Крест — наш щит и ограда

В Священном Писании рассказывается, что когда Иисус Навин сражался с Амаликитянами, то Моисей молился на вершине холма; и когда Моисей поднимал руки свои, то одолевал Израиль, а когда он опускал руки, то одолевал Амалик. Но руки Моисея отяжелели; тогда Аарон и Ор стали поддерживать их — один с одной, а другой с другой стороны. «И были руки его подняты до захождения солнца. И низложил Иисус Амалика и народ его острием меча» (Исх. 17; 813). Спрашивают: "Почему молитва Моисея имела особенную силу против Амалика именно тогда, когда были подняты его руки?" — "Потому, — отвечают на это святые Отцы, — что простертые руки Моисея прообразовали спасительный Крест Христов, которым побежден адский Амалик — диавол со всем его воинством". Столь великую силу даже в Ветхом Завете имело одно прообразовательное знамение Креста Господня!

А мы, братие, по милости Божией, живем в Новозаветные времена; Крест Христов — наш хранитель, наш щит, наше неотъемлемое оружие на всякого врага и супостата. Его трепещут наши невидимые враги — духи злобы; он страшен и для нечестивцев-людей, и одно крестное знамение, с верой, с молитвой ко Господу творимое, может остановить руку злодея, который уже поднял нож на беззащитную жертву... Много примеров этого можно найти в житиях святых Божиих (некоторые см. в листке № 332); но теперь мы приведем поразительный рассказ одного почтенного протоиерея из недавнего прошлого.

В одной станице Сибирского казачьего войска, — повествует он ("Душеполезное Чтение", 1886, декабрь), — не так давно умер старый казак, ямщик; старик он был добрый, честный и довольно зажиточный. Между купцами, которых он возил постоянно, был один благочестивый и богатый сибиряк, купец Борисов, который так подружился с ямщиком, что даже воспринимал от святой купели его детей. Бывало, вернется купец с ярмарки, привезет своим крестникам и крестницам гостинцев, за что дети особенно любили его; да и сам ямщик и жена его уважали кума и всегда встречали его как родного. Но враг рода человеческого позавидовал доброму согласию между кумовьями и успел внушить старому казаку недобрую мысль: убить купца Борисова и завладеть его деньгами. Страшное дело! Но казак раз поддался искушению и не мог уже отогнать от себя эту ужасную мысль: будто невидимый кто-то постоянно шептал ему на ухо: "Убей кума, у него много денег — славно заживешь!" — "А Бог? А вечная жизнь?" — говорила ему совесть. "Пустое, — отвечал ему лукавый помысл, — было бы здесь хорошо, а там... кто Богу не грешен? Успеешь и покаяться"... Долго боролся несчастный казак с грешной мыслью; но с каждым днем все больше и больше прилеплялся к ней. Скажи он вовремя эту мысль своему отцу духовному, — как рукой бы сняло, но он стыдился и боялся открыть ее; а врагу только это и было нужно.

Наступил февраль. Поехали купцы на Ирбитскую ярмарку; поехал и Борисов и остановился у кума на отдых. Преступные мысли еще больше стали волновать старого казака; а купец ничего не подозревал, напился чаю, позавтракал и —в путь. Проехали кумовья верст восемь, как вдруг казак свернул лошадей в лес и поехал вовсе не по дороге. Купец заметил это и говорит: "Что это, кум? Кажется, бурана не было, дорогу не занесло, а ты везешь меня Бог весть куда?" Ямщик молчит и едет все дальше в лес. Наконец он останавливает лошадей среди глухой поляны и говорит купцу: "Слезай, кум! Я хочу убить тебя, вот и топор приготовил". Изумленный купец сначала подумал, что тот шутит; но когда взглянул на ямщика и увидел, каким зловещим огнем горели его глаза, то понял, что тут не до шутки... Оружия для защиты у него не было никакого; в отчаянии он выскочил из саней, бросился на колени перед кумом и со слезами стал умолять его о пощаде... Он напоминал ему о детях его, о погибели души, о Боге, об аде и рае, наконец, о своей давней с ним дружбе — все напрасно: кум твердил одно: "Убью!" и уже занес топор над головой несчастного... Тогда купец с воплем и рыданиями обратился к Богу: "Господи, Господи! Удержи руку этого человека! Не попусти ему погибнуть вместе со мной: ведь моя смерть зачтется ему!..." «И призови Мя в день скорби твоея, — глаголет Господь, — и изму тя, и прославиши Мя» (Пс. 49; 15).Так и случилось. Как будто какая-то невидимая сила удержала казака, и он, опустив топор, молча смотрел, как молится кум... Но лишь купец перестал молиться, как он со сверкающими глазами с топором бросился на него... Купец снова воскликнул: "Господи, спаси меня!", и перекрестился; и у казака снова опустились руки, и он отступил на шаг от купца... Купец видит, что кум опустил топор и начинает умолять его о пощаде, но не успеет сказать двух-трех слов, как ямщик опять заносит топор... И снова несчастный призывает Господа, ограждая себя крестным знамением, и снова злодей трепещет и опускает топор... Так повторялось до десяти раз, и купец понял наконец, что его кума удерживает от убийства не что иное, как молитва и крест... Да и сам ямщик смутно сознавал это. Тогда благочестивый купец, как бы вразумленный свыше, встает с колен, смело подходит к куму и, осеняя его крестным знамением, со слезами произносит: "Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его!.." И вот, с каждым словом молитвы, с каждым осенением крестом, злоба мало-помалу стихает в сердце его кума и, наконец, тот падает на колени... тут оба кума начинают долго, долго и горячо молиться, и каждый из них благодарит Бога за свое спасение.

Потом они отправились в путь и скоро доехали до станции. Там купец ласково усадил кума вместе с собой пить чай, и когда они остались совершенно одни, спросил его: "Скажи мне, ради Бога, дорогой кум, за что ты хотел убить меня? Ведь я ничего тебе худого не сделал..." — "Что говорить, кум! — краснея от стыда отвечал казак. — Грех попутал, деньгами твоими прельстился" — "Так возьми же все мои деньги, — сказал купец, — только не губи души своей; человек ты добрый, семья у тебя большая; куда пойдет твоя старуха с детками, если ты меня или другого кого денежного убьешь, да пошлют тебя за это в каторгу?" И при этом купец вынул толстый свой бумажник, в котором было несколько тысяч, оставил себе только на дорогу небольшую сумму, а все остальные отдал куму. Тот сперва не хотел брать: совестно было; но потом враг соблазнил — взял чужие деньги. Кумовья расстались, поклявшись молчать о том, что было между ними. Но бедный старик-казак с той минуты, как взял у кума деньги, решительно потерял душевное спокойствие. По ночам ему то снились бесы, которые смеялись над ним, то представлялись лужи крови, и в них — изуродованный труп кума; то мерещилось, что его заковали в кандалы, ведут в острог, в каторгу, и каждый раз он просыпался в ужасе. А днем немилосердно терзала его совесть. Совсем растерялся несчастный старик: не пьет, не ест, ходит мрачный, задумчивый... Не раз даже покушался покончить с собой, но Бог хранил его. Нельзя было узнать его: похудел, постарел за какие-нибудь полтора месяца на целых десять лет. Наконец, он рассказал своей жене все, что было, и они решили возвратить купцу все деньги и попросить у него прощения, а потом поговеть, покаяться во всем отцу духовному и причаститься Святых Христовых Таин. Так и сделали. Вернулся купец с ярмарки, привез крестным детям больше прежнего гостинцев, а о том, что было — ни полслова... Это еще более растрогало старого казака: он бросился на колени перед кумом, отдал ему сполна его деньги и просил прощения. Купец все простил куму и между ними снова пошла дружба по-прежнему...

Братья, читатели! Много козней у диавола — этого Амалика духовного; он воюет против нас и десными и шуими; но одно оружие против всех ухищрений его — это смиренная молитва и крест! До десяти раз покушался казак убить кума-купца, и— смотрите — как каждый раз его удерживала сила крестного знамения! Смотрите, как враг отскочил от него тотчас, как только купец оградил его крестным знамением! Воистину дивна сила Креста Господня!

Величай, душе моя, пречестный Крест Господень!...

День Креста

Итак, кончился подвиг поста. И чем другим должна кончиться победа, как не победным знамением Христовым? А победное знамение Христа есть Крест, который, хотя водружен был однажды, но всегда обращает в бегство демонов. Поэтому-то Крест есть сила великомощная, стрела невидимая, так что, хотя бы я и весьма многое сказал о Христе, и хотя бы повествованием о бесчисленных чудесах Его изумил слушателя, но не столько бы прославил Его этими чудесами, сколько Крестом. Да прославится убо светоносный день, который и прочие дни воззвал к радости! А каким это образом, — послушай. Ныне, то есть в шестой день (в пятницу), создан Адам, ныне он украшен Божественным подобием; ныне он получил заповеди, которым свободно мог покоряться, ныне он же изгнан из рая; ныне и опять введен в рай. О день многознаменательный, день печальный и радостный, день, причинивший скорбь утром и веселие доставивший вечером! Адам, житель рая, имел пищу, не обрабатывая землю; ему не нужно было, для поддержания жизни своей, ни проливать пота, ни употреблять плуга, ни подвергаться изнурению и усталости в трудах; он постоянно увеселялся зеленеющими древами, переходил от цветов к цветам, от плодов к плодам; желания его всегда сопровождались исполнением. Часто плакал я, помышляя, какого он лишился блаженства. Ибо это бедствие — общее для всех нас, и касается всего рода нашего. Но когда я размыслил о настоящем дне (а этот день так же, как и тот, был шестой), то перестал печалиться, проповедую уже слово отрадное, и говорю себе и вам: «отбеже болезнь и печаль и воздыхание» (Ис. 51; 11), «древняя мимоидоша, се, быша вся нова» (2 Кор. 5; 17). Спаситель наш все источники зла обратил в средства к уврачеванию, — жало смерти направил против нее же самой, вместо дня, опечалившего мир, даровал день, который принес ему радость. Если ты не веришь мне, поверь своим очам: взгляни на это собрание. Настал день Креста, и мы все радуемся, воздерживаемся от грехов, и очищаем себя. Посмотри на весь круг вселенной: сколько тут селений, сколько городов и мест, сколько людей, сколько племен и разных народов, — и все они ныне постятся ради Креста, умерщвляя страсти свои его силой. Ныне все мы собрались послушать о Кресте, наполняем церковь, тесним друг друга, потеем и изнуряем себя. Итак, что же совершилось ныне?

Утром, на рассвете, повели Иисуса в преторию Пилатову, связав Ему руки, — и какие руки? — те самые, которые исцеляли слепых, восставляли хромых. В узах были персты, создавшие ресницы очей. Связан был Тот, Кто «связуяй воду на облацех» (Иов. 26, 8), Кто «пленником дает отпущение» (Ис. 61; 1) Связан Тот, Кто разрешил Лазаря от уз смерти; отведен в преторию Тот, Кого окружают бесчисленные сонмы Ангелов. Предстоит Пилату Тот, Кто престолом Своим имеет небо. Тварь влечет в узах Творца Своего, произведение — своего Художника, создание — Создателя. Таким образом, Судия всей вселенной предстал на судилище; Испытующий души предстал перед очи испытателей. Творец судится, и когда судившие Его люди сидели, Бог стоял, — стоял молча Господь врат Небесных в преддверии судилища человеческого. Пилат, вероятно более человеколюбивый, нежели Иудеи, вопросил: «кую речь приносите на Человека Сего?» (Ин. 18; 29). Обвинит ли кто в любостяжании этого Убогого? В присвоении чужих домов Того, Кто не имел, где главу подклонить; в приобретении имущества —Того, Кто Своим ученикам не велел запасаться даже лишним поясом, Кто не имел собственного осла, и испросил чужое жребя, дабы благословить детей ваших? Представьте, измыслите предлог к законному убийству. Иудеи отвечали ему: «аще не бы (был) Сей злодей, не быхом предали Его тебе» (Ин. 18; 30). Какой великий извет! Какое неопределенное обвинение! Пилат говорит им: «поймите Его вы и по закону вашему судите Ему». Иудеи же отвечают ему: «нам не достоит убити ни когоже» (Ин 18; 31). Как же вы убили Исаию, Захарию и всех других пророков? Так, вам «не достоит убити», но не потому, чтобы вы не хотели, а потому, что не можете (ибо у них была уже отнята эта власть Римлянами). Пилат говорит Иудеям: «аз ни единыя вины обретаю в Нем» (Ин. 18; 38). И не один ты, Пилат, но ни Иудеи, ни слепые, ни мертвые, ни солнце, ни луна, ни мир, ни все праведные не обретают в Нем вины, как один из пророков и сказал о Нем, что Он «беззакония не сотвори, ниже обретеся лесть во устех Его» (Ис. 53; 9). Все согласны с Пилатом, подавшим справедливое мнение. Но Иудеи противятся ему, громко произнося осуждение, и стараясь шумом заглушить истину. Пилат вошел в преторию, уступая ярости Иудеев. Вошел, и опять вышел с Иисусом, увенчанным и одетым в хламиду. И вот, как только Иудеи узрели Его, то подняли вопль, подобный Содомскому, и возопили: «возми, возми, распни Его!— Царя ли вашего распну? — Не имамы царя, — говорят они, — токмо кесаря» (Ин. 19; 15). Кто же, о Иудеи, водил вас по пустыне? Или Кто питал вас? О Ком возвещает Моисей этими словами: «Господь царствуяй веки, и на век, и еще?» (Исх. 15; 18). Итак, поелику вы отреклись от своего Царя, то и остались навсегда без царя.

И взяли Иисуса, увенчанного тернием, и били Его тростью, плевали Ему в лицо, бичевали. Встань и ты вместе с Исаией, и воззри очами его на Господа. Что же говорит пророк? «Господи, кто верова слуху нашему... И видехом Его, и не имяше вида, ни доброты: но вид Его бесчестен, умален паче всех сынов человеческих». Создатель всякой красоты не имел ни вида, ни доброты, ибо Он оплакивал злобу Иудеев. «Человек в язве сый и ведый терпети болезнь» (Ис. 53; 3) — человек, а не Бог; ибо точно человек, а не Бог подвержен был биению. Кто же Сей многострадательный, многоболезненный, и всеми отвергаемый? «Сей грехи нашя носит и о нас болезнует» (Ис. 53; 4). Не стыдись же спасительных Его страданий, ибо Он подвергался самому крайнему уничижению, и однако, среди всех мучений, обладал честью и славой, как говорит Исаия: «и мы вменихом Его быти в труде и в язве от Бога и в озлоблении. Той же язвен бысть за грехи наша» (Ис. 53; 4-5). Итак, и Он, и мы были уязвлены, но «язвою Его мы изцелехом» (Ис. 53; 5). «Яко овча на заколение ведеся, и яко агнец пред стригущим его безгласен» (Ис. 53; 7). Доброе Овча отдано злым убийцам! «Ведяху же и ина два злодея с Ним убити» (Лк. 23; 32). Так, висели на кресте Агнец и два волка. Но один из них остался в прежнем своем ожесточении, а другой изменился, сказав: помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Си (Лк. 23; 42). О могущество Иисусово! Разбойник делается пророком, вещающим со креста! «Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Си». Что же ты, разбойник, видишь здесь царского? Здесь заушения, оплевания, гвозди, древо, посмеяние от Иудеев, и открытое копье воина. "Нет, — говорит он, — я не вижу этого; а вижу Ангелов, вокруг стоящих, скрывающее лучи свои солнце, раздирающуюся завесу, трясущуюся землю, и мертвых, готовых воскреснуть". Иисус же, приемлющий всех, говорит и этому, пришедшему уже во единонадесятый час: «Аминь глаголю тебе, днесь со Мною будеши в раи» (Лк. 23; 43). Я изгнал тебя оттуда; Я и ввожу, — Я, заключивший двери рая, и заградивший вход в них пламенным мечом! Если не введу Я, то двери пребудут заключенными". Спеши же туда, разбойник, поразивший диавола, и увенчанный за победу над ним. Ты поклонился Богу в образе человека; ты отверг оружие разбоя, и восприял оружие веры. Таким образом, Спаситель совершил Свое дело. «Отче, отпусти им» грех (Лк. 23; 34). Кому «Отпусти? Еллинам», Иудеям, всем без исключения. Хотя Он изрек это однажды, но слова Его на самом деле исполняются всегда. И об одних ли только врагах Своих взывал Он: «отпусти»? Нет, Он взывал так о всяком народе, взывает всегда; и желающий приемлет отпущение.

Итак, будем неусыпно бодрствовать, дабы с небесным воинством вместе праздновать во Христе Иисусе, Господе нашем, Коему слава и держава ныне и всегда, и во веки веков. Аминь.

(Слово преподобного Иоанна Дамаскина на Великий Пяток)

372. Почему так сладостна песнь "Христос воскресе!"

"Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав"

Эта торжественная песнь ныне в устах у всех нас. И в церквах, и в домах, и в собраниях, и во уединении, со сладостью поем ее, повторяем и не можем нарадоваться, ее воспевая.

Но человек, размышляющий о своем состоянии, может тут сказать: "Если смерть наша Христовой смертью попрана, то почему же мы боимся смерти и умираем? Когда во гроб ляжем, то уже не мы смерть, но она нас попирает".

К разрешению этого сомнения, чтобы оно не помешало настоящей радости нашей, довольно для нас будет узнать, какую смерть определил Бог согрешившему праотцу нашему. Насколько умалил силу ее умерший за нас и воскресший Христос, Спаситель наш? И чего стоит остаток власти ее над нами?

Преступление заповеди Божией Адамом так было тяжко, что не довольно было одной смерти телесной для наказания оного преступления, но вслед за ней, по праведному и неподкупному суду Божию, следовала и смерть души. Телесная смерть состояла в растлении тела, душевная — в растлении души.

Тяжка была и телесная смерть для человека. Царю и владыке вселенной, умаленному «малым ним от Ангел» (Пс. 8; 6), добывать хлеб в поте лица своего, и часто вместо хлеба пожинать от земли терние и волчцы; всю жизнь свою бороться с болезнями, с напастями, со всяким несчастьем, и наконец обратиться в прах и тление, по оному непреложному определению: «яко земля еси, и в землю отыдеши» (Быт. 3; 19), — подлинно, это тяжкий жребий и печальный!

Но растление душевное для него было несравненно большей казнью. Душа, удалившаяся от Бога, подвергается гораздо более тяжкому страданию. Грехопадения ослабляют ее более, нежели болезни — тело наше. Надмеваемая гордостью, она страдает опаснее, нежели тело от водяной болезни. Распаляемая неистовым блудом, она болит отчаяннее, нежели тело от огневицы. Кипя завистью, ненавистью и враждой, она питает в себе заразительнейший яд, более смертоносный нежели чума смертельная. Словом, по грехам своим она соделалась мерзостной перед очами Божиими, смрадом их поражая обоняние Творца своего; а потому и отвергнута стала во огнь, вечно не угасающий. И в этом-то и состоял ужаснейший для грешников страх смерти. Если бы мы подвержены были только телесной смерти и тлению только плоти нашей за грехи наши, то удобнее понесли бы таковое наказание.

Что же Сын Божий для нас сотворил? Как попрал Он смерть нашу, столь жестокую тиранку нашу? Отвечаю: Сын Божий принял на Себя тленное тело наше, страданиями Своими заплатил праведному Суду Божию за преступления наши, как об этом пророк предвозвестил, глаголя: «Той же язвен бысть за грехи нагия и мучен бысть за беззакония наша2 (Ис. 53; 5). Заплатив таким образом за грехи наши, Он освободил нас от казни вечной и огня бесконечного, и притом, по безмерному благоутробию Своему, соделал нас и сынами Божиими и наследниками Царствия Небесного (Рим. 8; 17). Итак, мало ли убыло тут власти над грешниками жадной и ненасытной смерти? Воистину должны мы воскликнуть с Апостолом: «Где ти, смерте, жало? Где ти, аде, победа?» (1 Кор. 15; 55). Где ваши узники и жертвы?

Правда, нам остались еще в удел болезни и злострадания телесные; остались в удел склонности ко греху, кои суть недуги душевные; осталась в удел и самая телесная смерть и страх ее. Но что же? Эти болезни и злострадания для нас, верующих во Христа, умершего за нас и воскресшего, есть не что иное, как только искоренение зла греховного, в нас оставшегося и для того точно оставленного, чтобы мы, подвизаясь против греха, уподобились Христу Спасителю нашему в страданиях Его, чтобы удостоиться победного венца, почестей и наград, уготованных тем, кто «подвигом добрым... подвизался» (2 Тим. 4; 7-8). Природный сын у отца наследует не иначе как только повиновением воле его и показанием подобия отчего в себе: тем паче нам, туне (даром) соделавшимся сынами Божиими и наследниками Царствия Его, непременно должно Сыну Божию, туне усыновившему нас Богу, уподобиться в страданиях и подвигах против грехов. Хотя и наклонности ко греху, то есть недуги душевные, остались уделом нашим, но если мы только по немощи и невежеству согрешаем, а не умышленно и дерзновенно, то и это жало смерти во всех верующих во Христа и истинно о грехах кающихся уже притуплено ее Победителем, по Апостольскому слову: «Ни едино убо ныне осуждение сущым о Христе Иисусе, не по плоти ходящым, но по духу: закон бо духа жизни о Христе Иисусе свободил нас... от закона греховнаго и смерти» (Рим. 8; 1-2).

А что касается смерти телесной, которой боимся, то если посмотрим ей пристальнее в очи, то и в ней найдем для себя много добра. Она оканчивает болезни и страдания наши, в жизни этой приключающиеся; она переносит нас от земного, временного виталища в живот вечный, и нам, верующим во Христа, есть дверь в Царствие Небесное. Только гной тела нашего, до некоторого времени, составляет ее достояние. Но и самая персть наша, лежащая во гробе, полна того утешительного чаяния, что и она воскреснет в блаженство воскресением, подобным Христову, ибо Он воскрес из мертвых не только смертью Своей "смерть поправ", но и "сущим во гробех живот даровав".

Итак, остается ли нам какое-либо сомнение или препятствие для того, чтобы воспевать эту торжественную песнь: "Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав". Грех прощен, ад пленен, жало смерти притуплено, гнев Божий на милость приложился; мы, прежде рабы диавола и наследники геенны, стали ныне сынами Божиими и наследниками Царствия Его; смерть телесная обратилась в сон и дверь райскую; прах телес наших, и во гробе лежа, кажется, движется и дышит упованием блаженного воскресения. Воспоем убо радостную песнь сию, и поем Богу нашему. Поперем господство смерти силою Христа, Господа нашего, Победителя смерти и ада. Пусть самый прах бренного тела нашего ослепит жадные очи ее! Аминь.

(Слово святителя Георгия Конисского, архиепископа Белорусского)

Пасхальный привет

У нас, православных христиан, в нынешний праздник с первых дней христианства издревле существует такое обыкновение: один говорит: "Христос воскресе", другой отвечает: "Воистину воскресе". Что это значит? Для чего это? Мы так друг другу передаем, друг с другом делим радость воскресения Христова, так всегда истинная радость выражается. Она любосообщительна.

Слушатели христиане! Что, если бы ныне кто-нибудь из неверных, например, еврей или магометанин, или язычник, встретившись с вами, сказал вам: "Христос воскресе", — обрадовались ли бы вы, ответили ли бы ему: "Воистину воскресе"? Конечно бы обрадовались и ответили.

Радость воскресения Христова так велика, божественна, сладка, что никогда ею не нарадуешься, все бы и говорил всем: "Христос воскресе, Христос воскресе, Христос воскресе", все бы и слушал от всякого: "Воистину воскресе, воистину воскресе, воистину воскресе"; Мне, если бы и зверь сказал ныне: "Христос воскресе", я ему, радуясь, ответил бы: "Воистину воскресе!"

А что, если кто не скажет нам ныне: "Христос воскресе", или не ответит нам на наше ему: "Христос воскресе"?..

И ненавидящим нас простим вся воскресением и тако возопиим: "Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав". Аминь.

(Из поучений протоиерея Р. Путятина)

Поиск по сайту: