Ле Юйкоу показывал Бохуню-Несуществующему своё искусство стрельбы из лука: натянул тетиву, поставил на локоть кубок с водой, пустил стрелу, а потом, не дожидаясь, когда она долетит до цели, пустил и вторую, и третью. И всё это время стоял, не шелохнувшись, точно истукан. - Это мастерство стрельбы при стрельбе, а не стрельба без стрельбы, - сказал Бохунь-Несуществующий. - А смог бы ты стрелять, если бы взошёл со мной на скалу и встал на камень, нависший над пропастью в тысячу саженей? Тут Несуществующий взошёл на высокую скалу, встал на камень, нависший над пропастью в тысячу саженей, повернулся и отступил назад так, что ступни его по половины оказались над пропастью, а потом поманил к себе Ле Юйкоу. Тот же, обливаясь холодным потом, упал на землю и закрыл лицо руками. -У высшего человека, - сказал Несуществующий, - дух не ведает смущения, даже если он воспаряет в голубое небо, опускается в мировую бездну или улетает к дальним пределам земли. А тебе сейчас хочется зажмуриться от страха. Искусство твоё немногого стоит!
Я тоже буду волочить хвост по грязи!
Чжуан-цзы удил рыбу в реке, и правитель Чу прислал к нему двух своих сановников с посланием. В том послании говорилось: - Желаю возложить на Вас бремя государственных дел. Чжуан-цзы даже удочку из рук не выпустил и головы не повернул, а только сказал в ответ: - Я слыхал, что в Чу есть священная черепаха, которая умерла три тысячи лет тому назад. Правитель завернул её в тонкий шёлк, спрятал в ларец, а ларец тот поставил в своём храме предков. Что бы предпочла эта черепаха: быть мёртвой, но чтобы поклонялись её костям, или быть живой, даже если ей пришлось бы волочить свой хвост по грязи? Оба сановника ответили: - Конечно, она предпочла бы быть живой, даже если ей пришлось бы волочить свой хвост по грязи. - Уходите прочь! - воскликнул Чжуан-цзы. - Я тоже буду волочить хвост по грязи!
Плакать и причитать - не понимать судьбы
У Чжуан-цзы умерла жена, и Хуэй-цзы пришёл её оплакивать. Чжуан-цзы сидел на корточках и распевал песни, ударяя в таз. Хуэй-цзы сказал: "Не оплакивать покойную, которая прожила с тобой до старости и вырастила твоих детей, - это чересчур. Но распевать песни, ударяя в таз, - просто никуда не годится!" - Ты не прав, -- ответил Чжуан-цзы. - Когда она умерла, мог ли я поначалу не опечалиться? Скорбя, я стал думать о том, чем она была в начале, когда ещё не родилась. И не только не родилась, но ещё не была телом. И не только не была телом, но не была даже дыханием. Я понял, что она была рассеяна в пустоте безбрежного хаоса. Хаос превратился - и она стала дыханием. Дыхание превратилось - и она стала телом. Тело превратилось - и она родилась. Теперь настало новое превращение - и она умерла. Всё это меняло друг друга, как чередуются четыре времени года. Человек же схоронен в бездне превращений, словно в покоях огромного дома. Плакать и причитать над ним - значит не понимать судьбы. Вот почему я перестал плакать.
Бедно, но не плохо
Чжуан-цзы, одетый в залатанный полотняный халат, обутый в сандалии, подвязанные верёвками, проходил мимо правителя царства Вэй. - Как плохо вам живётся, уважаемый! - воскликнул царь. - Я живу бедно, но не плохо, - ответил Чжуан-цзы. - Иметь Путь и его силу и не претворять их в жизнь - вот что значит жить плохо. Одеваться в залатанный халат и носить дырявые сандалии - это значит жить бедно, но не плохо. Это называется "родиться в недобрый час". Не приходилось ли вам видеть, ваше величество, как лазает по деревьям большая обезьяна? Она без труда влезает на кедр или камфарное дерево, проворно прыгает с ветки на ветку так, что лучник не успевает и прицелиться в неё. Попав же в заросли мелкого и колючего кустарника, она ступает боком, неуклюже и озирается по сторонам, то и дело оступаясь и теряя равновесие. И не в том дело, что ей приходится прилагать больше усилий или мускулы её ослабели. Просто она попала в неподходящую для неё обстановку и не имеет возможности показать, на что она способна. Так и человек: стоит ему оказаться в обществе дурного государя и чиновников-плутов, то даже если он хочет жить по-доброму, сможет ли он добиться желаемого?
Где находится Путь?
Дунго-цзы спросил у Чжуан-цзы: "Где находится то, что мы называем Путём?" "Нет такого места, где бы его не было", - ответил Чжуан-цзы. "А вы всё-таки скажите, и тогда я смогу понять". - "Ну, скажем, в муравьях".- "А есть он в чём-нибудь ещё ниже этого?" - "В сорняках и мякине".- "А ещё ниже?" - "В черепице и в кирпиче". - "Ну а в чём-нибудь настолько низком, что дальше некуда?" - "В кале и моче!" Дунго-цзы обиженно промолчал, и тогда Чжуан-цзы сказал ему: "Ваши вопросы, уважаемый, совершенно не касались существа дела. Вот так же управляющий рынком Хо определял, насколько жирна свинья, надавливая на неё ногой. Чем сильнее надавишь, тем точнее определишь. У вас не было необходимости спрашивать о местопребывании Пути, ибо Путь не отделён от вещей. Таков вершинный Путь, такова же и великая речь. А уж лучше нам отправиться на прогулку по Дворцу Отсутствующего, соединяясь со всеобщей согласованностью и не зная границ и пределов! Почему бы нам не быть заодно в Недеянии? Не быть безмятежными, чистыми, праздными? Рассеем же наши помыслы, не будем никуда направляться и не будем знать, куда придём Мы. Будем приходить и уходить, не зная, где остановиться. Я уже пускался в такие странствия и возвращался назад, но всё ещё не знаю, где положен им предел. Я блуждал в тех безбрежных просторах, но великое Знание, там гнездящееся, не имеет границ". "Дровосеку приснилось, что он припрятал оленя, но он не знал, где именно, а я нашёл оленя, значит, его сон был действительностью". - Это ты спал, - ответила его жена, - и тебе приснился дровосек, убил ли он оленя? И есть ли вообще такой человек? Это ты убил оленя. Иначе как бы его сон стал действительностью? - Да, ты права, - согласился муж. - Это я убил оленя, поэтому не так уж важно, дровосеку ли приснился олень или мне приснился дровосек. Когда дровосек вернулся домой, то стал досадовать о потерянном олене, а ночью ему приснилось место, где был спрятан олень, и тот, кто унёс его. Утром он отправился на увиденное во сне место - всё подтвердилось. Он предпринял шаги, чтобы вернуть своё имущество в законном порядке. По окончании слушания дела судья вынес следующее решение: "Истец начал с подлинного и мнимого снов. Далее он заявляет о подлинном сне и мнимом олене. Ответчик подлинно овладел оленем, который приснился, по его словам, истцу. И теперь ответчик пытается удержать добычу. Согласно же мнению его жены, и олень, и сам дровосек - только часть его сна, поэтому оленя не убивал никто. Всё же, поскольку убитый олень лежит перед нами, то вам ничего не остается, как поделить его между собой". Когда император государства Чень услыхал об этом происшествии, он воскликнул: "Судье, верно, самому приснилось это дело".
Много радостей
Бродя по склонам горы Тэй, Конфуций увидел Юнг-чи, идущего в одном халате, подпоясанном верёвкой, по вересковому полю, поющего и играющего на лютне. - В чём причина твоей радости, Учитель? - спросил Конфуций. - У меня много радостей. Из мириад созданий человек - самое благородное, а мне выпало счастье родиться человеком. Это первая моя радость. Многие, рождаясь, не проживают дня или месяца, не вырастают из пелёнок, а я уже прожил до девяноста лет. Это тоже радость. Для всех нищета является нормой, а концом - смерть. Придерживаясь нормы и дожидаясь конца, о чём ещё здесь тревожиться? - Прекрасно, - сказал Конфуций. - Вот человек, знающий, как себя утешить.
Он нашёл
Когда Лин-лею было около ста лет, однажды весной он надел халат и пошёл подбирать зёрна, оброненные жнецами. Продвигаясь по полю, он пел. Конфуций, шедший тогда в Вэй, увидел его издалека. Обернувшись к ученикам, он сказал: "С этим стариком, видимо, стоит поговорить. Кому-нибудь надо пойти узнать, что он может сказать". Пойти вызвался Цзы-гун. На краю межи он дождался Лин-лея. Глядя ему в лицо, вздохнул: "Неужели ты ни о чём не жалеешь? И всё же ты поёшь, подбирая зёрна". Лин-лей не остановился и не прервал песни. Цзы-гун всё не отставал. Наконец Лин-лей взглянул на него и ответил: "О чём я должен жалеть?" -Учитель, какое счастье позволяет тебе петь, подбирая зёрна? - Основания для этого счастья есть у всех, - ответил Лин-лей, улыбаясь, - но, вместо этого, о нём горюют. Оттого, что я не изведал боли в молодости, учась себя вести, а выросши, никогда не пытался оставить след в жизни, мне удалось прожить так долго. От того, что в старости у меня нет ни жены, ни сыновей и близится время моей смерти, я могу быть таким счастливым. Но ведь человеку свойственно желать прожить долго и бояться смерти, отчего же ты счастлив умереть? - Смерть - это возвращение туда, откуда мы вы шли, когда родились. Так откуда мне знать, что, умирая здесь, я не рождаюсь где-то ещё? Откуда мне знать, не стоят ли жизнь и смерть друг друга? Откуда мне знать, не заблуждение ли - так испуганно беспокоиться о жизни? Откуда мне знать, не будет ли близкая смерть лучше, чем моя прошедшая жизнь?
Человек есть человек
Конфуция очень беспокоил Лао-Цзы и его учение. Однажды он отправился повидаться с ним. Он был старше Лао-Цзы и ожидал, что тот будет вести себя с должным почтением. Но Лао-Цзы сидел, когда Конфуций зашёл к нему. Он даже не поднялся для приветствия, не сказал: "Садитесь". Он вообще не обратил особого внимания. Конфуций рассвирепел: "Что это за учитель?!" И спросил: - Вы что, не признаёте правил хорошего тона? Лао-Цзы ответил: - Если вам хочется сесть, садитесь; если хочется стоять, стойте. Кто я такой, чтобы говорить вам об этом? Это ваша жизнь. Я не вмешиваюсь. Конфуций был потрясён. Он пытался завести разговор о высшем человеке. Лао-Цзы рассмеялся: - Я никогда не видел что-либо "высшее" или "низшее". Человек есть человек, как дерево есть дерево. Все участвуют в одном и том же существовании. Нет никого, кто был бы выше или ниже. Всё это чушь и бессмыслица.
Станьте бесполезными
Лао-Цзы шёл по лесу. И этот лес рубили. Но вот он подошёл к большому дереву, огромному, - под ним бы укрылась тысяча воловьих упряжек. Оно было прекрасно и всё в цвету. Он послал учеников узнать у дровосеков, почему его не рубят. - Оно бесполезно, - ответили они. - Из него ничего нельзя сделать: ни мебели, ни дома; оно не годится даже на дрова - слишком много дыма. Оно бесполезно, вот мы его и не рубим. Лао-Цзы сказал своим ученикам: "Научитесь у этого дерева, станьте столь же бесполезны, как это дерево. Тогда никто вас не срубит".
Секрет искусства
Краснодеревщик Цин вырезал из дерева раму для колоколов. Когда рама была закончена, все изумились: рама была так прекрасна, словно её сработали сами боги. Увидел её правитель Лу и спросил: "Каков ^секрет твоего мастерства?" "Какой секрет может быть у вашего слуги, мастерового человека? - отвечал краснодеревщик Цин. - А впрочем, кое-какой всё-таки есть. Когда ваш слуга задумывает вырезать раму для колоколов, он не смеет попусту тратить свои духовные силы и непременно постится, дабы успокоить сердце. После трёх дней поста я избавляюсь от мыслей о почестях и наградах, чинах и жаловании. После пяти дней поста я избавляюсь от мыслей о хвале и хуле, мастерстве и неумении. А после семи дней поста я достигаю такой сосредоточенности духа, что забываю о самом себе. Тогда для меня перестает существовать царский двор. Моё искусство захватывает меня всего, а всё, что отвлекает меня, перестаёт существовать. Только тогда я отправляюсь в лес и вглядываюсь в небесную природу деревьев, стараясь отыскать совершенный материал. Вот тут я вижу воочию готовую раму и берусь за работу. А если работа не получается, я откладываю её. Когда же я тружусь, небесное соединяется с небесным - не оттого ли работа моя кажется как бы божественной?"
