Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Образцы некоторых Татарских песен



ПЕЧАТАТЬ ПОЗВОЛЯЕТСЯ

Съ тѣм, чтобы по отпечатанiи представлено было

въ Ценсурный Комитетъ узаконенное число экземпляровъ.

Москва, Марта 4 дня 1843 года.

Ценсоръ И. Крыловъ.

 

 

Казанские Татары, в течение трех сот лет от их покорения, сохраняют еще так много собственного, национального, что заслуживают особенного внимания наблюдательного этнографа. Они всегда живут довольно отдельно от Русских и от других их окружающих племен, пред которыми они стараются даже и ныне поддержать то преимущество, каким отличались некогда их предки. Они гордятся своим происхождением, своими моральными качествами, своей религией, своим домашним бытом, что все составляет их отличительный характер.

Прежде, нежели буду описывать нравы и обычаи Татар, я должен наперед изложить некоторые статистические замечания.

Число Татар, живущих в городе Казани, простирается до 6500 ч. обоего пола. Они живут в полуденной стороне города, к Волге, в двух слободах, состоящих из 780 домов, с 8-ю мечетями и со столькими же школами, с гостиным двором и с магистратским домом.

В числе сих жителей находится:

 

Купцов 1-й гильдии - 5 семейств

2-й 3

3-й 68

Сии 76 семейств составляют:

мужеск. п. - 376 ч.

женск. п. - 375 ч.

Итого: 751 ч. купеч. сост.

мещан - 722 семейства

муж. п. - 1736 ч.

жен. п. - 1934 ч.

Итого - 3670 ч. мещ. сост.

 

Все сии 4421 ч. купеческого и мещанского состояния, составляют настоящее число постоянных жителей в обеих Татарских слободах.

Означенное число Татар ежегодно умножается приходящими сюда на время из окрестных и Татарских деревень около 700 ч., которые нанимаются здесь в работу на Русских и Татарских мыльных и кожевенных заводах. Сверх того находятся между здешними Татарами, приезжающие из разных уездов Казанской Губернии торговые крестьяне, не записанные в число Казанских мещан; число их нередко простирается до 850 ч.

 

Теперь помещаю таблицу всех, постоянно живущих ныне в Казани Татар, по летам их.

Муж. п. Женс. п. Всего
до 5-ти лет
от 6 до 10
10 – 15
15 – 20
20 – 23
25 – 30
30 – 35
35 – 40
40 – 45
45 – 50
50 – 65  
55 – 60
60 – 65
65 – 70
70 – 75
75 – 80
80 – 85
85 – 90  
90 – 95   - -
95 – 100

Итого: 2112 2309 4421

 

Полагают, что число Казанских Татар в течение 40 лет уменьшилось. Некоторые думают, что не содействует ли этому уменьшению многоженство; однако ж, по моим изысканиям я не могу совершенно с этим согласиться. Очень немногие из Татар имеют более одной жены. Я сделал по этой части следующие наблюдения: Из Казанских Татар только 55 ч. имеют по 2 жены, только 6 ч. имеют по 3 и только 2 ч. по 4; следовательно, только 63 ч. имеют 136 жен.

Из этих 63 браков некоторые точно совершенно бездетные, как например один Татарин 44 лет от роду, имеющий одну жену 38 лет, другую 14 лет, не имеют детей; другой, которому от роду 62 года, имея двух жен, одну 41 года, другую 28 лет, также бездетен; третий - 41 г. ни от первой 30 летней, ни от другой 17 летней детей не имеет; четвертый, 26 лет от роду, с двумя женами одних лет с собой, также бездетен.

Однако ж некоторые полигамии бывают довольно многодетны. Один Татарин 48 лет от роду получил от 3 жен 7 сыновей и 2-х дочерей; другой 45 лет, от 3 жен имеет 4 дочери; третий, 67 лет, имеет от 4 жен 5 сыновей; четвертый от 2 жен имеет 7 сыновей и 2 дочери.

Впрочем, вообще у Татар одноженство имеет более плодовитости, хотя в сравнению с Русскими далеко несходно. Один Татарин от 1 жены имеет 6 сыновей и 1 дочь; другой, также от одной жены, имеет 7 сыновей. В пример самого плодотворного брака, сколько мне известно, из здешних Татар могу поставить следующего: Татарин, Абдул-Гафар, 54 лет; его жена, Бадигиль-Замяль, 46 лет; их дети, сыновья: Ибрагим, 22 л. Ахмет, 9 лет, Шахи-Мухамед, 1 г.; их дочери. Биби-Фатима 29 лет, Биби-Хадыча, 25 л . Биби-Гайша, 22 л., Сарви-Замяль., 20 л., Мухаб-Замяль , 7 л. Биби Фатиха, 3 лет.

Примером самого плодотворного многоженства может служить семейство бывшего Казанского Ахуна Сатара Сагитова. Он имел четырех жен, одну из Бухарок и трех из здешних Казанских Татарок. Он был здешний мещанин; но по смерти его вдова записалась в 3 гильдию купеч. сослов. Дети его были следующие: дочери - Хадича, 24 л., Зюгря, 22 л., Мавтюха 20 л.; сыновья: Абдул-Кахар, 20 л., Хусайзан, 18 л., Хусаин, 12 л., Фахрудин, 11 л., Сагитдин, 11 л., Садык, 9 лет, Абдул-Насыр, 7 л., Юсуп, 4 лет.

Из этого уже видно, что полигамия не имеет важного влияния на умножение сего народа.

Другая, по моему мнению, гораздо важнейшая причина, препятствующая большему умножению народонаселения у Татар, есть сильное стремление их к Русским трактирам, где познакомились они с Европейскою роскошью и пьянством. Таковое стремление наиболее усилилось в течение последних 20 лет. Многие Татарские купцы и мещане почти ежедневно посещают трактиры и оставляют там значительные суммы денег. При входе в трактир прежде всего они требуют 2 или 3 рюмки называемого ими бальзама, настоянного ароматными травами на самой крепкой водке; потом подают им солянку из стерлядей, вкусно приготовленную, в которую льют они по своему вкусу чрезвычайно много крепкого пивного уксусу; после сего подают им самое любимое их питье - крепкое пиво.

Обыкновенно один Татарин выпивает там до 5 или до 6 бутылок, а иные даже до 12 бут. пива. За этим питьем они поют всегда любимые их песни и любят слушать музыку, особенно органы. Тут же они много курят табаку, чего дома никогда не делают. После пива пьют чай, и каждый Татарин выпивает до 20 чашек; часто после чаю принимаются снова за пиво. Можно сказать, что здоровый Татарин втрое больше ест и пьет против Русского; но за то на их пирушках гораздо реже случаются ссоры и драки, нежели у Русских; а если уже случатся, то чрезвычайно трудно их скоро успокоить. Высокомерие в их характере приметно даже и в этом положении.

Они чрезвычайно любят лакомиться: я видел, как один Татарин в летнее время из окошка трактира подозвал к себе мороженщика, с жадностью ел мороженое рюмку за рюмкою, так что наконец ничего не осталось у продавца. Иногда они берут с собою в трактир утку или говядины кусок, и отдают сварить в солянке, потому что не употребляют в пищу мяса Русского колотья; однако ж некоторые из них и решились бы есть такое мясо, но боятся, чтобы Русские не подложили туда свинины. Многие из богатых Татарских купцов, торгующие в общем гостином дворе обедают в близь находящемся Русском трактире по причине отдаленности от их слободы.

