ЭТНОПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ СПЕЦИФИКА

КИНЕСИЧЕСКИХ ЛАКУН

Кинесика – наука, изучающая жесты, мимику, позы и знаковые телодвижения - в последнее время привлекает к себе все большее внимание. И если на начальном этапе интереса к ней исследования носили в основном описательный, дискретный характер, то в последнее время они более разнообразны, глубоки и системны [см., напр., Крейдлин Г.Е. 2000]. Но собственно психолингвистическому подходу в кинесике посвящено немного работ (книги И.Н. Горелова и некоторые другие работы).

Представляется, что некоторые сущностные свойства жестов заслуживают более пристального внимания психолингвистов: образность жеста, его «телесность» облегчают перекодирование передаваемой им информации в коды мыслительных операций, которые тоже имеют невербальный характер, в связи с чем с помощью жеста информация передается очень экономно с точки зрения сохранения энергии и из-за нелинейного характера передачи часто опережает по скорости речь (по К. Леонгарду – эмоциональная моторика манифестируется раньше речевой; цит. по: Горелов 1980, 61); жест является свернутой схемой действия и связан с «памятью тела», в жесте представлено то, что составляет базу сознания, «бытийный слой» языка – движение и его чувственный образ (по Леонтьеву, Зинченко).

Современный ситуационный (событийный) подход, квинтэссенцией которого можно считать известные высказывания Н.И Жинкина «Понимать надо не речь, а действительность» [Жинкин 1982, 92] и «Человек слышит слова, состоящие из звуков: `Вон бежит собака, а думает при этом совсем не о звуках и словах, а о собаке, и смотрит – где она бежит» [Op. сit., 18], подчеркивающие особую роль образа, этого «перехода через чувственность за границы чувственности» [Леонтьев 1979, 6] – все указывает на то, что модели речемыслительной деятельности должны включать механизмы, интегрирующие информацию от всех сенсорных систем, в том числе от зрительной, через которую поступает до 90% информации.

Тем не менее, по моделям многих авторов [см. их описание в: Залевская А.А. 2000, 218, 219, 221] создается впечатление, что они описывают коммуникацию незрячих людей или беседу по телефону, что исследователи связывают процессы восприятия и продуцирования речи исключительно со слуховым анализатором, поскольку на всех этапах (восприятия, продуцирования, контроля) отсутствует кинесический компонент и отсекается вся информация, поступающая через зрительный анализатор (не говоря о тактильном и ольфакторном компонентах, играющих значительно меньшую, но, попутно заметим, очень важную и малоисследованную роль). А ведь невербальная информация может в некотором смысле выполнять роль суперсегмента, перекрывая по значимости весь вербальный поток и определяя результат коммуникативного акта. Представим, например, Джеймса Бонда, который, слушая приятную речь своего скрытого противника, не будет реагировать на его мельчайшие телодвижения, мимику и выражение глаз. Долго ли он проживет?

Что касается процессов производства и восприятия речи, в рамках рассматриваемой нами проблематики выделим следующие моменты:

в процессе коммуникации посредством кинесической знаковой системы передается большой объем информации, как намеренно (с помощью коммуникативных жестов), так и помимо желания адресанта (по симптоматическим жестам и мимике);

в этом объеме невербальной знаковой информации содержится целый пласт эмоционально-оценочных характеристик, которые отражают состояние адресанта в процессе производства речи (демонстрируемое или «читаемое»);

в свою очередь акт понимания речи также сопряжен со множеством эмоционально-оценочных реакций, которые в значительной степени выражаются невербальным путем и тесно связаны со смысловым восприятием;

на всех этапах коммуникативного акта происходит постоянная сверка с общей информационной базой, в том числе и на соответствие действий коммуникантов культурным нормам невербального поведения.

Таким образом, кроме информативной функции, невербальное поведение коммуникантов играет важную роль, сигнализируя (эксплицитно и имплицитно) о значимости для них предмета коммуникативного акта в целом (вербально-невербального комплекса), создает эмоционально-оценочный контекст, и по сути может служить базой для механизма контроля (в том числе общего хода и осуществления замысла коммуникативного акта), выполняющего важную роль в речевой деятельности.

Эти положения вызывают, на наш взгляд, необходимость рассматривать невербальный компонент (кинесикон) как самостоятельное звено в моделях речемыслительного процесса.

Все эти моменты проявляются в полной мере при рассмотрении не только межличностной, но и межкультурной коммуникации. В последнем случае ситуация осложняется тем, что каждый коммуникант, даже перейдя на другой естественный язык, обычно пользуется своей знаковой кинесической системой (очень устойчивое свойство), которая имеет национально-культурную специфику как по составу знаков, так и по «специфической конфигурации культурем/менталем и правил их трансляции, восприятия и понимания» [Сорокин 1988, 39].

В нашем исследовании межкультурных кинесических лакун в коммуникации русских и японцев мы попробуем затронуть эти вопросы. Японскую культуру относят к низкокинесичным. Действительно, японцы жестикулируют меньше, чем, к примеру, итальянцы, испанцы, арабы или русские, но японская культура имеет особенности, которые делают очень важным изучение невербальной составляющей в коммуникации японцев (как внутрикультурной, так и межкультурной).

По значимости контекста в коммуникации японскую культуру можно назвать супервысококонтекстной, причем роль невербального компонента в создании контекста общения очень велика. С.В. Неверов в своих обзорных статьях, ссылаясь, в частности, на японского лингвиста Хага Ясуси, говорит о большом внимании японцев к «омовасэбури» - значениям, возникающим при высказывании за пределами самого высказывания, нюансам, коннотативным значениям, и приводит следующее его суждение: «Японец отдает предпочтение скорее невербальной коммуникации, чем вербальной » (цит. по: Неверов 1977, 324).

Кимура Сёдзабуро, назвав свое эссе «Люди зрения» и «люди голоса», определяет таким образом основное различие между японцами и европейцами. Это эссе помещено в хрестоматию по японскому языку для средней школы, следовательно, признано очень важным для воспитания японцев. Приведем из него некоторые отрывки (цит. по: Федоришин 1985, 248-251): «Диалог в японском стиле – это в конце концов ни что иное, как средство ублажения настроения и смягчения атмосферы двух обращенных друг к другу лицом людей»; « У японцев глаз, являясь органом зрения, одновременно является и органом речи; встретив взгляд другого, [японец] понимает движение его души, его чувства; для него «глаза говорят в такой же мере, как и язык»; «У «людей зрения» для человеческих отношений важным является реакция чувств по «взаимным взглядам», а слова для «взаимного разговора» воспринимаются лишь как что-то такое, без чего можно обойтись, или же как что-то лишнее, слишком прозрачное». Зрительное, и вообще образное, восприятие для японцев чрезвычайно важно, что, по-видимому, не в последнюю очередь обусловлено иероглифической письменностью и связанной с ней «правополушарностью».

Другим важным моментом, побуждающим обращать особое внимание на кинесику при коммуникации с японцами во избежание непонимания, является специфичность их предметного мира. «Понимание (познание) и природных, и функциональных качеств культурных предметов носителей близких культур, особенно принадлежащих к одному культурному ареалу, не представляет трудностей. Иная картина возникает при попытках постичь системные, интегральные качества культурных предметов, которые возникают и обнаруживаются только при соотнесении их с системами, в которых они функционируют» [Тарасов 2000, 33]. А при такой удаленности культур, как японская и русская, например, возникают трудности понимания не только системных, но и функциональных и природных качеств их культурных предметов и, соответственно, способов оперирования ими. Например, дверь (у японцев – сёдзи – раздвижные перегородки), пол (в японской комнате покрыт татами, циновками из рисовой соломы), стол (у японцев очень низкий ), посуда и многое другое для японца и для русского - операционально разные вещи. Это проявляется на всех уровнях – в быту, искусстве и т.д.

У некоторых японских режиссеров (Ясудзиро Одзу, например) искусствоведы отмечают особую точку съемки, которая расположена гораздо ниже обычной, как бы с позиции сидящего на татами человека и «укрупняет», усиливает значимость человека в кадре. Безусловно, особенности пространственной организации японского жилища, предметов обихода, национальной одежды, обуви диктуют свои движения, походку (движения женщины в кимоно и дзори - японской обуви - и движения женщины в европейском костюме сильно отличаются), жесты (поклоны сидя на татами, например) и т.д. Все это накладывает отпечаток и на само невербальное поведение японцев и на связанную с ним фразеологию, специфичность которых вызывает образование кинесических и лингвистических лакун в процессе межкультурной коммуникации. Например, выражение хидариутива (веер в левой руке) и соответствующий жест со значением «вести легкую, обеспеченную жизнь» или выражение содэ но сита (низ рукава кимоно, который имеет нечто вроде кармана) и связанный с ним жест «взятка» можно отнести к «предметным» лакунам.

Специфичность культурных норм невербального поведения, его логики у японцев по сравнению с русскими также требует специального изучения для осуществления успешной межкультурной коммуникации, поскольку восприятие, в том числе и невербального поведения, осуществляется с позиций своей культуры. Например, даже делая поправку на то, что они общаются с представителями другой культуры, японцы чувствуют себя неуютно от прямого взгляда в глаза и воспринимают его достаточно негативно, как проявление некоторой агрессивности. Разница проявляется также в степени экспрессии чувств (русские бурно проявляют чувства, а японцы склонны к сдерживанию эмоций в повседневной жизни), в выражении оценок людей и событий в процессе общения (так, И.А. Стернин указывает, что русским свойственна «оценочность, любовь к высказыванию оценок людей и событий в процессе общения» (цит. по: Уфимцева Н.В. 2000, 160). Как замечает там же Уфимцева, ссылаясь на экспериментальные исследования [Сорокин, Тарасов, Уфимцева 1991; Уфимцева 1995] этот «судейский комплекс» (по К. Касьяновой) проявляется у русских и в восприятии человеческого тела как культурного предмета. На наш взгляд, основания для констатации большей «оценочности» русских по сравнению с японцами можно найти, анализируя результаты экспериментального исследования ассоциативных соматологических портретов [Митамура 1999]. Наши исследования межкультурных кинесических лакун также позволяют считать, что у русских «оценочность» выражена в большей степени, чем у японцев, так же, как и экспрессивность эмоциональных проявлений.

Использованная литература

1. Горелов И.Н. Невербальные компоненты коммуникации. - М., 1980.

2. Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. - М., 1982.

3. Залевская А.А. Введение в психолингвистику. - М., 2000.

4. Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика в её соотношении с вербальной: Автореф. дис. … д-ра филол. наук.- М., 2000.

5. Леонтьев А.Н. Психология образа//Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. - 1979. - № 2.

6. Митамура Маки. Национально-культурные маркеры языкового сознания: японо-русские соматологические параллели (экспериментальное исследование): Автореф. дис. канд. филол. наук. - М., 1999.

7. Неверов С.В. Особенности речевой и неречевой коммуникации японцев// Национально-культурная специфика речевого поведения. - М., 1977.

8. Сорокин Ю.А. Психолингвистические аспекты изучения текста: Автореф. дис. …д-ра филол. наук.- М., 1988.

9. Тарасов Е.Ф. К построению теории межкультурного общения // Языковое сознание: формирование и функционирование. - Изд. 2-е - М.,. 2000.

10. Уфимцева Н.В. Этнический характер, образ себя и языковое сознание русских // Языковое сознание: формирование и функционирование. - Изд. 2-е. - М., 2000.

11. Федоришин М.С. Диалог мировоззрений// Человек и мир в японской культуре. - М., 1985.

А.А. Ривлина

г. Благовещенск, БГПУ

Поиск по сайту: