах... "Посмотрите, — говорит Московский святитель Филарет, — посмотрите на младенца, когда он видит свою мать и бросается в ее объятия, не видите ли, что он — весь радость?

Будьте же и вы, яко дети, так просто, так совершенно предавайтесь Богу, так всецело повергайтесь в объятия Его благодати. И радость Господня, от одного взора Матери Благодати, сама собою родится в сердце простом и чистом". Аминь.

(Слово, сказанное в Троицкой Сергиевой Лавре 25 декабря 1892 года)

650. Дорожите временем!

«Всем время, и время всякой вещи под небесем» (Еккл. 3; 1)

Ни о чем так не заботятся в свете, как о провождении времени, и ничем так не злоупотребляют, как провождением времени. А между тем, всего времени нашей жизни много семьдесят лет, аще же в силах — осмьдесят лет, по слову Пророка. Но и при этой краткости времени за правильное употребление его можно купить целую вечность блаженства, равно как за злоупотребление — целую вечность мучений. Как же драгоценно для нас время и как ужасно злоупотребление им!

Всем время, и время всякой вещи под небесем, — говорит древний мудрец. Следовательно, времени совершенно праздного и пустого нет и быть не должно. В мире, окружающем нас, нет праздного времени, то есть нет совершенного бездействия, ибо всеобщее бездействие было бы всеобщей смертью. И действительно, посмотрим ли на собственное тело, — в нем и во время бодрствования, и во время сна непрестанное движение и непрестанная деятельность. Остановить сие движение значит отнять жизнь. Прислушаемся ли к собственной душе, — в ней непрестанно являются различные представления и образы, движутся мысли, волнуются чувства. Остановить сие движение нельзя ни на одно мгновение без того, чтоб не прекратить жизни души. Значит, совершенного бездействия нет и у человека; каждое мгновение времени наполняется непременно какою-либо деятельностью — полезной или бесполезной, правильной или неправильной, законной или незаконной.

Итак, что же такое так называемое праздное время у человека? Это время, праздное только от добрых и полезных дел, но полное дел пустых и бесполезных. Праздно, говорим мы, проводит время дитя, когда оно занимается игрушками. Но так же праздно проводит время и взрослый, когда проводит его в пустых мечтах, в праздных словах, бесполезных делах, — с тем только различием, что игрушки дитяти не вредят никому, а игрушки взрослых всегда сопровождаются неизбежным вредом как для них самих, так и для других. Ибо между добром, которое одно истинно полезно, и злом, которое всегда вредно, нет средины. Потому-то праздность, уже сама по себе, есть порок, который осуждается и Судом Божеским, и судом человеческим, грех, за который ожидает достойная казнь в жизни будущей.

Первое и главное правило касательно употребления времени то, чтобы оно не улетало праздно — без добрых и полезных дел, что должно проводить его так, как повелевает Закон Божий: Всем время, и время всякой вещи под небесем. Следовательно, для всякого времени есть и должно быть свое дело, и для всякого дела есть и должно быть свое время. Нельзя, поистине, верить тем, кои жалуются на избыток времени, ищут и не находят, как провести, или, как справедливо говорят, "убить время". Эта жалоба не от недостатка дела, а от недостатка усердия к истинно полезным делам. Может ли не быть дела у христианина, который обязан знать все, от Бога дарованное нам, которому не должно быть чуждо все, «елика суть истинна, елика честна, елика праведна, елика пречиста, елика прелюбезна, елика доброхвальна, аще кая добродетель и аще кая похвала» (Флп. 4; 8).

Мы не находим дела? Но пред нами книги святых Пророков, о которых многие и понятия не имеют, писания святых Апостолов, из которых мы нечто слышали иногда только в храме. А между тем сии Священные Писания суть глаголы Господа Вседержителя, который Дух суть и живот суть (Ин. 6; 63), завет сладчайшего Искупителя нашего, который нам должно не только знать, но и исполнять. Может ли быть невнимание, виновнее сего? Небрежение, достойнее казни? Мы не знаем, как провести время, и однако же остаемся дома, когда Церковь призывает на молитву, роскошествуем и веселимся, когда повелевает поститься и плакать о грехах своих. Может ли быть злоупотребление временем хуже сего? Равным образом, может ли жаловаться на недостаток дела и добрый гражданин, который сам живет трудами других и который потому самому обязан непрестанно трудиться для блага других. Не трудивыйся, — говорил Апостол, — ниже да ест. И действительно, справедливо ли человеку, который не делает ничего на пользу ближних, питаться хлебом, который стоит кровавого пота бедному земледельцу, украшаться одеждами, для приготовления которых подобные нам жертвуют трудами и здоровьем, жить в доме, созидание которого стоило пота многим? Может ли, наконец, не быть дела у доброго семьянина, который обязан дать ответ за чад и домочадцев своих и пред обществом, и пред Церковию, и пред Судом Божиим?

С другой стороны, нельзя верить и тем, кои называют себя до того обремененными делами общественными и житейскими, что не находят времени для дел благочестия, для исполнения важнейших обязанностей христианских. Нет должности в обществе, которая поглощала бы, так сказать, все время жизни. Древние христиане, находясь и в римском языческом войске, и при дворе языческих кесарей, умели быть верными исполнителями и христианских обязанностей. И нет дела семейного, которое не позволяло бы доброму семьянину быть вместе и истинным христианином. В противном случае надлежало бы расторгнуть все узы общественные и семейные, чтобы не лишиться единого на потребу — спасения души, те узы, которые освящаются и Словом Божиим, и Святой Церковью, и которые уже поэтому самому не могут и не должны противоречить священнейшим обязанностям христианина. Спросите сами сих многодельных мужей: сколько времени, при всех занятиях своих, проводят они в пустых забавах, которые называют "отдохновением от трудов"? Неужели же усердная молитва, чтение Слова Божия и участие в Таинствах христианских не могли бы доставить истинного услаждения их сердцу, успокоения духу, укрепления силам? Значит, жалоба их происходит не от недостатка времени, а от недостатка христианского расположения.

Есть всем время, и время всякой вещи под небесем. Нужно только уметь хорошо пользоваться временем. Как пользоваться? По тому же правилу — всем время, и время всякой вещи под небесем. Следовательно, всякому времени должно быть определено свое дело, и всякому делу свое время. Нет большего и важнейшего дела, как спасение души и приобретение жизни вечной, — потому дело сие и должно быть единственной целью нашей жизни. Не то хотим сказать мы, чтобы для сего должно было оставить совершенно все дела общественные и домашние, но то, чтобы всякое дело освещалось молитвой, предпринималось не по влечению растленного сердца, но по чистому сознанию долга, предписанного Законом Божиим, совершалось не для удовлетворения прихотей и страстей, но во славу Божию, по оному правилу апостольскому: аще ясте, аще ли пиете, вся во славу Божию творите. Дела служения Богу и прославления Его имени по долгу займут первое место, и время, посвященное им, не должно отнимать у них без особенно крайней нужды. Пусть дни святые святятся молитвой, благоговейным чтением и размышлением, делами человеколюбия и благотворения ближним. Пусть дни сетования и покаяния будут посвящены неотложно сетованию о грехах своих, покаянию и воздыханиям о небесном отечестве. Пусть начало, средина, окончание каждого работного дня освятятся уединенной молитвой к Отцу Небесному. Пусть ежедневно часть ночного покоя будет посвящена испытанию совести, обозрению дневных дел и грехов. Если во всем и всегда мы пользуемся трудами других, то справедливость требует заслужить право пользоваться чужими трудами: «Вся убо, елика аще хощете, да творят вам человецы, тако и вы творите им... в нюже меру мерите, возмерится вам» (Мф. 7; 12, 2). Словом, пусть во всех делах наших будет всем время, и время всякой вещи. Наука простая для всех и всегда удобоисполнимая! Нужно только помнить то же правило мудрого: всем время, и время всякой вещи под небесем. Смерть большей частью постигает нас тогда, когда всего менее ожидаем ее, принуждены бываем разлучаться с миром тогда, когда всего менее хотелось бы того. Если бы нам сказали, что настоящий день есть последний день нашей жизни, мы, без сомнения, употребили бы его весь на возможно лучшее приготовление к смерти, забыли бы обо всем, окружающем нас. Что же мешает нам представлять себе последним каждый день жизни? Почему же и действительно не быть ему последним? Кто положил завет со смертью? Какой Ангел придет заблаговременно возвестить нам день кончины, когда Сам Господь сказал нам: «Бдите убо, яко не весте дне ни часа, в оньже Сын Человеческий придет» (Мф. 25; 13). «Блюдите убо, како опасно ходите, не якоже немудри, но якоже премудри: искупующе время, яко дние лукави суть» (Еф. 5; 15, 16). Аминь.

(Из "Собрания проповедей" Димитрия, архиепископа Херсонского)

Поиск по сайту: