Глава VII. Русь и Орда. Исход спора

Новый поворот в русско-ордынских отношениях, в конечном счете определивший и исход противостояния Руси и Орды, Руси и Великой Степи, совершился в княжение нового великого князя Владимирского, старшего из русских князей, подданных Золотой Орды, Ивана Даниловича Московского, получившего в народе прозвание Калиты.

Двенадцать лет княжения Ивана Калиты (1128-1340 гг.) – время для Русской земли, воистину, более, чем знаменательное. Все историки России сходятся на том, что именно деятельность Калиты предопределила грядущую историческую роль Москвы как собирательницы земли Русской, объединившей силы народные на борьбу за свержение ненавистного ордынского ига. Иван Данилович, вольно иль невольно, но действительно предтеча Дмитрия Донского и Ивана III. В то же время крайне разноречивы оценки самой личности Калиты, основных побудительных причин его деятельности. Думается, говоря об историческом значении княжения Ивана Даниловича Московского по прозванию Калита, мы сталкиваемся с одним из любопытнейших парадоксов человеческой истории, харатерным для всех времен и народов.

Истории ведомы многие примеры того, как незаурядные по талантам правители, фанатики общественного блага, мечтая осчастливить свои народы, порой и все человечество, своей государственной деятельностью приводили ведомые ими народа к национальным катастрофам, лишний раз подтверждая мрачную истину, что добрыми намерениями вымощена дорога в ад. К несчастью, таковые правители прокладывают путь в преисподнюю не только себе, но и целым нациям.

Бывает и обратное. Иной правитель, озабоченный лишь текущими делами, чуждый великих помыслов, тем не менее, к изумлению потомков, закладывает основы грядущего величия нации.

Иван Данилович, похоже, относится ко второй категории. Из его времени не могли просматриваться ни Куликово поле, ни грядущая единая Россия во главе с Москвой, но никто не сделал столько для этого, сколько князь, прозванный Калитой.

Ивану Калите можно и должно предъявить немало обвинений нравственного порядка, и более чем обоснованных: участие в разгроме татарами Тверской земли, подлейший и губительный донос на князя Александра хану Узбеку, униженное служение Орде... Едва ли состоятельны неуклюжие оправдания сих деяний, измышленные историками последующих времен: Иван-де творил это зло, скрепя сердце, поступаясь малым (?!) во имя великой цели, кою всегда держал в голове (грядущее освобождение и объединение); участвуя в походе на Тверь он якобы стремился уменьшить трагические последствия татарского разорения Тверской земли ( участие московской рати в татарском походе могло сулить тверичам только еще большие беды); погубив, пусть и подло, тверских князей в Орде, Иван Калита, дескать, избавился от недальновидных соперников, ведших к конфронтации с Ордой, и получил возможность продолжать дальновидную политику «собирания русских земель». В действительности князь Александр лишь вынужденно стал участником восстания доведенных до отчаяния тверичей и ни о какой грядущей вражде с Ордой и не помышлял, как не мог и Калита помышлять о будущей единой и независимой России.

Но главное не это. Калита нравственно вполне соответствовал своему времени. Не он первый вместе с татарами жег русские земли. Не говоря уж об Андрее Городецком, вызвавшем страшную «Дюденеву рать», не Михаил ли Тверской, отец Александра, шел с татарами на Новгород Великий? Нравственное состояние Руси времен Ордынского ига с беспощадной обнаженностью показал в своей известнейшей сатире Алексей Константинович Толстой:

«Что день, то брат на брата

В орду несет извет;

Земля, кажись, богата -

Порядка ж вовсе нет.»

Не только москвичи, но и суздальцы идут с татарами душить Тверь, а что же соседи тверичей ярославцы, костромичи, а и новгородцы? Никто не пособил восставшей Твери, но желающих погубить ее оказалось достаточно. Вспомним, что Михаила Тверского в Орде умертвил русский палач по имени Романец...

Здесь надо помнить и следующее: ордынское иго воспринималось на Руси как Божья кара, сам хан как законный царь и до поры до времени восстания доведенных до отчаяния жителей тех или иных

городов, областей не могли встретить поддержки в прочих русских землях. Тверичи могли назвать Узбека «беззаконным царем», но для остальных-то он оставался законным и помощь ему за грех могла и не считаться...

Оценивая двенадцатилетнее правление Ивана Калиты, надо видеть самое главное: великокняжеский престол оказался в твердых руках. Не случайно Иван Данилович впервые с домонгольских времен восстановил титул «великий князь всея Руси». Пусть опираясь на хана (а как можно было иначе?), но он стал действительно первым среди русских князей, и с волей его все должны были считаться. Москва всерьез начинает восприниматься современниками как новый главный город Русской земли (далеко не всеми, правда, с радостью).

В.О. Ключевский так оценил значение утверждения Москвы в качестве местопребывания великокняжеского стола: «Приобретение великокняжеского стола московским князем сопровождалось важными последствиями для Руси. Московский удельный владелец, став великим князем, первый начал выводить русское население из того уныния, в какое повергли его внешние несчастья. Образцовый устроитель своего удела, московский князь, став великим, дал почувствовать выгоды своей политики и другим частям северо-восточной Руси. Этим он подготовил себе популярность, то есть почву для дальнейших успехов. Летописец с ударением отмечает, что с тех пор, как московский князь получил от хана великокняжеское достоинство, северная Русь начала отдыхать от постоянных погромов, какие она терпела. Рассказывая о возвращении Калиты от хана с пожалованием в 1328 г., летописец прибавляет: «бысть оттоле тишина велика по всей Русской земле на сероклет и престаша Татарове воевати землю Русскую». Это, очевидно, заметка наблюдателя, жившего во второй половине XIV в. Оглянувшись назад за 40 лет, этот наблюдатель отметил, как почувствовалось в эти десятилетия господство Москвы в северной России: время с 1328 по 1369 г., когда впервые напал на северо-восточную Русь Ольгерд литовский, считалось порою отдыха для населения этой Руси, которое за то благодарило Москву».

Традиционна увязка мирного сорокалетия (1328-1369 гг.) с деятельностью Ивана Калиты и его сыновей. Не умаляя их заслуг во взаимоотношениях с Ордой, что способствовало отсутствию та

тарских набегов на Русь (суть заслуг, впрочем, прежде всего в безусловном подчинении, покорности ханам и своевременной уплате столь большой дани, что смысл в походах на русские земли был для татар в основном утрачен), следует учесть и следующие обстоятельства.

Тверское восстание 1327 г. было событием далеко не ординарным. Впервые с 1252 г. восстало на Орду великое княжение, был уничтожен большой татарский отряд во главе со знатным военачальником Чолханом. Тверь понесла жестокое наказание за свое непокорство, но в Орде не могли не оценить последствий гибели Чолхана. Система баскачества, что явно показали события 1327 г., себя изживала. Сохранение ее могло повлечь за собой повторение восстаний, и здесь после поражения и гибели Чолхана у Орды не было полной уверенности, что в дальнейшем подобного оборота событий удастся избежать. Потому главным последствием восстания в Твери стали отмена ханом Узбеком баскачества на Руси и прекращение постоянных ордынских наездов. Погибшие в жестоких боях с ордынцами тверичи кровью своей добыли для Руси «тишину великую», но слава избавителя Руси от баскаков досталась тому, кто помогал татарам громить мятежную Тверь, Нельзя сказать, что это было совсем уж вопиюще несправедливо. Безусловно, хитроумная политика Ивана Калиты, позволявшая хану Орды ощущать себя полным хозяином Русской земли, получая дань без всяких хлопот с ордынской стороны, не могла не убедить его в правильности отказа от размещения в русских городах баскаков с их отрядами. Здесь со стороны хана мог быть и куда более тонкий расчет: пусть русские люди, выплачивая Орде тяжкую дань, негодуют не на произвол собственно ханских сборщиков-баскаков, но на самого великого князя, который с таким усердием эту дань из своего народа для хана выжимает.

Тем не менее благодатные последствия такого поворота в русско-ордынских отношениях очевидны. Как здесь не согласиться с Г.П. Федотовым, писавшим: «Обязанная своим возвышением прежде всего татарофильской и предательской политике своих первых князей, Москва благодаря ей обеспечивает мир и безопасность своей территории, привлекает этим рабочее население и переманивает к себе митрополитов».

При сыновьях Ивана Калиты Симеоне Гордом и Иване Красном (1340- 1353; 1353- 1359 гг.) русско-ордынские отношения сохраня

ют прежний характер. В силу этих обстоятельств значение Москвы как главного города Русской земли все более и более утверждается. В то же время с конца 50-х гг. XIV в. в глазах русских людей начинает сильно колебаться престиж Золотой Орды, что было обусловлено прежде всего событиями, в самой Орде происходящими.

С 1357 г. после смерти хана Джанибека, правившего 15 лет, в Золотой Орде начались непрерывные дворцовые перевороты, междоусобицы, вызванные как династической неустойчивостью – число «потомков Чингиза», мечтавших о ханской власти было слишком велико – так и сложностью поддержания единства в разноплеменной державе, простиравшейся от Карпат до Алтая, от Урала до Кавказа, от Прикамья до Хорезма. За последующие 15 лет (1357-1372 гг.) в Орде сменилось 15 ханов! Самые удачливые правили по два года (Бердибек -1357-1359; Тулунбек – 1370-1372 гг.), большинство же не пробыло на заветном троне и года. Не раз русское посольство, въезжавшее в Орду для вручения даров одному хану, по прибытии в ханскую ставку вынуждено было чествовать совсем другого царя. Внук Ивана Калиты, юный князь Дмитрий Иванович, во время обретения в 1363 г. своего великого княжения, непосредственно столкнулся с изумившей русских людей «ханской чехардой». Хан Кидыр, пожаловавший великокняжеский ярлык Дмитрию, был вскоре убит собственным сыном, продержавшимся на престоле...4 дня. Затем в Орде появилось сразу несколько ханов, и московскому князю пришлось ждать немало времени, пока, наконец, не появился относительно постоянный хан, имевший реальную власть для подтверждения законности уже выданного Дмитрию Ивановичу ярлыка на великое княжение.

Все это не могло не поколебать в русских людях ''почтения» к Золотой Орде и ее слишком уж часто меняющимся властителям. Следствием этого явились неудачи Михаила Александровича Тверского в его попытках обрести великокняжеский престол с помощью ханских ярлыков. В 1371 г. Михаил явился на Русь в сопровождении ханского посла и с ханским ярлыком, но не был допущен во Владимир его жителями, признававшими великим князем только Дмитрия Ивановича. Сам Дмитрий объявил ханскому послу, что не признает Михаила великим князем. Но к самому послу московский князь проявил исключительное уважение, выразив таковое богатыми дарами, совершенно купившими ему полное расположение

царского посланца. Посол Сары-ходжа, восхищенный щедростью Дмитрия Ивановича, охотно забыл, зачем он вообще-то прибыл на Русь, и, вернувшись в ханскую ставку, ходатайствовал перед правителем Орды темником Мамаем (хан целиком был послушен воле Мамая) за подтверждение прав московского князя на великое княжение. Ходатайство Сары-ходжи было подкреплено обильнейшими дарами от Москвы самому Мамаю. Правитель Орды столь расположился к Дмитрию Ивановичу, что даже снизил дань с Русской земли сравнительно с временами ханов Узбека и Джанибека, тверскому же князю от Мамая было передано, чтобы он более помощи себе в Орде не искал. Михаил, однако, не прекратил борьбы за «великий стол», а четыре года спустя сумел себе вновь выхлопотать очередной ярлык. Дабы ярлык этот обратился в действительную власть, Михаил нуждался в прямой поддержке Орды, каковой Мамай ему все же не оказал... Напрасны оказались и надежды тверского князя на Литву. Дмитрий же получил поддержку большинства русских земель. В помощь Москве выступили суздальцы, нижегородцы, ростовцы, ярославцы, смоляне, новгородцы. Московский князь, таким образом, выступал ныне от лица почти всей Руси. Если дед Дмитрия превзошел отца Михаила в «татарофильстве», то теперь князья – московский и тверской – поменялись ролями. Михаил Александрович изыскивает «великий стол» с помощью татар и готов навести их на Русь, а Дмитрий Иванович – избавитель от ордынских набегов и защитник русских рубежей от литовцев, наведенных на Русь тверичами. В глазах русских людей Михаил был татарским слугой и потому остался одинок в своем противостоянии с Дмитрием.

Тверь потерпела полное поражение, и Михаил был вынужден окончательно смириться перед Москвой. Но это не означало, что для Москвы наступают спокойные годы. Ольгерд, запоздало вступившийся за Михаила, опустошил Смоленскую землю, особенно же вознегодовал Мамай. Если в 1371 г. Дмитрий отнял у Михаила ярлык умелым угождением ордынцам, то в 1375 г. он бросил Орде открытый вызов, поставив ни во что ханский ярлык и подняв на верного Мамаю тверского князя почти всю русскую землю. Впервые с 1252 г., со времени князя Андрея Ярославича, великий князь Руси выступил против Орды. Мамай не мог не понять, что стоит за своеволием Дмитрия Ивановича. Русь явно поднималась на татар. Правитель Орды решил прибегнуть к испытанному в прошлом сред

ству усмирения непокорных воинским походом ордынцев на русские княжества. В 1377 г. царевич Арапша (Араб-шах) разорил нижегородские и суздальские земли, разгромив соединенную суздальскую и московскую рать на реке Пьяне. В следующем году мурза Бегич вел татарское войско уже на Москву. Дмитрий, однако, не стал дожидаться ордынцев, а сам выступил им навстречу и в пределах Рязанского княжества на берегах реки Вожи нанес сокрушительное поражение ордынской рати. Это была первая большая победа русских над ордынцами в полевом сражении! Наступал поворот в русско-ордынских отношениях. Русь при Дмитрии Ивановиче – это далеко не Русь при Иване Калите. Десятилетия мирной в основном жизни помогли народу изжить страх перед ордынцами; в те же годы началось нравственное возрождение Руси. Во главе его стал человек, имя которого навеки запечатлено в Русской истории как символ духовного возрождения русского народа. Это преподобный Сергий Радонежский, основатель Троицко-Сергиевской лавры. Если митрополит Алексий – «русский Ришелье» – «шел боевым политическим путем, был преемственно главным советником трех великих князей московских, руководил их боярской думой, ездил в орду ублажать ханов, отмаливая их от злых замыслов против Руси, воинствовал с недругами Москвы всеми средствами своего сана, карал церковным отлучением русских князей, непослушных московскому государю, поддерживая его первенство, как единственного средоточия всей разбитой Русской земли», то преподобный Сергий посвятил свою жизнь «нравственному воспитанию народа», коему, «чтобы сбросить варварское иго, построить прочное независимое государство... должно было встать в уровень столь высоких задач, приподнять и укрепить свои нравственные силы, приниженные вековым порабощением и унынием « – так писал Василий Осипович Ключевский в своем очерке «Значение преподобного Сергия для русского народа и государства».⁴

Обитель, основанная преподобным Сергием, ее дружное братство оказывали глубокое назидательное впечатление на мирян». Да, сказано у Ключевского: «Таких людей была капля в море православного русского населения. Но ведь и в тесто немного нужно вещества, вызывающего в нем живительное брожение. Нравственное влияние действует не механически, а органически. На это указал сам Христос, сказав: «Царство Божие подобно закваске». Украдкой за

падая в массы, это влияние вызывало брожение и незаметно изменяло направление умов, перестраивало весь нравственный строй души русского человека XIV в. От вековых бедствий этот человек так оскудел нравственно, что не мог не замечать в своей жизни недостатка этих первых основ христианского общежития, но еще не настолько очерствел от этой скудости, чтобы не чувствовать потребности в них.

Пробуждение этой потребности и было началом нравственного, а потом и политического возрождения русского народа. Пятьдесят лет делал свое тихое дело преподобный Сергий в Радонежской пустыне; целые полвека приходившие к нему люди вместе с водой из его источника черпали в его пустыне утешение и ободрение и, воротясь в свой круг, по каплям делились им с другими». Именно эти «капли нравственного влияния» и подготовили то великое событие, которое «состояло в том, что народ, привыкший дрожать при одном имени татарина, собрался наконец с духом, встал на поработителей и не только нашел в себе мужество встать, но и пошел искать татарских полчищ в открытой степи и там повалился на врагов несокрушимой стеной, похоронив их под своими многотысячными костями».⁵

Полтора века почти видели русские люди в ордынском иге кару Божию за грехи отцов своих и собственные, а в хане потому законного «царя» земли Русской, благодаря же нравственному подвигу преподобного Сергия Радонежского, благословившего Русь в лице великого князя на битву с Ордой, в Орде увидели теперь чужеземного врага, сильного, опасного, но лишь врага, война с которым дело святое и богоугодное.

Значение битвы на Воже было понято обеими сторонами. По повелению Дмитрия Ивановича в великокняжеском городе Коломне в память о победе над Ордой был заложен Успенский собор, ибо само вожское сражение произошло в православный праздник Успенья пресвятой Богородицы. Потому торжество московского князя над Бегичем было воспринято русскими людьми как покровительство Богородицы Русской земле. Все способствовало решительному перелому в народном сознании...

Мамай, потрясенный разгромом ордынского войска и гибелью одного из лучших военачальников, не решился немедленно мстить Москве и отважился лишь на очередное разорение Рязанской земли,

наказуя заодно и ее князя Олега за сочувствие Дмитрию – битва на Воже произошла на Рязанщине, и Олег, похоже, известил Дмитрия о подходе татарской рати. После набега Мамая рязанский князь вынужден был стать, правда, скорее на словах, союзником Орды. Мамай осознавал, что после случившегося разгрома Бегича вернуть Русь в прежнее состояние может только нашествие, подобное Батыеву, и незамедлительно начал таковое готовить.

Поход Золотая Орда готовила со всем тщанием. Силы Мамая были, безусловно, ослаблены междоусобными войнами, в результате которых ранее единое ордынское государство раскололось на два: Белую (западную) Орду во главе с Мамаем и Синюю (восточную), где ханом был провозглашен Тохтамыш; рубежом между ордами была Волга.⁶ Это обстоятельство заставило Мамая искать внешних союзников. В первую очередь он обратился к Литве, где после Ольгерда правил новый князь Ягайло, и сумел склонить его к союзу. Литовский князь мог рассчитывать в случае успеха на расширение своих владений к востоку. Обязался помочь Орде и Литве рязанский князь Олег. Вошли в союз с Мамаем генуэзские колонии в Крыму. Все военные силы, какие только можно было собрать на всем пространстве от Волги до Днепра, от Прикамья до Кавказа и Крыма, были под рукой Мамая. Руси правитель Орды грозился повторить «Батыеву рать», но до Бату-хана Мамаю, похоже, было далековато, и главное, – Русь была иной.

Против Мамая вышло не войско князя московского Дмитрия Ивановича, но Русская земля во главе с великим князем всея Руси. На бой с ордынцами двинулись рати земель Московской, Владимирской, Ростовской, Муромской, Суздальской, Нижегородской, Белозерской, пришли и псковичи, и новгородцы. Хотя великий князь Литвы Ягайло был союзником Мамая, но не зря 9/10 подданных литовского князя были русские. Два брата Ягайло – князь Полоцкий Андрей Ольгердович и князь Брянский Дмитрий Ольгердович со своими войсками пришли в Москву на помощь Дмитрию Ивановичу, на помощь Русской земле. Князь Дмитрий Ольгердович, отправляясь в поход, сказал своему брату: «Брат Андрей, не пощадим жизни своей за землю за Русскую, и за веру христианскую, и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича!»⁷

Русская рать готовилась к великой битве не просто с ордынским нашествием, но к решительной схватке с вековым врагом, к отмще

нию за все беды, причиненные Руси со времен Калки. Вспомнили, наконец, на Руси о былом единстве, о едином корне. «И сказал всем князь великий Дмитрий Иванович: «Братья и князья русские, гнездо мы великого князя Владимира Киевского!»⁸ – повествует «Задонщина», восславившая подвиг русских воинов в битве с Мамаевой ордой.

В канун похода Дмитрий обратился за благословением к преподобному Сергию Радонежскому. Сергий дал благословение и предрек русскому воинству победу, что немало воодушевило ратников. Сбор всех войск был назначен в Коломне. 20 августа на Девичьем поле близ Коломны, на берегу Оки, Дмитрий Иванович провел смотр войска, после чего начался поход. Когда русское воинство было уже в пути, Дмитрия настиг гонец с грамотой от Сергия Радонежского. В ней были слова благословения: «Иди, господин, иди вперед, Бог и святая Троица поможет тебе!»

Перед Дмитрием стояла нелегкая задача с самого начала похода: надо было ни в коем случае не допустить соединения вражеских ратей, ибо стало известно в Москве, что Ягайло выступил навстречу Мамаю, не исключалось и выступление в помощь ордынцам Олега Рязанского. Решено было великим князем идти на юг в степь прямо навстречу орде Мамая. 6 сентября русское войско достигло Дона, 8 сентября переправилось через него и подошло к месту впадения в Дон реки Непрядвы. Это и было Куликово поле, где суждено было решаться судьбе России.

Думается, нет необходимости приводить подробности хрестоматийно известного всем хода самой битвы. Важнее обратиться к тому, как ее победоносный итог был осмыслен русскими людьми конца XIV в. И здесь наилучшим источником является повесть, написанная Софонием Рязанцем, «Задонщина», как никакое другое произведение, передавшая настроения людей Руси в канун битвы и после ее завершения.

Широко известны многочисленные реминисценции «Слова о полку Игореве» в «Задонщине» и смысл их, очевидно, не только в поэтической привлекательности. В зачине «Задонщины» поминается не только Калкская битва – первое сражение с ордынцами, но и битва на Каяле, где русские сражались с половцами. Да и сами ордынцы отождествляются с «хинами», как в «Слове» именовались половцы.¹⁰ То есть противостояние Киевской Руси и половцев,

Москвы, возглавляемой ею на Куликовом поле Русской земли и ордынцев рассматриваются как единое явление. Неважно, кто идет из степей – печенеги ли, половцы ли, татары ли – Русь и Степь всегда противостоят друг другу. И потому победа на Куликовом поле – это не просто торжество над Мамаем, это даже не только возмездие ордынцам за прежние обиды со времен рокового сражения на Калке, это месть и половцам за Каялу (неважно, что половцы сами стали жертвами ордынцев), по сути своей – это торжество Руси над Степью, торжество «рода Афетова», над родом «сына Ноева Сима, от которого пошли ханове – поганые татары, басурманы»¹¹.

Присутствовала при этой победе и знаменательная символика. В канун битвы поздней ночью великий князь и воевода Дмитрий Боброк, прозванный Волынцем, выехали в поле и остановились между русскими и ордынскими войсками. Сначала они прислушались к татарскому стану, откуда доносились шумные крики, а в степи выли волки. «Что ты слышал, князь?» – спросил воевода. «Великую грозу и страх я слышал», – ответил Дмитрий Иванович. «Так обернемся теперь к русскому стану», – сказал Боброк. В русском войске было тихо, только светилось, сливаясь с отсветом зари, пламя множества костров.

В шатре Мамая победителям досталась удивительная добыча: золотая, изукрашенная драгоценными каменьями чаша с русской надписью, гласившей, что принадлежала она князю Мстиславу Киевскому...тому князю Мстиславу, павшему в битве на реке Калке. Чаша эта, должно быть, в числе прочей добычи попала сначала в руки Субудая. Тот преподнес ее Чингиз-хану, решившему одарить ею Джучи, старшего сына, коему предстояло завоевать «вечерние страны». После смерти Джучи перешла она Батыю и с того времени передавалась в Золотой Орде от хана к хану, пока не вернулась к русскому князю-победителю Орды. Куликово поле стало отмщением и за Калку!

Печальной оказалась участь самого Мамая. Бежав с поля боя, он попытался вскоре вновь собрать войско, но у берегов Азовского моря был разбит ханом Тохтамышем, захватившим владения Мамая. Не нашел поверженных властитель убежища и в Крыму в генуэзской крепости Кафе. Сокровища Мамая явились для итальянцев великим соблазном, и они убили его. По преданию, Мамай был погребен под Кафой (современная Феодосия) в кургане, с тех пор и

известном под названием «Мамаева кургана». Позже появились легенды о захоронении Мамая вместе с его сокровищами, молва стала увязывать имя ордынского правителя со многими курганами в южнорусских степях от Крыма до Волги. «Мамаевым» был назван один из больших курганов близ возникшего в конце XIV века на Волге русского города Царицына. В XX столетии во время Второй Мировой, (Великой Отечественной) войны он стал центральным местом решающего ее сражения – Сталинградской битвы.

Победа на Куликовом поле, погибель Мамая означали великую перемену в судьбах Руси. Произошел величайший перелом в сознании народном. Победа русской рати была воспринята как великая победа христианства над «погаными». Не случайно в «Задонщине» говорится о славе русской, пошедшей после битвы на Дону и Непрядве в главные светочи христианской веры Рим и Константинополь (Царьград). Важнейшим было ее значение для Русской земли. Если некогда «у Батыя царя было четыреста тысяч латников, и полонил он всю Русскую землю от востока до запада. Наказал тогда Бог Русскую землю за ее согрешения,» то после Куликовской битвы «как милый младенец у матери своей земля Русская: его мать ласкает, а за баловство розгой сечет, а за добрые дела хвалит. Так и Господь Бог помиловал князей русских, великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, меж Дона и Днепра, на поле Куликовом, на речке Непрядве».¹³

Отныне над сознанием народа не довлела горестная мысль, что ордынское иго наведено на Русскую землю за грехи ее и избытия ему потому и нет. Вожа, Куликово поле – и обе победы одержаны в праздники великие Успенья и Рождества пресвятой Богородицы – убедили русских людей, что Бог помиловал Русь и даровал ей потому торжество над угнетателями. Состоялось духовное возрождение Руси вслед за великой битвой, открылась новая страница русской истории. Василий Осипович Ключевский говорил «На Куликовом поле родилась Россия». Нельзя сказать лучше о значении, о смысле происшедшего в излучине Дона и Непрядвы 8 сентября 1380 года.

Конечно, полное освобождение от ордынского ига пришло лишь через 100 лет, полное объединение государства свершилось даже позднее, но именно победа на Куликовом исторически предрешила и первое, и второе.

Великая победа далась русскому народу величайшей ценой. На

поле боя осталась большая часть русских воинов, вышедших на битву. Восстановить такие потери в ближайшие годы было просто невозможно, и потому, когда два года спустя хан Золотой Орды Тохтамыш подошел к Москве, Дмитрий Иванович вынужден был, оставив столицу, отправиться на Верхнюю Волгу для сбора новой рати. Великий князь полагался на мощь укреплений каменного московского Кремля, но ордынцы сумели овладеть Москвой хитростью. Видя, что приступом татарам города не взять, хитроумный Тохтамыш уговорил москвичей открыть ему ворота, обещая горожанам полную неприкосновенность и жизни, и имущества, прося взамен лишь «царских» почестей и, разумеется, достойных даров. Хан уверял, что он воюет не с москвичами, но лишь с самим Дмитрием Ивановичем, отказавшимся платить хану законную дань, Сыновья нижегородско-суздальского князя, бывшие при Тохтамыше, уверяли московских бояр и литовского князя Остея, оставленного Дмитрием главным московским воеводою, что татары свое слово сдержат, ибо в Нижнем Новгороде после выражения его жителями покорности Тохтамышу они никого действительно не тронули. Князь Остей, человек был молодой и неискушенный, но где была мудрость опытных московских бояр? Или все лучшие пали на Куликовом поле?

Москва открыла ворота Тохтамышу. О том, что было далее, приведем слова повести «О приходе Тохтамыша – царя и о пленении им, и о взятии Москвы»:

«И отворили ворота городские, и вышли со своим князем (Остеем) и с дарами многими к царю также и архимандриты, игумены и попы с крестами, и за ними бояре и лучшие мужи, а потом народ и черные люди.

И тотчас начали татары сечь их всех подряд. Первым из них был убит князь Остей перед городом, а потом начали сечь попов и игуменов, хотя и были они в ризах и с крестами, и черных людей. И можно было тут видеть святые иконы, поверженные и на земле лежащие, и кресты святые валялись поруганные, ногами попираемые, обобранные и ободранные. Потом татары, продолжая сечь людей, вступили в город, а иные по лестницам взобрались на стены, и никто не сопротивлялся им на заборах, ибо не было защитников на стенах, и не было ни избавляющих, ни спасающих. И была внутри города сеча великая и вне его также...

Лишились всего и князь, и воевода, и все войско их истребили, и оружия у них не осталось!..

Татары же христиан, выволакивая из церквей, грабя и раздевая донага, убивали, а церкви соборные грабили, алтарные святые места топтали...

Книги же, в бесчисленном множестве снесенные со всего города и из сел и в соборных церквах до самых стропил наложенные, отправленные сюда сохранения ради, – те все до единой погубили. Что же говорить о казне великого князя, то многосокровенное сокровище в момент исчезло, и тщательно сохранявшееся богатство и богатотворное имение быстро расхищено было».¹⁴

Тохтамыш овладел Москвой 26 августа 1382 г. Теперь он надеялся вернуть Русь в прежнее состояние, но оказалось, что это не столь просто. Татарские отряды, направленные ханом для опустошения русских земель как в былые времена «кровопусканий», не везде достигли успеха. Герой Куликовской битвы князь Владимир Андреевич Серпуховской напомнил ордынцам, что уже не те времена:

«Князь же Владимир Андреевич стоял с полками близ Волока (Волоколамска), собрав силы около себя. И некие из татар, не ведая о нем и не зная, наехали на него. Он же, помыслив о Боге, укрепился и напал на них, и так Божьей милостью одних убил, а иных живыми схватил, а иные побежали, и прибежали к царю (Тохтамышу), и поведали ему о случившемся. Он же того испугался и после этого начал понемногу отходить от города».

Отход Тохтамыша от Москвы был далеко не безобидным для русских земель:

«И когда шел он от Москвы, то подступил с ратью к Коломне, и татары приступом взяли город Коломну и отошли. Царь же переправился через реку Оку и захватил землю Рязанскую, и огнем пожег, и людей посек, а иные разбежались, и бесчисленное множество повел в Орду полона».¹⁶

Нашествие Тохтамыша во многом напоминало по своим разорительным последствиям ордынские походы на Русь времен Батыя или Узбека, но не повторяло их. Хан не решился задержаться в Русской земле и отступил, узнав о первой неудаче. Он даже не пытался отстранить мятежного великого князя, но лишь добивался от него возобновления уплаты дани и признания себя «царем». Да и не доверься словам Тохтамыша молодой князь Остей и бояре москов

ские, кто знает, взяли бы татары Москву силой? Первые три дня осады особых надежд им на успех приступа не давали...

И все же последствия татарского похода 1382 г. оказались для Руси весьма печальными. Жестоко были разорены земли московские и рязанские, великий князь Дмитрий Иванович принужден был признать вновь над Русью власть хана Золотой Орды и возобновить выплату дани. Почему два года спустя после столь блистательной победы на Куликовом поле Москва не смогла противостоять Орде? Здесь, думается, две причины: во-первых, русское войско понесло невосполнимые потери на берегах Дона и Непрядвы, вовторых, если Мамай располагал силами только Белой (западной) Орды, чьи владения простирались между Днепром и Волгой, то у Тохтамыша помимо остатков побитого воинства Мамая были еще немалые силы Синей (восточной) Орды, чьи просторы охватывали земли от Волги до Иртыша!

Поход Тохтамыша, сколько бед не принес он Руси, не мог поколебать главного итога Куликовской битвы: уверенности русских людей во временности ордынского ига, в неизбежности его падения. Свидетельством этого является завещание Дмитрия Донского своему сыну, будущему великому князю Василию Дмитриевичу. Впервые Дмитрий сам завещал великое княжение сыну, предрешая таким образом ханскую волю. Тем самым он показывал Тохтамышу, что Москва, пусть и подданная Орды, но великое княжение на Руси рассматривает как свою неотъемлемую собственность, на кою и хан не должен покушаться. Более того, в самом завещании к сыну были обращены слова, прямо подчеркивавшие временность ордынской власти над Русью и скорую возможность ее полного падения: «А если Бог Орду переменит, то дани ей не давать».^|7

Уже шесть лет спустя на Москве решили, что желанная перемена произошла.

В 1395 г. в битве на реке Тереке войска Золотой Орды во главе с ханом Тохтамышем потерпели сокрушительное поражение от войск самаркандского эмира Тимура. Такого разгрома Орда за всю свою полуторавековую историю не знала. Впервые была повержена вся военная мощь державы, созданной некогда Батыем.

XIV столетие вообще оказалось роковым для монгольских государств, преемников империи Чингиз-хана. В середине 30-х гг. рухнуло господство монголов в Иране и в Ираке – держава Хулагидов,

в 1368 г. грандиозное восстание в Китае покончило с полуторавековым монгольским игом, пал сам «Улус великого хана» – сердце монгольской империи.

В 1370 г. монголы были изгнаны из Средней Азии, где на развалинах монгольского улуса Джагатая и основал свою державу грозный Тимур, вскоре подчинивший своей власти обширнейшие территории Ирана, Ирака, Закавказья. Тимур поначалу поддерживал Тохтамыша, оказывал ему помощь в борьбе с Мамаем, но когда Тохтамыш стал ханом единой Золотой Орды, то ее возрождаемое могущество стало казаться самаркандскому эмиру опасным. Тимур готовился к завоеванию Индии и не желал при этом иметь на севере сильного соседа. Так началась эта роковая для Золотой Орды война.

Разгромив ордынские рати на Северном Кавказе, непобедимое воинство Тимура устремилось на Волгу, где находились жизненные центры Золотой Орды. Сарай, столица золотоордынских ханов, досель не видевшая у своих стен неприятеля, подверглась полнейшему разгрому. Золотая Орда, некогда державшая в страхе всех своих соседей и разорявшая их земли своими непрестанными набегами, а то и нашествиями, наконец-то на себе познала все ужасы вражеского вторжения. Богатейшие земли в ордынских владениях были совершенно опустошены, большинство городов превращено в руины. Тохтамыш из могучего властителя огромной державы превратился в жалкого беглеца с кучкой немногих оставшихся верными приближенных. Тимур, разграбив нижневолжские земли Орды, двинулся на север, и вскоре его передовые отряды достигли уже русских рубежей. Не делая различия между городами ордынскими и русскими, воины Тимура разорили и сожгли город Елец на южной окраине Рязанского княжества. В Русской земле возникло великое волнение, ибо никто не ведал, куда идет Тимур, каковы цели его похода. Лишь 13 лет назад Тохтамыш сжег Москву и жестоко разграбил русские земли, а теперь идет куда более могучий завоеватель, сокрушивший самого Тохтамыша. К чести русского народа, великого князя Василия Дмитриевича, никто и не помышлял смириться перед новыми завоевателями. Подобно отцу своему князь Василий стал собирать общерусское войско для отражения неприятеля. Московская рать во главе с великим князем стала близ Коломны на берегу Оки. Сюда, как и 15 лет назад, должны были собираться

русские войска из всех городов и весей. В то же время в Москве во всех храмах беспрестанно совершались молитвы о князе и русском воинстве: враг шел страшней Мамая и Тохтамыша. Митрополит Киприан почти не выходил из церкви, то благословляя идущих на войну за веру православную и землю Русскую, то поддерживая крепость духа остававшихся в столице. Великий князь, дабы укрепить нравственное состояние народа московского, обратился из Коломны к митрополиту с просьбой послать священнослужителей во Владимир и доставить в Москву главную святыню Русской земли – икону Владимирской Богоматери, некогда перевезенную туда из Вышгорода, близ Киева, князем Андреем Боголюбским.

15 августа священники, посланные во Владимир митрополитом, торжественно приняли в руки свои святыню. Перенесение иконы Владимирской Богоматери в Москву стало событием, поразившим воображение современников. По свидетельству летописца, народ в бесчисленном множестве, по обеим сторонам дороги, преклоняя колена, с воплями и слезами взывал: «Матерь Божия! Спаси землю Русскую!» В этом бесчисленном множестве народа нельзя было видеть человека, который бы не плакал и не воссылал с упованием молений к Пресвятой Владычице. Митрополит, епископы и все духовенство в ризах, с крестами и кадильницами, в сопровождении великокняжеского семейства и бояр торжественно встретили святыню вне города и, поставив в соборном храме Успенья Пресвятой Богородицы, в радостном предчувствии благодарили Бога, даровавшего им в святой иконе залог мира и утверждения.¹⁸

Позднее на месте встречи иконы Владимирской Богоматери москвичи возвели Сретенский монастырь (сретенье-встреча), и улица, к нему ведущая из центра города, получила название Сретенка.

К счастью для Москвы и всей Руси, русской рати не довелось сразиться с воинством Тимура. От Ельца войско завоевателя неожиданно повернуло на юг. Тимур двинулся в Северное Причерноморье, где разграбил богатые города Крыма. Столь поразивший русских людей внезапный уход Тимура от рубежей Руси объясняется, очевидно, просто отсутствием у самаркандского эмира намерения завоевывать Русскую землю. Главной целью похода Тимура в Восточную Европу было сокрушение Золотой Орды, опасного северного соседа его державы. Цель была полностью достигнута. Совершенно разгромленная Орда надолго утратила способность

кому-либо угрожать, тем более державе Тимура. Поход на север в русские земли для Тимура был совершенно бессмыслен. Он не сулил особо богатой добычи сравнительно с той, что досталась в Орде, да и ослабление Москвы было бы не к выгоде правителя Самарканда. Наоборот, усиление Москвы, тревожа ослабевшую Орду, избавляло бы Тимура от всяких возможных беспокойств со стороны северного соседа.

На Руси уход войск Тимура от русских рубежей был воспринят как чудесное заступничество Богоматери. Разгромленная Золотая Орда, естественно, ни малейшего сочувствия не вызывала. Более того, ее поражение сразу напомнило Василию Дмитриевичу слова завещания его отца Дмитрия Донского: «А если Бог Орду переменит, дани ей не давать». События 1395 года нетрудно было истолковать как ту самую желанную для Русской земли перемену Золотой Орды, потому великий князь Московский и всея Руси Василий Дмитриевич с того времени всякую выплату дани в Орду прекратил.

Спустя несколько лет ордынцы сумели оправиться от поражения. Сам Тохтамыш, безуспешно пытавшийся найти поддержку в Литве, в конце концов погиб в сражении с войсками еще одного претендента на ханский трон, но скоро в Орде выдвинулась незаурядная фигура полководца Едигея, сумевшего на время восстановить ордынское единство. В 1399 г. на берегах реки Ворсклы Едигей разбил литовско-русско-польское войско литовского князя Витовта. В этом сражении погиб один из героев Куликовской битвы князь Андрей Ольгердович Полоцкий. Тимур Золотой Орде более не угрожал, он совершил большой поход в Индию, принесший завоевателям невиданную по богатству добычу, и теперь готовился к войне с могущественным турецким султаном Баязетом. Правители Орды осмелели, и в 1403 и в 1405 гг. их послы вновь появились в Москве с напоминанием об уплате дани. Василий Дмитриевич принимал послов без особого почета и в требовании дани отказывал, ссылаясь на бедность Москвы и нехватку у нее серебра. Отговорка эта выглядела явной издевкой и напоминала татарам об оскудении самой Орды после Тимура.

Конец 1408 г. принес Москве тяжелые испытания. Едигей возглавил новое ордынское нашествие на русские земли. Правитель Орды, не только искусный полководец, но и хитроумный дипломат, сумел ввести московского князя в заблуждение, передав в Москву подлож

ные сведения о подготовке своего похода якобы на Литву. В действительности татары вторглись в русские пределы и 30 ноября 1408 г. подошли к Москве. Василий Дмитриевич, не готовый к битве с Едигеем, подобно отцу своему отъехал в Кострому. Москва была поручена заботам героя Куликовской битвы князя Владимира Андреевича Серпуховского. Москву удалось отстоять, но татары разграбили и сожгли Владимир, Нижний Новгород, Ростов, Переяславль Залесский, Серпухов, Городец. Это стоило нашествия Тохтамыша.

События конца 1408 г. показали Василию Дмитриевичу, что Москва еще недостаточно сильна, чтобы низвергнуть окончательно власть Золотой Орды. Хотя Едигей на Руси не задержался – отступить его заставили возобновившиеся междоусобицы в самой Орде – и напоминал московскому князю о необходимости уплаты дани очень мягко, едва ли не смиренно, великий князь решил не искушать судьбу, вновь признал себя подданным хана и согласился на возобновление уплаты дани. Самый отход Едигея от Москвы был куплен за 3000 рублей серебром – сумма немалая, годовой «выход» в Орду со всей Руси составлял в XV в. 7000 рублей 19 серебром. В 1412 г. Василий Дмитриевич съездил в Золотую Орду к хану Джелал-ад- Дину, поклонился ему, заплатил дань и принял ханский ярлык на великое княжение.

Вновь восстановленная зависимость Руси от Орды еще менее напоминала власть ханов над русскими землями до Куликовской битвы. Хотя ханы все еще цари Русской земли и монеты русские чеканятся от их имени, но прежнего могущества Орды нет и быть не может. Она, правда, берет с Руси дань, утверждает ярлык на великое княжение, пытается перекраивать пределы русских княжеств. Так в 1445 г. Орда восстанавливает политическую самостоятельность Нижегородского княжества, присоединенного Москвой еще в 1393 г. С немалым трудом московскому князю Василию Васильевичу удалось вернуть этот богатый удел.²⁰ Но все ж Орда уже не та. Если во второй половине XIV в. в результате междоусобиц Орда временно распадалась на две части: Белую (западную) и Синюю (восточную) Орды, то в XV в. на месте недавно еще единого улуса Джучи образуется несколько новых государственных образований. В 1427 г. Хаджи Гирей создает в Крыму независимое от Золотой Орды государство и становится основателем династии, правившей там до самого конца Крымского ханства в 1783 г.

В 1439 г. свергнутый тремя годами ранее бывший хан Золотой Орды Улу-Мухаммед создает на месте некогда существовавшего здесь государства Волжской Болгарии независимое Казанское ханство. После 1450 г. на Нижней Волге образуется самостоятельное Астраханское ханство. В те же годы с центром в Тюмени в Западной Сибири появляется Сибирское татарское ханство.

Обособляются от власти Золотой Орды и кочевые орды уральских и приаральских степей.

После гибели в 1420 г. последнего объединителя Золотой Орды Едигея его потомки становятся во главе независимой кочевой орды, именуемой Ногайской, чьи кочевья в основном располагались в заволжских и приуральских степях.

В 1429 г. кочевая орда, обитавшая в степях между Уралом и Аральским морем и носившая наименование Узбекской, провозглашает своим ханом Абулхаира и также выходит из подчинения золотоордынским владыкам. В конце XV в. узбеки переместились в Среднюю Азию.

В середине же XV в. из состава Узбекской Орды выделилось еще одно объединение кочевников, возглавляемое братьями Гиреем и Джанибеком. Оно постепенно овладело обширнейшими степными пространствами от реки Чу до Аральского моря и далее на северозапад до Приуралья и получило название Казахской орды.

Тем не менее Золотая Орда, именуемая тогда обычно Большой ордой, продолжала существовать, пусть и изрядно уменьшившись в пределах. Ханы ее все еще считались царями Руси и расставаться с таковым положением и привычной русской данью не собирались. Власть Орды не могла уйти сама по себе, ее можно было только свергнуть. Тем более, что когда ханом Золотой Орды стал деятельный Ахмед с 1465 г., то при нем была сделана последняя попытка восстановить былую мощь Батыевой державы. Для этого Ахмеду было необходимо нанести удар по русским землям. Справедливо пишет о событиях тех лет В.В. Каргалов: «Приближалась решительная схватка с завоевателями, которая должна была решить, попадет ли Россия снова под ордынское ярмо «паче Батыева» или окончательно свергнет его.

Намерения Ахмед-хана прослеживаются достаточно ясно: он стремился, добившись объединения под своей властью значительной части территории и военных сил бывшей Золотой Орды, путем

опустошительного нашествия полностью восстановить ордынское иго над Русью, обескровить завоеванную страну, чтобы исключить в будущем попытки с ее стороны освободиться от зависимости. Речь шла о судьбе русского народа, о том, удастся ему или нет сохранить условия для самостоятельного исторического развития. Если бы Россия не выстояла в этой борьбе, она была бы отброшена назад на столетия».

Россия не только выстояла, но и сокрушила Орду, и в том великая заслуга ее объединителя – великого князя Ивана Васильевича.

Ахмед-хан внимательно следил за происходящим на Руси и, явно беспокоясь очевидным усилением Москвы, в начале 70-х гг. решил нанести по ней удар. В 1470 г. в Москве ожидали нападения Ахмеда, и великий князь пребывал в Коломне, бывшей традиционным местом сбора русской рати против татар со времен Дмитрия Донского. В 1471 г. вновь ожидался ордынский набег. На сей раз Ахмеда к нему побуждал Казимир IV, надеявшийся, что нападение татар отвлечет Ивана III от Новгорода, но и на сей раз беда миновала московские земли. Парадоксально, но выручили Москву от татарской угрозы татары же – Крымское ханство, враждебное намерениям Ахмед-хана восстановить в прежнем виде Золотую Орду. Враждебность Крыма Орде была замечена Иваном Васильевичем, и он сумел это использовать в интересах Москвы.

Летом 1472 г. давно задуманный поход Ахмед-хана на Москву, наконец, состоялся. Иван III ждал прямого удара ордынцев на свою столицу и потому двинулся к Коломне. Но татары, предприняв обходной маневр, неожиданно подошли к Оке под городком Алексиным, где был лишь малый гарнизон, который Ахмед в расчет, видно, не брал. А зря. Взять Алексин «с налета» не удалось. Первый штурм алексинцы успешно отбили и сумели тем самым задержать ордынское войско. Эта задержка в итоге сорвала все планы хана. Русские войска, рассредоточенные между Серпуховым и Коломной, быстро двинулись к Алексину, и когда ордынцы, наконец, сожгли городок, прикрывавший переправу через Оку, то она уже была прикрыта русской ратью. Попытки ордынцев переправиться на левый берег Оки были успешно отбиты, и когда Ахмед узнал о подходе главных полков великого князя, то, не решаясь на большое сражение, предпочел отступить.

Фактическое поражение Ахмед-хана под Алексиным имело дале

ко идущие последствия. Иван III немедленно уменьшил размеры дани, посылаемой в Орду с 7 тысяч рублей до 4200 рублей, а вскоре и вообще перестал посылать в Орду какую-либо дань. В 1480 г. Ахмед-хан упрекнул московского князя в том, что тот не бьет ему челом и не дает дани уже девятый год.

Когда в конце 70-х гг. в состав Московского княжества вошли новгородские земли, Ахмед понял, что либо он сейчас восстановит власть Орды над Русью, либо с надеждами на это придется расстаться навсегда. В 1480 г. Орда стала самым серьезным образом готовить большое нашествие на Русь. Ахмед-хан попытался воспользоваться и непростым международным положением Москвы. В том же году на Псковскую землю напали ливонцы, но были разбиты под Псковом и Изборском. Тем не менее немецкая угроза Пскову отвлекла часть сил Ивана III от войны с татарами. Куда более опасным для Руси союзником Орды мог стать Казимир IV, правитель Польши и Литвы, но здесь дипломатия Ивана III взяла верх. Установленные сразу после Алексина дружеские отношения между Москвой и Крымом сыграли здесь решающую роль. Крымский хан Менгли-Гирей, враждебно воспринимавший стремление Ахмед-хана покончить с независимостью Крыма от Орды, охотно заключил союз с другим злейшим врагом Ахмеда Иваном III. Пять лет (с 1474 г. по 1479 г.) оформлялся московско-крымский союз. С самого начала обе стороны брали на себя обязательства «в братской дружбе и любви против недругов стоять за одно», но Ивану Васильевичу общих слов было мало. Он желал такого договора, где недруги были бы конкретно обозначены в лице Ахмед-хана и Казимира IV. В 1479 г. такой договор к торжеству московского князя состоялся. Для недругов Москвы это был сильнейший удар. Военная мощь Крымского ханства, которое с 1476 г. опиралось еще и на необъятную Османскую империю, чьим вассалом себя Менгли-Гирей признавал, была столь велика, что война с ним даже для соединенных сил Польши и Литвы представлялась делом достаточно рискованным. Потому, хотя Менгли-Гирей в 1480 г. предпринял лишь небольшой набег на польские владения в Подолии между Южным Бугом и Днестром, Казимир IV не решился оказать помощь золотоордынскому хану, шедшему со своей ратью на Москву. А ведь все надежды Ахмедхана на успешное завершение своего похода были связаны именно с расчетом на польско-литовскую помощь. Не случайно ордынцы

двинулись не на Коломну, где ждали их нападения русские войска и сам Иван III, а вторглись во владения Великого княжества Литовского и подошли к реке Угре, бывшей рубежом между московскими и литовскими землями.

Появление татарской орды не на юго-восточных или же южных, а на западных рубежах Московского княжества было немалой неожиданностью для великого князя и его воевод, и если бы Ахмедхан действовал не в расчете на помощь Казимира IV, а просто стремился бы перехитрить русских воевод и напасть на Москву неожиданно с незащищенной стороны, то он мог бы вскоре оказаться под стенами Белокаменной... Но, в соответствии с заранее выработанным планом, ордынцы остановились на Угре, Покуда Ахмед-хан стоял, как пишет летописец, «ожидая к себе короля на помощь», русские войска с берегов Оки и от стен Коломны также перешли на Угру. Теперь две могучие рати стояли друг против друга, и ни одна из сторон не решалась первой начать сражение, лишь мелкие стычки происходили время от времени. Иван Васильевич, прекрасно понимая, что время работает на него, не спешил ввязываться в решительное сражение, исход которого мог оказаться сомнительным. Он вступил с ханом в переговоры и, надев на себя маску смирения, через своего посла Ивана Товаркова просил Ахмеда не разорять русские земли, поскольку они ведь тоже ханский «улус». Хан на это высокомерно заявил, что готов пожаловать Ивана Васильевича, если тот придет к нему бить челом «как отцы его ездили к нашим отцам с поклоном в Орду». Ахмед-хан прямо предлагал Ивану III покориться и вернуть Русь в прежнее унизительное иго и возобновить уплату дани. Собственно, поводом к войне и послужил отказ Ивана III вновь посылать «ордынский выход», о коем, точнее об отсутствии коего, уже девятый год Ахмед московскому князю и напомнил.

Пойти на такое Иван Васильевич не мог и не желал. Но в то же время он не хотел и рисковать понапрасну, а это далеко не всеми было понято. В Москве народ даже обвинил Ивана Васильевича в трусости, когда он из Коломны вернулся в столицу. Великий князь после такой встречи выехал к войску на Угру. Здесь на Угре он и получил в октябре 1480г. от ростовского архиепископа Вассиана послание, вошедшее в русскую литературу под названием «Послание владычне на Угру к великому князю».²²

Послание Вассиана Ростовского должно было укрепить дух великого князя, воевод, всей русской рати в правоте их дела, дать уверенность в неизбежности победы над вековым врагом и освобождении Русской земли от постылого ордынского ига. Архиепископ Вассиан шел по пути, проложенному преподобным Сергием Радонежским. Надо сказать, что в самой Москве и среди приближенных Ивана III были все же колебания. Не все были уверены в грядущей победе, и потому иные проявляли склонность к примирению с «царем», каковым все еще полагали Ахмед-хана. «Видно, что тогда некоторые представляли великому князю такой довод, что татарские цари – законные владыки Руси и русские князья, прародители Ивана Васильевича завещали потомкам не поднимать рук против царя», – писал Н.И. Костомаров.²³

Дабы развеять столь пагубные сомнения, Вассиан Ростовский в первых же строках своего послания именует Ивана III «Богом венчанным и Богом утвержденным во царях пресветлейшим государем всея Руси». Иван не венчался на царство, царем, государем всея Руси был пока не он, а все еще хан Ахмед. Титулуя так московского князя, архиепископ Ростовский указывал ему, кем он должен стать для Руси и кем он уже на деле стал, бросив вызов Ахмед-хану. Дабы князь ясно видел свое место в русской истории, Вассиан напомнил ему о его великих предках, назвав имена Игоря, Святослава, святого Владимира и Владимира Мономаха, кои не только обороняли Русскую землю от поганых, но и подчиняли себе иные страны. Иван Васильевич, по мысли Вассиана, должен был восстановить окончательно связь времен, стать единым владыкой всей Русской земли и навсегда сокрушить ордынское могущество. Сомнений в праведности войны с Ахмед-ханом у него быть не должно. «Если ты рассуждаешь так: прародители закляли нас не поднимать руки против царя, то слушай, боголюбивый царь: клятва бывает невольная, и нам повелено прощать и разрешать от таких клятв; и святейший митрополит, и мы, и весь боголюбивый собор разрешаем тебя и благословляем идти на него, не как на царя, а как на разбойника и хищника, и богоборца».²⁵ В конце послания архиепископ обратился к образу прадеда Ивана Васильевича: «И достойный похвал великий князь Дмитрий, твой прародитель, какое мужество и храбрость показал за Доном над теми же сыроядцами окаянными, сам впереди бился, не щадя жизни своей ради избавления христи

ан».²⁶ Иван Васильевич был обязан завершить дело Дмитрия Ивановича.

Получив столь значимую духовную поддержку, великий князь продолжал, стоя с войском на Угре, дожидаться благоприятного для себя и Русской земли поворота событий. Он был твердо убежден, что время работает на него, но не на Орду.

Чем дольше продолжалось стояние на Угре, тем очевидней становилось Ахмед-хану тщета надежды на помощь Казимира. Не оправдались надежды на помощь Казимира. Не оправдались надежды и на внутренние трудности Москвы: ссора великого князя с его братьями оказалась недолгой и междоусобной брани на Руси не вызвала. Помимо этого хан не мог не осознавать, что на Угре ему противостоит не просто московский князь, даже не Москва, но вся Русь.

26 октября 1480 г. наступила ранняя зима. К ней ордынцы оказались не готовы. Не было теплой одежды, не хватало продовольствия. Неожиданно в стан Ахмед-хана пришло известие о набеге русских воинов на самую его столицу – Сарай. Заранее отправленный вниз по Волге для дальней диверсии русский отряд во главе с воеводой Ноздреватым достиг ордынской столицы и разграбил ее. Теперь хан не мог не видеть безнадежности своего положения.

В ночь с 6 на 7 ноября 1480 г. ордынское войско постыдно бежало от берегов Угры. Последняя попытка Орды восстановить свое господство над Русью провалилась. Двухсотсорокалетнее ордынское иго над Русской землей прекратилось. Иван Васильевич торжественно въехал в Москву теперь уже как подлинный Государь всей Руси.

Русь вернула себе независимость.

Заключение

Судьба Ахмед-хана оказалась подобной судьбе Мамая, но нового Тохтамыша Орда не обрела. 6 января 1481 г. сибирский хан Ибак убил Ахмеда и известил о том Ивана III. Самой Золотой Орде после этого жить оставалось лишь два десятилетия. В 1502 г. крымский хан разгромил некогда великий «Улус Джучи», и он навсегда прекратил свое существование. Последний золотоордынский хан Ших-Ахмед бежал в Литву, где вскоре и умер.

Золотая Орда ушла в небытие бесследно, не оставив по себе никакого достойного исторической памяти и уважения потомков наследия. И дело здесь не только в том, что была Орда порождением завоевательных походов. Завоевания Александра Великого породили великую культуру эллинизма, ставшую основой современной европейской цивилизации, арабские завоевания породили гениальную мусульманскую средневековую культуру, подарившую миру и высшую математику, и медицину Авиценны, и дивные сказки «Тысяча и одной ночи»... Завоевания Тимура принесли немало бед народам Востока, но разве можно забыть блистательный мусульманский ренессанс при Тимуридах, гений Джами, Улугбека, Навои? Золотая Орда не подарила миру ни одного сколь-либо заметного ученого, писателя, поэта, она осталась малозаметной и в тюркском эпосе, бесследно исчезли ее города, где тщетно потомки пытались бы искать подобия Альгамбры или же самаркандского Регистана...

Думается, причина здесь в самой сути золотоордынекого государства, изначально «пиратского», могущего существовать исключительно за счет грабежа и эксплуатации покоренных народов. Отсюда историческое бесплодие «Улуса Джучи».

Все это, однако, отнюдь не означает полного отсутствия какоголибо наследия. Обломки Золотой Орды просуществовали еще достаточно долго, и борьба с ними для русского народа не была легкой. Здесь на первый план сразу же выдвинулись взаимоотношения России с Казанью и Крымом.

Уже в 1487 г. после семимесячной осады Иван III овладел Казанью, пленил прежнего хана и посадил на трон своего ставленника. Казанское ханство оказалось в зависимости от Москвы, но в 20-е гг. XVI в. ситуация на восточных и южных рубежах вновь меняется.

Крымское ханство активно вмешивается в дела Казани и не без успеха: в 1521 г, соединенные силы крымцев и казанцев прорываются к самой Москве как во времена Тохтамыша и Едигея. Три десятилетия с переменным успехом будут бороться Россия и Крым за преобладание в Казани. Если бы крымским Гиреям удалось подчинить себе Казанское ханство, то затем они без труда могли бы воссоздать подобие прежней Золотой Орды в былых (до распада в XV в.) пределах... Более того, поскольку Крым с 1476 г. находился в турецком подданстве, то воссозданный ордынский монстр, находясь под прямым покровительством могущественнейшей Османской империи, переживавшей, к слову, в годы правления султана Сулеймана Великолепного (1520-1566 гг.) свой наивысший расцвет, грозил России воскрешением времен Батыевых. Потому-то и завоевание Иваном IV Казанского ханства в 1552 г. – это не просто завоевательный поход, трудно тут оспорить мнение С.М.Соловьева, «что в покорении врага здесь заключается необходимая оборона от него».¹ С.М. Соловьев же дал, пожалуй, самую точную и по сей день оценку того, чем, собственно исторически был процесс подчинения Россией обломков Золотой Орды: «Присматриваясь внимательно к явлению, мы видим на первом плане не завоевание одним воинственным, сильным государством других больших государств, более или менее цивилизованных, мы видим на первом плане колонизацию, занятие пустынных пространств под мирный труд».

Соглашаясь в целом с мнением величайшего историка России, не должно, конечно, забывать и о жестокостях, коими это движение на юг и восток сопровождалось, о военных столкновениях русских с черемисами, татарами Поволжья, башкирами, коим исторический прогресс их вхождения в состав Российского государства далеко не сразу стал понятен.

Из наследников Золотой Орды наиболее жизнестойким оказался тот, кто был и ее убийцей – Крымское ханство. Опираясь на поддержку османов, оно почти три столетия еще было грозой своих соседей. В XVI-XVII веках крымцы принуждали к уплате дани польских королей, не многим легче приходилось и России. В 1571 г. хан Давлет Гирей сжег Москву, в 1591 г. к Москве подходил Казы-Гирей. Постоянными были набеги крымцев на русские земли в XVII в., походы же русских войск на Крым при правительнице Софье в 1687 и 1689 гг. провалились. В 1711 г. именно крымские татары обеспечи

ли туркам окружение армии Петра I в Молдавии, что и привело к неудаче Прутского похода – русского царя, только что при Полтаве сокрушившего слывшее непобедимым войско Карла XII.

Только победы Миниха в русско-турецкой войне 1735-1739 гг. обозначили явственный перевес России над Крымом и, наконец, в 1783 г. Григорий Александрович Потемкин без единого выстрела добивается присоединения к России Крымского ханства, незадолго до этого после завершения войны 1768-1774 гг. объявленного независимым от Турции. В ходе той русско-турецкой войны и произошел последний набег крымских татар на южнорусские земли в 1769 г. Так навсегда завершилось военное противостояние Руси и Степи, Руси и ордынского наследия.

Каковы же главные последствия многовекового соседства Русской земли с кочевым миром Евразии?

Столкновения русских с хазарами, печенегами, половцами не носили рокового характера. Притом, что старые обиды помнились и неприятие «басурман» христианской Русью, несомненно, было, мирные, даже дружественные взаимоотношения не исключались, а к началу XIII в. даже превалировали. На внутреннее состояние Руси, ее политическую, культурную эволюцию степные соседи вплоть до монгольского нашествия сколь-либо заметного влияния не оказывали. Немал был ущерб от кочевнических набегов, но независимости Руси они не угрожали, а в военном отношении русские не раз реваншировались. Крестовые походы в половецкие степи Владимира Мономаха оставили в сознании степняков поистине страшную память, если именем русского князя половчанки десятилетиями затем пугали детей.

Иное дело противостояние Руси и Орды. Здесь разорительные нашествия, постоянная дань – далеко не главные и, может быть, не самые печальные проявления ордынского ига для исторических судеб русского народа. Ордынское иго изменило самый внутренний облик Руси, именно оно сделало развитие России катастрофическим, привело к характерной прерывности русской истории. По мнению Н.А. Бердяева не что иное как татарское иго привело к смене Киевской Руси, не замкнутой от Запада, восприимчивой и свободной в своей духовной сути и в политической организации, Московским царством, «в удушливой атмосфере которого угасла даже святость».⁴ Потому-то «Московский период – писал русский фило

соф – был самым плохим периодом в русской истории, самым душным, наиболее азиатско-татарским по своему типу, и по недоразумению его идеализировали свободолюбивые славянофилы».

Н.А. Бердяев, конечно, чересчур резок в оценке значения Московского периода русской истории, но то, что он прямое порождение ордынского ига, его важнейшее наследие для судеб Руси, это сомнению не подлежит:

«В самой московской земле вводятся татарские порядки в управлении, суде, сборе дани. Не извне, а изнутри татарская стихия овладевала душой Руси, проникала в плоть и кровь. Это духовное монгольское завоевание шло параллельно с политическим падением Орды. В XV веке тысячи крещеных и некрещеных татар шли на службу к московскому князю, заражая его восточными понятиями и степным бытом», – писал историк и философ Георгий Петрович Федотов.

Ордынское иго переменило радикально и политический строй России. Происходящая династически от киевских князей власть московских царей сущностно выходит к всевластию монгольских ханов Золотой Орды. И царем-то московский великий князь становится вослед павшей власти золотоордынских владык. Именно от них грозные государи Московии наследуют безусловное право казнить по своей воле любого из подданных, независимо от действительной вины его. Утверждая, что казнить и миловать подданных цари московские «есьмя вольны», Иван Грозный выступает не как наследник Мономаха, но как преемник Батыев, ибо здесь для него не важны ни вина, ни добродетель подданного – их определяет сама царская воля. Отмеченное В.О. Ключевским важнейшее обстоятельство, что у подданных царя Московского нет прав, но есть только обязанности, – прямое наследие ордынской традиции, которую в Московии сущностно не изменила даже земщина XVII в., ибо и во времена Земских соборов прав у русских людей не прибавилось, да и своего голоса соборы так и

Поиск по сайту: