Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Причины возникновения терроризма и методы борьбы с ним. 5 страница



 

А. Бирс тоже любил юмор. Чего стоит реплика: «что сказана матерью, обращавшейся к своему сыну, только что отрезавшему ухо у лежавшего в колыбели младенца (рассказ «Клуб отцеубийц» ), — «Джон, ты меня удивляешь».

 

Вот, несколько «страшилок» — авторских и народных:

 

Дверь мы ломали-ломали,

Насилу выломали,

Мы Олю скрутили, мы Олю связали,

Насилу ее изнасиловали.

 

Мальчик нейтронную бомбу нашел

С бомбой в родимую школу пришел,

Долго смеялось потом районо —

Школа стоит, а в ней никого.

 

Дети в подвале играли в гестапо —

Зверски замучен сантехник Потапов,

Ноги гвоздями прибиты к затылку,

Но он не выдал, где спрятал бутылку.

 

К перечисленным видам насилия можно добавить:

 

Традиционное насилие. Оно часто встречается в сказках. Это сюжеты о сражении злых сил русским богатырем.

 

«Вскочил Иван Быкович… Чуду-юду не посчастливилось… с одного размаху сшиб ему три головы… Снова они сошлись…отрубил чуду-юду последние головы, взял туловище — рассек на мелкие части и побросал в реку Смородину».

 

«Смахнул Федор Водович шесть голов, осталось три — не забрала сабля боле. Тогда стали они с Идолищем биться врукопашную… слышит Федор Водович, что в себе силы мало, и кричит: «Царевна, выйди, помоги поганого Издолища победить». Царевна насмелилась, вышла, взяла батог и стала бить им змея поганого. Тогда…этого зверя поганого победили».

 

Убийство с дальнейшим расчленением змея встречаем в сказках «О трех царских дочках», «Иван-Горошко», «Сучье рождение», «Про Ивана-царевича и Федора Нянькина», «Солдатские сыны», «Два охотника» и тд.

 

Целевое насилие:

 

Дидактическое насилие. «Дидактикос» происходит из греческого и означает «наставительный», «поучительный». То есть с помощью «насилия» учат. В русских народных сказках описаны несколько видов подобного насилия:

 

1. Сцены «насилия» необходимые для повышения уровня контроля над ребенком.

 

Для того чтобы ребенок слушался, родителям важно показать, что с ним случится, не будь их. Для этого регулярно обыгрывается однотипный сказочный сюжет. В нем главный герой не слушает старших и поэтому попадает в ситуации, связанные с насилием. «Насилие» над персонажами — как бы следствие ослушания. Пожалуй, самый известный пример — это детская колыбельная.

 

«Баю — баюшки-баю

Не ложися на краю,

Придет серенький волчок и

укусит за бочок…».

 

Послушаешь родителя (старшего) — не ляжешь на краю, так все будет в порядке. А если нет, так будет худо. В сказках героев наставляют «вещие жены», «Баба-яга», «родители», «животные». Однако зачастую это образы матери и отца. Вот несколько примеров:

 

Из сказки « Два охотника». Говорит охотник своим сыновьям: «Ну, любезные дети, во все места ходите, где хотите, стреляйте, только вот в этот лес не ходите». Дети ослушались… зашли в тот лес, заплутали… «Ах это…да недаром! Не послушались отцовского благословенья, так завсегда бывает». Пошел младший брат по лесу: «приходит к огню и видит: лежат двенадцать змей дненадцатиглавых и в котле чтой-то кипит. Он…взял шомпол от ружья и стал мешать в котле, и видит человеческие руки и ноги. Он испугался, потащил назад шомпол, и капелька с шомпола упала прямо змею на голову. Проснулся, зашипел».

 

В сказке «Гуси-лебеди» дочка не слушает родительского наказа и уходит со двора. Это приводит к тому, что злобные птицы похищают ее брата.

 

В «Иван-царевиче и Марье Маревне», «Кащее Бессмертном» главные герои не слушают жен: «Вот тебе ключи и вот серебряный ключ. И которая комната заперта этим ключом, в ту не ходи» — просит Ивана Марья Маревна. Но тот не сдерживается и отпирает заветную дверь. А в комнате прикованный змей, или Кащей, как во второй сказке. Подносит им Иван воды; злодеи обретают силу и освобождаются. Крадут жену-царевну, а самого его, в конце концов, изрубают на куски.

 

Позиция послушания одобряется этим фольклором и представляется как наиболее безопасная. Описание «насилия» лишь усиливает указанный эффект.

 

2. Сцены « насилия» необходимые для дальнейшей социализации ребенка.

 

В этих случаях сказка строится следующим образом:

 

- приводится конкретная жизненная ситуация (проблема социализации),

- далее, способ решить ее с помощью насилия;

- и то, как при поддержке агрессии проблема разрешается.

 

Поскольку родители не осуждают подобной линии поведения, ребенок может подражать ей. Сказки рассматривают ряд проблем социализации и предлагают для них «силовой вариант» как наиболее оптимальный:

 

Конкуренция.

 

В некотором царстве, в некотором государстве вопросы первенства решаются силой. «Ну, братцы — говорит Иван-царевич, — давайте силу пробовать: кому из нас быть большим братом» — «Ладно, — отвечал Иван Быкович, — бери палку и бей нас по плечам»…». Кто кого сильней отходит, тот и старший.

 

Грубость.

 

«На грубость надо ответить тем же». Знакомый сюжет. Трое друзей оказываются в избушке в глухом лесу. Двое уходят на охоту, а один готовит пищу. Вдруг появляется старичок: «с ноготок, а борода — сем локтей, плеть тащит три аршина». Первые двое друзей, каждый в свой день, встречают деда, слушаются его наглых требований: «Давай пить, есть хочу… быстрей же». А как все съест, да еще плетьми отхлещет. Наконец, главный герой делает со стариком должное. Завидя его, он усмехается: «Ого, брат, какой ползет бугор!». Пришел дед к дверям: «Дверь отвори»... «Не велик черт и сам отворишь» (другие до этого открывали деду — авт.). Старик отворил дверь. «На лавку посади!» — «Не велик черт и сам влезешь». Старик сел на лавку. «Давай пить да есть мне!». Сучье рождение (главный герой — авт.) выхватил у него плеть и давай пороть старика плетью… Отжарил…, вытащил в лес и расколол от ели пень…и защемил старику длинную бороду».

 

В «Иване-Горошко» сюжет повторяется. В сказке о «солдатских сынах» то же самое. В школе Ивана, да Романа дразнили бавстуками, т.е.незаконнорожденными. Потом от матери узнают они, что отец их в солдатах. И как только в школе снова задразнили, братья уговорились насчет обидчиков: «…Давай-ка расправимся с ими. Вот Иван, которого ни хватит за руки — рука прочь, хватит за голову — головы нет».

 

В сказке про «чудесную рубашку» солдат, поступивший на службу змию, заглядывает в котел со змиевой едой. Он находит там фельдфебеля, у которого служил и от которого получал палки. «Хорошо же, — думает, уж я тебя, дружок, потешу; удружу за твои палки!» И ну таскать дрова, под котел подкладывать как можно больше; такой огонь развел, что не только мясо, все косточки разварил». «Марфа-царевна», « Мужик и черт» также описывают подобное поведение.

 

Отношения с родственниками.

 

Чаще всего, сказка учит терпимому и уважительному отношению к родственникам. Однако встречаются исключения. Сказка «Морской царь и Василиса премудрая» показывает, как можно относиться к злой родне… Долго ли коротко путешествовали царь с орлом: «Сказывает орел… «Посмотри-ка еще, что по правую сторону и что по левую?». — «По правую сторону поле чистое, по левую дом стоит». — «Полетим туда, — сказал орел, — там живет моя меньшая сестра». Опустились прямо на двор; сестра выступила навстречу, принимает своего брата, сажает его за дубовый стол, а …царя…оставила на дворе, спустила борзых собак и давай травить. Крепко осерчал орел, выскочил из-за стола, подхватил царя и полетел с ним дальше…. говорит орел царю: «Погляди, что позади нас?» Обернулся царь, посмотрел: «Позади нас дом красный». А орел ему: «То горит дом меньшой моей сестры — зачем тебя не принимала да борзыми собаками травила».

 

Предательство близкими родственниками также не могло остаться без наказания. В сказке «Волк медный лоб» Иван-царевич приказывает своим слугам — медведю да волку, изловить его сестру. До этого она несколько раз покушалась на жизнь царевича. Сестру нашли под корягой. Привели. Иван-царевич изрубил ее на куски и крикнул: «Вот вам, звери, мясо».

 

В сказках «Морской царь и Василиса премудрая», «Колдун и его ученик», «Жар-птица и царь Ирод», дети принимают участие в убийстве своего отца. Они это могут сделать сами: «Василиса Премудрая оборотила коней рекою медовой, берегами кисельными, царевича селезнем, себя — серой утицей. Водяной царь (ее отец — авт.) бросился на кисель и сыту, ел-ел, пил-пил — до того, что лопнул! Тут и дух испустил».

 

В «Колдуне…» дочери лишь косвенно помогают ученику одолеть чернокнижника, однако в конце благодарят его за это. «…мы думали, папаша тебя совсем закуртепит». — «Вот дорогие мои красавицы, победил я вашего папашу…». — «Вот спасибо,…так и надо». В «солдатских сынах» Баба-яга помогает героям убить своего сына — змея. Скорей всего, убийство «плохого отца или сына» своими родственниками символизирует отказ от прежней жизни и переход героя в мир людей.

 

Магическое насилие.

 

Например, колыбельные с пожеланием смерти ребенку. Эти песни, видимо, инициируют символический переход ребенка ко сну.

 

Методологическое насилие.

 

Это когда с помощью насилия выражается художественная концепция. «Единственное, что реально воздействует на человека – это жестокость» (А. Арто, 1933). Жестокость – не самоцель: «нужна сильно сбитая, сильно структурированная, сильно сцепленная машина, чтобы вообще могло случиться состояние понимания в голове человека – в голове актера и в голове зрителя. <…> Потому что только жестокость может до конца изгнать изображения того, что нельзя изображать». Это идея переживания жестокости в показе, но не в реальности.

 

«У нас есть только одна вещь, которая помогает сохранить рассудок, это жалость. Человек, лишенный жалости, безумен». Эти слова принадлежат английскому драматургу Э.Бонду. Стремясь пробудить в человеке чувство сострадания, писатель не раз обращался к теме насилия, детально описывая «великолепие уродства».

 

Манифест футуристов воспевал войну и «разрушающую руку анархиста». Там провозглашалось: «Смелость, отвага и бунт — вот, что воспеваем мы в своих стихах.… мы воспеваем наглый напор, горячечный бред, строевой шаг, опасный прыжок, оплеуху и мордобой… Нет ничего прекраснее борьбы. Без наглости нет шедевров… Да здравствует война — только она может очистить мир. Да здравствует вооружение.… Долой женщин! Мы вдребезги разнесем все музеи, библиотеки. Долой мораль…»

 

Иные формы целевого насилия:

 

Описание насилия может иметь любой целевой характер. Например, для придания динамичности сюжету, его популяризации и т.д. Это своего рода коммерческое использование «насилия».

 

Джон Клиланд был должен много денег. Кредиторы напирали со всех сторон, и чтобы расплатиться, он вынужден был писать. Из-под его пера вышел непристойный роман «Фанна Хилл, мемуары публичной женщины». Насилие в сюжете, по задумке автора, должно было привлечь читателя. Вместо этого писатель угодил на скамью подсудимых «за растление общественных нравов». Суд поступил мудро: Клиланду была назначена пенсия, с целью предотвращения подобных поступков в будущем.

 

«Коммерческое насилие» можно встретить на страницах любых остросюжетных боевиков. Возьмем «Лабиринт смерти» А. Бадина. В рассказе повествуется о людях, которые за вознаграждение решились пройти лабиринт полный ловушек:

 

«Насекомые — убийцы уже объели все мясо с лица, выжрали глаза и пробирались внутрь тела сквозь дыры рта и носа».

 

«…негр снова заорал…не удержался и, сорвавшись вниз на желоб, покатился по нему. Мэри, Кэт и Сергей, затаив дыхание, наблюдали, как на пути несущегося вниз негра из дна желоба вылезло острое широкое лезвие. Оно поблескивало в свете тусклых неоновых ламп, а негр несся прямо на него, ногами вперед и дико кричал…Его предсмертный вопль, разнесшийся эхом, завис во влажном, смрадном воздухе лабиринта. Алая, пенящаяся кровь брызнула фонтаном на несколько метров вверх и, образовав пурпурный искрящийся туман, оседала на пол… Разрезанный на две части негр летел вниз с той же скоростью, поливая горячей бурлящей кровью желоб и стены хода».

 

В печати также нередко применяется целевое насилие. Так называемый прием отвлечения внимания. «В 1960-е годы было обнаружено, что сообщения, направленные против какого-либо мнения или установки, оказываются более эффективными, если в момент их передачи отвлечь внимание получателя от содержания сообщения. В этом случае затрудняется осмысление информации получателем и выработка им контрдоводов — сопротивления внушению.… Газеты стали применять «калейдоскопическое» расположение материала, разбавление важных сообщений сплетнями, противоречивыми слухами, сенсациями, красочными фотографиями и рекламой».[73] Наиболее привлекательны, в смысле отвлечения внимания, материалы с описаниями насилия и жестокости. Они вызывают повышенный интерес у читателя, тем самым, отвлекая его от той информации, которую хотят внушить. Это тоже пример целевого насилия.

9. Дотекстуальная и посттекстуальная агрессия.

 

Дотекстуальная агрессия. Она имеет место в тех случаях, когда насилие осуществляется из творческих соображений. Творец стремится понять образ, который задумал создать, пытается вжиться в его роль. Поэтому и совершает акт агрессии. Вспоминается скандально известное дело художника. Оно наглядно демонстрирует, что такое до-текстуальная агрессия. Во время ЛСД-революции один молодой человек писал картину страшного суда. Он приписался в художественную студию и, для большей реальности картины, начал убивать людей. Всего было шесть жертв. Делал он это для того, как сам признался, чтобы прочувствовать дух «страшного полотна».

 

Посттекстуальная агрессия. Осуществляется под влиянием литературы. Может быть несколько вариантов такой агрессии. Первый — когда писатель осуществляет придуманное им преступление.

 

Клинический случай Д. Самохина. Начиналось лето. Душная Москва. Улица Бойцовская — где-то на восточной окраине столицы. Дом. Лестничная клетка. Одинокая фигура шарахнулась направо. Это был мужчина. Он ждал чего-то. Через мгновение вдруг резко повернулся и направился к другой двери. Позвонил в нее. Подождал еще несколько секунд. Опять не открыли. Несостоявшийся философ и писатель — Денис Самохин — так звали человека. За свою литературную жизнь издал несколько детективов — «Кукловод марионеток» , «Амбалы» , «Бритоголовые» и «Невинен только младенец»

 

«Сначала голова».[74] Денис поднялся выше. «Острым, как бритва, скальпелем он подрезал сухожилия на шее так, что оставался след не толще карандашной линии» Этажом выше повезло. Дверь отворила девушка. Незнакомец прижал ее к стенке и потребовал денег, «затем брал в руки нож мясника, чтобы отделить голову от тела на уровне первого позвонка...» Ничего не оказалось, и грабитель заставил шестнадцатилетнюю Веру позвонить соседям. Открыла соседка Юля. Ей было всего 13. «Потом принимался снимать кожу, осторожно подвигая тело и стягивая ее, как чулок, от шеи до пяток» Дальше, как признался Денис, он ничего не запомнил. Однако Юлю нашли с 5-тью ножевыми ранениями в сердце, а Вера, спасаясь, бросилась с пятого этажа. На следующий день газеты захлебывались подробностями: он добивал девочку молотком по голове, душил ее бельевой веревкой….

 

Мотивы и способ совершения преступления убийца частью взял из своих романов — таково было заключение экспертизы. Все творчество Дениса Самохина было постепенным переходом из выдуманного мира в реальный. Сначала, он смоделировал преступление на бумаге, потом осуществил. Асоциальное действие, как начало злодеяния, сначала было создано виртуально. Успех у читателя был в некотором смысле его одобрением. Следующим этапом стало само преступление. Таким образом, мы можем рассматривать творчество как приготовление к преступлению. Известны случаи, когда серийными убийцами практиковались дневниковые записи. Сначала преступления «пишутся», потом вершатся. Причем такое творчество помогает преодолеть некий моральный барьер, препятствующий насилию. В Российской газете был описан подобный случай. Маньяк, прежде чем взяться за нож, писал дневники:

 

«Автором одного из подобных «произведений» был не так давно проходивший экспертизу в Институте Сербского молодой человек, охотившийся на улицах Москвы за малолетними бомжами и проститутками. Фантазии его питались подробностями приготовления обедов из расчлененных детских тел...».[75]

 

Клинический случай Ю.Кравченко. Звероферма колхоза «Прогресс» села Новоязовское Днепропетровской области. Юра работал там сторожем. В свои 24 он уже успел понять истину бытия. Открытие это было совершено не без помощи друзей и единомышленников. «Синий лотос» именовали они свое «братство». Дружные, сплоченные; одновременно эти «братья» были одним из самых опасных сатанинских культов.

 

Изнасилование и убийство одиннадцатилетнего мальчика было совершено Юрой. Он надругался над ребенком, затем, в соответствии с ритуалом, свернул ему шею. Труп бросил на сеновал. Через некоторое время, «испугавшись гнева односельчан, Кравченко покончил жизнь самоубийством, приняв яд для уничтожения колорадского жука».[76]

 

На квартире был проведен обыск. Сотрудники милиции, среди стопок тетрадей и бумаги, обнаружили «Сатанистский дневник» (рукопись в общей тетради). Его вел сам убийца. Оказалось, что он планировал еще десять ритуальных убийств, но главное, сам Кравченко давал дьяволу обет «принести в жертву 10 тысяч мальчиков, юношей и мужчин в возрасте от 3 до 30 лет» взамен на получение бессмертия. Не исключено, что убитый мальчик был первой жертвой этого списка.

 

Стоит отметить, что убийство ребенка осуществлялось, как обязательство, принятое по договору с дьяволом. Автор не моделировал преступление художественными средствами, как в случае с Самохиным, а давал письменный обет совершить его. Он не смаковал подробности убийств, призывая «документальное изложение» лишь в свидетели данного обещания.

 

Второй случай посттекстуальной агрессии связан с мифами и тем, какие последствия имеют они в реальной жизни. Агрессивное поведение в этом случае — следствие мифа или осуществляется в связи с мифом.

 

У славян считалось, что ведьма способна к оборотничеству. И пойманная в хлеву жаба яркое тому доказательство. Если такое случалось, хозяева без тени сомнения выкалывали ей глаз, пробивали лапу или убивали животное. Считалось, что тоже самое должно случиться и с ведьмой. В Западной Болгарии и Восточной Сербии известен обряд вызывания дождя. Во время засухи дети убивали какое-нибудь маленькое животное и хоронили его. Считалось, что пролитые на могиле слезы символизируют дождь. На Ивана Купала — день летнего солнцестояния — принято было уничтожать ведьм. Для этого люди сильно шумели, кипятили на костре иглы, чтобы причинить ведьме боль; калечили и убивали всех животных подходивших к ритуальному костру ( т.к. считалось, что это пришла ведьма).

 

У зулусов и племен банту известна легенда о хамелеоне. Ункулункулу — «старый-престарый» послал хамелеона к людям, и наказал: «Ступай и скажи: пусть они не умирают». Хамелеон пошел рассказать о радостной вести, но оказался слишком медлительным. По дороге он ел много ягод, устал и прилег отдохнуть. Тем временем «старый-престарый» передумал. Он решил, что люди должны умирать и повелел передать это ящерице. Та опередила хамелеона и поведала людям слова божества: «Пусть люди умирают». Вслед за ящерицей явился хамелеон и объявил — «Люди будут жить вечно». Люди возразили, ведь ящерица рассказала им о смерти. С тех пор все люди стали умирать. Такова легенда. Однако она не осталась без последствий. Д. Фрэзер пишет об африканских племенах:

 

«До сих пор баронга и нгони ненавидят хамелеона за то, что он своей медлительностью принес людям смерть. Поэтому, когда они замечают хамелеона, медленно ползущего по дереву, то начинают дразнить его до тех пор, пока он не откроет свой рот, и тогда они бросают ему на язык щепотку табаку и с удовольствием смотрят, как животное корчиться в муках и меняет свой цвет… пока не погибает».[77]

 

Видимо, к посттекстуальной агрессии можно отнести и насилие по отношению к автору в связи с его произведением. Например, феномен интеллектуального и физического остракизма.

10. Иные виды насилия в литературе.

Ассоциативная агрессия

 

«Ну ты змея» — кричит рассерженный муж. Перед нами типичный пример ассоциативной вербальной агрессии. В ней, благодаря автору, люди и животные перенимают друг у друга часто не лучшие свои черты. Обратимся к наглядным примерам. Скажем, образ еврея в литературе. «Майн кампф» А. Гитлера содержит много наглядных и простых образов. «Евреи изображались рядом с ползающими в грязи крысами и тараканами — в расчете на то, что в сознании людей возникнет устойчивая связь между образом еврея и образом паразита» (D. Halpern).

 

Ассоциации могут быть в форме имяобразования. В 1507 г. в Германии началась компания по уничтожению еврейских книг и обращению всех евреев в христианство. Против этого выступил известный гуманист И. Рейхлин. Пародируя Пфефферкорна — зачинщика карательной акции, он издал книгу «Письма темных людей». Рейхлин, конечно, выступал от имени своих оппонентов. Книгу сочли подлинной. В ней содержались послания от разных людей к Ортуину Грацию. Возможно последний, был сам Пфефферкорн. У людей были говорящие имена: Ослятий, Навозий, Тупиций…

Игровая агрессия.

 

Представьте ситуацию. Идете по улице. Вдруг вас окружает толпа странно одетых людей. Они громко кричат, что-то требуют, угрожают, и, тут кажется Вам, самое время пуститься наутек. Бежать было бы можно, если только вы не в русской деревне. Ведь, то, что выглядит как агрессия, на самом деле обрядовая игра, а звучащие угрозы — славянский календарный фольклор. Рождество, масленица, день святого Юрия в России, Сербии, Болгарии и других странах сопровождался пением особых песен. На рождество — это колядки, весной — масленичные и Юрьевские песни. Люди рядились и ходили по домам просить угощений. Радушных и хлебосольных хозяев славили, жадных — ругали. Поэтому, многие из этих песен по форме напоминают вербальную агрессию. И толпа, обступившая Вас, всего на всего ряженые, требующие гостинцев. Делают они это по-разному:

 

Угрозы и шантаж, предшествующие просьбе.

 

Я пришел к вам,

Чтоб сказать,

Что сегодня коляда:

Что-нибудь мне надо дать,

Рад я буду это взять.

Кто не даст мне ничего,

Обругаю я его.

Знать его я не хочу,

Как медведь я зарычу.

 

Мы пастушки малые,

Рады, если б брали мы

Колядочки в ручки,

Когда б хозяева дали.

Если же не дадите,

Тогда получите:

Мы все побьем

На столе и под столом

 

Кто не даст пирога,

Тому сивая кобыла,

Да оборвана могила.

 

А вот примеры из жнивных песен:

 

Пусти, пан, домой нас,

Пока тебя просим,

А то там у леса

Мы тебя повесим.

Повесим у рощи,

Повесим у леса,

На яворе будешь

Висеть сколько влезет.

Староста без головы,

Эконом без ока,

Будто его выклевала

На поле сорока…

 

Заходи ты, солнце, за красные выси.

Отпусти домой нас ты, староста лысый.

Отпусти домой нас, очень тебя просим,

А если не пустишь, мы тебя удушим.

 

Конопли как полем,

Стоит пан как сажень,

Каждую травинку

Палкою укажет:

«Проклятая сволочь!

Тебе траву не жалко?

Так тебе глазища выколю я палкой»

Если вы глаза нам,

Мы тогда усы вам

Выдернем и ими

Вытрем сапоги мы.

 

Содержание других песни зависело от того, угостят или нет. Реальная агрессия, в данном случае, не исключена. Ряженые и вправду могли разозлиться, если их прогоняли. Поэтому, подобные песни имели два завершения: хвалебное, если подавали и срамное, если отказывали. Вот несколько примеров:

 

Таусень, Таусень!

Дай блин, дай кишку,

Свиную ножку

Всем понемножку!

Неси — не тряси,

Давай, не ломай!

Если подадут

У доброго мужика

Родись рожь хороша:

Колоском густа,

Соломкой пуста!

Если не подадут

У скупого мужика

Родись рожь хороша:

Колоском пуста,

Соломкой густа.

 

***

Мы ранешенько вставали,

Белы лица умывали,

Круг поля ходили,

Кресты становили,

Егорья окликали:

«Егорий ты наш храбрый,

… спаси нашу скотинку»…

Если подадут

Спасибо тебе тетушка,

На добром слове,

На добром подаяньи!

Дай тебе бог

Сто быков-годовиков,

Двести телушек,

Все годовушек !

Если не подадут

Злая тебе, баба,

Пень да колода,

На раменье дорога!

В тартарары провалиться

Назад поворотиться,

Чертовы горы пройти,

Назад дороги не найти!

 

***

Зеленого Юрия водим,

Масла и яиц просим,

Бабу-Ягу изгоняем,

А весну призываем!

Если не подадут

У ворот сосна,

Упадет она,

Ваши ворота,

Из болота,

Ваша хата,

Мышами богата,

В вашем саду

Кроты пашут!

 

Все перечисленное, отнести к агрессии можно только по внешним признакам. В социальном контексте подобный фольклор — лишь часть традиционных обрядов славян. Таким образом, к игровой агрессии Э. Фромма в виде тренинга на мастерство (напр. сражение на мечах), можно добавить агрессию в традиции вообще, если последняя предполагает игровую форму.

 

Пример посттекстуальной игровой агрессии. «В земле была нора, а в норе жил да был хоббит… Прост-прост, а всегда выкинет что-нибудь неожиданное». Вы не ошиблись — это Джон Рональд Руэл Толкин. Его книги написаны в жанре фэнтези. Фэнтези так и переводиться — фантазия. Сказочные континенты, храбрые герои, битвы и многое другое поместилось там. Более того, благодаря Д. Толкину родилась целая субкультура — «толкинисты». Это молодые люди, сменившие простые имена на сказочные, по несколько раз в году превращающиеся в героев известного писателя. Игры толкинистов имитируют бои сил добра и зла и по форме напоминают агрессию. Условия игр приближены к реальности: традиционные костюмы, доспехи, и, главное, сам поединок.

 

Известный психиатр В. Франкл, говоря об игровой агрессии, утверждал, что она существенно повышает уровень агрессивности человека. С другой стороны, «все люди в той или иной степени имеют потребность в компенсаторной игровой деятельности… Игрок компенсирует ущербность своей социальной жизни через свое непосредственное участие в игре». (Ильин). Значит, в данной игре читатель — участник компенсирует нехватку агрессивности в обыденной жизни.

 

11. Резюме

 

1. В ходе работы было выдвинута «теория контроля», объясняющая происхождение агрессии. Ее суть в том, что человек агрессивен ко всему незнакомому и неподконтрольному — к явлениям, существование которых он связывает с ущербом для безопасности. Причем, немаловажную роль для агрессии играют физиологические особенности ориентирования человека в пространстве.

 

2. Были рассмотрены элементарные лексические средства выражения агрессии в литературе

 

3. В главе «Раздвоение» были проиллюстрированы особенности насилия — «тенденции самоустранения от агрессии», органически присущей всем людям. Это стремление исключить агрессивный образ из своего «Я».

 

4. Далее предложена структура агрессии и даны классификации этого феномена в литературе и творческой жизни. (Интерсубъективное, Интердискурсивное, корпоративное, гендерное насилие и т.д.)

 

5. Рассмотрены варианты взаимодействия насилия и художественной литературы. Они следующие:

 

- литературные образы (символы) — следствие врожденной агрессивности.

- литература — сама может быть актом агрессии;

- литература — может содержать описание насилия

- агрессия может быть следствием или источником литературного творчества;

- литература — может влиять на уровень агрессивности; служить агрессивным целям.

 

6. Сформулированы основные особенности насилия (агрессии) в литературе. Они таковы:

 

- Кросс-культурность, в некотором смысле вариативность насилия (агрессии). Это значит, что один и тот же предмет в разных культурах может быть воспринят по-разному. У одних он станет формой выражения агрессии, у других — нет. Пример с инвективной лексикой. Газетная статья о военном атташе США в Корее назвала его жену — «свиньей». Неслыханно. Скандал? Вовсе нет. Все оттого, что «свинья» в Корее не ругательное слово, а ласковое женское прозвище.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.