Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

ТИХОМИРОВ Лев Александрович 1852 — 1923 8 страница



Чтоб их уничтожить, признано было необходимым их консолидировать, то есть вывести из обращения, превра-i ить в процентные бумаги. Были выпущены процентные зай­мы. Явился на рынке избыток бумаги-товара.

Россия брать этого товара не желала даже по 70 копеек i;i рубль. Она хотела трудиться. Лишние деньги по-прежнему не хотели прятаться в бумагу-товар, а шли во вклады в ста­рые банки, где вкладные билеты менялись во всякое время.

Понизили платимый за вклады процент до 2, чтобы вы-i иать эти вклады и силой вогнать их в товар-бумагу или в ак­ции множества основанных в это время иногда совершенно нелепых дел.

Процентные бумаги все-таки не шли.

Тогда разгромили старые банки, создали Государствен­ный Банк и конвертировали вклады насильно.Бумагу-товар и ииде выкупных свидетельств выдали поместному классу,


до того нуждающемуся в знаках, что эти выкупные свиде­тельства, обеспечивавшие пять процентов дохода, отдавали по 65 копеек за рубль.

Уничтожили старые ипотечно-кредитные учреждения. Поместный класс лишили всякого оборотного средства и за­тем сдали в жидовскую эксплуатацию частным банкам.

Четверть века подряд делали огромные долги, чтобы восстановить металлическое обращение, и кончили полным крушением международной ценности рубля.

Все это совершалось самым добросовестным образом, со­гласно последнему слову западной финансовой науки. В ре­зультате оказалось:

Четыре миллиарда бесполезного долга, в том числе около половины на золото.

Огромные бюджетные назначения на уплату процентов.

Широко развитая за наш счет германская железная про­мышленность и машиностроение.

Огромный ввоз иностранных товаров в Россию.

Сеть железных дорог, обремененная неоплатным почти долгом иностранцам и не вырабатывающая процентов.

Разорение поместного и земледельческого классов.

Биржевая игра русскими фондами.

Ограбление и истощение земли и сведение лесов по нуж­де, ради самосохранения.

Уничтожение труда, торжество всякой наживы, спекуля­ции и хищничества.

Понижение нравственного уровня. Отчаяние безвыход­ности, бесплодие честности и высоких нравственных доблес­тей. Нигилизм. Анархисты...

Пусть не смущается читатель, что мы вводим сюда эти чисто нравственные величины. Зависимость труда от денеж­ной системы мы, надеемся, доказали. Зависимость нравствен­ной атмосферы страны от форм и положения труда в ней, мы полагаем, нечего и доказывать.

Вот что дало нам тридцатилетнее господство чужих фи­нансовых доктрин. Теперь это минувший тяжелый сон. Но, несмотря на полное крушение доктрины, хвалиться нам не­чем. Доктрина исчезла, однако биржевой период государс­твенного хозяйства не только не закончился, а принимает формы самые нежелательные...

 

Регуляторами денежного обращения в России были: Ас­сигнационный Банк, учреждение исключительно эмиссион­ное, Коммерческий и Заемный банки для кредита торгового и земельного, сохранные казны и приказы общественного призрения, служившие, с одной стороны, учреждениями земельного кредита, с другой агентурами, принимавшими на вклады свободные средства публики. Реформаторы, «мо­лодые финансисты», объединили управление денежным об­ращением в построенном на совершенно иных началах Госу­дарственном Банке и его отделениях.

Против самой идеи объединения всех народнохозяйствен­ных денежных операций в одном учреждении и выделения отсюда хозяйства собственно государственного (что оста­лось за Государственным Казначейством) возразить ничего нельзя. Это две области совершенно различные.

 

XIII

 

 

Управление денежным обращением не должно и не может иметь ничего общего с управлением государственной росписью, с госу­дарственным хозяйством в тесном смысле слова, хотя кассо-водство может и должно быть общее.

В прежних учреждениях при всех их практических от­личных качествах не было строгой системы, не было надле­жащего единства. Но этот недостаток с избытком вознаграж­дался простотой и целесообразностью их действий. Процен­тных бумаг и акций вовсе почти не было, а следовательно,


 

не было ни фондовой игры, ни биржевой горячки со всем ее безобразием, ни уплаты государством пенсий огромному классу тунеядцев.

У вас были лишние или свободные деньги. Вы их несли на вклад в сохранную казну или приказ общественного при­зрения. По этому вкладу вам платили проценты, но в эти про­центы не шло ни одной копейки изгосударственного бюдже­та,кроме тех случаев, когда заемщиком являлось само госу­дарство. Платили те, кто, при посредстве казны, нанимал ваш капитал, пользовался его услугами. Правительство одной ру­кой брало, другой выдавало. Брало наличные деньги на вкла­ды, выдавало ссуды земледельцам (долгосрочные, под залог имений), промышленникам и купцам. Участие собственно государственного хозяйства в этих операциях заключалось в том, что государство в трудные для казначейства минуты делало позаимствования из свободной наличности, причем иногда стеснялся несколько частный кредит, лишь бы из­бежать новых выпусков денежных знаков; впрочем, это не­удобство парализовалось постоянным избытком ввоза дра­гоценных металлов над их вывозом во все время управления графа Канкрина.

Превосходным регулятором, действовавшим автомати­чески, эти старые учреждения были потому, что по движе­нию вкладов можно было всегда с большой точностью су­дить о состоянии промышленности и торговой деятельности в стране.

Число вкладов увеличивалось и росли их суммы. Это по­казывало, что промышленность в застое, что деньги ищут по­мещения. Увеличивалось количество требований — это прямо указывало на оживление торговых дел, то есть на нужду стра­ны в знаках. Центральному народнохозяйственному учрежде­нию указывался сам собой путь и представлялась полная воз­можность разумно воздействовать на денежное обращение, то расширяя, то суживая обе свои двери. Вклады чрезмерно приливают. Промышленность в застое, чем ее оживить? Удешевить несколько наем капитала. Достаточно немного понизить платимый по вкладам процент и равномерно пони-чить же и процент по ссудам. Обратно: вклады уходят, чувс­твуется чрезмерное, может быть, даже нездоровое оживление промышленности. Чем его остудить? Удорожить несколько капитал, дать поощрение спокойствиюв ущерб предприим­чивости,поднять процент и по вкладам, и по ссудам. Но это оказывается не горячка, а здоровое развитие промышленнос­ти? Признаком будет подъем цены на услуги частных капита­нов. Производство или торговля сулят такие выгоды, что при чатрудненном казенном кредите стоит заплатить и больший процент частному владельцу капитала. Ноу этого частного нладельца капиталы в тех же вкладных билетах. Поощряе­мый премией от заемщика, он идет их менять, несмотря на то, что платимый ему процент повышен. Ясно, что потребность и деньгах возросла, а признак тому самый точный налицо: возвышение процента по вкладам(умеренное, конечно) не ос­танавливает отлива вкладов, возвышение процента по ссу­дам не останавливает требования ссуд.

Тогда выпускаются бумажки и путем ссуд или возврата »кладов идут в народное обращение.

Не будем забывать, что при системе бессрочных вкладов вкладной билет на предъявителя, свободно переходящий ич рук в руки, есть, в сущности, рентовый билет Цешковс-кого, те же деньги, и потому потребность страны в новых жаках в канкриновское время выражалась почти исключи­тельно более быстрым или медленным обращением вклад­ных билетов.

Обратно: понижение процента по вкладам, удешевление ссуд не останавливает вкладчиков и не поощряет берущих ссуды.

Вумажки накопляются в кассах. Что с ними делать? Они ншпние. Хотите— жгите, хотите— заприте и поберегите,


 

если они еще не очень истрепались и могут идти вновь в слу­чае нужды. Хотите, наконец, усиливайте промышленность искусственно или начинайте государственные предприятия вроде Сибирской железной дороги.

Разумеется, мы далеки оттого, чтобы идеализировать чрезмерную эту нашу старую денежную систему. В ней были крупные недостатки, поскольку именно она не была свобод­на от металлического предрассудка, положенного графом Канкрином в основу его реформы 1839 года, и поскольку существовавшее в полном расцвете своем крепостное право искусственно задерживало переход России из страны чисто земледельческой в страну земледельческо-мануфактурную.

Важно лишь то, что все задатки превосходной абсолют­но-денежной системы у нас были самобытно выработаны историей; все старые нестройные и неловкие, может быть, государственно-кредитные учреждения не были придуманыв кабинетах ученых-теоретиков, а были выработаны здраво­мыслящими государственными практиками в ответ на тре­бование жизни, а не по книжному рецепту. Если б среди водоворота новых идей мы оказались немного менее легко­мысленными, если б в нас было чуть крепче уважение к сво­ей истории и ее двигателям, мы, вместо того, чтобы злобно топтать в грязь все, что было связано с пережитой тяжелой эпохой, сохранили и развили бы то ценное, что в ней было, мы уже имели бы теперь настоящую, отвечающую и науке, и нашим нуждам денежную систему. Но пусть хоть тяжелый сорокалетний опыт послужит нам на пользу.

 

 

XIV

 

Вся задача денежной системы, основанной на ссудах и вкладах, движущихся автоматически, заключается в пос­тоянном присутствии в обращении такого количества денежных знаков, которое точно соответствует нуждам рынка, го есть размеру совершающихся сделок. Система будет правиильнодействовать, очевидно, лишь тогда, когда ее автома-i ический регулятор будет держать покупную силу, внутрен­нюю стоимость рубля на одном постоянном уровне.

Для достижения этого идеального качества денег, кото­рым,очевидно, не обладает ни золото, ни серебро, представ­ляющие товар, никакого другого пути нет, кроме прииска­ния некоторой совершенно отвлеченной денежной единицы. Вобласти ценовых измерений величина измерителя не может пыть подогнана ни к каким постоянным вещественным величинам.Метр как длина одной сорокамиллионной окружности меридиана, ярд как длина секундного маятника в Гринвиче, шездные сутки как время прохождения Землею Чж земной орбитыопираются на постоянные величины. В области цен гаких постоянных реальных величин нет и быть не может. lice волнуется и колеблется вокруг некоторых идей, единица ценностей есть поэтому идейная единицаи ее постоянствов данном случае покупная сила) соответствует не произволь­но избранной реальной величине, а некоторой равнодейству­ющей определенных экономических условий.

Единица меры ценностей не может опираться ни на какую чругую измеряемую ею цену, ибо все цены колеблются и час-ю в полной независимости одна от другой. Открыли Аме­рику — подешевело золото. Ввели в Индии и Австралии об­ширные посевы пшеницы — пали цены на хлеб. Изобретены новые способы добычи или выделки тех или других металлов пли изделий— цены резко переместились. Меняются цены 1 ш землю, на труд, на все. Отыскать что-либо реальное, име­ющее постоянную ценность, немыслимо. Принять что-либо i;i эту постоянную ценность условно, вроде известного тру­ди в форме рабочих часов или иной, как добивались утопис-ii.i,— бесполезно. В. Белинский в своей замечательной ста-i ье в «Русском Деле»о переустройстве нашей денежной сис


темы рекомендовал принять в основание денежной единицы сумму всего достояния Русского государства и ее известную долю назвал рублем. Но эта условность, не принося ни ма­лейшей пользы, лишает бумажные деньги их главного качест­ва — постоянной внутренней стоимости. В самом деле, если принять сумму достояния государства за величину постоян­ную, то и количество рублей должно быть постоянным, а мы видели уже, что таковым оно быть не может. При постоянном количестве знаков будет именно беспрерывно изменяться их внутренняя стоимость, ибо она обусловлена не абсолют­ным их количеством, а потребностью в них, их движением.

Мерилом, следовательно, постоянства денежной единицы .может служить нечто иное, лежащее вне области собствен­но цен. Сделаем попытку принять за такое мерило отноше­ние главного народного трудав стране к его вознагражде­нию и окружающей трудящихся обстановке. Я попытаюсь сейчас это доказать.

Возьмем наш главный народный труд— земледелие. Для государственной и народной жизни в России он первее и важнее всего. К нему должны прилаживаться и на него ог­лядываться все другие видырусского труда. Пусть цветут, как угодно, фабрики, пусть развиваются все виды внедеревенского труда, но раз земледелие зачахнет, благосостояние иных форм производительности будет подорвано. Итак, ко­рень в земле и земледельце, в его труде, в его потреблении. Если этот труд хорошо вознаграждается, если, с одной сто­роны, от земли не бегут, а с другой — ею не спекулируют и за нее не грызутся, если земледелец живет сыто и спокой­но, то есть является потребителем, и притом нормальным, и фабричного, и всякого много, в том числе и умственного труда, то это прямо указывает, что в стране (земледельчес­кой, понятно, в данном случае речь идет о России) денежная система хороша, а главный признак хорошей денежной сис­темы — постоянство ее денежной единицы.

Мысль об этом соотношении между постоянством денеж­ной единицы и обстановкой главного труда в стране была и первые высказана Мальтусом, но в форме довольно туман­ной, ибо и этот экономист не был свободен от золотого пред­рассудка. Развить это положение и доказать его особенных i рудностей не представляет.

Попробуем проследить за таким рассуждением. Денежная единица должнаиметь столь же отвлеченный и постоянный характер, как и другие единица меры, то есть се нужноприурочить к постоянной величине. Такой величи-11 ы нет, но предположим,что мы ее отыскали, к ней нашу единицу приурочили и взяли некоторую отвлеченную ценность, ну, хоть тот же бумажный рубль. Его ценность, основанная на доверии к верховной власти и на соответствии количества таков с нуждами народного обращения, изменяется беспре­рывно по отношению ко всем другим ценностям. На золото он сегодня 65, завтра 68 копеек, на хлеб, сахар, землю, ра-Гючую плату и т.д. он также сегодня одно, завтра — другое. Является вопрос: чья, собственно, ценность меняется? Само-i о ли рубля или товаров, изделий, заработных плат вокруг него? Как этот вопрос разрешить? Изучая вздорожание и уде­шевление разных предметов, мы находим, что каждая из цен устанавливается независимо от денежной единицы, если она постоянна(а это, не будем забывать, у нас предположено)и независимо друг от друга (сахар может вздорожать, мит­каль подешеветь, золото вздорожать, хлеб подешеветь и т.д.). Ясно, что в области реальных ценностей искать постоянного основания для денежной единицы бесполезно, и на постав­ленный вопрос: рубль ли меняется в своей цене или пред­меты вокруг него — ответа мы здесь не найдем. Но нам не­обходима постоянная единица меры ценностей. Нам нужно дать, убедиться, что предположенное постоянство рубля не предположение, а факт. Значит, нужно искать посторон­них признаковпостоянства. Является такой силлогизм.


 

1) Денежная система в стране может быть совершенной лишь тогда, когда ее денежная единица (отвлеченная или ре­альная) постоянна.

Золото этой постоянной единицей быть не может, ибо его собственная ценность беспрерывно колеблется: а) вследствие изменяющегося его количества в мире не пропорциональ­но изменениям в промышленности, в торговых оборотах; б) вследствие различных международно-торговых комбина­ций. В одной стране, выгодно торгующей (Франция, Амери­ка), золото может скапливаться и обесцениваться, в другой (Россия, Австрия) — дорожать. Во Франции может быть лаж на банковые билеты, в России — на золото.

2) Денежная система может быть тогда названа совершен­ной, когда совершаемые ею сделки учитываются и ликвиди­руются вполне правильно, то есть когда главный народный труд находится при данных законодательствах и иных усло­виях в самой лучшей обстановке, то есть: а) когда за денеж­ными средствами (знаками) нет и не может быть остановки; 6) когда цены на труд и на продукты устанавливаются естест­венно, то есть внутренним условиям народного быта и труда, а не под давлением денежного рынка (например, я продал лен дешево толькопотому, что его большой урожай, а не потому, что был вынужден продать за недостатком кредита. Обратно: рабочий взял с меня 15 рублей в месяц потому, что ему вы­годно служить у меня, а не потому, что я закабалил его пре­дыдущей зимой). Говорим главный трудпотому, что главный труд является и главным потребителем, то есть прямо обус­ловливает все остальные виды труда.

Следовательно, предположенноенами постоянство цен­ности рубля как денежной единицы станет фактом и, вмес­те с тем, теоретически докажется тогда, когда основанная на этом денежная система создаст наилучшую качественную обстановку для главного вида народного труда (в России — земледелие).

Просим непредубежденного читателя вникнуть поглубже в наш приемдоказательства. А вот и проверка в обратном на­правлении.

Количество рублей будет изменяться, все цены — тоже. 11о человек, имеющий 1000 рублей, будет знать, что он имеет нечто тождественное и сегодня, и завтра, и через год. Поде­шевеет квартира, вздорожает прислуга, подешевеют хлеб, газеты, фрукты, вздорожает мясо, подешевеют платье, поезд­ки, вздорожают уроки и т.д. Но средняя, равнодействующая, будет одна и та же; другими словами, труд, освобожденный от искусственного давления денежного рынка, будет учиты­ваться свободнее, а следовательно, справедливее. Не будем забывать основной идеи денег: облегчить расчеты, отнять у денег их собственное, самостоятельное значение, устра­нить те замешательства, которые вносит в жизнь несовер­шенство денежной системы, помочь свободной установке цен, свободному взаимодействию труда, знания и капитала. Идеал денег — вполне облегченный учет работы этих трех элементов, свободный от всякого влияния самих знаков. Зна­ки должны быть нейтральны, безразличны и, следовательно, постоянны. Где же может быть проверка этого постоянства? В свободе и доброй обстановке главного труда. Практически это постоянство заключается именно в том, что государство путем вкладов и ссуд может держать в обращении как раз потребное число знаков. Практика и теория здесь вполне сходятся. Центральное государственное кредитное учрежде­ние является сердцем, вклады и ссуды — кровообращением. 11остоянство денежной единицы — равностью пульса.

Итак, вот где, по нашему мнению, ключ к чрезвычайно важному закону денежного обращения, определяющему пос­тоянство абсолютной денежной единицы. Формулировать этот закон можно так.

Постоянство денежной единицы, то есть неизменность ее инутренней ценности, или покупной силы, зависит не от ко


личества обращающихся знаков, а от соответствия этого ко­личества с потребностями в каждую данную минуту народ­ной производительности. Соответствие это определяется ка­чеством обстановки, в коей находится при данных внешних условиях главный основной вид труда в стране.

Надеемся, что после сказанного не может быть никаких недоразумений для практического приложения этого закона.

Система вкладов и ссуд при добавке по мере надобности свежих количествзнаков— вот настоящий, почти автома­тический регуляторденежного обращения. Внимательная, добросовестная оценка условий сельской жизни иземледе­лия — вот его превосходный нравственный контроль. За все остальное бояться нечего. Давным-давно сказано: сыт мужик, сыт барин, сыт фабрикант, сыт чиновник, сыт ученый — бо­гато и сильно государство, богат и славен монарх. И наобо­рот, pauvre paysan — pauvre roi, а если бедность на обоих этих концах, то не может быть благоденствия и посредине.

XV

Обратимся теперь к рассмотрению роли и значения в на­шей денежной системе процентных бумаги к проверке этой роли с научной стороны.

Господа «молодые финансисты», приступив к разруше­нию старой нашей системы финансовых учреждений, пре­жде всего постарались ввести вместо вкладов, не допускав­ших биржевой игры, процентные бумаги или бумагу-товар. Сделано ли это было по крайнему легкомыслию, в угоду ев­ропейской доктрине, или лежало в основании нечто совсем другое, называющееся совсем иначе, но в результате получи­лось вот что.

Государство добровольно само себе связало руки и факти­чески отреклось от управления денежным обращением.

Свободные капиталы были изъяты из народного обраще­ния и скрыты в бумагу-товар.

Положено было прочное начало тунеядству на государс­твенный счет и широкой биржевой игре.

Земледелие и промышленность были лишены орудия об­ращения — денег.

Все это находилось в тесной зависимости от введения системы внутренних и внешних займов, то есть выпуска го­сударственных процентных бумаг.

Попытаемся же научным образом осветить значение в на­родном и государственном хозяйстве процентной бумаги и постараемся ответить на вопрос: должно ли государство вообще делать займы и не дает ли система абсолютных де­нег возможности обходиться без них вовсе?

Из предыдущего изложения мы уже видели, что госу­дарственное хозяйство идет или должно идти совершенно независимо от денежного обращения, входящего в область хозяйства народного, коего государственное хозяйство со­ставляет лишь некоторую часть. Среди общей суммы обо­ротов фабрики есть специально «расходы по управлению». Го же и в крупном земледельческом хозяйстве. В государстве бюджет, обнимающий собой множество отраслей, при всей его сложности, сводится опять же к управлению, внешней защите, просвещению, суду и т.д., то есть имеет дело с теми внешними формами, внутри которых идет самостоятельная народная жизнь с ее трудом, капиталами, землевладением, торговыми оборотами и прочим.

Государственный бюджет представляет всенародную складчину на содержание государственного аппарата, рас­ходуемую государственными органами. Каждый из трудя­щихся членов, равно как и каждый капиталист, привлека­ется к этой складчине в доле своего имущества или дохода. 1 Ъсударственная рамка для страны необходима, а потому неизбежны и налоги на ее содержание. Чем более усилива-


ет государственная организация народную производитель­ность (или чем больше способствует нравственному подъему народа), тем выгоднее и приятнее участвовать в этой статье расхода гражданам. Бывают исторические минуты, когда находящаяся в опасности государственность так любезна и дорога, что граждане отдают на ее спасение свое имущес­тво или поголовно вооружаются и идут ее выручать (ниже­городское движение 1612 года). Но бывают, наоборот, такие условия, при которых государство, разошедшееся в лице пра­вящего класса с действительной народной жизнью, эгоисти­чески развивающееся вне народной жизни, независимо от нее и над нею, становится крайне тяжелым для граждан и требу­ет от них совершенно непосильных жертв. Жизнь в этих ис­кусственно утяжеленных рамках становится невыносимой, а государственность ненавистной. Современному немцу или члену австрийского государства приходится огромную долю своего труда расходовать ради целей своей государс­твенности, в поддержку таких стремлений правительств, которые не только на дают народной жизни и труду ничего в настоящем, но несут за собой ряд великих опасностей в бу­дущем.

Но если государства австрийское и германское могут, по крайней мере, с одной стороны, похвалиться величайши­ми заботами об этой обремененной налогами и военными расходами народной жизни, а с другой стороны, могут хоть софизмами оправдать ту идею, которая вызывает столь ог­ромные тягости (для Германии опасность от России и Фран­ции, для Австрии чувство самосохранения от панславизма), то мы ничего не можем привести в объяснение нашего невы­носимо тяжелого положения, кроме великого недоразумения, завещанного группой «молодых финансистов» и продолжаю­щегося до сего дня.

В самом деле: наши военные расходы, падающие на каж­дого жителя, попросту ничтожны сравнительно с расходами других великих держав. Стоимость содержания нашего го­сударственного аппарата, или наш расходный бюджет, также относительно невелика. А между темни австрийцу, ни гер­манцу так не тяжело жить и платить государству, как нам. Зло, угнетающее нашу народную жизнь и парализующее наш народный труд, состоит в том, что введенная у нас тридцать лет назад финансовая политика систематически заменяла деньги — орудие обращения, деньги — прежний капитал производства государственными процентными бумагами, являющимися ничем иным, как свидетельствами на полу­чение от государства некоторого постоянного содержания

без всякого труда.

Вот простейшая схема того, что было придумано госпо­дином Ламанским «со товарищи». При прежней системе дело

обстояло так.

Я капиталист. Сейчас у меня нет своего предприятия, я сложил деньги на вклад и получаю процент. С кого я полу­чаю? С того, кто при посредстве государства работает на мои деньги, кто взял их взаймы на промышленное дело, земледе­лие или торговлю. Я желаю начать дело сам. Я иду с моим вкладным билетом в кассу и в любую минуту освобождаю мой капитал. При этом, если тот, у кого мои деньги, продол­жает работать, государство дает мне новые деньги. Выпуск их в обращение совершенно понятен. Работал Л, обращалось количество денег а. Пришел и начал работать, кроме того, Б, явилось новое количество знаков б. Работа увеличилась, стала А + В, денежное обращение тоже увеличилось и стало

а + б.

По системе господ Ламанских.

Я капиталист. Деньги у меня свободны. Я отдаю их госу­дарству и получаю некоторую бумагу, у которой обеспечена не стоимость ее(эта стоимость устанавливается на бирже), а известныйдовольно большой доход(чтобы приохотить меня к держанию бумаги, которая колеблется от первого


ветра и трепещет от мановения бровей господина Ротшиль­да). Куда девались мои деньги? Они сожжены государством в печи во дворе Государственного Банка. Зачем сожжены? Потому что господин Ламанский нашел, что знаков избыток. Но кто же мне будет платить проценты? Государство из свое­го бюджета. Но откуда же они возьмутся в бюджете? А пра­вительство взыщет необходимую сумму в виде налогов.

Эта схема математически точна с действительностью. Продолжим ее благополучно до нынешних дней, и мы уви­дим, что чуть не половина нашего бюджета состоит вот их этих платежей по бесчисленным купонам и внутренним, и внешним. Огромное количество людей, у которых были прежние сбережения, ничего другого не делают, как в извес­тные сроки стригут купоны и несут их менялам или в каз­начейство, а исправники и становые рыщут, выколачивая подати, чтобы казначейству дать средства платить по этим купонам.

Нам возразят: но ведь не для того же государство делало займы и выпускало процентные бумаги, чтобы толькожечь кредитные билеты. На эти бумаги оно совершило огромную крестьянскую выкупную операцию, на них же выстроило сеть дорог и пр., и пр.

На это ответ один: нет, именно и только для того выпуска­ли господа доктринеры займы, чтобы жечь бумажкиили не выпускать их в необходимом для страны количестве, то есть жечь их мысленно. Доказать это нетрудно. Просмотрим все три главные операции.

1) Выкупные свидетельства. До реформы, при обязатель­ном труде, между владельцем и крепостными на барщине денежных знаков почти не нужно было. Читается манифест 19 февраля. Все стало делаться на деньги. Владелец на все нанимает и за все расплачивается. Крестьяне за все платят. Знаков против прежнего нужно, по крайней мере, втрое, ибо сразу все сделки переходят из натуральных на денежные. Если бы выкуп был совершен на вновь выпущенные для этой цели кредитные билеты, их бы едва-едва хватило для новых условий денежного обращения, ибо всем — и барину, и му­жику, пришлось заводить совсем новое хозяйство. Вместо этого были выпущены процентные бумаги, а, с другой сто­роны, «консолидировали излишние»!! знаки и жгли кредит­ки, обменивая их на особо выпускаемые банковые билеты. И вдобавок у помещика удержали весь капитальный долг, сделанный им в опекунском совете, и выдали только разницу в виде выкупных свидетельств.

Бросился барин искать денег на свое новое хозяйство, бро­сился и мужик. Барин продал свое выкупное свидетельство за 65 копеек, за рубль, кулак, чтобы дешево купить мужиц­кий труд и продукт, продал полученную им банковую бума­гу (вместо прежнего вклада) тоже за 65 — 70 копеек и начал эксплуатировать и барина, и мужика.

Спокойные капиталисты в это время купили 5-процен­тную ренту за 65 копеек, то есть начали на свои капитал получать почти 8 процентов от государства в виде пожиз­ненной пенсии за то только, что направили свой капитал не непосредственно в дело, а в печь во дворе Государствен­ного Банка.

Надеемся, можно смело сказать, что выкупные свидетель­ства заменили собой те бумажки, которые было необходимо выпустить ради удержания на надлежащей норме денежного обращения после 1861 года, вместо этого — осталась земля и на ней барин и мужик с голыми руками, с обесцененным трудом, без оборотных средств, а кругом них, словно вампи­ры, денежные спекулянты, для которых 8 процентов в виде купонов было мало, ибо около изнемогавших в агонии земле­владельцев и земледельцев можно было погреть руки, можно было заработать не 8, а сто на сто. И зарабатывали!

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.