Особое почитание к личности Дидима можно видеть среди многих западных исследователей. Истоком такого почитания является решение Фереро–Флорентийского собора (1439), «который обнаружит, что Дидим вовсе не закоренелый оригенист»,[882] что, по мнению Дутерло, для Слепца «было слишком поздно» [883].
Многие из западных ученых признавая то, что Дидим был последователем и почитателем Оригена, считают, что ему пришлось смягчить свое учение, особенно относительно Святой Троицы, «до уровня практически полного сходства с превалирующим Православием (курсив мой – И. К.), которое лишило всех свободы[884] веры»[885]. Барду считает причиной осуждения Дидима на V Вселенском Соборе его «преданность своему предшественнику Оригену и защиту его трудов»[886]. Исследователь Дидима Гош хотя и признавал осуждение Дидима по причине «близких отношений, которые связывали его имя с именем Оригена»[887], но считал неоправданным его забвение, несмотря на почетнейшее место, выделенное Дидиму «Папой Пием XI среди великих христианских учителей»[888]. Дутрелау считает, что если бы блаж. Иероним «не поднимал шума, вокруг дидимовского комментария на «Периархон» и не распространял бы мнения, что мысль Дидима была такой же безумно дерзкой, как и у Оригена, не пришла бы идея сначала Юстиниану, а затем через него отцам 2-го Константинопольского собора напасть также и на Дидима, осуждением которого они хотели задавить Оригена»[889]. Автор приводит в защиту Дидима свидетельства многих современников Слепца и сравнивает его с Василием Великим и Григорием Богословом[890]. Причиной же осуждения Дидима Дутрело считает «смешение памяти о нем с памятью об Оригене», а последующие соборы из опасения возврата оригенизма, «поддерживали одно и то же решение»[891]. Брайт также задавался вопросом правомочности обвинения Дидима в оригенизме по причине отсутствия «в сохранившихся работах Дидима утверждения мнения Оригена о предсуществовании душ»[892]. По мнению автора, Дидим «постоянно утверждает о безусловности существования вечного наказания после смерти, но существует мнение, что Дидим верил в то, что некоторые из падших ангелов занимают промежуточное положение между ангелами и демонами и в конечном счете будут прощены»[893]. По отношению же к «предполагаемому» осуждению» Брил «ввиду того, что его имя не упоминается ни в каких Актах Собора», придерживается мнения, «что осуждение Оригена в одиннадцатой анафеме синода могло предполагать и осуждение всех авторов, которые ассоциируются с его школой воззрений»[894]. Херон хотя и признавал осуждение мыслей Дидима о предсуществовании душ, но считал, что он сам не был предан анафеме[895]. Н. О. Лосский считал, что Дидим придерживался образа мыслей Оригена «в той или иной степени»[896]. Это мнение более подробно рассматривает Карташов: «“Дело об оригенизме” палестинского монашества возникло ещё в 539 году, и Юстиниан лично в 543 году написал обвинительный трактат с анафематизмами. Причём Юстиниан взял на себя инициативу церковно-догматических суждений и приговоров, ставя Церковь в положение “добровольно присоединившейся”. Свой эдикт Юстиниан адресовал Константинопольскому патриарху Мине (“с просьбой одобрить через постоянный собор при патриархате”, а потом навязать этот эдикт в обязательном порядке всем епископам и игуменам монастырей (курсив мой –И. К.), а также другим патриархам и папе Вигилию. Никто из адресатов не отказался от одобрения эдикта императора»[897].
«На V-ом Вселенском Соборе, – пишет прот. Г. Флоровский, – его эсхатология была предана анафеме, – остается неясным, был ли анафематствован сам Дидим. Во всяком случае, имя его было опорочено»[898].
С древних времен до нашего времени позицию Оригена, Григория Нисского и Дидима разделяли в большей или меньшей степени Диодор Тарский, Феодор Мопсуестский, Иоанн Скот Эуригена, Сторонниками этого учения в ХХ столетии являлись, например, такие видные представители русской религиозной философии, как В. Соловьев, Н. Бердяев[899], протоиерей о. Сергий Булгаков[900] и П. Евдокимов[901].