Новая» сравнительная политология

Главным событием, связанным с появлением «новой» сравнительной политологии, стал семинар, проведенный в 1952году в Северо-Западном Университете (Эванстон, Чикаго) под эгидой Совета по обществоведческим исследованиям. Его участниками были Сэмуэль Биер, Джордж Блэнкстен, Ричард Кокс, Карл Дойч, Гарри Экстейн, Кеннет Томсон, Роберт Уорд, а также председательствовавший на семинаре Рой Макридис. Данную группу исследователей, стремившихся к большей строгости и четкости теоретико-методологических установок, можно охарактеризовать как «обновленцев». Обсудив особенности сравнительного метода, участники семинара выделили уровни сравнительного политического анализа, а также основные тематические вопросы исследования.

На семинаре были сформулированы восемь методологических тезисов:

1) Сопоставление предполагает абстракцию; конкретные ситуации или процессы нельзя сравнивать. Каждый феномен уникален, каждый процесс, каждая нация, каждый индивид уникален. Сравнивать их значит подбирать определенные типы или понятия, тем самым «искажая» уникальное и конкретное;

2) Перед любым сопоставлением необходимо не только установить категории и понятия, но также определить критерии релевантности отдельных компонентов социальной или политической ситуации анализируемой проблеме, например, релевантность социальной стратификации семейной системе или пятен на солнце - политической нестабильности;

3) Необходимо установить критерии для адекватной репрезентации отдельных компонентов, которые подвергаются общему или проблемному анализу;

4) При попытке построить политическую теорию необходимо сформулировать гипотезы, вытекающие либо из контекста концептуальной схемы, либо из формулировки проблемы;

5) Формулировка гипотетических отношений и их проверка эмпирическими данными никогда не сможет получить доказательности. Гипотеза или серия гипотетических отношений будет доказана только при условии одновременной фальсификации;

6) Предпочтительней формулировать серии гипотез, чем единичные гипотезы;

7) Компаративные исследования, даже если они не приводят к появлению некой общей теории политики, могут проложить путь постепенному и кумулятивному развитию теории с помощью:

Ø обогащения нашего воображения и способности формулировать гипотезы в том же смысле, в каком «внешнеположенность», расширяет нашу способность понимать общественную систему;

Ø выявления средств для проверки гипотез;

Ø уяснения того, что нечто для нас очевидное нуждается в объяснении.

8) Одна из опасностей при формулировании гипотез в рамках компаративных исследований заключается в проекции возможных отношений. Этого можно избежать с помощью последовательного сбора данных еще до формулирования гипотез. Подобный сбор сам по себе может вести к признанию иррелевантных отношений (климат и избирательная система, язык и промышленная технология). Такое признание дает возможность более управляемого сбора данных. Отсюда вытекает важность, придаваемая участниками семинара развитию предварительных классификационных схем еще до формулирования гипотез.

После семинара произошел мощный рост интереса к сравнительным исследованиям, прежде всего в США.

По мере развития политической науки становилось ясно, что нормативное описание политических институтов не раскрывает многих причин и механизмов их функционирования. Американский политолог Р. Макридис обращал внимание на то, что традиционный подход фиксирует внимание на формальных институтах государственного управления, оставляя вне поля зрения неформальные структуры общества и политики, играющие не меньшую, а подчас и большую роль, чем институты формальные. С позиций этого подхода невозможно было определить, какие неполитические факторы влияют на функционирование политических институтов.

Во второй половине XX века сложились обстоятельства, как внутреннего, так и внешнего характера для проведения реформирования в сравнительной политологии.

Во-первых, в конце 50-х гг. образовалась целая группа исследователей, выступающих за перестройку политологии на структурно-функциональных основах, которые вместе с бихевиористским методом пришли в науку о политике из социологии.

Во-вторых, под влиянием процессов деколонизации и образования независимых государств «третьего мира». В результате появляется новое научного направления - институционализм.

Среди ученых занимающихся данным направлением следует назвать Роя Макридиса, который написал книги «Сравнительное исследование систем правления» (1954) и «Сравнительное исследование политики» (1955).

Р. Макридис (1919-1991) -американский политолог, занимавшийсявопросами политических систем, партий и режимов, «модернизацией» как специфическим явлением, вызванным необходимостью подтягивания не западных стран до уровня развитых. В работе Р.Уорда и Р.Макридиса модернизированное общество характеризуется далеко идущими возможностями контролировать (или влиять на) природное и социальное окружение, а также ценностной системой, принципиально оптимистичной относительно желания и последствий таких возможностей.

Ученый считал, что принятие решений - «наиболее важная социальная функция политики»[47], а его коллега Д. Истон даже определял политическую науку как «исследование способов, которыми принимаются решения для общества»[48].

В своей работе «Изучение сравнительного правительства», вышедшей в свет в середине 50-х годов XX века,Р. Макридисрассмотрел три типаполитических решений.

1. Фундаментальные - затрагивают всю схему принятия решений в обществе и непосредственно само лицо, принимающее решение. По сути, речь идет о таких решениях, которые кардинальным образом меняют существующую политическую систему. Существует два способа принятия данных решений:

Ø Легитимные - конституционные реформы;

Ø Нелегитимные - революция.

2. Законодательные - затрагивают статус и права многих членов общества и устанавливают новые процедуры принятия решений в обществе. К ним относятся: законы и подзаконные акты, принимаемые органами законодательной власти.

3.Административные (судебные) - решения, касающиеся отдельных, индивидуальных случаев, Фактически они представляют собой технику применения решений второго типа к конкретным ситуациям[49].

Данная классификация, несмотря на ее достаточно почтенный возраст, до сих пор является популярной у политологов, и особенно у представителей постсоветских научных школ. Это во многом обусловлено тем, что они в большинстве своем начали разрабатывать тему принятия политических решений только в конце 80-х годов, и делали это в основном на основе западных разработок, где данная проблема изучалась уже в течение нескольких десятилетий. До 80-х годов, в СССР, теория принятия решений разрабатывалась исключительно в рамках науки об управлении и специфика собственно политических решений не выделялась[50].

В результате схема Р. Макридиса воспроизводится в точном или несколько измененном виде во многих работах политологов из стран СНГ, воспринимающих ее как некоторый канон.[51] Однако данная классификация представляется все же достаточно общей. В частности, если Президент Российской Федерации принимает решение об отставке премьер-министра, после чего происходит назначение нового главы правительства с одобрения Госдумы, то данное решение трудно отнести к одной из предложенных групп. Оно не фундаментальное, поскольку речь идет о замене конкретного чиновника, а не системы принятия решений, которая остается прежней. Не носит оно и законодательного характера, поскольку не является законом и не устанавливает процедуры, касающиеся значительной части членов общества. Данное решение близко к типу административных или судебных, но все же стоит несколько особняком - ведь оно относится ко второму лицу в иерархии государственной власти, а значит, неизбежно повлияет на расклад политических сил. Очевидно, нельзя сопоставлять решение о смене премьер-министра и административное решение о разрешении на проведение митинга политической партии в одном из областных центров страны. Не вписывается в данную схему, например, и решение о выборе наиболее оптимальной стратегии по проведению предвыборной кампании.

Теория политической системы сформировалась в политологии в 1950-1960-е гг. и стала одним из проявлений господствовавшего в то время в науке структурного функционализма и бихевиорализма.Американские политологи Б. Браун и Р. Макридис замечают по этому поводу, что «политическое изменение не ограничивается развивающимися странами. Все политические системы претерпевают достаточно быструю эволюцию, включая и те, которые принято называть развитыми индустриальными странами, поскольку любой политический процесс тесно связан с переменами. Сегодня мы можем отметить, что во многих политических системах имеются институты, при помощи которых потребности и требования преобразуются в решения. Но имеющиеся условия обязательно меняются. Новые группировки захватывают властные и командные позиции, в то время как их предшественники утрачивают властные полномочия. В итоге провозглашаются новые права и создаются обеспечивающие их новые учреждения»[52]. При этом Р. Макридис замечал, что «политическая система представляет собой механизм для выявления и постановки проблем, а также для выработки контроля над исполнением решений в сфере государственных отношений. Это официальный механизм, с помощью которого проблемы и решения на законных основаниях выявляются, ставятся в повестку дня, вырабатываются и приводятся в действие»[53].

Для американских социологов и политологов при исследовании важнейших компонентов политической системы важное значение имело рассмотрение политических партий в сравнительной перспективе. При этом они опирались на основные вехи развития теории партии в работах М. Острогорского, Р. Михельса, М. Дюверже и ряда других европейских исследователей по сравнительной политологии, связанных с возникновением политических партий в эпоху промышленной революции и расширения избирательных прав граждан.Р.Макридис преступил к изучению данного вопроса и предлагает бинарную типологию по многим основаниям. При этом он замечает, что партия - это «ассоциация, мобилизующая и активизирующая людей, представляющая их интересы, вырабатывающая компромиссный подход среди различных точек зрения и выступающая в качестве основы для политических лидеров, осуществляющих руководство и управление страной»[54].

Сравнительный анализ западных исследователей, в частности, американских, по проблемам политических систем и партиям дали определенную возможность заняться еще одной сложной категорией, какой является политический режим.По мнению Р. Макридиса, «политический режим обозначает специфические пути и средства, какими общие функции политической системы могут быть структурированы и выстроены в институты и процедуры, а также возникающие в ходе этого специфические взаимоотношения»[55]. При этом он подчеркивал, что одна и та же политическая система в зависимости от исторических обстоятельств, способна функционировать в различных режимах. К примеру, советская политическая система представила целый ряд вариантов проявлений и действий режимов: от сталинского режима 1930-начала 1950 гг. до либерализации и период перестройки в середине – июнь1980-х годов.

Хотелось бы сразу заметить, что демократия не сводится к некоему единственно возможному набору институтов. Конкретная форма демократии в конкретной стране зависит от социально-экономических условий, от традиционной структуры государства и принятой политической практикиРой Макридис по этому поводу замечал: «Несмотря на рост взаимозависимости между государством и обществом, а также растущую деятельность государства (особенно, в экономике), демократия, во всех ее разновидностях от либеральной до социалистической, обращает особое внимание на разделение сфер деятельности государства и общества».[56]

Исследования и выводы Р. Макридисасыграли важнейшую роль в развитии сравнительной политологии, а именно в таких вопросах, как:политические режимы и принятие управленческих решений. Можно отметить международное признание его работы в областях классификации политических решений и дефиниции политического режима.

В этом периоде также хотелось бы рассмотреть деятельность Карла Дойча (1912-1992). Он родился в Чехословакии, однако после Мюнхенского процесса иммигрировал в США. С 1967 года являлся профессором Гарвардского университета, был президентом Международной и Американской ассоциации политических наук. К. Дойча причисляют к тройке «отцов-основателей» теории политической системы, ставя его в один ряд с Г. Алмондом и Д. Истоном.

Карл Дойч внес значительный вклад в разработку проблем социальной коммуникации, как основы формирования национальных и государственных общностей. В рамках разработанного информационно-кибернетического подхода предпринимается попытка интерпретировать политическую жизнь сквозь призму кибернетического анализа и коммуникативных механизмов. Используя положения и терминологию, разработанные в кибернетике, автор рассматривает политическую систему через потоки информации.

В своей книге «Нервы управления: модели политической коммуникации и контроля» (1966) Дойч исходит из представления о политической системе, как процессе управления и координации усилий общества по достижению поставленных целей, что и является основной функцией политической системы.

В этой же книге изложена модель функционирования политической системы как совокупности информационных потоков, построенная на принципе обратной связи (информационно-кибернетическая модель (см. рис. 8)).

Рисунок 8.

В упрощенном виде она выглядит следующим образом: в политической системе выделяются четыре блока, связанные с различными фазами прохождения информационно-коммуникативных потоков:

Ø получение и отбор информации;

Ø обработка и оценка информации;

Ø принятие решений,

Ø осуществление решений с обратной связью.

На первом этапе, политическая система принимает информацию через так называемые «рецепторы», к которым относят информационные службы, центры изучения общественного мнения и т.д. Здесь происходит селекция, систематизация и первичный анализ поступивших данных.

На втором этапе отобранная новая информация подлежит обработке в рамках блока «памяти и ценностей», где она, с одной стороны, сравнивается с уже имеющейся, старой информацией, а с другой, проходит оценивание сквозь призму ценностей, норм и стереотипов.

На третьем этапе после получения итоговой оценки степени соответствия политической ситуации своим приоритетам и целям правительство (как центр принятия решений) принимает соответствующее решение по регулированию текущего состояния системы.

И наконец, так называемые «эффекторы» (исполнительные органы и др.) на последнем этапе реализуют решения, а их результаты служат новой информацией через «обратную связь» для «рецепторов», выводящих систему на новый цикл функционирования(см. рис. 8).

При этом ученый выделяет три основных типа коммуникаций в политической системе:

Ø личные, неформальные коммуникации (face-to-face);

Ø коммуникации через организации (посредством партий, групп давленияи другие);

Ø коммуникации через СМИ, печатные и электронные, роль которых в постиндустриальном обществе постоянно возрастает.

Кроме того, К. Дойч определил три закономерности функционирования политической системы:

Ø при достижении цели возможность успеха обратно пропорциональна информационной нагрузке и запаздыванию реакции системы;

Ø успешность функционирования системы зависит от величины приращения реакции на изменения, но при достижении порогового значения изменений, эта закономерность становится обратной;

Ø успешная работа системы зависит от способности к упреждению, от способности правительства видеть перспективу и предпринимать необходимые действия в случае появления угроз достижению цели.

Таким образом, главная мысль К. Дойча состояла в том, что важнейшей функцией власти является осуществление коммуникации в социальной системе и регулирование возникающих в ней конфликтов, при этом власть выступала и как средство коммуникации и как средство урегулирования конфликтов. И, хотя концепция К. Дойча подвергалась существенной критике, она внедрила в анализ такой важнейший и активный компонент властных отношений как информационные потоки и коммуникативные связи.

В марте 1954 г. Совет по обществоведческим исследованиям создает Комитет по сравнительной политологии, который возглавляет ГэбриэльАлмонд, один из учеников Мерриама. ципрофлоксацин

В это время формируется традиция сравнительного изучения условий демократических и авторитарных режимов, измерения политических режимов и институтов. Заметным явлением в политической науке стали работы С.Хантингтона, М.Яновица, С.Файнера.

Самюэль ФиллипсХантингтон (1927-2008 гг.)- известный американский социолог и политолог, специализирующийся в сферах сравнительных исследований, теорий цивилизаций и политического развития. Эксперт по внешнеполитической стратегии и национальной безопасности США.Зарекомендовал себя как квалифицированный специалист-теоретик.Хантингтон активно работал в аппарате правительства США, в Госдепартаменте, затем, при Картере, в Совете по национальной безопасности вместе со Збигневом Бжезинским. В 1967–1969 и в 1970–1971 он возглавлял кафедру политологии в Гарвардском университете. В этот период большую известность приобрела его монография «Политический порядок в меняющихся обществах» (1968), ставшая одной из классических работ, посвященных анализу политических систем развивающихся стран.

В 1970 году Хантингтоносновал журнал «ForeignPolicy» («Внешняя политика») и до 1977г.,являлся его соредактором.Показателем высокого авторитета Хантингтона среди американских политологов является избрание его в 1984–1985гг. вице-президентом, а в 1986–1987гг. – президентом Американской Ассоциации политических наук.С 1989г.Хантингтон возвращается к преимущественно научной и научно-административной работе, заняв пост директора Института стратегических исследований им. Джона Олина при Гарвардском университете. С 1996г. возглавил Гарвардскую Академию международных и региональных исследований.

Круг егонаучных интересов включал вопросы национальной безопасности, стратегии, взаимоотношений между гражданским населением и военными, проблемы демократизации и экономического развития развивающихся стран, культурные факторы в мировой политике, проблемы американской национальной идентичности.

«Современность, - писал Хантингтон, - нуждается в стабильности, но осовременивание (модернизация) порождает нестабильность[57]».

СэмюэльХантингтонрассматривалполитическую модернизацию как процесс, включающий в себя:

Ø рационализацию власти;

Ø дифференциацию социальных, государственных и гражданских структур;

Ø повышение уровня политического участия.

По критерию очередности достижения этих целей ученый выделил три модели модернизации:

1. В европейско-континентальном модернизационном процессе он подчеркивал рационализацию власти и дифференциацию структур.

2. В Великобритании, в отличие от континентальных стран, Хантингтон выделяет парламент в качестве олицетворения централизованной власти, а не монархию.

3. В США же, по его мнению, модернизация свелась к росту политического участия при сохранении политических институтов британского образца.

При таком модельном подходе он выделял два вида модернизации:

а) технократический, с его временным ограничением участия граждан, увеличением капиталовложений и экономическим ростом, усугубляющим неравенство (прежде всего в доходах);

б) популистский вид модернизации, где господствует равенство, ради которого увеличиваются возможности политического участия граждан, принимаются меры по обеспечению равного положения людей в материальном плане. Работа опровергала общепринятые взгляды теоретиков модернизации, что экономический и социальный прогресс в недавно деколонизированных странах приведет к развитию там стабильной демократии.

Хантингтонвыступил против популярной в то время прогрессистской «теории модернизации». Сторонники этой теории утверждали, что социально-экономический «прогресс» самоценен и неизбежен, поскольку все «прогрессивные» тенденции всегда взаимодействуют друг с другом.Ученый подробно рассматривает типы исторически складывающихся политических институтов, роль политических лидеров, социальную структуру меняющихся обществ, значение политических партий в современном обществе.

В работе «Политический порядок в меняющихся обществах»Хантингтон резюмировал свои наблюдения о политической стабильности и нестабильности в трех формулах (см. рисунок9).

По его мнению, в условиях модернизирующегося авторитаризма обеспечение стабильности должно быть связано с ограничением роли политического участия масс, которое в противном случае подорвет надежность институтов. Парадокс же заключается в том, что неудовлетворенность (фрустрация) масс своим положением, недостаток существующей в обществе вертикальной и горизонтальной мобильности неизбежно увеличивают массовые запросы на участие в политическом процессе. В свою очередь, уровень социальной фрустрации повышается в связи с ростом социальной мобилизации и усугублением экономической ситуации. «Взятые в целом, урбанизация, растущая грамотность, образование и влияние СМИ, являющиеся детерминантами социальной мобилизации, дают толчок росту стремлений и массовых ожиданий, которые, не будучи своевременно удовлетворенными, оформляют индивидуальные и групповые претензии политически. В отсутствие сильных и достаточно адаптивных политических институтов, такой взлет участия означает нестабильность и насилие»[58].

Однако стабильность вовсе не обязательно означает отсутствие изменений и даже реформ. Более того, относительный, пусть минимальный уровень стабильности совершенно необходим реформаторам для успеха. Уровень стабильности может существенно различаться и варьироваться - от балансирования на грани широкомасштабной гражданской войны до тотальной неподвижности и неизменности политических форм. Поэтому правомерным представляется выделять не только уровни или степень стабильности - нестабильности, но и различные типы политической стабильности.

Исследователи выделяют в этой связи:

Ø во-первых, динамическую стабильность, адаптивную и открытую переменам и воздействию среды,

Ø во-вторых, мобилизационную, или статическую стабильность, функционирующую на основании принципиально иных механизмов взаимодействия со средой.

Примером последней могут быть некоторые политические режимы, функционировавшие в досоветской и советской России. Российский опыт убеждает в том, что авторитарный харизматический лидер способен обеспечить стабилизацию общества на путях прорыва к новым рубежам социального и экономического прогресса. Правление кого бы из сильных, реформистски настроенных политических лидеров не рассматривалось, таких как: Петра I, Александра II, раннего Сталина - везде наблюдаются грандиозные социально-экономические результаты, скорость свершения которых не идет ни в какое сравнение с теми сроками, в какие подобные преобразования совершались на Западе. Однако стоило энергии «верхов»по каким-то причинам ослабеть, развитие общества тормозилось, стабилизация оборачивалась глубокой дестабилизацией.

В 90-е годы Хантингтон прославился как ученый-транзитолог своей работой «Третья волна» (первая волна 1828-1926, первый спад – 1922-1942, второй подъём – 1943-1962, второй спад – 1958-1975, третий подъём – 1974-?) и в геополитике – работой «Столкновение цивилизаций», переведенными на множество языков.

Демократизация в «Третьей волне» рассматривалась иначе, чем во всех остальных работах, анализировавших или организационные, или структурные условия демократической стабильности. Хантингтонобратил внимание на то, что большая часть демократических транзитов «Третьей волны» затронула страны, являющиеся в культурном плане христианскими. Демократизации конца XX века имела четкую религиозную подоплеку. В частности, католический мир перенимал некоторые протестантские мотивы по мере того, как католические общества наконец-то вступали на путь капиталистической революции. Третья волна не была проявлением обширного кросскультурного процесса модернизации, которому однажды суждено объять все общества, она была укоренена в конкретных культурных ценностях, унаследованных от западного христианства.

Этим своим тезисом «Третья волна» предвосхитила многие положения, которые затем с гораздо большей четкостью будут развиты в работах «Столкновение цивилизаций» и «Кто мы?».Хантингтон верил в непреходящий характер культурных ценностей, а также в религию как основополагающий фактор национального политического развития и международных отношений. Перед лицом этого факта глобализация оказывалась всего лишь поверхностной силой, создающей тончайшую пленку космополитического «человека Давоса». Поэтому, как считал Хантингтон, никакая глобализация не сможет гарантировать мир и процветание. Сами США являются отнюдь не авангардом универсального демократического развития, их успешность обусловлена «англо-протестантскими» истоками. Последние академические исследования Хантингтона, продолжавшиеся вплоть до его смерти, были посвящены теме влияния религии на мировую политику.

В своей книге «Столкновение цивилизаций и переосмысление мирового порядка» (1996 г.)Хантингтонописывает динамику современных международных отношений сквозь призму конфликтов на цивилизационной основе.

Вслед за А.Тойнби Хантингтон утверждает, что «человеческая история - это история цивилизаций»[59]. По Хантингтону, в современном мирепроисходит столкновение цивилизаций – китайской, японской, индуистской, исламской, православной, западной, латиноамериканской и, возможно, африканской. Внутри цивилизации обычно есть стержневая страна, которая организует единую политику всей группы стран со схожими культурными нормами (как, например, США в современной западной цивилизации). Каждая цивилизация стремится расширить свое влияние или, по крайней мере, сохранить свою самобытность от давления со стороны других цивилизаций. Вместо идеологического противостояния XX в. в XXI столетии главную роль будут играть межкультурные конфликты.

Если Фукуяма выступающий с концепцией «конца истории» предлагал считать главным фактором, определяющим современную мировую политику, полную победу либеральной идеологии, то Хантингтон счел такой подход чрезмерно оптимистичным. По его мнению, в конце XX в. геополитический расклад сил определяется идеологиями, выходящими за рамки традиционного противостояния либерализма и авторитаризма. Главными противоборствующими силами становятся цивилизации, объединяющие группы стран со схожими ментальными ценностями.

Хотелось бы заметить, что в течение последних четырех веков главной доминирующей силой европейского развития была западная цивилизация, навязывавшая всем остальным свои ценности. Однако, в XX веке мир становится сначала двухполюсным (противостояние Запада и Советской России), а затем постепенно формируется многополярность. Западная цивилизация постепенно теряет свое лидерство, зато растет самостоятельность дальневосточных цивилизаций и цивилизации ислама. В современном мире главным стало разделение на «Запад и всех остальных», причем наиболее агрессивную антизападную борьбу ведет исламская цивилизация. Конфликты нарастают по «линиям разломов», где идут затяжные локальные войны (как, например, на Ближнем Востоке). Как замечает ученый, в новом мире Запад должен отказаться от претензий на универсальность своих ценностей и попыток насаждать их силой в неевропейских странах.

После 11 сентября 2001 года репутация Хантингтона в Америке стала непререкаемой и его концепция полицивилизационного конфликтующего мира стала доктриной внешней политики США. Следуясвоей концепции, он протестовал против вторжения США в Ирак в 2004, считая, что это приведет лишь к повсеместному обострению отношений между Западом и исламским миром.

В монографии «Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности» (2004г.)ученый обращает основное внимание на проблемы, связанные с международной миграцией. По мнению автора, потоки мигрантов из развивающихся стран создают в развитых странах Запада анклавы иной культуры. В результате «столкновение цивилизаций» происходит уже не только между странами, но и внутри многоэтничных стран, которые подвергаются угрозе потери своей культурной идентичности. Так, для США наибольшую опасность, полагает Хантингтон, представляет поток латиноамериканских мигрантов, в большинстве своем не разделяющих базовые ценности протестантской англо-саксонской культуры.

С.Хантингтонупринадлежит выражение, ставшее очень популярным, «давосский человек» или «давосская культура».Ученый с большой критикой относился к тем элитным силам, которые ассоциируют себя в большей степени с международными и коспомолитическими образованиями, а не с англосаксонской, протестантской Америкой, к которой он сам принадлежал и защитником которой всегда был.

Есть мнение, что к России он относился довольно сложно, признавал за Россией место быть центром отдельной цивилизации, и что Соединённым Штатам нет никакой необходимости и нужды поддерживать, допустим, Украину или иные страны, формально входящие в российский цивилизационный блок, против России, как наиболее сильной державы этого блока.

Собственно, основной теоретический и идеологический вклад Хантингтона как политолога заключался в том, что онпроанализировал новый мировой порядок, который пришел на смену холодной войне.

Сэмюэл Эдвард Файнер (1915 - 1993) - британский политолог и историк, специализировавшийся на истории политического устройства Великобритании. СэмюэлФайнер выбрал политологию своей профессией под влиянием старшего брата - известного политолога Германа Файнера. В годы второй мировой войны служил в чине капитана в службе сигнальной разведки. С 1950 года - профессор Колледжа Северного Стаффордшира, с 1966 года - глава факультета правительства Манчестерского университета. Способствовал введению политологии в качестве учебного предмета в университетах Великобритании. С 1974 года - профессор управления и правительства Оксфордского университета (с 1982 года - ProfessorEmeritus). В своей работе «Человек верхом на лошади» (1962) писал о трёх причинах, по которым профессионализм военных может привести их к столкновению с гражданской властью:

1. Военные могут полагать, что находятся на службе у государства, а не на службе у правительства, которое в данный момент пребывает у власти. А это может привести их к «противопоставлению общества и временно занимающей своё место администрации»;

2. Вооруженные силы могут впасть в «военный синдикализм», полагая, что только специалисты обладают достаточной квалификацией для принятия решений в оборонной области;

3. Военные могут отказаться от участия в решении «грязных» внутригосударственных проблем, с которыми сталкивается гражданское руководство страны, считая себя гарантом внешней безопасности государства, а не тяжеловооруженным полицейским подразделением.

В основе всех проблем в отношениях военных с гражданским обществом лежат два фундаментальные противоречия:

Ø почти все общества нуждаются в вооруженных силах для защиты от внешней угрозы и сдерживания агрессии, хотя и вооруженные силы могут представлять угрозу для общества, которое призваны защищать;

Ø поскольку армия должна защищать государство от врагов, она должна вести собственные дела таким образом, чтобы не разрушать общество, которое призвана защищать.

В упрощенном виде суть взаимоотношений власти и армии, по мнению П. Фивера, может быть сведена к следующему: «Гражданское общество придумало армию, чтобы та защищала его от врагов, однако гражданские лица не могут быть вполне уверенными в том, что военные будут вести себя так, как предполагает общество». Однако очевидно: основные принципы функционирования военных структур противоречат принципам демократического общества. Понятно, что каждое решение демократического правительства, будь то в военное или мирное время, выносится или утверждается гражданскими официальными лицами, избранными народом, или назначаемыми на свой пост выборными представителями. В таком обществе контроль носит абсолютный и всеобщий характер: ни одно решение не может быть принято военными, если право принятия этого решения явным или косвенным образом не было делегировано военным гражданской властью.

Главным научным трудом Файнера является трёхтомная «История правительства с древнейших времён» - сравнительное исследование различных форм правления прошлого и настоящего, начиная с шумерской, египетской и ассирийской цивилизаций, Древнего Израиля и Иудеи, Греции, Римской империи, Китая и заканчивая периодом индустриализации и образования конституционных монархий в Европе. Эта монументальная работа так и не была закончена, опубликована издательством Оксфордского университета посмертно в 1997 году.

М.Яновиц ( )является крупным военным социологом, который занимался теоретическими аспектами психологических войн, внесшим существенный вклад в развитие армии XX века.Является автором социологической работы«Профессиональный солдат. Социальный и политический портрет» (1960), которая считается едва ли не «библией» исследований «сектора безопасности». Как и С. Хантингтон М. Яновиц раскрывает различные стороны гражданско-военных отношений, взаимоотношения гражданского и армейского мира.

Сидней Верба(род. 1932, Нью-Йорк)– американский политолог, работы которого считаются классикой современной политической науки. В 1972 – 1973 гг. он занимал пост вице-президента Ассоциации международных исследований, в 1979 – 1981 гг. – пост вице-президента, а затем и президента (1994 – 1995 гг.) Американской ассоциации политической науки. Верба принимал активное участие в деятельности Национального исследовательского совета и Исследовательского совета по социальным наукам. В 1993 г. за вклад в развитие политической науки удостоен премии имени Джеймса Мэдисона, дважды – в 1972 г. и 1976 г. – удостаивался премии Американской ассоциации политической науки за лучшую книгу.Верба принадлежит к числу активно работающих и авторитетных политологов (один из наиболее упоминаемых в литературе как общедисциплинарного, так и специального характера), имеющих статус интеграторов науки. Является автором следующих работ «Гражданская культура и стабильность демократии» (соавт. Г. Алмонд, 1963 г), «Анализ сравнительного исследования» (соавт. С. Роккан и др., 1969), «Формы демократического участия» (соавт. Н. Най и Ж. Ким, 1971), «Кризисы политического развития» (соавт. Дж. Коулман, Л. Пай и др., 1971); «Каста, раса и политика: сравнение Индии и США» (соавт. Б. Ахмед и А. Бхатт, 1971), «Изменяющийся американский избиратель» (соавт. Н. Най и Дж. Петрочик, 1976/1979); «Гражданская культура: пересмотр концепции» (соавт. и соред., 1980 г.); «Элиты и идея равенства: сравнение Японии, Швеции и США» (1987); «Голос и равенство: гражданский волюнтаризм в американской демократии» (соавт. К. Шлоцман и Г. Брэйди, 1995).

В своей книге«Революция в сравнительной политологии» довольно точно оценил происшедшие переменыXX века и выделил основные направления развития сравнительной политологии:

Ø видеть за описанием теоретически более релевантные проблемы;

Ø видеть за одним фактом сравнение многих фактов;

Ø видеть за формальными институтами управления политические процессы и политические функции;

Ø видеть за странами Западной Европы новые государства Азии, Африки и Латинской Америки.

В своей книге «Голос и равенство: гражданский волюнтаризм в американской демократии» (1985 г.)Верба исследует проблему неравенства в политическом участии американских граждан. Он определяет политическое участие как механизм, при помощи которого граждане передают информацию о своих интересах, предпочтениях и потребностях, и оказывают давление на тех, кому данная информация адресована (для рассмотрения и принятия соответствующего решения). Верба отмечает, что в демократическом государстве участие должно быть равным, учитывая, что демократия предполагает равное внимание к интересам всех граждан. На основании материалов «Исследования гражданского участия», охватившего 15 тыс. избирателей, он делает вывод о чрезвычайно неравном по сравнению с другими демократиями распределении политического участия в США и, соответственно, менее представительном характере американского электората.

Сидней Верба иГабриель Алмонд в соавторстве описывали поддержку политического общества как основной индикатор уровня поддержки того или иного политического режима. Они также разделяли эмоциональные (affective) и рациональные (оценочные – evluative) уровни политической поддержки. Эмоциональная политическая поддержка – это степень принятия и идентификации с объектом. Рациональная, оценочная поддержка– это суждения о результативности и уместности действий того или иного политического объекта.

Таким образом, одним из самых важных и необходимых элементов демократической системы является участие народа в политической жизни общества. Демократия нуждается в активном участии граждан. Без такого участия демократия становится нелегитимной и лишается своей основной силы (поддержки народа).

Г. Алмонд и С. Верба публикуют еще одну совместную книгу «Гражданская культура и стабильность демократии»[60] Эта работа основана на историко-сравнительном исследовании политических культур пяти стран – США, Великобритании, Германии, Италии и Мексики.

В данной работе авторы приходят к выводу, что понятие «гражданская культура» может быть применено только по отношению к политическим культурам США и Великобритании, поскольку это две относительно стабильные и преуспевающие демократии. Под «гражданской культурой» подразумевается смешанная политическая культура, в рамках которой граждане могут быть активными в политике, однако многие другие играют более пассивную роль подданных.

Помимо «гражданской культуры», Верба и Алмонд выделяют три основных вида политических культуры:

1. Приходская, где нет конкретизации политических ролей и где ориентация обыкновенно не конкретизируется;

2. Подданническая культура, где отношение к политической системе в целом является пассивным;

3. Культура участия, в которой члены общества четко ориентированы на систему в целом.

Таким образом, гражданская культура является производным типом от этих трех культур. Она передается в ходе сложного процесса, который включает в себя обучение во многих социальных институтах – в семье, группе сверстников, школе, на рабочем месте, равно как и в политической системе, как таковой. Тип опыта, получаемого в этих институтах, различен. Индивиды приобретают политические ориентации путем направленного обучения – например, на специальных уроках основ гражданственности или напрямую сталкиваясь с политическими реалиями.

Гражданская культура передается в ходе сложного процесса политической социализации, который включает в себя обучение во многих социальных институтах – в семье, группе сверстников, школе, на рабочем месте, равно и в политической системе как таковой. Тип опыта, получаемого в этих институтах, различен. Индивиды приобретают политические ориентации путем направленного обучения – например, на специальных уроках основ гражданственности или напрямую сталкиваясь с политическими реалиями.

Политическая социализация во многом сводится к прямому воздействию на человека гражданской культуры и самого демократического государственного устройства. Воспринимая политические ориентации и поведение предыдущих поколений, каждое новое поколение вбирает в себя гражданскую культуру.

В политической науке Верба является одним из наиболее авторитетных теоретиков. Особенно ценен его вклад в разработку проблематики политической культуры. Вместе с тем, Верба является одним из ведущих специалистов в области сравнительной политологии и исследований политического участия.

Деятельность Комитета была направлена на создание «общей науки, разрабатывающей единый комплекс теоретических проблем, предоставляющей единую методологию исследований». Наиболее ценные достижения американской политологии с середины 50-х по начало 70-х связаны с деятельностью Комитета. Редкими исключениями являются некоторые чисто теоретические труды или же работы в весьма специфических областях (например, электоральные исследования). Фактически в это время сравнительная политология заняла ведущее место в политической науке.

Подобные перемены не означали, что «традиционная» сравнительная политология исчезла. Ее приверженцы не только продолжали работу, но и смогли выдвинуть немало здравых возражений против методологического максимализма «обновленцев». Важным событием в данном отношении стало заседание круглого стола по сравнительному правлению, организованное Международной ассоциацией политической науки в апреле 1954 года во Флоренции. На заседании «традиционалисты», среди которых были Лёвенштейн, Фридрих, Дюверже, Штернбергер, Робсон, выступили против «обновленцев», которых во Флоренции представляли Рой Макридис, а также СэмуэльБиэр и Роберт Уорд. Выявилась и группа «центристов», в числе которых оказался и один из организаторов флорентийского коллоквиума Джованни Сартори. В целом дискуссия оказалась конструктивной и плодотворной.

Джованни Сартори (1924) - американский философ и социолог итальянского происхождения. В 50 - 70-е годы он был одним из лидеров «флорентийской школы» политических исследований. С 1976 г. ученый возглавляет кафедру социологии политики Стэнфордского университета. Он автор многих научных трудов, ряда сравнительных исследований политических систем Италии и других западных стран, политических институтов, политического поведения в демократических странах. Труды Сартори переведены на 30 иностранных языков. В течение долгих лет работал в США, является профессором Колумбийского университета в Нью-Йорке, почётный доктор университетов Генуи, Джорджтауна, Гвадалахары, Буэнос-Айреса, Бухареста.

Начиная с 60-х годов приобрел прочную репутацию одного из виднейших специалистов по теоретическим проблемам политической науки, и в частности по теории демократии.

В фокусе научных интересов Сартори — теория политического плюрализма и полиархии, теории элит. Его труды отличаются высоким теоретическим уровнем. Большое внимание Сартори уделяет развитию понятийного аппарата политической науки.

Существует несколько основных направлений научной деятельности Джованни Сартори:

Ø разработка концепции «элиты» в демократических странах, которая рассматривается одновременно как «контролирующее меньшинство».

Ø изучение демократии как «стратархии» — «конфигурации власти без вершины»;

Ø проведение ряда исследований по партиям и партийным системам, где вводится понятие «поляризованность партийных систем», под которым понимается центр силы и притяжения, состоящий из одной или нескольких партий и играющий определяющую роль в партийной системе.

Ø проведение ряда исследований касательно политической социологии.[61]

Более подробно хотелось бы остановиться на базовых направлениях деятельности Дж. Сартори. В своей работе «Пересматривая теорию демократии» (1987 г.)[62] автор в отдельной главе «Вертикальная демократия» останавливается на определениях меньшинства и элиты. Понятие «элита» появилось в интеллектуальном дискурсе сравнительно недавно, в начале XX века, однако разделение людей на тех, кто способен (или достоин) осуществлять власть, и тех, кто в этой власти находится, появилось намного раньше. Большинство исследователей сходятся на том, что впервые такое разделение появилось в диалогах Платона. Далее оно выразилось в понятии «аристократия». Тем не менее, это понятие подразумевало наличие наследственного права на осуществление власти. Аристократии приписывались исключительные способности к властвованию – на основании врожденных качеств.

В конце XIX – начале XX века эта тема поднимается и активно обсуждается в ряде таких работ, как «Правящий класс» (Гаэтано Моска), «Социалистические системы» (Вильфредо Парето), «Царство духа и царство Кесаря» и «Самопознание» (Николай Бердяев), «Восстание масс» (Хосе Ортега-и-Гассет).

Возвращаясь к работе Дж. Сартори «Вертикальная демократия», стоит отметить, что автор рассматривает именно политическую элиту (отмечая, что есть еще и другие, например, интеллектуальная) в связи с неверной, по его мнению, трактовкой термина «элита» по отношению к политике и власти.

В качестве объекта исследования Сартори выделяет меру и характер политической контролирующей власти, которой обладают меньшинства. Дж. Сартори пытается ответить на два вопроса: что такое контролирующее меньшинство и кто к нему принадлежит. В качестве критериев выделения контролирующего меньшинства он приводит два -альтиметрическийкритерий(«кто наверху, тот и властвует») и критерий заслуги.

Альтиметрический критерий «сводит дело к оправданию фактического положения вещей: кто наверху, тот наверху, а кто там находится, тот и «могуществен», он обладает властью и властвует».

Сартори утверждал: «Критерии для выделения контролирующего меньшинства многочисленны. Два из них—первостепенной важности. Первый критерий — альтиметрический: контролирующая группа является таковой потому, что располагается — по вертикальному разрезу строения обществ — “наверху”. Согласно альтиметрическому критерию, предполагается: кто наверху, тот и “властвует”,— предположение, основывающееся на том мудром доводе, что .власть возносит наверх, а обладающий властью потому и обладает ею, что находится наверху. Альтиметрический критерий, однако же, применим и к стратархии при условии, что каждая страта будет иметь собственную “вершину” (и что будут приняты в расчет вытекающие из этого сложности). Заметим же, что в свете альтиметрического критерия всякое общество представляет собой стратархию и что складывающаяся в итоге стратократия может быть либо сконцентрирована в одной вершине, либо распределена между различными вершинами. Альтиметрический критерий сводит дело к оправданию фактического положения вещей: кто наверху, тот наверху, а кто там находится, тот и “могуществен”, он обладает властью и властвует.»

Более выигрышной точкой зрения он считает ценностный критерий, согласно которому вертикальная структура общества должна быть вверена ведению достойнейших (признанных таковыми).

Более выигрышной точкой зрения он считает ценностный критерий, согласно которому вертикальная структура общества должна быть вверена ведению достойнейших (признанных таковыми).

Автор замечал: «Итак, другой критерий — критерий заслуги. Парето: “Эти классы [“люди, занимающие высокое положение соответственно степени своего влияния и политического и социального могущества” и/или “так называемые высшие классы”] составляют элиту, “аристократию” (в этимологическом значении слова: = лучший). Покуда сохраняется устойчивое социальное равновесие, большинство тех, кто в нее входит, как представляется, в незаурядной степени обладают определенными качествами — неважно, хорошими или дурными,— которые обеспечивают власть”.

Согласно Дж. Сартори элита является одной из инстанций власти не в силу того, что она находится на верхушке общества, а потому, что люди,входящие в элиту, обладают определенными качествами, которые обеспечивают власть. Отсюда возникает процесс совмещения элиты и власти. Элита остается у власти, пока совмещены заслуги и власть, но как только они перестают друг другу соответствовать, возникает неравновесие, и элиты альтиметрические вытесняются элитами «по способностям», то есть подлинными элитами.

В этой связи Дж. Сартори выводит интересную точку зрения, что данный критерий работает благополучно при представлении иерархии власти в форме пирамиды. Тем не менее, он выделяет ситуации, при которых возникает «стратархия», т. е. конфигурация власти без вершины (нестрогая и усеченная пирамида).

Однако ценностные идеалы демократии апеллируют еще и к античному, то есть к прямому, а не представительному варианту демократии. Это не соответствует современной ситуации – непрямой демократии, строящейся на вертикальных процессах. По мнению Дж. Сартори, демократия должна представлять собой селективную полиархию, когда как сейчас она представляет выборную (элективную) полиархию.

Согласно мнению автора: «Очевидный факт состоит в том, что идеалы демократии остались в большой мере тем же, что они представляли собой в IV в. до н.э., за одним важным исключением: стала “цениться” отдельная личность. А если идеалы демократии — это все еще в основном греческие ее идеалы, то, значит, они адресуются к прямой, а не к представительной демократии. Это означает, что и сегодня ценностное воздействие демократии апеллирует только к горизонтальному измерению политики. Конечно, были и у греческого полиса магистраты, в Афинах это были архонты, в Спарте — эфоры, и они обладали некоторой минимальной вертикальностью. Однако сравнивать вертикальное измерение античной полисной демократии с вертикальным измерением представительной демократии национального масштаба — все равно, что сравнивать венецианскую колокольню с Эверестом.»

Дж. Сартори понимает элиту как властвующий класс, который обладает наибольшей властью за счет имеющихся у него «определенных качеств», обеспечивающих эту власть. Автор не уточняет, какими должны быть эти качества, являются ли они врожденными (способностями), либо приобретаются (заслуги), но элита, по его мнению, должна удерживать эти качества, образцы, чтобы оставаться у власти. Оценка качеств элиты должна производиться постоянно, чтобы соответствовать историческому моменту. Результативно это происходит во время выборов.

Сартори рассматривал демократию как «стратархию» — «конфигурацию власти без вершины» (нестрогая пирамида). Поскольку совеременная концепция «демократии» далека от античного идеала «власти народа», то Сартори предпочитает её именовать «селективной полиархией», при которой власть принадлежит меньшинству, но в отличие от олигархии, власть не закрыта от общества и допускает оппозицию.

Демократия должна представлять собой селективную систему конкурирующих избирательных меньшинств, т.е. демократия = селективная полиархия. Демократия предполагает, с его точки зрения, обеспечение влияния большинства через властвующие и находящиеся в конкуренции меньшинства

Дж. Сартори о своём интересе к изучению демократии: «Если бы я не испытывал неудовлетворенности тем, как работают наши демократии, я довольствовался бы демократией в дескриптивном (описательном) определении ее — как диффузной, открытой системы контролирующих групп, конкурирующих между собой на выборах, и, таким образом, избавил бы себя от труда продвигать разработку нормативной проблемы в том направлении, в каком я сейчас ее продвигаю. В дескриптивном плане, я сказал, демократия есть выборная полиархия.»

Демократия должна представлять собой полиархию по основанию достоинств.

Какова же причина гибели демократии? Если ориентировать обсуждаемый предмет на перспективу, то уместно поставить вопрос: откуда исходят уже существующие и надвигающиеся новые угрозы демократии как политической форме? Ибо очевидный факт состоит в том, что все демократические правительства — некоторые в большей, некоторые в меньшей степени — переживают убыль авторитета и находятся под натиском непомерного количества требований, которых не в состоянии принять к выполнению. Итак, мы живем в условиях демократии, постоянно испытывающей затор, находящейся под давлением с разных сторон, характеризуемой низкой способностью к управлению, т.е. нестойкостью в отношении предъявляемых ей требований и слабой способностью к принятию и осуществлению решений.

В чём заключается руководство в теории демократии? Осуществляя у себя демократию, определяемую как выборная полиархия, мы не обращаемся тем самым к налаживанию “хорошего” функционирования системы, так как соперничество на выборах не обеспечивает качества результатов, а только демократичность способа их достижения. Остальное же — то, насколько ценен конечный результат,— зависит от качества руководства. Однако, хотя сплошь и рядом признается жизненно важная роль руководства, тем не менее, оно получает в теории демократии лишь весьма незначительный статус.

В своей следующей работе «От социологии политики к политической социологии»[63]Дж. Сарториутверждает, что выражение «социология политики» означает определенный участок общего поля социологии, в то время, как выражение «политическая социология» ясностью не отличается.

Рисунок 9.

Поиск по сайту: