Размышление о современном обществе, студентах и философии

Отрадно спать, отрадней камнем быть.

О, в этот век, преступный и постыдный,

Не жить, не чувствовать – удел завидный.

Микеланджело Буонаротти

Мое поколение – это потерянное поколение. Мы оказались «заброшены» в точку крупнейшей геополитической катастрофы Новейшей истории. Мы не отстаивали либеральные ценности и не разрушали Советский Союз. Мы просто родились на его обломках.

Н. Дайер-Визефорд называет современное общество раковой стадией капитализма[1]. Бесконтрольные финансовые спекуляции, образовавшие денежный «пузырь», почти в шесть раз переросший объемы реального производства, надвигающаяся экологическая катастрофа, миллиард голодающих – что это как не раковые мутации самого бесстыжего способа производства? Уничтожение Советского Союза – это, по Дайеру-Визефорду, уничтожение гоминид динозаврами, так что нам остается? Добровольно превращаться в динозавров?

Мое поколение дезориентировано, подавлено, разобщено, разбито. Мы бежим от себя и от своей возможной свободы в «люди», ищем псевдосмыслы и верим в псевдоидеалы. Мы относимся некритически к тому, что нам предлагают, мы никогда не останавливаемся, чтобы задуматься... Мы поддерживаем и распространяем «рак», хотя у нас достаточно сил, чтобы его «вылечить».

Прежде всего, мы необразованны, даже элементарно неграмотны. Неолиберальным ответом университетской весне 1968 г. стала радикальная реструктуризация высшего образования в Европе и США – «образовательные нормы полностью приспособили к капиталистической экономике: институт тьюторства расширился, и количество заданий студентам многократно возросло, а экономические дисциплины, которые могли послужить теоретической основой волнений и бесполезные для производства предметы были сокращены почти до ноля»[2]. Внедрялось «партнерство производства и университета». Этот новый академический порядок гласил, что фундаментальные исследования должны быть предельно сокращены в пользу проектов, возможная прибыль от реализации которых в производстве была бы максимальной, а сроки реализации минимальными. Таким образом, бизнес обеспечивал себе подпитку научными идеями и насаждал нужное ему мировоззрение. Однако в 90-х гг. начался новый цикл университетских восстаний. Основная причина – экономические риски, в атмосфере которых студенты себя находили. «Высшее образование вместо гарантий успеха в жизни служило созданию «резервной армии интеллектуального труда»[3].

В России эта тенденция приобрела наиболее уродливые формы. В рейтинге уровня жизни независимого Legatum Institute российское образование занимает «почетное» 38 место[4]. Высшее образование благодаря либеральным реформам почти уничтожено, пришел черед среднего. Новый ФГОС предполагает, что в качестве общеобразовательных дисциплин в школе останутся только физкультура, основы безопасности жизнедеятельности, совершенно невнятный предмет «Россия в мире» (интересно, как в его рамках предполагается объяснять общее 63 место России в указанном рейтинге и 77 место по уровню развития информационных технологий в рейтинге ВЭФ[5]?), еще менее внятный «Индивидуальный проект» и дикая смесь русского языка и литературы в виде «русской словесности» (филологии?). Во всем мире в период правления неолибералов роль государства не уменьшилась, его вмешательство не сделалось менее активным, оно просто получило другую цель — подавлять и демонтировать любые структуры, оказавшиеся в противоречии с рынком. Россия с ее «бандитским капитализмом» (М. Фридман) оказалась здесь впереди планеты всей – известно, что одним из основных положений «Стратегии развития РФ до 2010 г.» Г. Грефа было широкое внедрение конкурентно-рыночных отношений в сферах ЖКХ, здравоохранения и образования, то есть, как показали постиндустриалисты, в сферах по своей сущности некоммерческих[6].

Г.Г. Малинецкий в своих «Итогах» показал, что и культура в целом у нас утрачена; она заменена алкоголем. «Есть страны первого класса (например, США), которые «скупают» и привлекают отдельных энергичных, талантливых людей – ученых, менеджеров, артистов. Страны второго класса (например, Китай) скупают технологии и компании, которые им нужны. Страны третьего класса (к ним относятся многие развивающиеся государства) закупают продовольствие, тем самым проедая невосполнимые природные богатства. Но есть страны и четвертого класса (к ним относится Россия). Они пропивают свои ресурсы – примерно половина алкоголя, выпиваемого в России, является импортом...»[7] 18 литров алкоголя на человека в год и уменьшение общего тиража научно-популярных журналов в 100 раз – вот концентрированное выражение наших достижений в области культуры.

По мнению Малинецкого, в России идет холодная гражданская война – демографические показатели периода прогрессивных реформ выглядят намного страшнее, чем их аналоги времен Первой мировой и Великой отечественной. «Живем мы плохо, зато недолго»[8].

Думские выборы 4 декабря 2011 г., уже успевшие стать притчей во языцех, и последовавшие за ними протестные митинги послужили самой яркой иллюстрацией нашей безграмотности. «Российское столичное общество продемонстрировало чудеса политической инфантильности... В воскресение люди кинулись голосовать, зная заранее, что выборы нечестны, а оппозиция – подставная. На следующий день искренне возмутились обманом, хотя были прекрасно осведомлены, что играют с шулерами... С единодушием леммингов интеллигенция и средний класс бросились на митинги»[9]. Основная претензия Б.Ю. Кагарлицкого, чью точку зрения я полностью разделяю, к организаторам и участникам митингов – отсутствие объединяющего лозунга, общезначимого и даже общепонятного повода. «В условиях общества с практически разрушенной культурой солидарности ни разгром системы образования, ни уничтожение бесплатной медицины, ни падение реальной заработной платы не становились причиной массового протеста, хотя и подпитывали общее раздражение»[10]. Социальные темы на митингах старательно игнорировались. И если не считать призыва к отмене выборов (опять же, заведомо неосуществимого), никакой политической равнодействующей у разношерстных толп митингующих не было. Отсутствие политической культуры, элементарного понимания связи между экономикой и политикой, умения анализировать ситуацию и выстраивать четкую политическую линию, к сожалению, характеризует и многих левых активистов. Печальные плоды разрушенной социальной сферы, образования и культуры.

Однако в бочке дегтя всегда принято находить ложку меда. Хорошо, что мы вообще вышли на улицы и решились заявить протест. Известно, что депопуляция и гражданская активность – две вещи несовместные. Нас, граждан России, осталось порядка 129 – 132 млн. человек, если вычесть из официальной цифры в 141,1 млн. нелегальных мигрантов и лиц без гражданства[11]. Мы вымираем по полтора миллиона в год. В такой ситуации надежды на коренное изменение линии движения, на резкий переход от форсирования ультралиберальных реформ к развитию согласно научно обоснованной стратегии представляются весьма призрачными. Поэтому хоть какое-то волеизъявление граждан – уже плюс. Теперь важно не растеряться и с этим настроением начать работать – просвещать, разъяснять, обосновывать – все вполне по классической схеме.

Кризис неолиберализма объективен. Более того, 2008 г. сделал этот кризис очевидным, остро поставив вопрос о конкретных программах социально-экономических преобразований во всем мире. Мы вновь пришли к старой истине: усилиями политтехнологов можно контролировать политическую сферу, но не экономику, политика – лишь концентрированное выражение экономики, надстройка может долго сопротивляться прогрессивным изменениям базиса, но в конце концов они пробьют себе дорогу – и тем хуже надстройке.

Зародившийся в XIX веке и подмеченный К. Марксом всеобщий труд уверенно формирует условия своего существования. Ведущую роль в этом процессе играет квинтэссенция всеобщего труда – компьютерный труд. Согласно А. Негри, рост информатизации производства, расширение телекоммуникаций, концентрация производства на крупных фабриках, деконцентрация мелких частных производств и услуг позволяют говорить о совпадении структуры крупного промышленного предприятия и самого общества. Это явление называется «диффузией предприятия» или «предприятием без стен». Поэтому борьба с капиталом должна вестись представителями всех сфер общественной жизни, прямо или косвенно подчиненных капиталу. «Растущая тенденция капитала к интервенции и постановке под контроль создала ситуацию, в которой общество функционирует как момент процесса производства (взятого в целом)»[12].

Крупнейшей заслугой автономного (автономистского) марксизма является разработка детализированной структуры кругооборота капитала в контексте понимания общества как предприятия. Сегодня кругооборот включает четыре момента: производство, воспроизводство рабочей силы (поддержание жизни, образование и медицинское обслуживание), восстановление природы, кругооборот. Сегодня все эти сферы насыщаются высокими технологиями и информацией. «Включая в анализ структуры рабочего класса непроизводительный, наряду с производительным, труд и неоплачиваемую, наряду с оплачиваемой, работу, представители автономного марксизма предельно расширяют теоретические рамки этого понятия... Капиталистическое производство сегодня пользуется социальными взаимосвязями в собственных интересах. Таким образом, рабочий класс сегодня предстает чрезвычайно пестрым: рабочие предприятий, студенты, домохозяйки, работники медицины, общественного питания и образования – каждая группа со своими специфическими требованиями и интересами, организованные общей целью... Производительный труд – сегодня это труд, направленный на производство общества»[13]. Феминистки М. Далла Коста и С. Джеймс, противопоставляя свое учение популярной феминистской политической экономии, доказывают, что капитал подчинил себе образование, медицину, общественное питание, а также домашнюю работу, начиная от рождения детей и заканчивая созданием эмоциональной атмосферы в семье. Все это, по их мнению, неоплаченный труд, направленный на то, чтобы «рабочая сила каждое утро была готова идти на работу»[14]. Вкратце, согласно тезису Тронти, Клевера, Панзьери и О'Коннора: «Все общество сегодня существует как функция предприятия, а предприятие распространяет свое выдающееся господство на все общество»[15].

Соответственно, круговороты классовой борьбы подвергаются действию тех же факторов. Дайер-Визефорд и «автономисты» рассматривают развитие классового конфликта как двойную спираль: эксплуатация труда капиталом и сопротивление рабочего класса этой эксплуатации. Относительно технологии это развитие имеет два аспекта: наука и техника как инструмент капиталистического господства и возможность перехода контроля над наукой и технологией в руки пролетариата. Цикл выглядит так: 1.Рабочие противостоят капиталу, организуясь в коллектив. 2.Капитал старается разъединить общность рабочих с помощью реструктуризации производства. 3.Но капитал как система зависит от возможности организовать труд с помощью заработной платы, поэтому происходит реорганизация рабочего класса. Сопротивление рабочих капиталу принимает две формы: саботаж (обладающие научными знаниями и технологическими навыками рабочие останавливают процесс высокотехнологичного производства) и отказ от использования направленных на сокращение рабочих мест инноваций.

Ключ к пониманию современной классовой борьбы – беспрецедентное развитие информационного аппарата в условиях капитализма, который, однако, может служить не только огромному миру коммуникаций, но и противоречиям, протесту и появлению новой силы. Сегодня такая новая сила представлена «революцией коллективного рабочего» – объединенными выступлениями представителей всеобщего труда и социального обслуживания. Яркий пример – серия забастовок начала 1990-х в США и Канаде, забастовка в Силиконовой долине и ряде штатов в 1996 г., а из последнего – движение «Захватим Уолл-стрит», объединившее протестующих 82 стран мира и имеющее яркий антикапиталистический и альтерглобалистский характер.

«Кризис глобального рынка заставляет искать новые методы общественно-экономической координации, - говорит Кагарлицкий, - уже сегодня элементы нетоварного хозяйства, складывающиеся в сфере информационных технологий, объективно сталкиваются с ограничениями капиталистической системы и на каждом шагу дестабилизируют ее — достаточно вспомнить безуспешные попытки крупного бизнеса навязать миру цензурный режим интеллектуальной собственности. Левые, напротив, должны опираться на такие технологические возможности, использовать их для построения новых социальных отношений всюду, где возникают соответствующие условия (общедоступный интернет, открытое программное обеспечение, бесплатная информация и связь)»[16]. В качестве более отдаленных последствий развития всеобщего труда и возможных результатов борьбы Дайер-Визефорд выделяет также введение института всеобщего гарантированного социального дохода (всеобщего основного дохода) – регулярно выплачиваемой правительством каждому взрослому жителю определенной суммы; сокращение рабочего дня; организацию компьютеризированного общественного планирования как способность направлять развитие производства, и общества. Компьютеризация и телекоммуникации создают каналы для соединения административной системы и децентрализованной системы социальной самоорганизации.

Как бы ни хотелось современным «профессорам буржуазной философии» игнорировать изменения, вызываемые в обществе всеобщим трудом – они уже начались и вовсю разворачиваются. Институт всеобщего дохода с 1999 г. функционирует на Аляске, группа RTK продвигает компьютеризированное общественное планирование в сфере организации экологической программы правительства США. И, наконец, сам прогресс информационных технологий создает тенденции, диаметрально противоположные логике рынка. Развитые коммуникационные сети порождают очень быстрый и широкий круговорот информационных товаров, к которым неприменима логика производства и потребления обычных товаров. Волна медиа-пиратства, включающего создание фотокопий, перепечатывания текстов, перекачку видео, неоплаченный прием спутниковых сигналов, копирования программного обеспечения и хакерство уничтожают товарную форму информационных ресурсов. Обращаясь к Марксу, Дайер-Визефорд убеждается в том, что мотивы, разрушающие капиталистическое развитие коммуникаций коренятся в укорачивающемся времени круговорота товаров. «Согласно Марксу, если продукт переходит сразу же от производителя к потребителю, это разрушает сам момент товарного обмена. Знаменитый девиз хакеров «информация хочет быть свободной» означает, прежде всего, что большинство людей хочет, чтобы информация находилась в свободном доступе и ищет в виртуальном пространстве средства достижения этого. Интернет делает доступным большое количество разнообразной информации в нетоварной форме. Огромные базы данных доступны бесплатно. Создатели программ, которые хотят, чтобы их работа была использована больше, чем чтобы она была продана, помещают их в интернет бесплатно... Эти тенденции заложены в самой природе информации – аномального явления для рыночной экономики, так как она может быть использована одновременно множеством людей, скопирована и передана дешево, она не уменьшается от многократного использования и может увеличивать свое значение в зависимости от более широкого распространения. Это ведет к двум возможным противоположным последствиями: оплата информационных услуг под контролем общества или «фундаментальное разложение» товарной формы через всеобщее разрушение авторских прав на информацию. Наше общество будет построено на тенденции разрушения товарных отношений»[17]. Дайер-Визефорд отдает должное первым, кто увязал уничтожение товарного обмена со свойствами информации – как ни странно, это были научно-технические работники из организации Компьютерные Профессионалы за Социальную Ответственность (CPSR). Они отмечали также, что обобществление информации приведет к значительным культурным изменениям, поскольку распространение культуры будет широко, как никогда.

Фактически, компьютерный труд сегодня сам «пробивает дорогу» к выходу за пределы рамок частной собственности. Так называемому принципу property противоречат сетевые («пиринговые») технологии обмена файлами, которые снискали высокую популярность, вплоть до создания в 2006 г. в Швеции политического объединения противников законодательства о защите авторских прав и соответственно сторонников файлообменных сетей, получившего официальное наименование «партия пиратов» (с лета 2009 г. данная партия представлена в Европарламенте); вслед за Швецией аналогичные политические объединения заявили о себе еще в нескольких странах в Европе, в Северной и Южной Америке[18].

Все больше людей стремятся к свободному доступу к информации. Среди самих программистов распространено мнение о том, что от патентов страдают все. На сайте InsidePro мы встретили исчерпывающее рассуждение на эту тему. «Сначала патенты выдавались на вполне конкретные изобретения, которые могли использоваться в производстве. Например, на хитроумную конструкцию часов с самозаводящимся механизмом. Изучив чужой патент, остальные пытались усовершенствовать его, разработав совсем другую конструкцию, чтобы выпускать ее без всяких там отчислений, что было вполне логично. Но в последнее время наметилась неприятная тенденция к патентованию фундаментальных основ, на которых держится пуп мироздания. Несмотря на то, что информация по-прежнему остается открытой, она уже не может быть использована посторонними.

А это значит, что программисты не могут писать программы, не опасаясь судебного преследования. Сегодня куда ни плюнь, обязательно попадешь во что-то запатентованное. Написать программу сложнее "Hello, world!", не нарушив при этом пары десятков патентов - невозможно! Точнее возможно, но только тихо. Без лишнего шума. Пока мы не будем никому мешать, нас никто не тронет. Скорее всего, никто не тронет. Если программа попадет на глаза ретивому менеджеру крупной компании, он разорвет нас в пух и прах. Куча прецедентов - яркое тому подтверждение.

Со временем ситуация будет только ухудшаться. Затем, когда она дойдет до логического абсурда, угробив три четверти индустрии, случится что-то радикально. Такое, что все изменит. Но до этого еще далеко»[19]. Компании, вкладывающие миллиарды долларов в разработку перспективных исследований, каждый раз рискуют потерять все, потому что конкурент может добежать до финиша на день раньше и сорвать банк. Мелкие компании находятся еще в более проигрышном положении - они вынуждены лицензировать слишком много технологий, которые могли бы разработать и самостоятельно, но, увы, нельзя, ведь на них и всю прилагающуюся к ним смежную область уже выданы патенты. А запатентовав что-то свое, мелкая компания вынуждена ждать, пока пираты заплатят хоть что-то (а ведь регистрация патента стоит немалых денег, к тому же необходимо платить постоянные отчисления за его «защиту»). В итоге, половина опрошенных музыкантов/авторов равнодушно относится к тому, что их произведение можно украсть в сети, другая половина даже благословляет это, поскольку свободное копирование увеличивает их известность[20]. Само развитие компьютерного труда, таким образом, приходит в противоречие с инерцией частной собственности и капиталистического способа производства.

Прогрессивно ориентированным ученым и общественным деятелям сегодня очевидно, что единственным условием преодоления этой инерции с ее катастрофическими тенденциями – «спущенной на тормозах» компьютеризацией, неконтролируемым развитием телекоммуникаций и генной инженерии, страшными кризисами, монополизацией культуры и «гибельной для человечества приватизацией знаний», по мнению Дайера-Визефорда, является возрождение и расцвет нового социализма. «Только марксизм, вобравший в себя опыт большевитского варианта, нашедший в многочисленных работах Маркса более современные позиции, чем те, над которыми реял Ленинский флаг и приспособивший их к новым, «информационным» условиям эксплуатации и революции приведет к тому будущему, которое капитализм всеми силами пытается отсрочить»[21]. Абсурдно предполагать, что дальнейшее развитие человечества – широкий выход в космос, освоение новых видов энергии, проникновение вглубь микромира будут возможны на основе частной собственности и идеологии потребления. Выходом из тупика потребительского общества, в который загнал себя мир на исходе ХХ века, решением экологической проблемы может стать только социализация потребления. Не воздержание и принудительное ограничение потребностей, а радикальное изменение самого способа потребления, идущее рука об руку с трансформацией способа производства. «На практике индивидуалистические модели потребления так же легко могут быть заменены коллективистскими, как поездка на комфортабельном общественном транспорте может стать альтернативой многочасовому стоянию в автомобильных пробках, - пишет Кагарлицкий, - но сколь бы простыми и очевидными ни казались предлагаемые решения, их реализация требует радикального изменения общества. Иными словами ­­— общественно-политической борьбы»[22].

Вопрос о борьбе всегда предполагает вопрос о субъекте борьбы. Можно было бы ограничиться наиболее полным определением, принятым автономными марксистами: субъект борьбы сегодня – всякий, кто подавляется капиталом и борется против него[23]. Широкое протестное движение не имеет ни международного руководства, ни организации, ни четко определенного поля битвы. В то же время, можно сказать, что у них множество предводителей, организаций, форм и уровней борьбы. Появившись как ряд спонтанных локальных протестных систем, они со временем обросли множеством связей, контактов, коалиций и сетевых коопераций. «Они ставят целью создание другого мирового порядка, не желая становиться винтиками в машине мирового капитала... Это «другая глобализация»[24].

Круговорот размышлений приводит меня к тому, с чего я их начала. Мое поколение неграмотно и необразованно. Особенно в России. Кагарлицкий справедливо критикует современных левых: «на фоне бурного роста антикапиталистических или, во всяком случае, критических настроений в массах левые активисты оказались растерянными, беспомощными и не способными извлечь выгоду из ситуации.

Пренебрежение теорией, организацией и политикой было естественной реакцией на оппортунизм социал-демократии, на крах коммунистических режимов и партий. Но теперь обнаружилось, что аполитичные левые беспомощны.

Реальные успехи были достигнуты лишь там, где левые были организованы политически. Например, в Латинской Америке. Умеренные левые в Бразилии или Аргентине удержали власть, ничего не делая и ничего не меняя. Радикальные правительства в Венесуэле, Боливии и Эквадоре выдержали мощный натиск своих противников, но устояли, объясняя все свои трудности губительным воздействием капиталистического кризиса, за который они не несут ответственности. Однако трудностей у них становится все больше. И как бы ни восхищались романтичные молодые люди в России, на Украине и в Западной Европе подвигами латиноамериканцев, в конечном счете судьба «пылающего континента» зависит от того, как развиваются события в Старом Свете»[25].

Левые растеряны – не случайно в последнее время идея добровольной сегрегации кажется многим гораздо привлекательнее идеи борьбы. Проще уйти от Системы, чем менять ее. Сегодня в светских добровольных сегрегациях постоянно живут около 200 – 300 тыс. людей по всему миру, в качестве «временного» опыт такой жизни получают миллионы[26]. Немецкий Нидеркауфуеген, лондонский РампАРТ, датская Христиания и московский Фаланстер – яркие примеры реальной альтернативы жизни по правилам системы, устойчивые самоуправляемые коммуны в сердце больших городов. Прекрасно, но – все же, несколько безответственно по отношению к окружающим людям, пусть необразованным, пусть «недоросшим еще» до усвоения левой идеи. «Левое движение нужно сегодня не только его сторонникам, оно объективно нужно современному обществу, поскольку без его ценностей, идей и проектов не может быть найдена новая модель развития, отвечающая на вопросы, поставленные кризисом неолиберализма»[27]. В этих условиях замыкаться в своем – пусть и очень приятном – левом кругу левые просто не имеют права. Задача левых сегодня – отчасти возвратиться к истокам своей идеологии, одновременно создавая новые формы организации, отвечающие потребностям нового века. «Проблема не в том, что у левых недостаточно сочувствующих или их идеи не принимаются массами, а в том, что у них самих не хватает интеллектуальной и политической смелости, чтобы предложить нечто выходящее за рамки привычных призывов к сопротивлению»[28]. Иначе – велика вероятность захвата инициативы неофашистами, ведь их идеология намного проще и понятнее, и для ее усвоения можно обойтись и без современного примитивного образования.

Современные студенты и преподаватели – это далеко не те, кто организовал Парижскую весну 1968 г. Те французские интеллигенты, в отличие от современных российских, не были так сильно вовлечены в процесс воспроизводства капиталистической системы – не работали по найму и не играли роль массовки для партии власти (тоже, во многом, – по найму). Их выгодно отличали от нас высокий уровень образования, критический подход к анализу действительности, нетерпимость к потребительским и обывательским ценностям, верность духовным идеалам. Из находящегося вне системы романтика студент (и преподаватель) постепенно превратился в потребителя, исповедующего консервативные конформистские идеи.

Но – я думаю, уже виден просвет... Студенты все больше проникаются левыми идеями. Упоминание имен Ленина или Маркса вызывает живой интерес, а не насмешки, как еще совсем недавно. «Материализм и эмпириокритицизм» многих приводит в восторг. Интеллектуальная атмосфера меняется – устав от намеренного упрощения, примитивной тестовой системы, всеобщего «поглупения», многие тянутся к знаниям, хотят больше читать, занимаются саморазвитием.

Отрадно, что заключительное свободное эссе по курсу философии большинство моих студентов писали по проблемам значения философии, смысла жизни, будущего России. Правильно оценивая инновационную роль научной философии в развитии общества, обращались к некоторым нерешенным в ней проблемам – суицида, бессмертия, реального и мнимого гуманизма. Некоторые характеризуют философию как ориентир для развития личности, дальнейшей самореализации, отсюда – попытки найти в ней ответы на самые злободневные вопросы. Взяточничество, произвол властей, хищничество в сфере природных ресурсов, «экономические руины» как результат либеральных реформ тревожат сегодняшних студентов намного больше, чем это принято считать. Философия дает возможность научного анализа и оценки ситуации, выработки стратегии дальнейшего развития общества и индивидуального поведения. Рефреном звучит вопрос: а что я, именно я, могу сделать? Я полагаю, что ответ подсказывает сама жизнь – изучать, разбираться, подвергать все сомнению и только через это приходить к научной философии, объективно-реальному взгляду на мир и общество, и выработке линии индивидуального поведения. Левые идеи витают в воздухе, но как никогда становится важна теория, научный подход. Перефразируя известную фразу Бру Харлем Брунтланд, можно сказать: само время требует научной философии.

P.S.: Я посчитала, что публиковать свободные эссе этически неправильно. Здесь публикуются студенческие статьи – первые попытки серьезного исследования.

[1] Dyer-Witheford N. Cyber-Marx: Cycles and Circuits of Struggle in High Technology Capitalism // URL: http://www.fims.uwo.ca/people/faculty/dyerwitheford/index.htm (дата обращения: 14.07.2009).

[2] Ibid.

[3] Ibid.

[4] Рейтинг-2011 стран мира. Рейтинг России // URL: http://7sekretov.ru/world-ranking-2011.html (дата обращения: 03.01.2012).

[5] Там же; Новые новости INFOX // URL: http://infox.ru/hi-tech/tech/2011/04/12/Rossiya_voshla_v_sot_print.phtml (дата обращения: 18.05.2011)

[6] См.: Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. – М.: «Academia», 1999. – с. 198.

[7] Доклад Георгия Малинецкого. Итоги 20-летней «новой России» // http://m-kalashnikov.livejournal.com/752920.html#cutid1 (дата обращения: 05.11.2011)

[8] Там же.

[9] Кагарлицкий Б.Ю. Революция в болоте // URL: http://www.rabkor.ru/debate/12850.html (дата обращения: 25.12.2011).

[10] Там же.

[11] Иванов Л. Граждан России в стране осталось 129 – 132 млн. человек? // http://svpressa.ru/society/article/34973

[12] Цит. по: Dyer-Witheford N. Cyber-Marx: Cycles and Circuits of Struggle in High Technology Capitalism // http://www.fims.uwo.ca/people/faculty/dyerwitheford/index.htm (дата обращения: 14.07.2009).

[13] Ibid.

[14] Ibid.

[15] Ibid.

[16] Кагарлицкий Б.Ю. Приключения левой идеи в мире капитала // URL: http://www.kagarlitsky.ru/publikacii/priklyucheniya-levoy-idei-v-mire-kapitala (дата обращения: 25.12.2011).

[17] Dyer-Witheford N. Cyber-Marx: Cycles and Circuits of Struggle in High Technology Capitalism // http://www.fims.uwo.ca/people/faculty/dyerwitheford/index.htm (дата обращения: 14.07.2009).

[18] Войскунский А.Е. Становление киберэтики: исторические основания и современные проблемы / А.Е. Войскунский, О.А. Дорохова // Вопросы философии. – 2010. - № 5. – С. 72.

[19] Так ли открыты открытые исходники? // http://www.insidepro.com/kk/077r.shtml

[20] Там же.

[21] Dyer-Witheford N. Cyber-Marx: Cycles and Circuits of Struggle in High Technology Capitalism // http://www.fims.uwo.ca/people/faculty/dyerwitheford/index.htm. (дата обращения: 14.07.2009). P. 12.

[22] Кагарлицкий Б.Ю. Приключения левой идеи в мире капитала // URL: http://www.kagarlitsky.ru/publikacii/priklyucheniya-levoy-idei-v-mire-kapitala (дата обращения: 25.12.2011).

[23] Dyer-Witheford N. Autonomist Marxism and the Information Society //URL: http://libcom.org/library/nick-dyer-witheford-autonomist-marxism-and-the-information-society-treason-pamphlet (дата обращения: 04.07.2010).

[24] Dyer-Witheford N. Cyber-Marx: Cycles and Circuits of Struggle in High Technology Capitalism // http://www.fims.uwo.ca/people/faculty/dyerwitheford/index.htm (дата обращения: 14.07.2009).

[25] Кагарлицкий Б.Ю. Приключения левой идеи в мире капитала // URL: http://www.kagarlitsky.ru/publikacii/priklyucheniya-levoy-idei-v-mire-kapitala (дата обращения: 25.12.2011)

[26] serg_mihalych. Параллельные общества. М.: Ультракультура 2.0, 2011. С. 205.

[27] Кагарлицкий Б.Ю. Приключения левой идеи в мире капитала // URL: http://www.kagarlitsky.ru/publikacii/priklyucheniya-levoy-idei-v-mire-kapitala (дата обращения: 25.12.2011)

[28] Там же.

Поиск по сайту: