ДЕЛАКУНИЗАЦИЯ И ОПОСРЕДОВАННАЯ КАРТИНА МИРА

Изоморфизм, понимаемый как отношение уподобления [Кульчицкая 2000, 7], распространяется не только на ментальность и культуру [Быкова 2001, 155], но также на их взаимоотношения с языком, что проявляется в так называемых национально-языковых картинах мирах. Выполняя роль транслятора культуры, язык образует три типа картин мира: первичную, вторичную и опосредованную.

Первичная картина мира – это языковая картина мира, отражаемая [Почепцов 1990, 111] родным языком - в первую очередь системой значений его лексических единиц, номинирующих элементы экстралингвистической действительности, которая является средой жизни и деятельности данного народа [Попова 1986, 8]. Вторичная картина мира возникает при изучении иностранного языка и культуры и является не столько картиной, отражаемой языком, сколько картиной, создаваемой языком [Тер-Минасова 1999, 41]. Воспринимая вместе с заимствованиями и иностранными словами чужой способ концептуализации, язык заимствует и «рисует» фрагмент иной картины мира [Урысон 1999, 80]. Изучая иностранный язык, человек воспринимает вторичную картину мира, заполняет лакуны, свойственные его первичной картине мира, познает культуру изучаемого языка. Опосредованная картина мира создается через посредство другого иностранного языка, служащего lingua franca, при заполнении лакун, свойственных вторичной картине мира [Прошина 2001, 308]. Например, опосредованная картина мира жизни Восточной Азии (Китая, Кореи, Японии) может предстать русским читателям/слушателям через посредство английского языка, заимствующего из китайского, корейского, японского языков слова-культуронимы [Кабакчи 1998, 7], заполняющие соответствующие лакуны в английском языке и отражающие специфические, но значимые для человека западной цивилизации явления Востока.

Под лакунами обычно понимают отсутствие однословного наименования для того или иного концепта, номинируемого в языке расчлененно, описательно [Быкова 2001, 13]. В межъязыковых отношениях процесс заполнения лакун, или делакунизация, происходит либо путем прямого заимствования иностранных слов (feng-shui - фэншуй), либо калькирования (bamboo wife –«бамбуковая жена», полая трубка для охлаждения спящего с ней человека), создания полукалек (wooden kimono – деревянное кимоно, гроб), фразеологизированных лжезаимствований (office lady – «офисная дама», секретарь) и терминизированных словосочетаний (Chinese gooseberry – актинидия китайская). Таким образом, во вторичной и опосредованной картинах мира двухсловные наименования могут быть средством делакунизации – они устойчивы, невариабельны и выражают один концепт, заимствованный у другого народа.

В процессе делакунизации путем заимствований порою наблюдается конкуренция средств, ориентирующихся на вторичную картину мира, и средств, представляющих опосредованную картину мира. Это наглядно демонстрируют, например, восточноазиатские заимствования, попавшие в русский язык непосредственно из японского/китайского/корейского языков или опосредованно через английский язык, получивший в конце XX в. статус международного языка глобального общения. «Перед всеми народами сейчас стоит задача выработки той оптимальной ‘привязки’ к английскому языку, которая позволила бы с наименьшими потерями использовать его в качестве вторичного средства коммуникативного самовыражения национальной культуры» [Кабакчи 1993, 82].

У русских коммуникантов, знающих японский язык, складывается вторичная картина мира, в которой реалии японской жизни приобрели звуко-буквенную форму по сложившимся в отечественном востоковедении традициям. Так в русском языке появились такие заимствования, как суси, рисовые бутерброды со всевозможной начинкой; сасими, блюдо, приготовленное из тонко нарезанных кусочков сырой рыбы, подаваемое с тертым хреном, соевым соусом и т.д.; Мицубиси, марка автомобиля; Хитати, компания по выпуску электробытовых и электронных товаров; томоготи, электронная игрушка в виде брелка, в котором живет электронный зверек, требующий ухода. Эти заимствования имеют форму, созданную путем традиционной в востоковедении японско-русской транскрипции.

Вместе с тем в публицистике, рекламе, художественной литературе все чаще встречаются те же заимствования, входящие в опосредованную картину мира, то есть пришедшие в русский язык через английский и потому имеющие иную звуко-буквенную форму: суши (< sushi), сашими (< sashimi), Мицубиши (< Mitsubishi), Хитачи (< Hitachi), томогочи (<tomogochi). Окажется ли опосредованный путь заимствований превалирующим над прямым способом делакунизации, покажет время, но уже сейчас мы видим, что в русском языке закрепились такие формы как рикша (англ. rikusha), гейша (англ. geisha), что позволяет говорить о расширении англоязычного влияния на передачу иноязычных (в частности, восточно-азиатских) заимствований.

Аналогичная проблема возникает и при передаче китайских заимствований в русскоязычном тексте. Не очень сведущие в системах латинизации китайских заимствований переводчики, пользующиеся англоязычными текстами, включающими китайские реалии, стараются переложить законы англо-русской транскрипции и на передачу китайских слов, опосредованно заимствуемых через английский язык. Так возникают корявые дублеты тай-чи (tai-chi – слово, записанное в системе латинизации Уэйда-Джайлса), или тай-джи (tai-ji в пиньине), фэнг-шуй (feng-shui), йин и янг (yin & yang) вместо правильных тайцзи, фэншуй, инь и ян.

Корейские заимствования также являются полем борьбы двух тенденций, которые условно можно назвать «востоковедческой» и «англоязычной»: Shilla – Силла, Шилла, t’aekwondo – тхэквондо, таэквондо, kimch’i – кимчхи, кимчи и др.

«Востоковедческая» и «англоязычная» традиция опираются на разные способы прямого заимствования. Первая ориентирована на практическую транскрипцию как основной способ передачи заимствований через устную речь. «Англоязычная» же традиция ориентируется на транслитерацию как способ передачи заимствований через письменную речь. А поскольку в настоящее время письменная форма внедрения заимствований превалирует над устной, это является еще одним благоприятным фактором закрепления опосредованных по англоязычной модели восточных заимствований в русском языке.

Возможно, чтобы избежать стихийного смешения двух традиций и возникновения громадного количества переводных дублетов, следует ввести в теоретический и практический курс подготовки переводчиков раздел об опосредованном переводе, знакомящем их с давно устоявшимися традициями передачи на русский язык слов восточно-азиатского (и другого иноязычного) происхождения в латинском написании.

В каких областях жизни чаще всего приходится иметь дело с опосредованным переводом, заполняющим восточно-азиатские лакуны?

Исследование корпуса материала около 7000 словарных заимствований в английском языке [Прошина 2001, 302-400] выявило, что наиболее употребительными сферами общения, где необходима вербализация восточно-азиатских реалий, являются

- кулинария (ср. кит. baozi – баоцзы, приготовленные на пару пышки, кор. kalbi – кальби, жареные говяжьи ребрышки, яп. sukiyaki – сукияки, обжаренные в приправах тонкие куски говядины),

- быт (кит. kang – кан, печь-лежанка; кор. ondol – ондоль, подогреваемый пол; яп. kimono - кимоно),

- спорт (напр., кит. wu-shu - ушу, кор. taekwondo - тэквондо, яп. judo - дзюдо),

- философия (кит. yin & yang – инь и ян, мужское, светлое и женское, темное начала; кор. kibun – кибун, состояние души; яп. satori – сатори, внутреннее просветление),

- религия (кит. Tao – Дао; кор. mudang – мудан, шаман; яп. Zen - Дзэн),

- медицина (кит. qigong – цигун, дыхательная гимнастика; яп. shiatsu – сиацу, акупрессура),

- география (кит. Xianggang – Сянган, сянганский; кор. Incheon – Инчон, инчонский; яп. Hiroshima – Хиросима, хиросимский),

- народонаселение (кит. Jurchen – чжурчжэни; яп. Aino - айны),

- растительный мир (кит. kumquat – кумкват, карликовый апельсин;кор. insam – инсам, женьшень; яп. daikon – дайкон, белый редис),

- социально-экономическая область (кит. tong – тун, тонг, общество; кор. chaebol – чэболь, промышленный комплекс; яп. honcho – хонтё, начальник),

- бизнес (кит. taipan – тайпань, глава предприятия; кор. insa-idong – инса-идон, ротация рабочих мест; яп. karoshi – кароси, смерть от переутомления),

- этика (кит. jen – жэнь, человеколюбие; кор. chamulson – чамульсон, терпение; яп. enryo – энрё, подавление личностных интересов под влиянием интересов группы),

- искусство (кит. gongbi – гунби, стиль живописи, характеризующийся вниманием к мелким деталям; кор. p’ansori – пхансори, вокальное пение; яп. ikebana - икебана),

- политика (кит. hong wei bing – хунвэйбин, член маоистского молодежного движения; кор. chuch’e – чучхэ, политика и идеология самодостаточности; яп. Tenno – Тэнно, император),

- досуг (кит. bianpao – бяньпао, шутиха; кор. chuldarigi – чульдариги, перетягивание каната; яп. karaoke – караоке).

Употребляемые сначала в других языках как слова с национально-культурной коннотацией, такие заимствования могут постепенно стать интернациональными словами, поскольку обозначаемые ими явления получают распространение по всему миру. Например, мало кто связывает сегодня караоке с японской культурой, поскольку клубы, бары, музыкальные центры с караоке стали популярны практически во всех странах. Совсем не обязательно икебана – букет, сделанный японцами. Школы ушу, каратэ, дзюдо и даже сумо распространились по всему свету, старому и новому. Страх у людей сегодня вызывают арабские, а не японские камикадзе. Нередко такие слова, вначале ориентированные на определенную национальную культуру, при приобретении интернационального статуса смещают свое значение, прирастая новыми лексико-семантическими вариантами, как это произошло, в частности, со словом камикадзе.

Вместе с тем, заимствованные слова могут приобретать новые значения непараллельно в разных языках, способствуя образованию, тем самым, «ложных друзей переводчика». Например, и в английский, и в русский языки попало японское слово bonze - бонза. Объединяет эти заимствования значение «буддийский монах». Однако в русском языке данное заимствование обогатилось еще одним значением – «надменное, чванное должностное лицо»; в то время как в английском языке данное понятие представляет языковую лакуну “conceited, arrogant official”. В паре bonze – бонза русское слово будет находиться в положении «ложного друга» до тех пор, пока его английское соответствие не заполнит соответствующую лакуну, то есть не приобретет такое же значение.

Такого рода делакунизация сравнительно легко происходит в результате влияния английского языка на русский. Например, в английском и русском языках есть японское заимствование futon – футон, «матрас для сна, расстилаемый на ночь на циновках». В 1980-х годах в США это заимствование приобрело новое значение «легкий низкий диван на деревянной раме, раскладывающийся для сна». Вместе с соответствующей реалией слово с этим значением появилось и в русском языке.

Таким образом, очевиден факт воздействия языка-посредника, каким является английский язык, на процессы заимствования слов в русском языке. Это проявляется и в отношении формы, и в отношении значений опосредованных заимствований. В процессе делакунизации через опосредованный перевод наблюдается борьба противоречивых тенденций: целенаправленной, закрепившейся в востоковедческой науке традиции транскрибировать ориентализмы и стихийной тенденции к их транслитерации по англоязычной модели.

Использованная литература

1. Быкова Г.В. Феноменология лексической лакунарности русского языка. – Благовещенск, 2001.

2. Кабакчи В.В. Основы англоязычной межкультурной коммуникации. – СПб: Образование, 1993.

3. Кульчицкая Л.В. Изоморфные отношения в переводе (на материале англо-русских перевдов финансово-экономических текстов): Автореф. дис. на соиск. степ. канд. филол. наук. – Владивосток, 2000.

4. Почепцов О.Г. Языковая ментальность: Способ представления мира // Вопросы языкознания. - 1990, №6.

5. Прошина З.Г. Английский язык и культура народов Восточной Азии. – Владивосток: Изд-во Дальневосточ. ун-та, 2001.

6. Семантическая общность национальных языковых систем / Под ред. З.Д. Поповой. – Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 1986.

7. Тер-Минасова С.Г. Язык как зеркало культуры. – М: Изд-во Моск. ун-та, 1999.

8. Урысон Е.В. Языковая картина мира и лексические заимствования (лексемы округа и район) // Вопросы языкознания. - 1999.

О.Б. Пылаева

г. Благовещенск, АмГУ

СФЕРА ПРИРОДНОГО В ИДЕОГРАФИЧЕСКОМ СЛОВАРЕ

Эвенки изначально были охотниками, рыболовами и собирателями, поэтому сфера природного для них всегда была на первом плане. Как и большинство автохтонных народов Сибири и Дальнего Востока, они не имели письменной традиции, а потому передавали знания из поколения в поколение в форме прикладного искусства, преданий, мифов, сказок. Соответственно, и представление о жизни этноса можно получить из его устного творчества, описаний путешественников, исследований ученых и, конечно, из лексики и фразеологии, которые фиксируются, как правило, в словарях разных типов.

Словарь - собрание слов (обычно в алфавитном порядке), устойчивых выражений с пояснениями, толкованиями или с переводом на другой язык [Ожегов, Шведова 1995: 719]. Альтернативой алфавитному расположению слов является размещение их по смысловой близости. Словари, в которых лексика располагается на основании этого критерия, получили название идеографических (от греч. idea - понятие, идея, образ и grapho - пишу) [Морковкин 1973, 7].

Теоретические вопросы идеографической лексикологии рассматриваются в работах таких известных зарубежных и отечественных лексикологов и лексикографов, как К. Касарес, В. фон Вартбург, Р. Халлиг, Ф. Дорнзайф, М. Молинер, И.А. Гульянов, И.И. Срезневский, Л.В. Щерба, В.В. Морковкин, Ю.Н. Караулов, П.Н. Денисов, В.Г. Гак, О.С. Баранов, Н. Ю. Шведова, С.Д. Шелов, А.Я. Шайкевич, С. Гиндин и т.д.

Потребность в идеографическом словаре ощущается, прежде всего, при контрастивном изучении лексики двух языков (в нашем исследовании – русского и эвенкийского). В основе такого рода сопоставлений лежит тезис о неразрывной связи языка и мышления. Мышление имеет общечеловеческую природу. Смысловой континуум общ для всех языков. Однако каждый конкретный язык членит его в соответствии с национальной спецификой. Именно здесь при сравнении одного языка с другим выявляются несоответствия (лакуны), отчасти связанные с культурно-историческими и этнографическими причинами, отчасти объясняемые языковой спецификой внутренних форм [Караулов 1976, 244]. Например, в русском языке однословно не обозначен след после испарения росы, в эвенкийском существует лексема силэгимнэ, след от посоха - тыемнэ, незамерзший след – улумкувун, след зверя – сарбазак, свежий след зверя – калки, след ног – тунэ, свежий след – велома, след от укуса овода – кикисимна. И наоборот, русским универбам в эвенкийском языке соответствуют расчлененные наименования: грызуны – конкодери бэйŋэ, сороконожка – дыгин дяр халгачи кумикэн, улитка – бадялаки тэпкун, мухомор – хулама дэгинŋэктэ, валун – хэгды дёло, ракушка – бадялаки эмкэн, дёрн – тукалачил чукал, мелколесье – нисама мосаг, закат – дылача буруксэн.

Таким образом, изучение характера представления того или иного смыслового континуума в лексике различных языков является важной задачей контрастивной лексикологии. В ее успешном решении огромную помощь оказывает идеографический принцип отбора лексики.

Значение идеографических словарей в общей системе лексикографии национального языка определяется не только их практической необходимостью для переводчиков, редакторов, но и для различного рода научных исследований, в частности, для решения проблем лексической лакунарности. Идеографическая классификация напрямую выводит исследователя на лексико-семантическое поле, в котором конденсируются взаимно противопоставленные единицы какой-либо области, что позволяет выявить неноминированное в сравниваемых языках.

Идеографические словари, словари-тезаурусы - наиболее непосредственное и наглядное отражение запаса смыслов, накопленных, «наработанных» языком и поколениями его носителей. Это - карта «содержательной вселенной» данного языка, закрепленной в нем картины мира [Гиндин, http:// www.1september.ru/ru/rus/2001/05/1/htm].

П.М. Роже, автор «Тезауруса английских слов и выражений», в предисловии к своему словарю пишет: «...Какой бы живостью ни обладало наше воображение, как бы ни переполняли нас чувства, мы часто попадаем в такое положение, когда нам не хватает слов, чтобы точно выразить свою мысль. Единственно необходимое слово зачастую бежит нашей памяти, и мы вынуждены обходиться словами слишком сильными или слишком слабыми, слишком общими или излишне конкретными. Помощь, которую оказывает идеографический словарь, состоит в предоставлении богатейшего набора слов и выражений, исчерпывающих все оттенки и нюансы каждой общей идеи» [цит. по: Баранов 1995, 4].

Автор другого идеографического словаря - Х. Касарес - рассказывает про академика, который хотел в обычном толковом словаре найти слово, обозначающее того, кто родился на корабле во время плавания. Эта задача оказывается практически непосильной, поскольку для ее решения в алфавитном словаре надо не просто перебрать 200 тысяч входных слов, но просмотреть, хотя бы бегло, и их толкования, т.е. прочитать весь словарь [цит по: Караулов 1981, 150].

На сегодняшний день имеется богатая зарубежная лексикографическая практика, насчитывающая от первого издания в 1852 г. тезауруса П.М. Роже (P.M. Roget Thesaurus of English words and phrases) почти полуторавековую историю, с другой - имеется и существенный отечественный опыт. Однако следует отметить, что вплоть до 1980-х годов существовали лишь небольшие «тематические» учебные словари, ориентированные на иноязычных учащихся.

В первой половине 80-х годов появились уже сравнительно большие словари - «Лексическая основа русского языка. Комплексный учебный словарь» под ред. В.В. Морковкина (М.: Русский язык, 1984), «Русский семантический словарь» под ред. Ю.Н. Караулова (Т.1. М.: Наука, 1981), «Идеографический словарь русского языка», составленный О.С. Барановым (М.: Изд-во ЭТС, 1996), «Толковый словарь русских глаголов. Идеографическое описание. Английские эквиваленты, синонимы, антонимы» под ред. Л.Г. Бабенко (М.: АСТ-ПРЕСС, 1999), «Русский семантический словарь: Толковый словарь, систематизированный по классам слов и значений» под ред. Н.Ю. Шведовой (Т.1. Слова указующие (местоимения). Слова именующие: имена существительные (все живое, земля, космос) (М.: Азбуковник, 1998). Анализ идеографических словарей наиболее полно представлен в работе В.В. Морковкина «Идеографические словари» [Морковкин 1970].

В эвенкийской национальной лексикографии отсутствуют идеографические словари, поэтому для выявления лакун в лексико-семантическом поле «Природа» русского и эвенкийского языков пришлось привлекать идеографические исследования на материале других языков. «То, что в одних языках обозначается одним словом или вообще не названо, в других может иметь чрезвычайно подробную номенклатуру, заключающую десятки наименований. …Слова, тождественные по смыслу, занимают даже в системах близкородственных языков неравное положение, выполняют в них неодинаковые функции и, следовательно, не являются абсолютно однозначными» [Звегинцев 1957, 27]. В исследуемых нами языках эта особенность проявляется еще более контрастно в силу национальной специфики культуры и быта двух народов: национально-специфические (несовпадающие, разъединяющие) элементы в лексических системах русского и эвенкийского языков и являются сигналом нулевых лексем (лакун).

Входя в состав системы, слово облечено не только значением, но еще главным образом значимостью. Значимость языкового знака определяется не отношением к обозначаемому им объекту, а отношением к другим словам, их значениям в данном языке. Отношение это дано в системе языка, оно порождено фактом участия в системе [Ф. де Соссюр 1933, 114-115], в которой и выявляются пустые клетки: лакунарность есть категория лексической системологии.

Систему конкретного языка, как известно, организует соотношение между планом выражения и планом содержания языкового знака. Эти соотношения, как показано лингвистами не одного поколения, являются асимметричными, то есть один знак может нести несколько означаемых, а одно означаемое – выражаться несколькими знаками. Изучение этих соотношений показывает, что элементов плана содержания гораздо больше, чем знаков. Языковые знаки не имеют жесткой связи с планом содержания, смещаются относительно означаемых. «Крайним выражением такого смещения являются нулевые означаемые, семемы без формативов, т.е. лакуны» [Быкова 1998].

Таким образом, чтобы соотнести слово одного языка со словом другого языка, надо знать, какое место занимает каждое из них в соответствующих множествах. Для того чтобы знать это, необходим хороший идеографический словарь. Возражения у исследователей вызывает «идея первичности, предсуществования понятийного членения лексики, которая материализуется в синоптических схемах идеографических словарей» [Караулов 1976, 59]. Ономасиологический подход неизбежно обедняет описание лексико-семантической системы языка, поскольку за пределами понятийной модели остаются периферийные участки, которые выражены, как правило, лакунами и объективируются в случае коммуникативной востребованности на уровне описательных оборотов.

Названные недостатки традиционного описания лексики языка в идеографических словарях могут быть устранены, если главную роль отвести семасиологическому анализу и дополнить, детализировать синоптическую схему тезауруса рубрикацией, причем в качестве рубрики будет выступать лексико-семантическое поле [Гетман 1991]. Объективность определения состава и границ общеязыкового поля обеспечивается опорой на инвариантное значение имени поля, методика нахождения которого связана с анализом дефиниций центральной лексемы в нескольких (основных) толковых словарях [Новикова 1985].

Таким образом, в процессе контрастивного сопоставления лексики русского и эвенкийского языков нами взята за основу идеографическая классификация, позволившая всесторонне описать поле «Природа». Использованы два принципа отбора лексем: ономасиологический и семасиологический. Преимущество отведено второму принципу, т.к. ономасиологический анализ позволяет описать лишь номинированную часть данного поля, а семасиологический - помогает обнаружить в нем лакуны как отражение имеющихся в национальном сознании концептов, не обозначенных однословно.

Проведенное исследование контрастнее обнажило запасы смыслов, накопленные многими поколениями амурских эвенков, быт, культура, традиционный тип хозяйствования которых предельно приспособлен к природной среде. Этим объясняется детализированная разработанность этнической картины мира, преобладающую часть которой составляет мир природы.

Использованная литература

1. Бабов К., Въргулев А. Тематичен руско-български речник. - София, 1961.

2. Баранов О.С. Идеографический словарь русского языка. – М.: ЭТС, 1995. – 220 с.

3. Быкова Г.В. Лакунарность в лексической системе русского языка. – Благовещенск: Изд-во Амурского гос. ун-та, 1998. – 218 с.

4. Гетман И.М. Тезаурус как инструмент современного языкознания: Автореф. дис…д-ра филол. наук. – Киев, 1991. – 34 с.

5. Звегинцев В.А. Семасиология. –М.: Изд-во МГУ, 1957. – 89 с.

6. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. – М.: Наука,1976. – 356 с.

7. Караулов Ю.Н. Лингвистическое конструирование тезауруса русского языка. – М.: Наука, 1981. – 366 с.

8. Морковкин В.В. Идеографические словари. – М., 1970. – 70 с.

9. Новикова Н.С. Инвариантное значение имени поля и внутренняя структура ядра // Филол. науки, 1985. - № 4.

10. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. - М.: АЗЪ, 1995. – 928с.

11. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. - М.: Прогресс, 1993. – 654 с.

Т.Б. Резникова

г. Москва, МГИМО

Поиск по сайту: