Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

КОМПЛЕКСНЫЙ АНАЛИЗ «ПРИТЧИ О СВЕЧЕ И ВЕТРЕ»



 

«Притча о свече и ветре» О. М. Безымянной входит в качестве составной части в её книгу «Жемчуга мудрости», представлявшую собой объёмное собрание «уроков» и притч. Небольшая в плане текстового пространства и ём­кая по содержанию, притча эта — типичный образец так на­зываемой назидательной прозы. И это далеко не случайно. Практически все многочисленные сочинения О. М. Безымянной можно квалифицировать как морализаторокие (в положитель­ном смысле этого олова), дидактические, учительные (ши­ре — духовные). Необходимость появления такого рода про­изведений в нынешнее смутное время, когда утрачены мно­гие духовно-нравственные ориентиры и размыта граница ме­жду добром и злом, не может вызывать никаких сомнений. Столь же актуальным представляется и вопрос о приобще­нии подрастающего поколения к подобной литературе. И им­енно поэтому проза О. М. Безымянной, развивающаяся в рус­ле многовековой традиции и обращённая к вечным пробле­мам, может расцениваться как вполне злободневная.

Стиль О. М. Безымянной прозрачен и отрог. Проза её практически лишена всевозможных формально-словесных украша­тельств (и это в значительной мере диктуется давлением жанра). При чтении произведений мы как бы «перешагиваем» через словесно-художественную ткань и напрямую воспринима­ем речи и поступки персонажей и ясно и однозначно заяв­ленную позицию автора.

Лексический состав текста «Притчи о свече и Ветре» не вызывает каких-либо трудностей у читателя, и потому произведение не нуждается в том, что определяется как лингвистический комментарий. Следует выделить только упомина­ние в тексте Полярной звезды.

Полярная звезда (или α Малой Медведицы) — ближайшая к Северному полюсу мира яркая звезда второй звёздной вели­чины. Её особенность в том, что она находится на рассто­янии около 1° от полюса и поэтому сохраняет на небе (при видимом суточном вращении небесной сферы) практиче­ски неизменное положение. Полярная звезда указывает напра­вление на север и широту места наблюдения, которая прибли­зительно равна высоте Полярной звезды над горизонтом.

Подходя к астрониму Полярная звезда с лингвистических позиций, отметим, что это наименование полу­чено звездой вследствие её собственных свойств. Подобное в астрономике со звёздами случается довольно редко: боль­шинство словесных названий звёзд (всего около трёхсот) являются вторичными относительно наименований созвездий и опираются на эти наименования. Полярная означает «относящаяся к полюсу» (в данном случае — находящаяся все­гда вблизи полюса).

Полярная звезда никогда не была обделена вниманием лю­дей. На русском материале это подтверждается рядом иссле­дований. Так, М. Э. Рут только на основе изучения диалек­тологических словарей и некоторых иных источников устано­вила, что встречается девять народных названий Полярной звезды. Но на самом деле ситуация выглядит по-другому. В. Д. Бондалетов в 70-х годах XX века лишь в одной Пен­зенской области записал в ходе опроса местных жителей около пятидесяти обозначений Полярной звезды. Среди них и известные (Северная звезда, стожар ), и редкие, такие, кото­рые образно отражают её особенность: Кол, Прикол. Название Кол явно связано с фразеологическими сочетаниями вбить кол и торчать как кол (колом). Наименование же Прикол вторично по отношению к слову кол: прикол — это свая, кол, укреплённые в земле (для причала, привязи). Таким обра­зом, Полярная звезда — звезда на привязи.

Полярная звезда всегда указывает путь мореходам, стран­никам, поэтому сравнение свечи с ней (путеводной звездой) вполне закономерно: Её маленькое пламя, слово крохотная звё­здочка, светилось в окне и, как Полярная звезда, указывало путь.

Притча представляет собой образец текста художественно­го стиля. К его важнейшим признакам относятся образная природа и значительное количество использованных авторам изобразительно-выразительных средств. Существенной чертой те­кста является также его диалогичность, подчёркивающая контра­стность образов свечи и Ветра, антитетичность их позиций.

Любопытно, что по своей направленности, по целеустановке текст сближается с публицистикой, с той её разновидностью, которая определяется как публицистика духовная. То есть, ин­аче говоря, весь текст — это образное обоснова­ние того, что выражено в морали, которая представляет собой тезис прямого действия: Кто мнит себя сильным мира, тот бо­лее разрушает, чем созидает.

Сквозь речевую ткань произведения ясно просматривается образ автора. Это человек размышляющий, о чём в известной степени свидетельствует отмеченная нами диалогичность текс­та. В то же время автор глубоко убеждён в своей право­те и, естественно, в истинности того, что пытается донести до читателя. Это человек, устремлённый к ценностям высшего порядка, к тем, что обычно называют вечными.

Автором строго соблюдаются те особенности стиля, которых требует жанр притчи. Для лексического ряда и синтаксическо­го строя характерны чёткость и ясность. Текст логичен и тенденциозен (как образец «учительной литературы»), что в итоге недвусмысленно подчёркивается автором через афористи­ческое выражение морали.

Текст, как мы отметили, строится вокруг диалога. И да­же заключительный монолог Ветра — уже после гибели свечи — это продолжение спора, это «заочная реплика» одного из уча­стников спора, желающего остаться победителем. Вообще, любо­пытно, что ведущую роль в диалоге играет именно Ветер и последнее слово остаётся за ним, но правота — на стороне свечи. Это нечто вроде «доказательства от противного». Го­лос автора слит с голосом свечи, его симпатии на её сто­роне (это подчёркивает и лексический ряд, связанный со све­чой: свет, огонёк, маленькое пламя, крохотная звёздочка).

И эта позиция автора — быть на стороне слабых — традиционна. Она характерна и для книжной традиции, и для устно­го народного творчества.

Укоренённость своего текста в русле книжности автор демонстрирует и использованием ряда характерных устойчивых об­оротов, кочующих из произведения в произведение уже на про­тяжении столетий: тёмные глухие ночи, бушевала непогода, зап­лутавший путник, свернуть на огонёк, обрести приют, указывать путь.

Таким образом, очевидно, что диалогичность текста носит несколько условный характер: автор «до создания» произведе­ния взвесил все «за» и «против» и Ветер с самого нача­ла находится в заведомо проигрышной позиции (хотя свеча и погибает). Во многом подобное положение вещей связано с дидактическим характером избранного автором жанра.

Но при всей условности диалога в тексте — и это сле­дует отметить особо — присутствует такой приём, как речевая характеристика.

Интонации свечи просительны, умоляющи; в её фразах скво­зит обречённость, реализованная в противопоставлениях: не дуй — погибну; тихая, нежная ласка — безрассудный порыв — и под­черкнутая синонимией: погасну — погибну. Характерен лексичес­кий ряд, определяющий своеобразие реплик свечи: тихая, нежная, ласка, спокойный, дыхание, воздух.

Реплика Ветра (Ты разгоришься, я знаю это! ), наоборот, лишена антонимичности, в ней нет и тени сомнения (ТЫ и Я для него одно и то же). Антитезы появляются лишь в его монологе (Я и ТЫ расходятся), но это не признание своей неправоты, а утверждение собственной позиции: жар си­льного костра — трепет слабой свечи; молод и силён — безжи­зненная свеча; светят тихо и недостаточно сильно — горят бу­рно и страстно, красиво и сильно.

Монолог Ветра полон пафосности и риторики. Начинается он с риторического вопроса (Как я мог променять жар си­льного костра на трепет какой-то слабой свечи?) и закан­чивается риторическим восклицанием (Надо лететь прочь от­сюда! Надо лететь туда, где горят бурно и страстно, краси­во и сильно!). Такое оформление монолога далеко не слу­чайно: Ветер ещё раз убеждает себя в своей правоте.

Построение текста притчи подчинено задаче логичного и чёткого проявления авторской позиции. И вполне закономерно то, что доминирующий тип связи в нём — цепная связь. Её преобладанием подчёркивается напряжённость развития действия, его стремительность, быстрое, последовательное и неотвратимое протекание от начала к концу. Содержательно текст предста­вляет собой смену микротем: «свеча», «свеча и Ветер», «Ве­тер», «мораль».

Основным принципам построения текста можно считать ан­титезу. Контраст между Свечой и Ветром постоянно и настой­чиво подчёркивается автором (и не только через речевые характеристики).

Лексико-семантическое поле, связанное со Свечой, образу­ют следующие слова:

а) существительные: путник, свет, огонёк, приют, окно, пламя, звёздочка, звезда, путь, фитиль, ласка, дыхание;

б) прилагательные: маленький, крохотный, тоненький, тихий, нежный, спокойный;

в) глаголы: зажигать, увидеть, свернуть, обрести, гореть, светиться, указывать, затрепетать, задрожать, шептать.

Иначе говоря: создаваемый автором образ свечи отмечен особой эмоциональной окраской, к составным элементам кото­рой можно отнести теплоту, уют, покой, надежду.

Совсем по-другому выглядит лексико-семантическое поле Ветра:

а) существительные: ночь, небо, пространство, сила, пожар, костер, страсть;

б) прилагательные: тёмный, глухой, страшный, мо­гучий, неразумный, жаркий, безумный, убийственный, безрассудный;

в) глаголы: бушевать, раздувать, вспыхивать, разгорать­ся, раздуть, охватить, кричать, надрываться;

г) наречия: ярко, безумно, бурно, страстно, красиво, сильно.

Для Ветра характерны сила и порыв. Всё, что связано с Ветром, несёт на себе печать интенсивности (в первую очередь это касается действий и признаков).

Но антитеза «свеча — ветер» перестаёт быть актуальной с гибелью свечи. С этого момента Ветер — один, ему некого «раздувать». Смерть свечи — результат его действий. И неот­вратимость такого финала подчёркивается как раз доминирова­нием в тексте цепной синтаксической связи, как бы переда­ющей, отражающей подчинение свечи Ветру, «обязательность» её гибели.

Это же оттеняется и лексическим рядом, связанным со све­чой с того момента, когда она начинает подвергаться действию Ветра. Лексико-семантическое поле свечи стремительно сближает­ся с лексико-семантическим полем Ветра:

а) существительные: боль, оплыв, огарок, нарост, темнота;

б) прилагательные: безобразный, чёрный, последний, бесформенный, холодный;

в) глаголы: взмолиться, погибнуть, погаснуть, терять, об­жигать, дрожать, потерять, обгореть, обессилеть.

Появляются тревога, стремительность, дискомфорт, а в итоге — темнота, откуда налетел Ветер...

Динамизм текста, стремительность развития действия подчер­киваются, как мы видим, глагольным рядом — ярким и выразите­льным.

Разнообразность и выразительность характерны и для син­таксиса текста.

Спокойные и размеренные интонации первой строфы (сложное предложение в сочетании с простыми создает особую «умиро­творённую» окраску) сменяются напряжённым диалогом свечи и Ветра. За диалогом следует фрагмент, в котором простые пре­дложения чередуются со сложными, что создаёт эффект «нервно­сти», непокоя, катастрофичности. На его создание «работают» и экспрессивно окрашенные слова: безобразный, безумный, убийствен­ный, бесформенный, фитилёк.

Разнообразные синтаксические конструкции помогают автору избежать монотонности и передать напряжённость и динамизм происходящего.

Существенное место в речевой ткани текста занимают тро­пы и фигуры. Широко применяются автором эпитеты: глухие ночи, страшные ночи, могучий свет, безумная страсть, безжизненная свеча. Правда, среди них преобладают так называемые точные.

Безусловно, внимание читателя привлекает яркая метафора: наросты боли и горя.

Но существеннее другое: Ветер и свеча поднимаются до значений образов-символов. Ветер — знак безрассудной силы, уве­ренной в своей правоте и в своём праве творить добро; све­ча — символ покоя и надежды. Все остальные изобразительно-выразительные средства «работают» на создание этих образов.

Это касается и синтаксических средств выразительности — фи­гур. Риторический вопрос и риторическое восклицание в моно­логе Ветра лишний раз подчёркивают его прямолинейную убеж­дённость в собственной непогрешимости. Анафоричность и парал­лелизм синтаксических конструкций в речи Ветра (Я только потерял время... — Я молод и силён...; Надо лететь, прочь от­сюда! — Надо лететь туда...) — это тоже своеобразный знак его непоколебимой позиции.

Важною роль в обрисовке противоположности позиций свечи и Ветра и в показе неуступчивости Ветра играет такой при­ём, как повтор.

Повторяются своеобразные трагические пророчества свечи: я погибну — я погасну — я погибну. Повторяется авторская конс­татация неразумности Ветра: Ветер не понимал разумной просьбы — Ветер не понимал её слов и не внимал её просьбам; он кричал — Ветер, надрываясь, всё кричал и кричал — восклик­нул.

Вся речевая ткань произведения подчинена раскрытию од­ной темы: «Торжество силы как путь к разрушению». В качест­ве центральной можно рассматривать проблему возможности дос­тижения добра через насилие. И автор решает эту проблему однозначно, формулируя свой вывод в виде чеканного афоризма. При этом размышления его остаются во внетекстовом простран­стве, читатель получает возможность самостоятельно осмыслить проблематику миниатюры. Но идея автором высказывается прямо и жёстко.

Тип авторской эмоциональности, проявленной в тексте, не поддаётся однозначной квалификации. Жанр притчи предполагает некоторую отстранённость писателя от излагаемого. Однако мо­жно заметить, что изображение Ветра отмечено ироничностью, а в отношении свечи звучат даже сентиментальные нотки.

Автор определяет своё произведение как притчу. Это эпи­ческое произведение малой формы, рассказ, содержащий в себе моральное поучение. В притче (и это налицо в рассматрива­емом тексте) всегда заключена некая дидактическая идея (в данном случае она вполне ясно декларируется самим автором).

Временная и пространственная «привязка» произведений отсу­тствует. Действие происходит как бы здесь и везде, сейчас и всегда. Это связано с «вневременностью» и «внепространственностью» темы. То, о чём говорится в тексте, было и будет важно для человека в любом мосте и в любое время.

Сюжетная канва произведения проста. Развитие действия — линейно.

Действующие лица — свеча и Ветер — подчёркивают аллегорич­ность текста. Использованный автором приём олицетворения соз­даёт значительные возможности для обобщений.

Завязкой можно считать решение Ветра «помочь свече разгореться». Этому предшествует экспозиция, выдержанная в лирических тонах. Кульминация — гибель свечи. Особенность те­кста в том, что кульминация совпадает с развязкой. Но свое­образной идейной развязкой следует считать монолог Ветра после смерти свечи.

Образная система произведения выстроена в виде оппозиции: Ветер — свеча. Образы находятся в динамическом взаимодействии. Автор как бы располагается над ними. Он судья, арбитр, но при этом никого не судит. Он даёт Ветру возможность по­лучить то, что он должен был получить по логике вещей. Од­нако общая тональность текста и особенно мораль дают нам отчётливое представление о том, на чьей стороне автор.

Персонажи произведения не могут квалифицироваться как живые, полнокровные образы. Как мы уже отмечали, это образы-знаки, образы-символы, всего лишь носители определённых идей. Во многом, естественно, подобное положение вещей объясняется спецификой жанра притчи, аллегоричностью её. Способ выявления сути идей и позиций — обмен репликами.

Стоит обратить внимание на ещё один любопытный момент. В произведении мы имеем дело с явлением подтекста. Чтение «между строк» упорно вызывает в памяти горьковскую «Песню о Соколе». Только в притче акценты расставлены несколько иначе. И при подобном понимании текста образ Ветра оказывается не таким уж непривлекательным, а притча из однолинейного сочинения дидактической направленности пре­вращается в произведение многоплановое и острополемическое.

 

 

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.