Во время Рамазана, т.е. поста Татары днем не являются в трактире, но в сумерки идут туда толпами. Многие молодые люди посещали бы в это время трактиры и днем, если бы не боялись по их самолюбию подвергнуться насмешке от своей братьи. У них есть старинный обычай во время Рамазана, в случае невоздержанности какого-либо Татарина днем в пище или питье, тотчас схватить его и представить Мулле. Мулла в ту же минуту марает ему лице сажею и в таком виде выгоняет на улицу, где другие Татары по религиозному побуждению бьют его палками или брызжут в него грязью до тех пор, пока он куда-нибудь от них не скроется. Недавно случилось, что один Татарин во время поста днем вышел из кабака; Татары бросились было на него, чтобы схватить, но ему удалось убежать от них в другой кабак, где он нашел безопасное убежище до вечера, как некогда преступники у Римлян в их храмах.

Я не могу умолчать об одной из причин медленного умножения Татар, именно об их склонности выбирать себе жен из очень молодых, даже незрелых лет девиц, особенно между богачами, не смотря на строгое запрещение от Правительства. У таких незрелых женщин всегда бывают лица бледные и болезненные; они бывают по большой части или вовсе бездетны, или производят слабых и скоро умирающих детей.

Многие Татары для избежания рекрутства приписывают детей своих по разным уездам и даже в других губерниях. Таким образом, число Казанских Татар уменьшается. Равномерно многие из Казанских Татар, издерживая чрезвычайно много денег в трактирах или по неудачному торгу в здешнем городе, выходят из числа купцов и мещан, и сделавшись торговыми крестьянами, разъезжаются по разным уездам. Наконец, надлежит заметить и то, что вообще Татары боятся быть избираемыми в разные по службе должности, даже в звание головы или в члены Ратуши. Есть примеры, что некоторые для избежания выборов переселились в города других губерний.

Татарская слобода состоит ныне из регулярных улиц по общему плану города; но они не вымощены и без фонарей, от этого, особенно осенью, там бывает почти непроходимая грязь. Дома по большой части деревянные, обыкновенно о двух этажах; есть много каменных, хорошо выстроенных. Дома их строятся Русскими, которые работают даже при поправке мечетей; и наоборот: я часто видел, что Татарские мужики занимались строением деревянных домов в Русских деревнях. Нижний этаж каждого дома служит вместо амбара, или отдается в наем; а в верхнем живут сами хозяева. Прежде городские дома у Татар строились так же, как деревенские: дом обыкновенно стоял на средине двора, а кругом его амбары и деревянные стены. Даже и теперь видно здесь несколько таких домов.

У Татар есть довольно странный обычай, что их мечети и школы не могут быть ни строены, ни поправляемы от общества, но от одного только какого-либо богатого человека. Вот, думаю, причина, почему у них некоторые общественные здания по наружности так мало поддерживаются в их прочности.

Обыкновенно простые мещанские дома располагаются следующим образом: на правой руке от двери в горницу стоит большая печь; при ней находится небольшой котел, в котором варится пища. На печи стоят два медных полуженных кувшина, один мужу, другой - жене; потому что по обряду своему они оба не могут умываться из одного кувшина. За печью, в углу, находится весьма большой медный Таз для умыванья, над которым висят два полотенца, одно для лица и рук, другое для обтиранья ног. Подалее, направо у стены приделаны широкие нары, где лежат довольно пышные перины с занавесом; впрочем, у иных, где нет занавесу, перины свертывают и кладут у стены. Против двери, направо, стоит стол, покрытый пестрою бумажною скатертью; а на стол поставлено маленькое зеркало. Влево, к углу, также находится покрытый стол с чайными фарфоровыми чашками, с мисками и несколькими подносами. Около самых стен несколько простых деревянных стульев; самовар всегда стоит у печи. Между столами у стены поставлены два красиво обитых сундука, служащие украшением горниц и покрытые коврами. На передней стене, против дверей, висит небольшое зеркало. У самых столов постланы простые ковры. На каждом окошке стоят горшки с бальзаминами и душистыми базиликами. От большой печи вправо у стены висит занавес, закрывающий небольшое место; здесь, когда бывают у хозяина гости, всегда должна обедать хозяйка, чтоб никто не мог ее видеть. Муж обыкновенно наперед обедает с сыновьями или с гостями, а жена только прислуживает; сама же обедает после за занавесом. В задней половине сеней находится небольшая комната без печи, где лежат шубы, платье и разные домашние пожитки; тут же летом спят хозяева.

Дома богатых Татарских купцов по наружности своей мало отличаются от домов Русских дворян и купцов. Внутри дома стены часто расписываются Русскими малярами, где представлены ландшафты с деревьями, с цветами, с рекой; иногда представляется море с кораблями; но никогда там не увидишь ни людей, ни зверей, ни птиц; это строго запрещено. Вокруг комнаты стоят стулья с диванами по-европейски. Столы всегда покрыты пестрыми скатертями. Несколько больших зеркал украшают стены. Употребление зеркал началось у них не так давно; но ныне каждый купец обращает на это особенное внимание, как на необходимое украшение дома. Пол покрыт богатыми Персидскими коврами. По углам комнаты стоят комоды из красного дерева и бюро; но нигде не видно в шкафах серебра, как у Русских купцов: ибо Татарам запрещено употребление серебряных ложек; за то бывает у них множество хорошего фарфору; особенно они любят чайный прибор, расписанный яркими пестрыми красками; также находится разная Китайская фарфоровая посуда, даже ложки для виду. Здесь также находится вещь, самая необходимая у всех Татар, большой медный умывальный Таз; над ним висят два красиво вышитые полотенца, а повыше их белая чалма хозяина, которую надевает он, когда идет в мечеть. Почти у всех татарских купцов стоят клетки с Египетскими голубями, которые, вероятно, воркуя, напоминают им не оставлять своих жен. На потолке висят хрустальные люстры, а по стенам жирандоли. По всем окошкам, особливо на улицу, стоят горшки с лимонными деревьями, с винными ягодами, с геранью и особенно с бальзаминами и душистыми базиликами. На одном из столов положен алкоран, печатанный в Казани, нередко другие дорогие, красиво писаные алкораны и другие духовные книги. Также висят стенные часы и несколько карманных, развешанных в разных местах по стенам. Здесь никогда не видно женщин; они находятся в задних комнатах, куда входить мужчинам не позволено. За обедом при гостях прислуживают мужчины.

Как врач, я имел несколько случаев пользовать Татарских жен; расскажу один из них. Хозяин ввел меня из приемных комнат, чрез многие пустые комнаты до дверей их спальни; тут позвал он старуху и приказал ей проводить меня к больной, но сам не пошел туда со мною. Пришед к больной в спальню, я увидел широкие нары, покрытые богатыми коврами, и на них множество подушек. Кругом по стенам висели женские платья и богатейшие шубы. На месте стульев стояло там много больших, красиво окованных сундуков, также покрытых коврами. Моя больная лежала на перине за богатым занавесом. Я, сколько знал по-татарски, просил ее, чтоб она позволила мне пощупать пульс; она из-под занавеса выставила мне руку, которая была унизана золотыми браслетами и Голландскими червонцами; а как это препятствовало мне сыскать пульс, то немалого стоило труда уговорить ее снять эти украшения. Но посмотреть у больной язык, что мне всего нужнее было, и увидать чрез это ее красивое личико, старуха ни под каким видом мне не позволила.

Обыкновенно пища у богатых Казанских Татар состоит в следующем. Утром рано пьют они чай и при этом едят маленькие сдобные пирожки с говядиной, называемые перемядж. В полдень к обеду подают:

1) пельмени с говядиной и кислым молоком (казан-бикмясы); или плов, из суховаренного сарачинского пшена с изюмом;

2) круглый пирог, называемый балыш, с мясом и сарачинским пшеном; при чем подают соленые огурцы;

3) жареный гусь или утка с картофелем;

4) вареная говядина с хреном или с сырою кислою капустою;

5) урюк, сначала обданный варом, и прохлажденный (рык);

6) чай с маленькими сдобными пирожками, величиною с лесной орех, называемый Баурсак. В 6 часов вечера снова пьют чай со сливками и со сдобными пирожками, как и утром. Ужин состоит из пельменей и лапши.

Пища мещан и небогатых Татар заключается в следующем. Утром они пьют чай с калачами; за обедом едят лапшу с говядиной или пельмени. Пища Татарских крестьян: утром ржаная мука, варенная в воде с солью (баламык или талкан); за обедом салма, состоящая из крошеного теста с бараньим жиром; а летом кислое молоко или каймак из гречневой муки в скоромном масле; вечером опять болтушка из ржаной муки. По праздникам - баранина. В праздник же, называемый Джин и на свадебных пиршествах употребляют лошадиное мясо.

Одежда Казанских Татарских купцов так отлична от платья всех других народов, что заслуживает особенного внимания. У мужчин: рубаха (кульмяк) из ситцу, китайки или миткаля, белая или красная, до колен. Исподнее платье, чрезвычайно широкое (штан), из ситцу, или из китайки, или иногда из шелковой материи. Чулки (юк) бумажные или холщовые. Ичиги (читык), иногда вместо чулок, из тонкого сафьяна, желтого или красного. Башмаки (калуш) черные или зеленые. На рубахе два камзола: маленькой камзол без рукавов, шелковый или парчовый; на нем большой камзол (казаки эдрес) шелковый с рукавами. Кафтан (чекмен), халат из нанки или из синего сукна. Кушак (пода), шелковый. За пазухой шелковый носовой платок (чаулок.) Тебетей (такья), вышитая золотом; богатая в 60 рублей, обыкновенная в 5 рублей. Шапка (бурык) бархатная, опу шенная каким-нибудь мехом; у богатых бобровым, ценою иногда в 400 рублей.

Каждую Субботу Татары подстригают свои бороды, и бреют себе голову чрез две не­дели. В Пятницу, утром ходят в свою баню, а в Субботу многие в Русскую торговую баню. Женщины их по прошествии каждых 40 дней должны маленькими щипцами выдергивать из детородных частей и под пазухой волоса, и наклеивают их на кусок серы. Несмотря, что эта операция довольно чувствительна и даже сопряжена с болью, они не желают при этом употреблять бритву, чтоб кожа на этих нежных местах не сделалась жесткою. Татары думают, что при этих природных украшениях нельзя молиться Богу.

Одежда женская в домах зажиточных купцов следующая:

1) Колпак шелковый с бахромою и позументами ценою в 50 рублей. На месте колпака замужние женщины носят на голове шелковый или парчовый платок (занар чаулок), остроконечный, склоняющийся концом на правую сторону.

2) Серьги (алка-кашли, челдерли) из серебра вызолоченные, примерно ценою в 35 рублей.

3) Ожерелье (каптарма); Чага - вызолоченного серебра, с каменьями, особенно с бирюзами, с вызолоченными рублевиками, обращенными портретом к телу, ценою в 60 рублей.

4) Рубашка (кульмяк), из ситца или из ки­тайки, или шелковая, пестрая, длиною до пят, обшитая, около шеи и на груди позументами, внизу с тройными сборками и с лентами, ценою в 80 рублей; а ежели из парчи, то стоит 350 рублей.

5) Панталоны (штан) — из кумача, в 9 аршин, или из ситца в 9 аршин, или из шелковой материи в 5 аршин, пестрые и широкие. Эти панталоны у богатых стоят 15 рублей; у женщин среднего состояния 4 руб.; у деревенских из дурного холста в 25 коп.

6) Ичиги - (читык) ботинки сафьянные, искусно выстроченные шелком, красные, желтые и зеленые, ценою в 9 рублей; шитые золотом, ценою от 18 до 30 рублей. На месте чулков они обертывают ноги тонким полотенцем.

7) Туфли, из красного сафьяна, шитые золотом, ценою от 7 до 10 рублей.

8) Кукрен для закрывания женских грудей, из шелковой материи или парчовой, обшитый позументами, ценою в 10 рублей.

9) Камзол без рукавов, длиною до колен, из шелковой материи с позументами и с карманом на правой стороне для носового платка, который Татарки никогда не носят в руках, ценою от 80 до 400 рублей.

10) Джилан парчовый или шелковый с позументами, очень длинный и с весьма длинными рукавами ценою у богатых в 2000 рублей. Ныне Джилан выходит из моды; а вместо его делают камзол с длинными рукавами: у богатых из парчи, а у бедных из китайки или нанки, на лисьем или заячьем меху.

11) Шелковая большая фата (Куши-чаулок), с золотыми цветами, простирающаяся по спине и укрепленная над колпаком, ценою у богатых от 120 до 300 рублей.

12) Браслеты (Мерчем-блязек) из вызолоченного серебра с надписями, с камнями, особенно с сердоликами и с бирюзами, за ними нанизаны Голландские червонцы и несколько ниток красных кораллов или жемчуг, ценою в 3000 рублей.

13) Джузюк, у богатых на каждом пальце по кольцу, из вызолоченного серебра, с бирюзою, с аметистами и с жемчугом. Все эти десять колец ценою в 500 рублей.

14) Одна длинная, часто приделанная, черная коса, в которую вплетены большие серебряные монеты; на конце этой косы привешивают несколько серебряных монет для бренчания (Чулпе).

15) Перевязь (Бути), чрез левое плечо, с камнями, жемчугом и с империалами. Внизу этой перевязи на правом боку пришит карманец, куда кладут мелко писаный алкоран; но часто тут вместо мелкого алкорана находится кусок деревца. Причина сему есть та, что Татарки, охотницы часто и много пить чаю, принуждены бывают нередко ходить до ветру, и, следовательно, оставляют свою святую книгу дома. Такая перевязь стоит до 3000 рублей.

16) Капот суконный или нанковый, который они носят, набросив на голову и не вдевая руки в рукава.

Лет 30 назад, у Татарок был головной убор, похожий на сахарную голову, из шелковой материи, покрытый Русскими вызолоченными рублевиками, с кораллом и с жемчугом; вверху этот длинный конус оканчивался вызолоченною пуговкою. Во всем этом головном уборе весу 20 фунтов. Этот костюм ныне вышел из моды.

Татарка, так тяжело и пребогато одетая, ходит очень дурно, как утка. Но здесь вопрос: кому показаться в этом пышном наряде? Одному только мужу, или сестрам своим, или другим своим подругам; потому что женщинам у Татар не позволено показываться самому ближнему родственнику из мужчин. Какая досада для Татарок!

Татарка, собирающаяся вечером в 5 часу идти в гости, в женскую компанию, наряжается следующим образом: сперва моет все свое тело, потом надевает новую, чистую рубаху, натирает свое лице очень густо белилами и самыми яркими Китайскими румянами, всячески старается начернить брови, особенно ресницы, чтоб глаза получили более яркости; далее чернит зубы и обвязывает ногти составом из Персидского порошка, сделанным из сухих бальзаминовых цветов (хна), и стертым с квасцами. Этот состав в несколько часов красит ногти в оранжевый цвет. После этого косметического пред Татарским туалетом приготовления, наряжается она уже в свое праздничное платье и не забывает пустить нисколько капель розового масла на грудь.

Таким образом отправляется она в повозке в гости. Здесь же наперед подходит к жене муллы, потом к жене пономаря (Азанчи) и к первостатейным купчихам, по чиноположению, и, наконец, и к мещанкам. Все это делается без поклонов, без целования, а только протяжением, по их этикету, обеих рук, для принятия руки той особы, которую они уважают. Ежели при этом обряде случится ей сделать ошибку и подойти наперед к купчихе, а потом к жене муллы, то сия последняя не дает уже ей по обряду свою руку, а поднимает обе руки и показывает ей ладони, как знак полученной ею обиды.

Вообще Казанские Татары прекрасного телосложения. Лице у них длинноватое, глаза большие серые или черные, взор их проницателен; нос длинный, с горбом, восточный; губы толстые, а верхняя довольно длинна; скулы малозначащи, борода черная, искусно подстриженная и около губ подбритая; череп продолговатый и тонкий, всегда голый от бритья и покрытый тюбетейкою; уши длинные и отстающие от головы; шея очень толстая; плечи преширокие; грудь высокая. Они вообще высокорослы, и стан их необыкновенно прям. Походка их очень важная. Тело у них вообще белое и без волос. Многие Татары дородны и толстобрюхи. В бытность мою в их мечетях я часто любовался, глядя на прекрасные значащие лица их стариков, и, по моему мнению, древние Итальянские знаменитые живописцы могли бы с них взять лучшие образцы для представления исторических предметов из Ветхого и Нового Завета.

Я не видал между Татарками очень красивых. Их держат взаперти; следственно я должен говорить только о тех, коих поместил я в третье отделение Татарских женщин, т.е. о женах и дочерях мелких мещан. Они среднего роста; довольно толсты; держат себя, как их мужчины, очень прямо, но ходят плохо: к этому много содействует их мешковатая одежда и препятствует им иметь приятную для взора наружность. Он рано стареют: легко можно замужней 27 летней Татарке дать лет 40. Причина тому, что рано выходят замуж и портят белилами и румянами свое лице, которое от этого мазанья совершенно походит на детскую намалеванную куклу. Вообще у них скулы выдаются более, нежели у мужчин, и от того лице делается шире; так что мужчины их всегда покажутся красивее женщин. Тело у Татарок, коих мне случалось видеть, довольно желтовато, а кожа походит несколько на пергамент и часто покрывается чешуйками и мелкою сыпью, от лежанья на теплых, пуховых перинах и от тяжелой и очень теплой их одежды.

Татары горды, честолюбивы, гостеприимны, сребролюбивы, чистоплотны, по их состоянию довольно просвещенны, почти несуеверны, рождены для торговли, хвастливы, между собою дружелюбны, искательны, вкрадчивого свойства, во всем умеренны и довольно трудолюбивы.

В продолжение нескольких лет, я имел случай быть, и иногда ездил нарочно по Татарским деревням, разных уездов. Я всегда усердно делал мои наблюдения, относительно их нравственности, образа их семейной жизни и домашнего быта.

Каждый народ имеет свое хорошее и свое дурное. Равным образом и Татары; этот уже более двух веков покоренный и ныне рассеянный между Русскими народ так удивительно умел сохранить свои обычаи, свои нравы и народную гордость, точно как бы они жили отдельно.

Самая лучшая черта есть гостеприимство; ежели позовет знакомый Татарин в деревню к себе в гости, то можно знать наперед, что сделаешься на другой день болен. Главное угощение Татар чай, которого надобно выпить не менее четырех чашек (у небогатых Татар с медом). Потом ставят на стол каймак (самые густые, вареные сливки), малиновую пастилу и жареные тоненькие лепешки. От всего этого надобно непременно отведать, но этим не кончится. Два или три Татарина, вам даже незнакомые, дожидаются, чтобы позвать вас к себе. Отговориться невозможно. Отказом чрезвычайно их обидишь, равным образом, ежели в гостях не выпьешь три чашки чаю и не поешь их десерта.

Я несколько раз испытал эту чайную пытку, имея до двадцати пяти чашек чаю в желудке, возвращался домой в водяной болезни и должен был на другой день принимать лекарство. Я также несколько раз был в гостях с моим семейством у Татар, наших деревенских соседей. Тогда их гостеприимство показывается во всем блеске; ожидая нас, все в деревне наряжаются в праздничные платья: женщины, покрытые большими платками, дожидаются толпою у полевых ворот; мужчины, которые намерены звать к себе в гости, встречают за четверть версты от деревни, и вот тут начинается чайная попойка. Надобно непременно побывать в пятнадцати домах. Все избы, куда нас ожидали, были вымыты; на широких скамьях постланы перины, разбросаны подушки; по стенам развешаны лучшие женские платья, мужские нанковые камзолы и халаты и множество разноцветных полотенцев; на столах постланы их изделья, скатерти с красивыми узорами. Всякой зажиточный Татарин имеет свой самовар, но в той деревне, где мы были в гостях, Татары не были достаточны; там самовар муллы путешествовал с нами из дому в дом.

После угощения Татарки просили нас в поле и там показывали нам свои игры, которые очень незабав ны и непонятны. Схватываются рука с рукою, бегают как в горилки; потом составляют круг, в роде хоровода; две в кругу ходят, бьют друг друга по рукам, но все без песен, без пляски, иногда только рассмеются.

Эти наши посещения домов в Татарской деревне всегда оканчивались последним визитом к мулле, где сходствовало несколько с угощением Казанских Татар. В малиновой пастиле были прибавлены изюм, урюк, чернослив и фисташки. Мулла всегда старается показать свою ученость, представляя нам учеников. В другой комнате, то есть за перегородкой, жена Абыза собирает девочек и взрослых девиц и заставляет их петь суры из алкорана; у каждой в руках по тетрадке и по указке; гнусливый и протяжный их напев очень неприятен.

Гостеприимство Татар очень замечательно. Однажды в моем путешествии изломалось у нас что-то в коляске; мы кое-как доехали до незнакомой нам деревни. Между тем, как чинили экипаж, я с моей дочерью от жару вошел на двор одного дома и остановился у строения, в тени. Хозяин, увидев нас, пришел к нам. Не зная и не спрашивая, кто мы, пригласил к себе в комнату и угощал чаем, несмотря что это было в июле, в два часа пополудни.

Надобно также отдать должную справедливость их муллам (священнослужителям). Они стараются Восточное просвещение распространять не только по городам, но и в самых бедных деревушках и в этом очень успевают. Почти каждый мулла имеет у себя домашнюю школу; за малую цену учит мальчиков и девочек Арабскому языку, читает и толкует им Алкоран и нравоучения своего строгого закона, который, к сожалению, не смягчает сердца и не укрощает жесткости и грубости нравов, что можно видеть из образа их жизни и их свойств.

Что Восточное просвещение разлилось по деревням, равно как и в города, это тотчас можно видеть при въезде почти в каждую Татарскую деревню. Между небольшими, часто развалившимися избушками вы увидите несколько красивых домиков; вам непременно пожелается войти в них. Войдите, вас встретит хозяин в миткалевой белой рубашке и Бухарском камзоле; хозяйка, опрятно одетая, в ситцевой рубашке, закрывает лице свое зиланом, как городская Татарка. Вы увидите на ней довольно серебряных и бирюзовых украшений. В комнате очень чисто; самовар и чайный прибор стоит в шкафе; на широком подмаре (широкие лавки), лежат сложенные перины и подушки и постланы Персидские подержанные ковры. Судя по образу жизни Русских мужиков, подумаете, что этот Татарин богат; нет, это земледелец, немногим богаче своего соседа, но уже он не походит на крестьянина образом своей жизни. Он ежедневно со своим семейством читает духовные книги, под вечер надевает чалму и идет к мечети, где обыкновенно мулла с престарелыми Татарами сидит и важно рассуждает.

Мулла протягивает ему ласково руку, Татары уступают подле муллы ему место, и он, пробыв до сумерек, идет домой к своему жирному ужину. Дети его, сыновья и дочери, выучены грамоте, читают алкоран и понимают не хуже самого муллы. Сыновья никогда не живут дома; они в продолжение года разъезжают по ярмаркам, сначала в извозах на своих лошадях, потом ездят с городскими Татарскими купцами, чтобы быть при их лавках; они переносят товары, вяжут тюки и таким образом приучаются к торговле. Делаются приказчиками, наживают капитал и часто выходят в купцы. Дочери их часто выходят замуж за богатых Казанских Татар, и они за них берут большой калым.

Между подобными Татарами есть очень богатые и имеют в деревнях большие дома, даже каменные. Они живут уже по-восточному роскошно, как в Казани Татарские купцы, и наряжают своих жен в золото, в бирюзы и в жемчуги. Желанье выйти из состояния мужика-земледельца заметно у всех деревенских Татар. Ежели у Татарина лежит в коробке наличных две, три сотни рублей, то уже он хочет отличиться от небогатой братии; тотчас строит себе получше избу, заводит самовар, начнет наряжать жену и чаще ходить в мечеть.

Татары необыкновенно любят есть сладко и жирно; я говорю необыкновенно потому, что Татарин, собрав годовую пропорцию хлеба, половину распродаст, чтобы на вырученные деньги купить мясо, и от этого на несколько времени остается без хлеба и с трудом себе его добывает.

По моему замечанию, вообще Татары также усердно обрабатывают свою землю, как и все в России земледельцы. Ио между ними, вероятно от лености (а может быть и от домашних не по состоянию расходов) образовался класс людей безлошадных, чего нет между Русскими и даже между Чувашами и Черемисами; эти безлошадные Татары вовсе не имеют домашнего хозяйства; они всю свою пахотную землю и луга отдают в наем, не держат у себя скота, даже ни одной овцы. В их домах живут только одни женщины и ребята, а мужчины все скитаются по разным работам; нанимаются на заводы, живут в работниках у Русских мужиков; летом нанимаются поденно на все полевые работы. Между ними есть мастеровые, особенно плотники; но они от своего искусства никогда не имеют барыша, по причине их медленности в работе и роскошной пищи.

По два года Татары у меня в деревне строили службы, и оба раза подрядчик оставался оканчивая работу без копейки; это оттого, что подрядчик беспрестанно требует вперед деньги и закупает на них мясо не пудами, а живыми коровами; они едят по три раза в день; к обеду приходят к ним жены, и несколько часов проходит в пированье, и от того, что можно бы отдать в месяц, они работают три. Многие безлошадные Татары не имеют и своих домов; жены их живут по квартирам, иные в работницах.

Домашний Татарский быт мне очень нравится, особенно тишина и мир между женщинами, которых в большом семействе бывает до десяти, и иногда три жены у одного мужа. Восточные законы наложили на них очень искусно печать кротости.

Татары живут очень опрятно. В их избах чисто: они имеют страсть несколько раз в год белить печь, что делают даже и в развалившихся хижинах. Женщины свое хозяйство держат в большом порядке и чистоте; хлебы печь большие мастерицы; нигде нет таких вкусных и густых сливок, как у Татарок, особенно их каймак, вареные сливки, густые, как пенка. Я видел, как они опрятно доят коров: надевают большой фартук , моют теплою водой у коровы вымя и молоко покрывают чистым полотенцем. Многие Татары в деревнях зимою коров не доят; они запасают осенью каймак и морозят в больших кадках вареное молоко, и, зимою, когда нужно, разогревают и едят.

Татарское обыкновенное кушанье в деревнях салма, пельмени, горох, забеленный сметаной. Они садят капусту и ее кушают охотно; но ни один зажиточный Татарин не отобедает без мяса.

Татарки большие рукодельницы: скатерти, платки и полотенца их работы очень красивы. Ежели у них гости или кто из посторонних, то все их рукоделье вывешивается по стенам на веревочках и столы накрываются разноцветными скатертями.

В огородах у трудолюбивых Татар насажено всего в изобилии: картофель, лук, свекла, морковь и капуста; все эти овощи они запасают на зиму.

Татары проводят зиму по деревням, равно как и Русские мужики. У кого есть лишний хлеб или сено, привозят в Казань продавать; у кого этих припасов достаточно для своего продовольствия, тот сидит дома и занимается домашними работами или куда-либо нанимается. Ежели есть близко их селений заводы винные или поташные, тут уж всегда в действии Татары; они подряжаются рубить дрова, собирают овинную и печную золу. Многие Татары торгуют; закупая в Казани разные безделки, особенно для женщин, 6eлила, румяны, мыло, возят и продают по деревням. Татары, по моему мнению, имеют более наклонности к торговле, нежели к хлебопашеству.

Сказав о хороших качествах деревенских Татар, должно упомянуть и о дурных. Я уже сказал, что премудрый их пророк не умел своим грозным законом проникнуть в сердца их, сделать их мягче и наклонить к нежным чувствам; Татары, как все Восточные народы, очень жестокосерды, грубы, нечувствительны и очень сердиты. Когда они в ссоре между собою раздерутся, то грызут друг друга зубами. Довольно злопамятны и мстительны, но охотно подают ми­лостыню и часто помогают в случае несчастья своим товарищам.

Одна заповедь Магомета не пить вино, кажется, у них повсюду нарушается. В деревнях Татары любят очень вино и напиваются допьяна, как и Русские; следовательно, все пороки и непристойности рождаются от пьянства, не чужды и Татарам. Мулла их однако ж вина не употребляет, даже для поддержания слабости сил; ежели узнают, что мулла пьет вино или даже пиво, то его тотчас отставляют.

Татары хитры, плутоваты и удивительно наклонны к воровству; нигде нет столько воров, как между ними, а в судебных местах уголовного дела всего более о Татарах. Смертоубийство бывает нередко; но это, я думаю, от того, что убить Христианина, по их закону но считается грехом.

Религиозные праздники по деревням Татарским отправляются с такими же церемониями, как и в городах. Пост их (ураза) наблюдается с великою строгостью, что для деревенских Татар, занимающихся всегда работою, несносно. В течение дня, в палящей жаре, в июле и Августе месяцах, бедный Татарин работает от трех часов утра до десяти вечера в поле и не смеет пропустить капли воды для утоления мучительной жажды. Женщины родильницы, матери, питающие грудью своего ребенка, дети больные, даже лежащие на одре смертном, не смеют просить проглотить каплю воды. В таком случае только дают больному пить, когда видят, что он уже умирает. Такая же строгость и на счет пищи.

У деревенских Татар есть праздник, которого в городе нет, и зажиточный Казанский Татарин (не говоря уже о купцах) , не поедет смотреть его. Это джиин, который у них называется тюльпою.

О женщины, женщины! Вы от сотворения нашей прародительницы Эввы до наших просвещенных времен покорны нам, грубым мужчинам. Хотя утонченная светская учтивость наружно и выказывает как бы ваше владычество над нами; но если разобрать дело порядком, то вы во многих отношениях нам покорны. Но мы не такие грубые и злые властелины, как мусульмане; мы дали вам свободу наслаждаться удовольствиями жизни; вы полные хозяйки в домах наших; вы наши друзья, наши первые консультантки. О несчастные обитательницы угрюмого Востока! Магомет своим законом поступил с ними жестоко и сделал их вечными невольницами. Под этим игом живут и томятся наши Казанские Татарки. Чем богаче Татарин, чем знаменитее по своей торговле, тем более скрывает своих жен; они только открывают лице в своей спальне, потому что их лица запрещено видеть даже свекрам, братьям мужа, дядьям и их детям, одним словом каждому мужчине, живущему в доме.

Семейная жизнь этих богатых Татарок очень незанимательна, скучна и единообразна. Они не занимаются никаким рукодельем; о хозяйстве хлопочут мужья или свекрови-старушки, а молодые только заботятся о нарядах и о своих желудках. Богатая Татарка как встает, так и наряжается в золотое платье, набелит и нарумянит лице, как возможно более, и алебастровой куклой, поджав ноги, сидит на диване. Самовар уже перед ней кипит. Она сама делает чай, пьет его до тех пор, пока пот сгонит все белила и румяна с лица; она намажет свое лице снова и идет есть на завтрак самые жирные кушанья. Опять садится на свое место. Ежели придет ее навестить подруга, снова является на стол самовар, и она с гостьей вторично пьет чаю столько же, как поутpy, то есть не менее семи чашек, а иногда и больше. Опять лице расстроилось от поту; надобно его подмалевать снова, чтобы к обеду перед супругом явиться во всем блеске. После обеда чай для Татар составляет почти необходимость; они уверяют, что надобно непременно его пить для сварения желудка после жирной пищи. Напившись чаю и отдохнувши, она вздумает иногда ехать в гости; наряжается в другое дорогое платье; пара лошадей; заложенных в крепко кованную и яркими красками выкрашенную повозку везет ее, всю закутанную, к ее знакомой, и она, бедная, не выставит из под покрывала носа до самой горницы своей приятельницы.

Знаменитые Татарки даже лишены воздуха. Садов у них нет, а ежели и есть у кого, то это небольшие палисадники; туда богатая Татарка не смеет выйти, не покрытая с ног до головы зиланом, боясь встре­титься с кем-нибудь из родственников, живущих с ней в одном доме. Она боится даже смотреть в окошко, чтобы мимо ходящие по улице ее не увидали. Когда нет проходящих, она бы и могла посмотреть на минуту в окно, чтобы дохнуть свободнее, но и тут преграда: Татарские любимые цветы занимают все окошки, и на место чистого воздуха, заменяет его крепкий запах базилики...

Вот томительная жизнь Казанских первоклассных Татарок. Но они не скучают ею и почитают себя счастливыми, удивляясь образу жизни Европейских женщин. По мнению Татарок, Европейские женщины никогда не войдут в рай, уготованный праведным, и потому благодарят Бога, что Он сотворил их магометанками.

Второстепенными Татарками в Казани назову я тех, которые не так богаты, как первые, или хотя и богаты, но не так важничают. Он несколько позволяют себе свободы подышать чистым воздухом, то есть чаще выставляют нос из-под своего покрывала, сидят под окном и не всегда от него бегают, когда увидят проходящих, разве пройдет мимо дома богатый, значительный Татарин. Второстепенные также занимаются хозяйством, смотрят за стряпкою, иногда делают сами пироги и пельмени, выходят на двор смотреть чисто ли в конюшне и в коровнике. Тут они не всегда закрываются при встрече с домашними мужчинами, выключая свекра. В гости часто ходят пешком, выставляя при том нос и один глаз.

Третий разряд Татарок дышит гораздо свободнее. Домашнее хозяйство исправляют сами, стряпают, доят коров и ходят сами по надобности в город, хотя и под покрывалом, но часто с полуоткрытым лицем и закрываются только, встретясь с Татарином, занимаются рукоделием; из них есть портные, золотошвейки, которые вышивают превосходно тебетейки, нижут их жемчугом и украшают камнями, также башмаки, ичиги, стоящие иногда до пятисот рублей.

Эти три разделения мои Татарок можно отличить во время весеннего праздника Сабана. Первостепенные Татарки никогда на Сабан не пойдут. Вторые ездят в своих испещренных белым железом и ярко выкрашенных кибитках на паре прекрасных, жирных лошадей, разодетые сами в золото и жемчуг, разбеленные и разрумяненные, как маски, но так закутанные в покрывала, что без жалости невозможно на них смотреть. Все эти кибитки становятся в лесу, довольно далеко от места, где устроен праздник; отсюда Татарки, выставляя один глаз, смотрят и потеют в своих тяжелых нарядах. Татарки третьего разряда в своих кибитках становятся на ноги, чтобы удобнее видеть веселящихся на Сабане. Пришедшие пешком становятся на возвышенные места или на козла кибиток к своим знакомым и смотрят из-под покрывал. Никто из них ничего не видит, потому что Сабан далек от них и закрыт толпами смотрящих на праздник и экипажами.

Праздники и удовольствия во всех трех разрядах одинаковы; главные их пиры: свадьбы, Рамазан и Курбан. Тогда они несколько дней пируют по гостям, одеваются в богатейшие свои платья, набелятся и нарумянятся, начернят зубы, брови и ресницы, выкрасят красной краской ногти и отправляются на пирушку, где иногда собирается до ста женщин и более. Но какое же их там ожидает удовольствие? Обыкновенно кипящий двухведерный самовар, который подогревается при появлении новой гостьи. Чайная попойка продолжается часа три, и по приезде каждой новой гостьи чай подается опять всем гостям, несмотря на то, что прежде приехавшие уже выпили с дюжину чашек. Потом ставятся множество тарелок десерта из разных сухих фруктов, привезенных из Бухарии, из Кяхты и из Ирбити.

Потом подается ужин; у богатых он страшен, потому что приготовляется до пятидесяти блюд; и Татарки кушают, ничего не пропуская. Я был раз свидетелем свадебного ужина и не мог смотреть без удивления на их необыкновенный аппетит. Пирушка, начинающаяся от вечерней молитвы до утренней, то есть, от пяти часов вечера до рассвета, проходит почти вся в удовлетворении желудка, который у Татарок удивительно растягивается для принятия пищи. Решительно, нет другого удовольствия, кроме еды и томительных разговоров об нарядах.

Все три разряда Татарок на пирах бывают вместе; богатые приглашают небогатых и охотно бывают у них сами, выключая тех, которым живут по-крестьянски и нанимаются в работницы; они и не входят в три мои разделения, потому что они живут, как деревенские Татарки.

По моему мнению деревенские Татарки гораздо счастливее городских. Они пользуются сво­бодою и проводят время подобно нашим Русским поселянкам; исправляют все домашние и полевые работы; летом беспрестанно в лесу, в поле; зимою за пряжей , весною за тканьем; нет свободной минуты для скуки. Ходят без покрывала, белят лице и намазывают его красками только по Пятницам. И оттого-то деревенские Татарки красивее городских. Но богатые и в деревнях страдают: они держат себя по-казански и в нарядных платьях, ничего не делая, сидят дома…

Праздники деревенских Татарок отправляются с теми же обрядами , как и в городе, и также отдельно от мужчин, но несколько повеселее: иногда споют песню и позволяют себе поплясать на свадьбах....

Грозный законодатель Востока не позволил женщинам быть даже участницами в молитве, совершающейся в храме; но они от того не менее религиозны. Не говоря о Татарках знаменитых, небогатые и в деревнях знают грамоте, и их первое удовольствие петь суры из алкорана. Всякая Татарка с удивительною строгостью и усердием исполняет духовные правила их строгой религии. Пять раз у Татар совершаются в мечетях молитвы, и в эти часы где бы ни была Татарка, в гостях за чаем, за завтраком, в лесу, в поле, в незнакомом ей доме, она, ни на что не смотря, все оставляет, ищет удобное место и совершает свою молитву с таким усердием, что никакой шум не может отвлечь ее от молитвы и заставить оглянуться назад.

Как вы думаете, при таких строгих обычаях Татарских женщин, при их затворнической жизни, может ли Амур залететь к ним и приголубить их? Да, он к ним залетает и даже в высокие хоромы и срывает с лица это несносное, докучливое покрывало. Я прежде не думал, чтобы богатые Татарки иногда изменяли своим супругам; но говорят, случается, что они бывают неравнодушны к прекрасным приказчикам своих мужей; и это немудрено, потому что старики, даже семидесятилетние, имеют страсть жениться на шестнадцатилетней девочке, а сами окружены красивыми молодыми приказчиками. А молоденькие Татарки, поверьте мне, в щелочку из своей комнаты и одним глазом, из-под покрывала, не менее видят и отличают красавцев, как наши Европейские дамы на балах…

А вот в третьем моем разделении Татарок любовь играет немаловажную роль. Тут есть и любовные письма, и любовные стишки и песни. Я сам некогда испытал благосклонное расположение Татарок и получал от них письма. Вот как это случилось.

Приехав в Казань[1], я нашел там очень много любопытного и описывал все, что мог. Татары тотчас обратили на себя мое внимание. Я занимался ими с усердием и описывал их религиозные обряды, праздники, обычаи и образ семейной жизни. Мне хотелось проникнуть и в их чувства. На счет мужчин это было нетрудно; но женщины? Как до них достигнуть? Встречающиеся по улицам не могли удовлетворить моему любопытству.

Долго не представлялся удобный к тому случай. Наконец явилась ко мне для лечения Татарка, женщина уже в летах, но весьма бойкая и ловкая; я тотчас заметил в ней способность содействовать моему намерению. Она доставила мне случай познакомиться с двумя молодыми Татарками. Я, разумеется, не из предосудительного намерения, но из одного любопытства, начал за ними ухаживать и успел довольно скоро услышать признание в любви. Вот образчик их ко мне писем:

 

Перевод с татарского

 

№ 1

Он есть Творец!

(Проза).

Любезный счастливец, пред которым поклоняюсь! Душа бесценная! Сорвавший страсть мою и бросивший ее в море страданий! Владеющий моей душою! Преклоняю колено пред тобою, и хотя нас разделяет расстояние, но мы близки сердцем; целую землю и нанизываю жемчуги молитв на нить строк, и посылаю их к тебе! Ты, милосердный друг, не оставь меня; направь на меня ласковый взор, явись, моя звезда, освети меня, солнце мое! О живи, живи, моя радость! Да продлит Бог дни твои для меня!

 

(Стихи).

Завещание в предании , завещание в алкоране: люби Бога, люби ближнего. Кто мне ближе тебя, милосердный друг! … Мой возлюбленный, пусть кушает с золотого блюда, серебряною ложкою; пусть он сидит на стуле, украшенном драгоценными камнями; пускай наслаждается он в свете; пускай он любит меня ... Ангелы живут на небесах; мой Ангел, ты живи со мною! Пришли ко мне весточку, до свиданья: весточка от друга – половина свиданья! Твои наряды суть оружия (ты мужчина), твоя пища фрукты; а моя одежда любовь к тебе, моя пища мысли о тебе. О Боже, Ты один знаешь, как люблю я его! … Золотой перстень бриллиантовые браслеты не доставляют мне радости, моя радость - ты, и одной мыслию о тебе могу изгнать мою тоску. В саду много цветков, в саду много разновидных цветков; но тот цветок, кото­рый напоминает мне о тебе, мой друг, кратковременен! Брови твои чернее ночи, рост твой красивее пальмы; подобные тебе редко родятся в свете.

(Проза).

Ради Бога, не оставь меня, мой друг! Верь мне, мой земной бог, что без твоего милосердного внимания - я уничтожусь и буду презирать свое существование.

 

№ 2

Он есть Вседержитель!

(Проза).

Счастливый предмет моей любви, чернота моих очей, рана моего сердца! Ты, который пленил меня и утопил мою страсть в океане мучения ! Пред тобою преклоняю колена и издали, близким к тебе сердцем, целую тебя и посылаю жемчуги поклонов к тебе. Если ты хочешь знать о моем положении, то знай, я нахожусь в целой страсти к тебе, я мученица, я страдалица! Я ждала тебя и ждала долго; но Бог да простит тебя, ты не npиехал ко мне. Я слышала, что ты нездоров; это известие душило меня. Да сохранит тебя Бог! Я готова бросить все и полететь к тебе. Ожидай меня в четверток; если я узнаю, что ты до тех пор еще не выздоровел, то непременно полечу к тебе. Пиши ко мне, друг мой, пиши и дай о себе знать.

(Стихи).

С тех пор, как я увидала тебя, исчезла тьма и явился свет!

Ты солнце мое, ты райское наслаждение! Посылаю к тебе жемчуги молитв, эссенцию моих желаний!

 

№ 3

Ты, составляющий уголок моего сердца, черноту моих очей, друг мой, которого люблю, как душу, нет, боле, нежели душу. Преклоняю пред тобою колена, и, целуя землю, посылаю к тебе дары молитв, убранные жемчугами слез, вздохами сердца. Ты полюбопытствуешь, какова я? Я утоплена в море страсти к тебе; я сжарена в огне любви! Что же и чем живу я в сей тленной форме? Любовь к тебе истерзала мое бытие: мое сердце все в ранах! О ты, красота жизни и свет очей моих! Не знаешь ты, что происходит в моем сердце! Это знает один Аллах. Когда я хочу говорить, то произношу одно твое имя, когда хочу думать о чем-нибудь, то на ум ничего не приходить кроме мысли о тебе одном! Придет ли время еды, в горло ничего нейдет; придет ли время сна, очи мои не закрываются; мои мысли ни на одну минуту не могут жить без тебя! Удивление, верх удивления! Я говорю самой себе, ты не можешь быть любима им, прибегни к рассудку своему и пожалей себя. Где рассудок? Где терпение? Все они поглощены страстью. Господи! За какие грехи это страдание! Иметь чувство, любить страстно, не быть любимой и не иметь силы удержать стремление чувств своих! О друг мой, если бы ты был в состоянии почувствовать хотя часть моих страданий; то наверно бы ты не мог сносить их тягости? Если по получении этого послания ты удостоишь меня ответом, то сочту это я за благоволение свыше. Содержание его будет бальзамом для ран моего сердца, всякое слово его утешением. Не знаю, что я написала; извини за бессвязие; мои мысли не в порядке; он расстроены страстию к тебе. Душа моя, как я тебя люблю! Молись Богу обо мне.

(Стихи).

Все требования могут быть удовлетворены: голод удовлетворяется куском хлеба, жажда глотком жидкости, но моя страсть к тебе – ничем!

Увы! Ты там проводишь время в наслаждениях, а я здесь в стонах и печали; ты там, как цветок рая, а я здесь увядаю от грусти.

Волга течет быстро, быстрее течет время; но как мне тяжелы и долги минуты разлуки!

 

Отчего же у Татарок третьего отделения любовь так часто и отважно путешествует? Этому причиною не есть свобода, которою они боле прочих пользуются, но частый приезд Бухарцев в Казань, которые здесь бывают зимою для торговли и летом, проезжая на Нижегородскую ярмарку, и живут по месяцу, по два и более. Бухарец, приехавший в Казань, чрез престарелых Татарок, известных под названием свах, отыскивает себе невесту, и непременно молоденькую, имеющую не боле пятнадцати лет; но и этих лет им кажется много: они требуют девиц тринадцати и даже двенадцати лет. Без сомнения, из богатых и посредственных домов не отдадут дочерей за проезжающих Бухарцев. На их ценные калымы прельщаются только недостаточные мещане и жертвуют без жалости своих дочерей. Бухарец, женившись на девочке, проживет с нею иногда не более месяца и, возвращаясь домой, отдает ей разводную, то есть, свободу выйти за другого. Казанские Татары неохотно берут жен после Бухарцев, и пятнадцатилетние вдовы поневоле должны приютиться под крылышко к Амуру, особенно сироты, не имеющие родителей и близких сродников.

 

Татарская поэзия нейдет вперед; молодые люди занимаются только торговлею и заводами, а не думают сочинять что-нибудь, по их мнению, умное. Нынешние их стихотворения состоят в impromtu, а мелодия в их песнях давно уже существует. У них нет стихотворцев. Большая часть их песенок, называемых такмак, состоит из аллегорий и требует изъяснения.

Вот для примера, одна песенка с комментарием.

 

Две Волги - одно море;

Не текут ли они равным образом?

Когда ты его увидишь, кланяйся ему

И скажи, что я пожелтела от огорчения.

 

Татары Волгу и Каму называют одним именем — Идель, а для отличия даны названия одной — желтая, другой — белая Идель, или Волга. Об эти реки, соединяясь, текут в Каспийское море.

Молодой Татарин, прежде сосватав за себя Татарку, отказался от нее, нашед другую побогаче. Огорченная Татарка думает, что она не хуже своего жениха, подобно как Кама не меньше Волги. Не лучше ли, мечтает она, соединиться воедино и течь вместе в море любви, как эти, равные между собою реки, текут в море Каспийское ? Однако ж жених обманул свою прежнюю невесту; она же осталась твердою в своей любви и посылает ему поклон, замечая, что она от пламенной страсти своей пожелтела, как Кама от вихря в бурю.

Кстати помещаю здесь другую, подобную же песенку:

 

От ветлы до ветлы, тянул я шелковую нитку,

И долго тянул, тянул, — и устал я:

Он отложил срок (свадьбы) очень далеко.

Я ждал, ждал, и соскучился.

 

Один богатый купец, дав слово своему приказчику выдать за него дочь, отложил время свадьбы на нисколько лет, чтобы приказчик мог скопить сумму, потребную для заплаты калыма; этот долговременный срок влюбленному приказчику показался несносным, и вот о том-то пел он.

В пример простонародных у Татар песенок я могу поместить две следующие:

 

Тонкая, тонкая ветла,

Рот девиц сладок, как мед;

Когда любезная меня поцелует,

Тогда моя головная боль проходит

 

Или:

 

Ласточка куда ты летишь?

Ты повредишь своп крылышки.

Любезный куда ты летишь?

Меня здесь оставляешь.

 

Образцы некоторых Татарских песен

I. Самые простонародные, не имеющие никакой связи, никакой логики, обнаруживающие дикие мысли, необработанные понятия и природные способности певца к механической поэзии.

 

1) Душа моя! Что мне принести тебе в дар? У меня нет товаров, из Бухарии привезенных. Но от любви к тебе, душа, от любви к тебе, нет мочи: я не могу стоять на ногах!

2) В садах Бухарии и в Хиве растет (одно) яблоко; единый Бог соединит ли меня с тобою?

3) Из Бухарии прилетевший соловей распевает ... от любви к тебе я сошла с ума в нынешнюю зиму!

4) Конь мой светло-серый, гривистый конь мой, красуясь, несет меня, красуясь несет меня, что за удивление, что за мудрость! От чего любовь моя ежедневно увеличивается к тебе? (Эту последнюю мысль можно передать следующего перифразою: пускай же крылатая любовь моя, красуясь, вознесет меня к другу).

5) Свет сей освещается солнцем и луною; твое описание спроси у Гурий Рая!

6) Если ты украсишь поверхность своей тебетейки цветами, — то кто может сравнить­ся с тобою в красоте?

7) Цветы растут в цветнике; между ними порхает соловей; — любимая тобою если красива, то вся жизнь твоя будет полна приятности!

8) Волга течет красива и полна; волны ее бьются об каменистые берега; в свете не одна ты завидуешь, что есть и другие красавицы.

9) Я выстроил огромную палату с лестницами; определил ли кому нибудь Бог всевышний насытиться тобою?

10) Берега Волги наполнены камышами; может ли это защищать кого от мороза? Тоскует ли в одиночестве красавица, опираясь на перила ?

 

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.