Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

И принятые в данном издании 24 страница



Комментарий

она, видимо, широко обсуждалась во всех кругах общества. О ней помнили даже сто лет спустя. Совет Склира возмущает Кекавмена — потомственного военного. Не одобряет его и сторонник столичной бюрократии Пселл, так как, по-видимому, считал, что репрессии и слишком крутые меры против военной аристократии действительно чреваты еще более опасными мятежами. Именно из-за этих мер поднял восстание полководец Исаак Комнин, захватив престол в 1057 г., и самому Пселлу стоило немалого труда избавить столичную бюрократию от этого государя.

Пселл знает о беседе Склира с Василием II, несомненно, из достоверных источников, скорее всего — письменных. Кекавмен же передает устную традицию, в которой не удержалось ни имени полководца, ни других фактов, связанных с этим событием, и подверглось серьезному искажению существо самого совета Склира: Склир отнюдь не советовал «держать войско в бедности», а говорил о том, чтобы не было могущественных военных аристократов, располагающих огромными богатствами и «слишком высокими военными постами». Кому была выгодна такая интерпретация совета Склира, трудно решить: исказить слова Склира могли и представители чиновной бюрократии, дабы вызвать неприязнь у широких слоев военных к Склиру и дискредитировать его имя среди простых воинов, но то же самое могли сделать в тех же целях и сами высшие военные, возмущенные советом Склира как предательством их интересов.

Это место из сочинения нашего автора я рассматриваю, как уже было сказано во вступительной статье, в качестве одного из косвенных доказательств того, что «Советы и рассказы» не могли принадлежать перу Катакалона Кекавмена. Этот крупный полководец был другом Пселла, вращался в высших военных кругах, был, несомненно, знаком с военными, еще лично знавшими Склира. Кроме того, он был соратником и близким знакомым (может быть, также другом) Романа Склира, прямого потомка Барды Склира. По моему глубокому убеждению, при учете всех этих факторов следует признать, что Катакалон Кекавмен не мог бы так глухо и неверно написать об этом эпизоде, как это сделал наш автор.

Отмечу, наконец, вторую ошибку Бека в переводе этого места: слово λαός в данном месте означает не Volk — «народ» (Beck. Vademecum. S. 141), а «войско». Ту же ошибку в переводе допускал и Васильевский (Советы и рассказы // ЖМНП, ч. 216. С. 344), а обосновать ее как единственно верное понимание пытался Каждая (он полагает, что если бы здесь имелось в виду войско, то Кекавмен употребил бы термин στρατός) (Каждан. К вопросу. С. 157-158). Полагаю, что настаивающие на переводе «народ» упустили из виду сообщение Пселла о беседе Василия II со Склиром: знакомство с

Советы и рассказы Кекавмена

этим рассказом Пселла делает беспредметными дальнейшие споры (речь идет только о войске).

Ф. Тиннефельд считает ошибочным мой перевод прилагательного αρχαίος словом «старец» (по его мнению, неприменимым к человеку); ссылаясь на словари и грамматику, он указывает на предпочтенное Беком значение «глуповатый» (Tmnefeld. Sověty i ras-skazi. S. 449-450). См., однако, самого Кекавмена: στρατηγόν άρχαϊ-ον... Λυτοβόην (С. 188.30-31).

886 «Власть твоя» (κράτος σου) — формула обращения к императору наравне с формулой βασιλεία σου («твоя царственность»)

887. Синклитики — высшая чиновная, военная, а отчасти и духовная знать, представители которой входили в синклит (ή σύγκλητος) — совет при императоре. Синклит собирался весьма нерегулярно. В VII-VIII вв. он пользовался значительным влиянием. Допуск в него был знаком особой императорской милости. В период правления Македонской династии, особенно в середине XI в., роль синклита резко упала, хотя была еще довольно высокой в периоды междуцарствий и малолетства государя. Во второй половине XI в. значение синклита снова возросло. В эпоху Кекавмена в синклите главенствовала столичная чиновная бюрократия, враждебно настроенная против провинциальной военной знати. Согласно свидетельству современника нашего автора, Атталиата, общее число синклитиков в империи превышало 10 тысяч человек (πάσα γαρ σύγκλητος, υπέρ μυριάδας ανδρών παραμετρουμένη — «весь синклит, превышавший 10 тысяч человек») (Attal. P. 275.12-13). На совет к императору приглашались, разумеется, не все синклитики, а виднейшие из них и наиболее угодные в данный момент. Кекавмен, говоря о руге синклитиков, имеет в виду ежегодные выдачи императором руги (главным образом на пасху) членам синклита — соответственно титулу и должности каждого (Diehl. Le sénat et le peuple byzantin; Noaille-Dam. Les Novelles de Léon VI le Sage).

888. Горожане (πολϊται). Термин употреблен в специальном значении, в отличие от других мест, где автор имеет в виду под данным словом «горожан» вообще. Здесь речь идет, во-первых, о констан-тинопольцах и, во-вторых, лишь о тех из них, которые несли службу в государственных учреждениях, имели право на получение определенной платы, но не входили в разряд синклитиков.

889. См. прим. 685.

890. «непривычных и невиданных измышлений». Кекавмен явно говорит о политике, которую императоры проводили в годы жизни автора: повышение старых и введение новых налогов, становившихся причиной мятежей, волнений и восстаний. Об опасных последствиях такой политики Кекавмен специально пишет еще

Комментарий

дважды, рассказывая о восстаниях в Ивирии и в Фессалии. Повышение налогов отвечало интересам столичной чиновной бюрократии, получавшей значительную долю своих доходов в форме выплат из казны за титулы и должности. Гарантией благополучия провинциальной военной знати, к которой принадлежал Кекавмен, были в основном доходы от землевладельческих хозяйств (об этом прямо и свидетельствует Кекавмен). Рост налогов, взимавшихся со свободного сельского населения, жившего в окрестностях их поместий или в городах, где обычно у крупного феодала была своя резиденция, рассматривался некоторыми представителями крупной военной аристократии как фактор, не только не приносящий им выгоды, но и таящий в себе опасность: восстания населения в провинциях наносили ущерб прежде всего провинциальным феодалам, ибо в эти движения вовлекались и зависимые от них лица. К тому же нередко повышение налогов распространялось и на имения феодалов, не обладавших экскуссией (финансовым иммунитетом). На примере своего родственника — провинциального феодала Ни-кулицы, пострадавшего в ходе восстания жителей из-за налогового гнета. Кекавмен убедился в опасности курса на непрерывное повышение податей. В данном месте автор выступает не как проповедник абстрактной евангельской справедливости и умеренности, а как кровно заинтересованное лицо. Судя по дальнейшему изложению, рост податей продолжался и в момент написания Кекавменом своего обращения к императору. Подобная налоговая политика была наиболее характерной для царствования Михаила VII Дуки Па-рапинака, чем для правления Никифора III Вотаниата (1078-1081) и первых лет правления Алексея I Комнина.

891. «подвластные тебе страны иноплеменников». Кекавмен имеет в виду провинции, населенные в основном иноплеменным (негреческим) населением. В его время в Европе это: Паристрион, Болгария, Диррахий, часть Македонии и Фракии; в Азии: армянские, грузинские и сирийские районы, на которые началось интенсивное наступление турок-сельджуков. Кекавмен продолжает проводить мысль о том, что особого внимания заслуживают именно пограничные провинции с иноплеменным населением, где власть империи менее прочна (см. с. 168,174 и прим. 185). Здесь особенно яс- ; но, что термин εθνικοί у Кекавмена сплошь и рядом означает не «язычники» или «неверные», а «иноплеменники»: речь идет здесь о ν таких подвластных империи народах, которые уже не один и не два века исповедовали христианство.

892. Здесь глагол πράττειν («исполнять должность») не имеет технического значения: речь идет о деятельности стратига, а не практора. См. прим. 506, 742.

Советы и рассказы Кекавмена

893. «Судебные поборы свыше [спорной] суммы — не только при взыскании долгов, но и при пустяковых исках» (έκταγήν μείζονα του κεφαλαίου ου μόνον εις τα απαιτούμενα χρέη, άλλα εν ταϊς ματαίαις άγωγαίς). Отказавшись от своего перевода в первом издании, перевожу с учетом критики Каждана (κεφάλαιον — здесь «спорная сумма», a αγωγή — «судебный иск») (Каждан. К вопросу. С. 158). Точный смысл этого пассажа остался неясным Васильевскому. Он перевел, не скрывая сомнений: «Все большее расширение взысканий и не только в отношении к числящимся долгам, но и в самых пустых процессах» (Советы и рассказы // ЖМНП, ч. 216. С. 344, прим. 1. С. 348). Ближе к толкованию Каждана перевод Цанковой-Петковой: «Процент превосходит занятую сумму, и это не только при взыскании долгов, но и при бессмысленных судебных процессах» (Югозападните български земи. С. 611; Извори, VII. C. 38). У Бека: Steuerausschreibungen, die höher sind als das vorhandene Kapital, und zwar nicht nur für notwendige Bedürfnisse, sondern für völlig sinnlose Aufwendungen — «Введение налогов, которые превосходят наличный капитал, и при том не только для необходимых потребностей, а также и для совершенно бессмысленных расходов» (Beck. Vademecum. S. 142).

894. «Близким к твоей царственности». Имеются в виду не просто высшие придворные чины, а люди, пользующиеся доверием и расположением императора. Они могли не занимать официально высокой должности, но фактически в силу своих личных отношений с императором, править империей (например, Орфанотроф). О термине οικείος — «близкий», «домашний» см. прим. 109.

895. Имеется в виду Михаил IV.

896. Семья Михаила IV происходила из фемы Пафлагония (прибрежная область в Малой Азии с центром в Амастриде). Г. Острогорский, основываясь на неизвестных нам данных, говорит, что Михаил IV был «сыном крестьянина» (Ostrogorsky. Geschichte. S. 286). Однако арабский автор XIII в. Ибн-ал-Асир (Розен. Император Василий. С. 329) называет брата Михаила IV, евнуха Орфанот-рофа, «сыном менялы». Менялы, или трапезиты, разменивали и обменивали на константинопольском рынке отечественные и иностранные монеты, учитывая существующий на данный момент курс и взимали за услугу определенный процент. Трапезиты составляли особую корпорацию — коллегию в столице и подчинялись константинопольскому эпарху. Занимались менялы и ростовщичеством и откупом налогов (см.: Византийская книга Эпарха. С. 140-148, 205-207). Известие Ибн-ал-Асира о братьях Пафлагонцах согласуется и с сообщением Скилицы, который говорит, что Орфанотроф освоил «мошенническое искусство обмена денег» (Io. Seul.

Комментарий

Р. 390.73-74). По-видимому, Орфанотроф играл видную роаь в коллегии трапезитов и еще в 20-х годах XI в. вошел в доверие к эпарху столицы Роману Аргиру. Став императором (1028 г.), Роман III приблизил Орфанотрофа, а вместе с ним — и его братьев. Орфанотроф становится доверенным лицом императора и его советчиком. Сообщение Кекавмена, что братья имели родителей, которые были «незнатными и совершенно простыми людьми», не противоречит сообщениям Ибн-ал-Асира и Скилицы: если менялу Орфанотрофа уже нельзя было назвать «совершенно простым» (он выбился в «средние»), то его отец мог быть простым ремесленником или в Пафлагонии, или в Константинополе. Даже если отец Орфанотрофа был действительно менялой, в глазах представителей зна-•ти, и чиновной и военной, он был «худородным», как именуют Пафлагонцев Скилица (Io. Scyl. P. 393.34-35), Пселл (Psellos, II. P. 69.1-17; 70.1-4) и наш автор (см. строкой ниже: δυσγενής — «худородным»). Любопытно, что уже во время Кекавмена, спустя едва 30 лет после низвержения Пафлагонцев, находились люди, которые пытались представить род Пафлагонцев «благородным». Вероятно, эта устная традиция возникла в кругах торгово-ростовщической знати, с которыми Пафлагонцы были тесно связаны и которые тщетно пытались пробиться в правительственные органы власти в период 40—70-х годов XI в. Представители этих кругов вспоминали о времени правления Пафлагонцев как о наиболее благоприятном периоде, создавали легенды о Михаиле IV и идеализировали его.

897. Мысль о равенстве христиан перед Богом, создавшим человека по своему образу и подобию, принадлежит к евангельским истинам и содержится в разных вариантах у отцов церкви, часто встречаясь в византийских сборниках изречений (ср., например, приписываемое Феопемпту: «Считай благородными не рожденных от красивых и добрых, но предпочитавших красоту и добро», а также Феспиду: «Пусть никто не похваляется благородством по предкам, ибо прах имеют все в качестве праотца их рода, и воспитанные в порфире, и в льняном одеянии, и расточаемые в бездне бедности» — Семенов. Древняя русская Пчела. С. 371). Однако действительность была далека от этих норм. Византийские писатели, как правило, с презрением говорят о низших слоях общества («толпе»). В сравнении с этими: авторами Кекавмен значительно более «либерален»: он утверждает, что благородство определяется не рождением, богатством и положением, а поведением и образом жизни. Точно такую же идею высказывает и автор «Тактики Льва», из которой Кекавмен немало заимствует (см. PG, Т 107, col. 688 А; Кучма, Методы морально-политического воздействия. С. 105; см. также: Guil-land. La noblesse de race à Byzance).

Советы и рассказы Кекавмена

898. Ср. мысль Симеона Нового Богослова, что совершенный человек сам становится Богом: кто достиг «очищения сердца», «весь целиком бывает Бог по благодати» (Sym. Théol. Chapitres. P. 15.155). Ср.: Пс. 81.6: «Я сказал: вы - боги, и сыны Всевышнего -все вы».

899. «много близких бедных родственников». Род Пафлагонцев был весьма многочисленным. Михаил IV имел четырех братьев: Иоанна Орфанотрофа, Константина, Никиту и Георгия, а также сестру Марию, выданную замуж за корабельщика, ставшего затем друнгарием флота, — Стефана Калафата. Известны племянники Михаила IV — Михаил Калафат и Константин. Кроме того, во дворце было много других родственников Орфанотрофа, которые установили за Зоей неослабный контроль. Проживавшие в столице родственники Пафлагонцев были столь многочисленны, что, по мнению Пселла и Атталиата, репрессии Михаила V против них подорвали его собственные позиции в Константинополе (Psellos, I. C. 111.1-10; Лйо/. Р. 12.3-6).

900. Орфанотроф (όρφανοτρόφος) — гражданская должность управителя сиротскими правительственными домами (букв.: «кормилец сирот») с финансово-административными функциями. Орфанотроф входил в число 60 крупнейших имперских чиновников. Поскольку существовало правило, по которому орфанотроф-монах не мог носить никакого официального титула, Иоанн не имел высокого сана, сохранив за собой лишь скромное духовное звание препо-зита (Guilland. L'Orphanotrophe. P. 205-221). Яркий «портрет» Ор-фаногрофа дал Михаил Пселл в своей «Хронографии»: умный, честолюбивый, энергичный евнух превосходно разбирался в людях и умел пользоваться их слабостями. Уже при Романе III он сумел удалить из дворца лиц, способных помешать осуществлению задуманной им интриги. Одновременно он щедро одаривал синклити-ков. Орфанотроф ввел во дворец своего брата, красавца Михаила, и познакомил его со сластолюбивой Зоей, способствуя и покровительствуя их тайной связи. Больной император был вскоре утоплен в ванне слугами, а подкупленный патриарх, догадывавшийся о подлинных причинах смерти Романа III, благословил новый брак Зои. Возведя на престол Михаила, Орфанотроф вначале забрал в свои руки все бразды гражданского управления, оставив брату-императору лишь контроль над армией (Psellos, I. P. 59-60). Когда же Михаил IV заболел эпилепсией, руководство армией также перешло к Орфанотрофу (Io. Scyl. P. 395.95-98). Синклит пользовался особым покровительством Орфанотрофа, который возвышал столичную чиновную знать, лишал постов представителей крупной военной аристократии, разорял целые роды провинциальных магнатов,

Комментарий

раздавая их имущество своим родственникам. Приверженный к вину, Орфанотроф умел за чаркой вызвать на откровенность любого собеседника и, находясь явно в крайней степени опьянения, не забывал, однако, ни одного слова из разговора. Горе было проболтавшемуся. Столичная знать, несмотря на низкое происхождение Пафлагонцев, была в целом довольна политикой Орфанотрофз, особенна налоговой, которая привела к резкому росту поступлений в казну. Пселл как истинный синклитик всяческч восхваляет эту политику (Psellos, I. P. 57.7-12, 59.11-20, 64.1-31). Скилица же называет ее гибельной: Орфанотроф заменил натуральные налоги, взимавшиеся до того с населения недавно завоеванной Болгарии, денежными, одновременно увеличив их, и ускорил тем восстание Деляна (Io. Scyl. P. 412.64-76). Мария, посетившая в благочестивых целях святыни Эфеса, рассказала брату, что жители районов, по которым она проезжала, совершенно разорены и доведены до отчаяния. Орфанотроф в ответ расхохотался, заявив, что это не женского ума дело (Ibid. P. 408.63-70). Орфанотроф ввел новые налоги, которые, как говорит Скилица, «стыдно и перечислять»; отмененная Василием II ответственность односельчан за недоимки членов сельской общины была восстановлена, расцвела практика откупа налогов, которая была бичом для налогоплательщиков (Ibid. Р. 404.55-59; 408.53-59). Повышение налогов коснулось и жителей столицы: во время восстания 1042 г. константинопольцы, овладев частью служебных помещений дворца, сожгли находившиеся там , налоговые списки (Ibid. P. 466.66-68). Обогащаясь и обогащая и | возвышая членов своего обширного рода, Орфанотроф мечтал о са-јне патриарха (Ibid. P. 401.67-80). Видя, что здоровье Михаила IV быстро ухудшается, Орфанотроф приблизил к трону своего племянника Михаила и добился, чтобы Зоя усыновила его, а Михаил IV даровал ему титул кесаря (при отсутствии прямых наследников кесарь был, по византийской традиции, законным преемником императора). К концу 1041 г. ненависть к Пафлагонцам стала определяющим фактором политической жизни как столицы, так и провинций. Пришедший к власти в конце года после смерти Михаила IV Михаил V отстранил Орфанотрофа от власти. После сверже-. ния Михаила V Орфанотроф был сослан, 2 мая 1043 г. он был ослеплен и умер 13 мая того же года (Ibid. Р. 429.24-28). (Janin. Un ministre byzantin: Jean l'Orphanotrophe. P. 431-443).

901. «управлял дворцом» (τα τοο παλατιού έδιοίκει). Кекавмен употребляет то же выражение, что и на с. 318.2-3. В обоих случаях, на мой взгляд, имеется ввиду Орфанотроф. См. прим. 994.

902. Мандаторы (μανδάτορες, от лат. mandater — «посланец») — чиновники-гонцы, которых центральное правительство посылало с

Советы и рассказы Кекавмена

поручениями в провинцию к представителям провинциальной власти. Имели мандаторов и военачальники — для связи с отрядами (PG, t. 107, col. 704 В).

903. «Даже посланные ради какой-либо службы мандаторы и царские люди, где бы они ни встретили всадника, будь то на постоялом дворе, будь то на безлюдной дороге, стащив его с коня или с мула, забирали это и удалялись» ('Αλλα καί οί εις δουλείαν αποστελλόμενοι μανδάτορες και οί βασιλικοί άνθρωποι οπού δάν απήντησαν εφιππον, καν τε εν πανδοχείω καν τε εν όδώ άοικήτω, ρίπτοντες αυτόν από του Ίππου ή του ήμιόνου ανελαμβάνοντο αυτό καί ύπεχώρουν). У Бека ошибочно: So haben sie die Kuriere auf Dienstreisen und die Männer des Kaisers in den Gasthäusern oder auf einsamen Wegen, wo sie sie antreffen konnten, sei es zu Pferd oder auf Mauleseln, heruntergerissen und ausgeraubt, um sich dann aus dem Staub zu machen — «Так, они (родственники Орфанотрофа. — Г.Л.) курьеров при их служебных поездках и людей императора на постоялых ли дворах или на уединенных дорогах, где они их могли встретить, стаскивали, будь то с коня, будь то с мула, и грабили, чтобы затем исчезнуть» (Beck. Vademecum. S. 143). Подлежащим к сказуемому ανελαμβάνοντο («забирали») является μανδάτορες καί οί άνθρωποι («мандаторы и... люди»). Именительный падеж этих существительных совершенно необъясним, если мы примем, что подлежащим к ανελαμβάνοντο являются упомянутые выше συγγενείς «родственники» (либо подразумеваемое «они»). Непонятна будет при переводе Бека связь этой фразы со следующей, которая им переведена, по моему мнению, верно: «Частью из-за этих людей, а особенно из-за беззаконий его родственников...» Каких людей? Мандаторов и царских людей? Но в соответствии с переводом Бека это пострадавшие люди, а не обидчики! Логика повествования в переводе Бека нарушена, не говоря уже о грамматической его несообразности.

Лемерль понимает это место, как и я, но полагал, что здесь идет речь не о произволе официальных лиц, не считавшихся ни с каким правом, а только о праве реквизиции в пользу императорской почты (Lemerle. Prolégomènes. P. 65). Мне эта догадка не представляется очевидной.

904. О личных добродетелях Михаила IV согласно сообщают также и Скилица (Io. Scyl. S. 415.51-56) и Пселл (Psellos, l. P. 57-58). С почтением говорит о нем и Атталиат (Attal. Р. 9.16-10.15).

905. Кекавмен упускает одно важное обстоятельство: пришедший к власти Михаил V вместе с дядей Константином (братом Орфанотрофа), своим ближайшим советчиком, отдавали себе отчет в том, что не только в провинции, но и в самой столице назрело воз-

Комментарий

мущение против Пафлагонцев, готовое вылиться в гибельное для всего их рода восстание. Перед самым концом Михаила IV был раскрыт заговор знати во главе с будущим патриархом Михаилом Ки-рулларием и Иоанном Макремволитом. Орфанотроф расправился с мятежниками. Михаил V и новилиссим Коястантин сочли необходимым изменить политику двора: Орфанотроф был удален в окрестности столицы, в свои владения. Многие синклитики подверглись репрессиям (Psellos, I. Р. 95.2-11; Attal. P. 11.9-15). Были возвышены новые люди, в том числе телохранители императора — «та-врсскифы» — русские (Psellos, I. P. 95.11-17; 102.20-21; см. также: Розен. Император Василий. С. 330). Особые надежды Михаил V возлагал на торгово-ростовщические круги, на купечество и предпринимателей столицы (Psellos, I. Р. 96.2-11; Attal. P. 12.9-19; Io. Scyl. P. 416-417). Многие представители рода Пафлагонцев, родственники юного императора, были смещены со своих постов, сосланы, подвергнуты увечьям (оскоплены). По мнению Пселла, Михаил V совершил грубую ошибку, расправившись с кланом Пафлагонцев, которые в критический момент могли бы прийти к нему на помощь (Psellos, I. P. 111.1-10). Эти меры против Пафлагонцев были с восторгом встречены населением столицы, оказавшим 19 апреля 1042 г. восторженный прием императору во время его выхода из дворца. Переоценив свою популярность, Михаил V решился на роковой шаг — ссылку Зои (см. прим. 909-910) (Vryonis. Byzantine δημοκρατία. Ρ. 305; Литаврин. Восстание в Константинополе. С. 33-46). Итак, частично род Пафлагонцев был разгромлен представителями самих Пафлагонцев — Михаилом V и новилиссимом Константином.

906. «Михаил умер в мире и совершенном раскаянии». Кекавмен имеет в виду «единственный» грех Михаила IV, сознание которого отравляло больному василевсу существование, — невольную или вольную причастность к убийству Романа III Аргира. Еще задолго до смерти Михаил IV старался замолить свой грех. Фактически сразу же после воцарения он порвал супружеские отношения с Зоей, стал необычайно богомольным: он крестил детей, лечил больных, раздавал милостыню, одаривал монахов, рассылая им деньги во все концы империи, ссорился с Орфанотрофом, порицая его за жадность и жестокость. Но император не имел ни достаточной воли, ни сил, чтобы решительно изменить ход дел. 10 декабря 1041 г. Михаил IV приказал снять с него знаки императорского достоинства и отнести его на носилках в монастырь св. Анаргиров, где он принял монашескую схиму. В тот же день император умер. ;

907. «провинциалы» (οί εκ των έξω). Бек перевел: Auswärtigen («иногородние» или «иноземцы») (Beck. Vademecum. S. 144). Дей-

Советы и рассказы Кекавмена

ствительно, согласно сообщению Пселла, в момент восстания на сторону восставших перебежала часть иноземной дворцовой стражи Михаила V (Psellos, I. P. 102 15-22, 104.8-105.15) - русские и варяги. Согласно саге о Гаральде, среди восставших находился и вырвавшийся из тюрьмы норвежский принц (см. прим. 880). Учитывая, однако, употребленное непосредственно перед этим πάσα ή πόλις («вся столица») как противоположное οι εκ των έξω, я предпочел перевести это последнее выражение словом «провинциалы». Ср. также прим. 884.

908. Предлог (πρόφασιν). Кекавмен оценивает здесь дело точно так же, как и Зонара, который называет удаление Зои лишь «предлогом» (πρόφασις) для начала восстания, причины которого лежали гораздо глубже (Zon., III. P. 631.17).

909. Кекавмен не совсем точен. По браку своего дяди Михаила IV с Зоей юный Михаил Калафат приходился племянником и Зое. Но к моменту восстания, еще при жизни Михаила IV, Михаил V был уже усыновлен Зоей, ставшей его приемной матерью. Упоминая Зою, Кекавмен имеет в виду следующие события. Воодушевленный горячим приемом, оказанным ему константинопольца-ми 19 апреля, император решился в ночь на 20 апреля сослать на Принцевы острова (близ столицы) и постричь в монахини Зою, законную представительницу Македонской династии. Как Роман III (после смерти последнего представителя династии по мужской линии — Константина VIII), так и Михаил IV и Михаил V получили право на императорскую власть лишь в силу прямого родства с Зоей: она была подлинной носительницей императорского достоинства, которое передавала сначала своим мужьям, а затем — приемному сыну Михаилу Калафату. Грубое нарушение Михаилом V принципа легитимности вызвало взрыв возмущеняя в столице, от него отшатнулись даже те, кто недавно его поддерживал. В момент, когда молодой император только провозгласил программу — «добиться для народа свободы»; но не осуществил ее и не упрочил своего положения, верноподданнические чувства константинопольского обывателя возобладали, и пропаганда против императора, причастного к ненавистному роду Пафлагонцев, имела успех. Вспыхнуло восстание (Литаврин. Восстание в Константинополе).

910. Волнения начались утром 20 апреля, едва стало известно о ссылке Зои. Утром следующего дня, толпа, которой эпарх читал на площади указ Михаила V о причинах удаления Зои (ее обвиняли в посягательстве на жизнь императора), была настроена враждебно. Кто-то крикнул: «Не желаем Калафата, крест поправшего, императором! Хотим законную нашу наследницу, матушку Зою!» С воплем: «Поломаем кости Калафату» — толпа бросилась, опрокиды-

Комментарий

вая столы менял, на эпарха. Эпарх спасся бегством в св. Софию. Народ разграбил имущество Пафлагонцев и разрушил их дома. Даже церкви, построенные Пафлагонцами, подверглись разгрому (Attal. P. 15.4-20). Вооружившись кто чем мог, горожане осадили дворец. Его защитники осыпали их градом стрел и копий. Восставшие гибли (источники говорят о трех тысячах убитых), но не ослабляли натиска. Им удалось ворваться в помещение, где хранились налоговые описи, и уничтожить их. Михаил V распорядился срочно вернуть Зою во дворец и показал ее с балкона императорской ложи на ипподроме. Но народ, полагая, что Зоя находится на положении пленницы, забросал камнями императора. Испуганные размахом движения синклитики взяли руководство восстанием в свои руки и спешно доставили из монастыря в св. Софию вторую дочь Константина VIII, сестру Зои — Феодору, объявив ее императрицей. Михаил V остался без сообщников. Только новилиссим Константин с домочадцами и слугами пробился с оружием в руках на помощь императору. После провозглашения Феодоры последние защитники Михаила V стали покидать дворец. Император с дядей бежали в Студийский монастырь (см. о их судьбе прим. 576). После низвержения Михаила V источники уже почти не упоминают некогда всесильных в столице Пафлагонцев. Род их действительно был «уничтожен», однако — не физически, как можно подумать, читая Кекавмена. Михаил V и Константин подверглись ослеплению и ссылке (Михаил V был вначале сослан в монастырь Элегмов — Io. Scyl. P. 421.3-4). Видимо, совсем не пострадал благочестивый евнух — брат Орфанотрофа Георгий, едва ли находившийся в столице в это время. Употребляя слово «уничтожен», Кекавмен, вероятно, имеет в виду разорение и отстранение ото всяких должностей всех представителей рода Пафлагонцев (Io. Scyl. P. 421.6-7),

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.