Глава II. Восточные славяне и тюрки Евразии (VI – IX вв.)

«Великое странствие народов, произведшее нынешнее население Европы, касается началом своим глубокой древности. Оно было, может быть, современно основанию Рима, если еще не прежде. Когда Средиземное море омывало еще возрождающиеся государства, видело первые шаги возникающей торговли и развивался дух народов, составивших цвет древнего мира, – во глубине Азии скрывался другой, неведомый мир, которому определено было уничтожить, убить все древнее величие, древний дух, древние формы прежнего и заместить его всем новым»¹ – писал Гоголь .

Великое переселение народов, обозначившее конец античного мира и закончившее основание современной Европы, и столкнуло впервые предков славян с тюрко-монгольскими обитателями степи. До этого, в I-IV вв. н.э., когда впервые славяне-венеды начинали свое продвижение на восток Европы, они сталкивались с иранским кочевым миром степей Северного Причерноморья. Величайший римский историк Публий Корнелий Тацит, перу коего принадлежит одно из первых исторических упоминаний о славянах, числил их в соседях сарматов – ираноязычных кочевников причерноморских степей. Тацит отличал славян-венедов от сарматов, указывая, что они, подобно германцам «сооружают себе дома, носят щиты и передвигаются пешими, и притом с большой быстротой; все это отмежевывает их от сарматов, проводящих всю жизнь в повозке и на коне»². В то же время римский историк знал, что «венеды переняли многое из их нравов», следовательно, контакты между славянами и сарматами были достаточно устойчивыми.

На рубеже III-IV вв. поселения славян достигли уже нижнего течения Дуная и Приднестровья, региона, бывшего традиционным ареалом проживания кочевых обитателей степных просторов Восточной Европы⁴. Сведения об этом нам известны из так называемых Певтингеровых таблиц – карт римских дорог, сохранившихся в копии XIII века. К сожалению, имеющиеся данные не позволяют историкам пока проследить процесс расселения славян там, где ранее (14) обитали иранцы, а также особенности их взаимоотношений.⁶ Но все же можно с изрядной долей уверенности говорить о том, что ярко выраженной враждебности здесь не проявлялось, хотя военные столкновения, очевидно, бывали нередко.

Последняя четверть IV века впервые столкнула славян с тюркомонгольским миром великой евразийской степи. 375 г. датируется нашествие гуннов на Восточную Европу. В это время в Северном Причерноморье по соседству с варварскими королевствами визиготов и остроготов обитали славяне-венеды, восточная ветвь которых уже тогда именовалась антами.⁷ Анты воевали с готами Германариха и его преемника Винитария (Витимара) и ко времени нашествия гуннов подчинялись остроготам.⁸

Историческая память славян, однако, не оставила нам какихлибо известий о столкновении славян и гуннов на Востоке Европы, хотя таковые, безусловно, имели место. Готские королевства Северного Причерноморья были в 375-376 гг. полностью разгромлены гуннами. С этим разгромом и связан массовый исход населения этих земель за Дунай в пределы Римской империи, о чем свидетельствуют данные археологии: Черняховская культура, как принято в отечественной науке именовать материальную культуру готских королевств, резко прекращает свое существование как раз в самом начале последней четверти IV в. В числе представителей ее, наряду с самими готами, сарматами, кельтами, фракийцами, были и славяне.

Крах скороспелой гуннской империи в Центральной Европе во второй половине V в. облегчил славянам движение на восточноевропейскую равнину. В начале VI в. по современному описываемым событиям свидетельству восточно-римского историка готского происхождения Иордана славяне-анты, сильнейшие из двух великих славянских племен, склавинов и антов, «распространяются от Данастра до Данапра, там, где Понтийское море образует излучину»⁹. Здесь антам и предстояло столкнуться и с тяжелейшим ущербом для себя, с тюрко-монгольскими кочевыми племенами, нашествия которых на Восточную Европу со времени первого вторжения гуннов, становятся, увы, постоянными.

В предгорьях Восточных Карпат анты приобрели опыт сражений с кочевниками в конце V – начале VI в. Среди номадов могли быть и остатки гуннов, и протоболгары (кутригуры и утигуры)¹⁰.

15 Здесь взаимоотношения славян с обитателями степи носили резко враждебный, причем обоюдный характер. По свидетельству византийского историка Менандра один из наиболее знатных кутригуров «пылал ненавистью к антам».

Во второй половине 50х гг. VI в. анты потерпели от кочевников, скорее всего от протоболгар, тяжелое поражение. Правители антов, по словам Менандра, находились после этого в тяжелом положении.¹² Беда не приходит одна: вслед за протоболгарами удар по антам нанесли авары. Первые столкновения антов с аварами произошли на рубеже 50-60-х гг. VI в. на землях былой Скифии – в степях Северного Причерноморья. В Восточную Европу авары пришли из глубин Центральной Азии. Они были известны в Китае, немало пострадавшем от их набегов. Желая хоть словесно отомстить аварам за их жестокие и разорительные вторжения, от коих китайцев очередной раз не защитила Великая Стена, подданные Срединной империи прозвали их «жуань-жуаны», что в переводе с китайского означало презрительное «черви».

Славяне же прозвали аваров «обры». Их историческая память, упустив и позабыв со временем многие детали, тем не менее сохранила жуткие подробности обид, учиненных аварами славянским племенам. Русская летопись содержит достаточно подробный рассказ о нападениях на славян кочевников от протоболгар до печенегов и венгров на протяжении четырех веков:

«Славяне, как мы уже говорили, жили на Дунае и пришли от скифов, то есть от хазар, так называемые болгары, и сели по Дунаю, и были насильники славянам. Затем пришли белые угры и завладели землей славянской, прогнав волохов, которые еще прежде захватили славянскую землю. Эти угры появились при царе Ираклии, который ходил походом на персидского царя Хоздроя. В то время были и обры, воевавшие против царя Ираклия и чуть его не захватившие. Эти обры воевали и против славян и при мучили дулебов – также славян, и творили насилие женам дулебским: если поедет куда обрин, то не позволял запрячь коня или вола, но приказывал впрячь в телегу три, четыре или пять жен и везти его, обрина. И так мучили дулебов. Были же эти обры велики телом, а умом горды, и Бог истребил их, и умерли все, и не осталось ни одного обрина. И есть поговорка на Руси до сего дня: «Погибли как обры», – их же нет ни племени, ни потомства. Вслед за этими обрами пришли печенеги, а (16) затем шли черные угры мимо Киева, уже после, при Олеге».

Если проанализировать данный отрывок из русской летописи строго исторически, то нельзя не увидеть, что содержит он сведения отрывочные, изложенные достаточно путано. Первыми тюрками, напавшими на славян, оказываются болгары (протоболгары), лишь за ними приходят белые угры (очевидно, гунны), которые изгоняют римлян, захвативших ранее славянские земли. (Под волохами, в данном случае, как доказано В.Д. Королюком, должно видеть римлян). Одновременно появляются и авары (обры). Пытаясь определить историческое время происходивших событий, как войн римлян с гуннами, так и появления аваров, летописец сообщает, что было все это в правление императора Ираклия. Этот византийский император правил с 610 по 641 гг. Поэтому такая датировка явно анахронична. В чем же историческая ценность этого летописного пассажа? Прежде всего, именно в предании об исключительной жестокости аваров в отношении славян, особенно дулебов, обитателей Прикарпатья. То есть того самого региона, где восточные славяне впервые столкнулись с кочевыми тюрками. Предание, безусловно, носит фольклорный характер. «Причем, как это характерно для фольклорного предания, рисуется не вся совокупность отношений победителей и побежденных, а даются такие детали, которые яснее и нагляднее передают суть этих отношений... Езда на женщинах – какое унижение может быть горше! Это и сохранилось в памяти народа, стало символом того, как обры «примучили» дулебов».

А. Шайкин верно отметил, что в рассказе обры наделены характерными приметами эпических противников, которые и терпят поражение, как и положено в эпосе.

Особо следует выделить описание погибели обров. Возможно, летописец действительно не знал, что аваров окончательно сокрушили доблестные франки Карла Великого. Славяне также принимали в этом участие, и немалое. Но, думается, летописцу важно было иное: обры сокрушены с Божьей помощью. Бог истребляет их, беря славян под свое прямое покровительство, тем самым выделяя их, как народ «Богоизбранный». Далее эта тема будет развита летописцем в описании взаимоотношений уже Руси и Хазарии.

Глава III. Русь и Хазария

Противостояние Руси и Хазарии является поныне одной из наиболее остродискуссионных тем в русской исторической науке. Не случайно эта тема стала одной из центральных на международной научной конференции «Славяне и их соседи. Еврейское население Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы: Средние века начало Нового времени», проходившей в Москве в марте 1993 г. Этой проблематике было посвящено несколько докладов.¹ Повышенное внимание к русско-хазарским отношениям во многом связано с религиозной спецификой хазар, воспринявших от еврейских миссионеров иудаизм. Отсюда в настоящее время возникла следующая проблема: было ли противостояние Руси и Хазарии обычным противостоянием земледельцев славян и кочевников тюрок на востоке Европы или же оно и впрямь связано с иудейским вероисповеданием хазар. Ставится вопрос о степени воздействия хазар на Русь, высказывается мнение о «хазарском иге» на Руси, якобы несравненно более тяжком, нежели монгольское, сама сущность коего как «ига» вообще берется под сомнение, а то и отвергается. Наиболее последовательно эти взгляды изложены Л.Н. Гумилевым.²

Что же сообщают источники о русско-хазарских связях? Древнерусская летопись относит первое появление хазар на землях восточных славян к середине IX в., к тому времени, когда в Киеве скончался его основатель со всеми своими родными, незадолго до этого ходивший «к царю» в Царьград и пытавшийся основать свой город на Дунае. Летопись рассказывает, что по смерти Кия княжение его (земля полян) испытала немало бед: «Вослед за тем по смерти братьев этих поляне были притесняемы древлянами и иными окрестными людьми. И нашли их хазары сидящими на горах этих в лесах, и сказали: «Платите нам дань».

Думается, смерть всей верхушки княжеского рода, немалые потери понесенные ратью полян в походе на Царьград и, особенно на Дунай, где столкновение с «близживущими» при основании города Киева оказалось для Кия явно неудачным, не могли не ослабить княжение полян. Потому-то соседи-древляне и прочие и стали (18) «притеснять» полян. И не раз еще предстоит столкнуться киевлянам с древлянами... Но наиболее интересным является рассказ летописца о том, как хазары потребовали дань с полян и что из этого вышло...

В ответ на требование хазарами дани «поляне, посоветовавшись, дали от дыма по мечу. И отнесли их хазары к своему князю и к своим старейшинам и сказали им: «Вот, новую дань захватили мы». Те же спросили их: «Откуда?» Они же ответили: «В лесу на горах над рекою Днепром». Опять сказали те: «А что дали?» Они же показали меч. И сказали старцы хазарские: «Не добрая дань эта, княже: мы доискались ее оружием, острым только с одной стороны, то есть саблями, а у этих оружие обоюдоострое, то есть мечи: станут они когда-нибудь собирать дань и с нас, и с иных земель». И сбылось все это, так как не по своей воле говорили они, но по Божьему повелению. Так вот и было при Фараоне египетском, когда привели к нему Моисея и сказали старейшины Фараона: «Этот унизит когда-нибудь Египет». Так и случилось: погибли египтяне от Моисея, а сперва работали на них евреи. Так же и эти: сперва властвовали, а после над ними самими властвуют; так вот и есть: владеют русские князья хазарами и по нынешний день».

Рассказ этот приводил в недоумение, а то и в раздражение многих и многих историков от А. Шлецера до Л. Гумилева своей очевидной несообразностью. Действительно, нелепа уплата дани мечами, явно надуманный разговор сборщиков дани со старцами хазарскими, но это лишь тогда, когда на рассказ этот смотрят как на буквально точное сообщение, как на безусловный исторический факт, забывая, что древняя русская летопись это отнюдь не сухая хроника, что она содержит и многочисленные фольклорные образы, аллегории, столь тесно переплетенные с изложением, несомненно, подлинных событий, что порой они и трудно уловимы.

Буквальное истолкование рассказа о дани полян хазарам мечами может привести любого историка только в тупик. Здесь очевидная аллегория, смысл которой совершенно ясен: поляне указывают хазарам на неразумность их требований дани, на неразумность, грозящую хазарам гибелью. Старцам хазарским понятно это, но, как подчеркивает летописец, не сами они это поняли, но устами их говорит Божье повеление, потому-то и не спасает хазар прозорливость их старцев. Самой волей Божьей обречены хазары за обиды, (19) нанесенные русским, за само требование дани, быть поверженными. Особое внимание должно обратить на обращение летописца к Ветхому Завету и сопоставление судьбы библейских египтян и враждебных Руси хазар. Торжество русских над хазарами прямо приравнивается к торжеству Богоизбранного народа над своим прежним гонителем. Иудаизм самих хазар, в силу этого могущих причислять себя к народам «богоизбранным», русской летописью не замечается.

В истории с аварами Бог уже выступал на стороне славян, теперь он на стороне Руси... У историка невольно может возникнуть соблазн, оттолкнувшись от «богоизбранности» древних славян и Руси, вспомнить «богоизбранную» Москву – Третий Рим и, наконец, народбогоносец Ф.М. Достоевского.

Но здесь, однако, такая преемственность едва ли уместна, «Богоизбранность» в эпоху раннего средневековья традиционно приписывали себе многие молодые народы Европы. В ту же эпоху, когда писалась первая русская летопись, сходную убежденность в своей «богоизбранности» высказывали и в Венгерском королевстве, и в Болгарии... И это едва ли случайное совпадение. Очевидно, здесь можно говорить о типологическом сходстве исторического мышления молодых народов, только-только создавших свои государственные образования и принявших новую для себя христианскую веру. Молодые государства – Венгрия, Болгария, Русь – были незаурядно могущественны и отнюдь не чувствовали себя неполноценными в сравнении с той же древней Византией, с «древлехристианскими народами». Ощущение своей силы, способность побеждать любых соседей, нежелание признавать превосходство тех, кто ранее уже исповедовал христианство, – все это оказывало исключительное влияние на формы самоутверждения молодых народов. Отсюда и убежденность в своей богоизбранности приходит примерно в одни и те же века и на Русь, и в Венгрию, несколько ранее в Болгарию.

Теперь обратимся к исторической канве русско-хазарских отношений.

Касательно версии о «хазарском иге» на Руси, летописные данные не дают ни малейшего основания предполагать что-либо подобное в русской истории IX-Х вв. После аллегорической повести о дани полян хазарам мечами и жалобе их Аскольду и Диру в 862 г. на (20) обиды от хазар, известий о какой-либо дани полян хазарам не имеется. Возможно, именно с хазарами следует увязывать летописное сообщение об отражении Аскольдом и Диром печенегов, поскольку в указываемое летописью время – 867 г. – печенегов в южнорусских степях не было, впервые на востоке Европы они появятся лишь в 889 г., спустя семь лет после гибели Аскольда и Дира. Вещий Олег, ставший в 882 г. великим князем русским в Киеве, узнает о дани хазарам лишь княжений северян и радимичей, но не полян. В первые же годы своего княжения в Киеве он весьма успешно освобождает северян и радимичей от дани хазарам, подчинив их княжения непосредственно себе, и сам уже взимает ту дань, что до него получали хазары: «по шелягу с рала».

Выводы о зависимости Руси от Хазарии делаются порой на основании следующих источников:

- письма кагана Хазарии Иосифа визирю Кордовского халифата Хасдай ибн-Шафруту 961 г.;

- опубликованной Шехтером в 1912 г. рукописи Кембриджской университетской библиотеки, относящейся к концу ХI—началу XII в., но описывающей события X в. в Восточной Европе;

- также обнаруженной в Кембридже в 1962 г. и опубликованной в 1982 г. учеными Голбом и Прицаком рукописи, датируемой не позже, чем 930 г., и связывающей воедино три темы—Киев, евреев и хазар.

Обратимся к непосредственному анализу упомянутых документов.

Первый источник – письмо кагана Иосифа в Кордову – сообщает ряд сведений о восточных славянах, в частности, о вятичах и северянах, именуемых «в-н-н-тит» и «с-в-р». По утверждению Иосифа, живут они недалеко от реки Итиль (Волги), живут на открытой местности и в укрепленных стенами городах, служат кагану и платят ему дань. Здесь сразу настораживает неточность географическая: если окские жители – вятичи в какой-то степени могут быть отнесены к народам, живущим близ Волги, то северяне, обитавшие в бассейне рек Десна и Сейм, скорее приднепровцы, нежели волжане. Один из крупнейших специалистов по истории тюркских народов С.А.Плетнева, думается, справедливо писала, характеризуя сведения, сообщаемые Иосифом Хасдай ибн-Шафруту: «В целом они очень запутаны, несомненно хвастливы, и хвастливость эта преследует (22) вполне определенные политические цели: Иосифу важно было создать о своем государстве как можно более сильное впечатление».⁴

К слову, следует добавить, что усилия Иосифа пропали даром каганату оставалось жить лишь пять лет. Важно и следующее: Иосиф не говорит о дани со всех восточных славян, а только с северян и вятичей, так что делать из этого письма вывод о подчиненности Руси Хазарии нельзя.

Второй источник-первый из Кембриджских документов содержит подробный рассказ, где прямо говорится о взаимоотношениях Руси, Хазарии и Византии в X в., когда в Константинополе правил гонитель евреев император Роман Лекапин:

«Роман же [злодей послал] также большие дары Хальгу, царю Руси и и подстрекнул его на его (собственную) беду. И пришел он ночью к городу Самбараю и взял его воровским способом, потому что не было там начальника, раб Хашманая. И стало это известно Булшици, то есть досточтимому Песаху, и пошел он в гневе на города Романа и избил и мужчин и женщин. И он взял три города [...]. И оттуда он пошел на ( город) Шуршун – ..., и воевал против него [...]. И оттуда он пошел войною на Хальгу и воевал [...] и Бог смирил его перед Песахом. И нашел [...] добычу, которую тот захватил из Самбарая. И говорит он: «Роман подбил меня на это». И сказал ему Песах: «Если так, то иди на Романа и воюй с ним, как ты воевал со мной, и я отступлю от тебя». [...] И пошел тот против воли и воевал против Константинополя на море четыре месяца. И пали богатыри его, потому что македоняне осилили (его) огнем. И бежал он и постыдился вернуться в свою страну, а пошел морем в Персию и пал там и весь стан его. Тогда стали русские подчинены власти хазар».⁵

Здесь мы видим набор весьма любопытных и во многом узнаваемых исторических сведений. Сожжение византийцами русского флота – это, безусловно, события похода Игоря на Константинополь в 941 г.; гибель предводителя русской рати в Персии вполне отождествляется с походом русских в 943-944 гг. в Закавказье на город Берда; Хальгу – это, конечно, Олег, а Самбарай издатель документа Шехтер отождествлял с землей северян, которую в 883 г. Вещий Олег действительно подчинил себе, лишив хазар получения с северян прежней дани.

В то же время сама последовательность событий вопиюще анахронична (22) и совершенно противоречит современным X в. византийским и позднейшим русским источникам. Олег, Игорь и предводитель похода на Берда оказываются одним лицом, никаких известий о разорении владений Византии неким Песахом в правление императора Романа в византийских хрониках, современных этому времени, не имеется. Ни русские, ни византийские источники ничего не говорят о подчинении Руси Хазарии после событий первой половины сороковых годов X в. Исторически это правление в Киеве княгини Ольги, когда укреплялось внутреннее единство Руси и очень высоко стоял ее внешний престиж. Какое уж тут подчинение Хазарии?

Следует помнить, что сам документ, открытый и изданный в 1912 г. Шехтером, датируется только концом XI и началом XII в. Он на полтора столетия отстоит от времен Игоря и Ольги и на два столетия от правления Вещего Олега. Отсюда, должно быть, и его анахронизмы, и прочие неточности. Доказательством подчиненности Руси Хазарии известия, в нем содержащиеся, быть не могут.

Наконец, третий, новейший, открытый и изданный Голбом и Прицаком документ, датируемый не позднее, чем 930 г. Это письмо, написанное на чистом раввинистическом еврейском языке в Киеве. В нем представители еврейско-киевского кагала обращаются к другим «рассеянным» общинам с просьбой о помощи своему соплеменнику и единоверцу, выкупленному из плена. Письмо содержит 30 строк с целым рядом имен еврейского и хазарского происхождения.

Казалось бы, что этот источник, не содержащий никаких политических известий, никак не может быть использован в споре о сути русско-хазарских связей. Тем не менее, усилиями О.Прицака, Л. Гумилева и В. Топорова это произошло. Поскольку в документе около 930 г. написание названия Киева совпадает с написанием имени наемного хорезмийского военачальника, возглавлявшего в последние десятилетия хазарское войско, то были сделаны следующие выводы: поскольку имя этого военачальника полностью совпадает с именем легендарного Кия, основателя «матери городов русских», то можно отождествить оба этих персонажа. Так Кий превратился в начальника хазарского гарнизона в Киеве.

Следует признать легендарного Кия более, чем любопытной исторической личностью, которую позднейшие историки очень (23) любят отождествлять с иными персонами: академик Марр некогда отождествил его с неким Куаром, героем армянского предания VIII в., академик Рыбаков, без малейших на то оснований, сделал Кия современником Юстиниана и Феодоры, перенеся его уже в VI столетие, Голб и Прицак, наконец, сделали его хорезмийцем на хазарской службе, да еще во главе киевского гарнизона.

Все эти гипотезы, разумеется, чрезвычайно любопытны, но все они не более, чем гипотезы. Они построены на догадках, смелых, интересных, но все-таки догадках. Нет ни одного сколь-либо реального исторического факта, который бы подтверждал таковые. Что же касается Кембриджского документа, открытого в 1962 г. и опубликованного в 1982 г., то он сообщает любознательному исследователю только один, пусть и очень существенный факт: в столице Руси Киеве, в правление князя Игоря, около 930 г. существовал иудейский кагал, находившийся в связи с иными, рассеянными иудейскими кагалами этой части Восточной Европы.

Само наличие этого кагала, возможно, «еврейского квартала» в Киеве никак не подтверждает мысли о зависимости Руси от Хазарии. Сама Хазария в этом документе вовсе не упоминается, хазарские имена его лишь свидетельствуют о проживании в Киеве в составе иудейского кагала не только евреев, но и хазар иудейского вероисповедания. О связях этого кагала с Хазарским каганатом нам ничего не известно, ибо документ о сих обстоятельствах умалчивает.

Наконец, важно помнить, что понятия «хазарин» и «иудей» в русском сознании X в. вовсе не сливались. В предании о крещении Руси, когда Владимир спрашивает проповедников-иудеев: «То где есть земля ваша?», то они, пусть даже будучи из Хазарии, отвечают: «В Ерусалиме... Разгневался Бог на отцы наши и расточины по странам грех ради наших и преданы быть земля наша хрестьянам.» Речь здесь, следовательно, идет о собственно иудеях.

В целом, прямые данные источников не позволяют сделать вывода о «хазарском иге» на Руси, а также увязывать русско-хазарские отношения с проблемой иудаизма.

Реально прямое столкновение Руси и Хазарии произошло только в середине 60-х гг. X в., когда начинал свою воинскую деятельность сын княгини Ольги Святослав.

Первый свой поход Святослав совершил в 964 году в возрасте (24) 22 лет. Путь его дружины лежал на Оку и Волгу в земли вятичей, после усмирения уличей и древлян оставшихся, пожалуй, самым непокорным народом на Руси.

Вятичи впервые признали зависимость от Киева еще в правление Олега, что явствует из их участия наряду с прочими племенами Руси в походе на Константинополь в 907 году. Были вятичи и в войске Игоря. Теперь же в 964 году, должно быть, сделал и попытку отложиться, что и вызвало поход на их землю дружины Святослава. Прибыв в земли вятичей Святослав прежде всего стал выяснять, кому вятичи платят дань. В Киев, значит, она поступать перестала, иначе бы незачем князю это выяснять. Ответ вятичей был таков: «Хазарам – по шелягу с сохи даем». Сама по себе дань хазарам «по шелягу с сохи» не удивительна – точно такую они брали некогда с северян – стоит удивиться другому: как вятичи, недавно лишь бывшие в войске Игоря, когда он ходил на Дунай и, следовательно, подданные киевского князя, вдруг стали данникам и враждебного Руси Хазарского каганата?

На этот вопрос есть два возможных ответа:

- либо вятичи, отделившись от Киева, оказались недостаточно сильны, чтобы обеспечить свою независимость, и потому превратились в данников хазар;

- либо они сами пошли на это, видя в хазарах возможных защитников от киевской власти.

В любом случае дань, взимаемая хазарами с вятичей, дала повод Святославу к войне против хазар. В следующем 965 году русское войско двинулось вниз по Волге. Первыми на пути Святослава оказались волжские болгары. Святослав нанес им жестокое поражение и захватил сам город Булгар – столицу Волжской Болгарии. Разграбив этот богатейший город, войско Святослава двинулось на юг и следующую богатую добычу захватило в земле буртасов народа, жившего на Средней Волге. Наконец, войско Святослава достигло пределов Хазарии. Здесь навстречу русскому воинству вышли хазары во главе с самим каганом, владыкой Хазарии. В жестокой битве Святослав разгромил хазар и овладел их столицей и прочими важнейшими городами некогда могущественного каганата. Сказано в русской летописи: «хазары вышли навстречу во главе со своим князем Каганом и сошлись биться, и в битве одолел (25) Святослав хазар и столицу их и Белую Вежу (один из главнейших городов Хазарии на Дону) взял».

Мусульманский историк, арабский путешественник, современник этих событий Ибн-Хаукаль, записал следующее: «Русы разрушили... и разграбили все, что принадлежало людям хазарским, болгарским, буртасским на реке Итиле (восточное название Волги). Русы овладели этой страной».

В этом походе Святослав проявил умение находить союзников против своих врагов. В разгроме Хазарии, по свидетельству арабского историка конца Х-начала XI в. Ибн-Мисхавейха, участвовали и кочевые тюркские племена гузов, заключившие союз со Святославом. Позже, в середине XI века, гузы перекочуют в южнорусские степи и получат на Руси известность под именем «торков».

965 год – это роковая година в истории Хазарии. Сбылось летописное пророчество хазарских старцев. Русь не только избавилась от дани хазарской, но и уничтожила самый каганат. От разгрома, учиненного ей ратями Святослава и его союзниками – гузами, Хазария боле не оправилась. Грозный каганат, некогда на равных говоривший с Византийской империей и Арабским Халифатом, требовавший дань со своих соседей, навсегда прекратил свое существование.

Покончив с Хазарией, Святослав двинулся на Северный Кавказ, где победил аланов, предков современных осетин и касогов, предков адыгских народов. Тогда же Святослав достиг Тьмутаракани и подчинил Киеву самую дальнюю русскую землю – Тьмутараканское княжество, располагавшееся на землях Кубани и Восточного Крыма. Тьмутараканская Русь заслуживает того, чтобы уделить ей особое внимание. Когда впервые славянское население овладело Керченским полуостровом и Нижней Кубанью, определить нелегко. Можно предположить, что где-то около середины IX века, если связать образование Тьмутараканского княжения с начавшейся активностью русов на Каспии. Впервые русы на Каспийском море появились между 864-884 гг., но по-настоящему большие походы они начали предпринимать с начала X века. В 909 году 16 кораблей русов захватили на Каспийском море остров Абесгун, а в следующем году захватили город Сари. В 1913 году уже большой флот русов, насчитывавший, по сведениям арабского историка первой (26) половины X века ал-Масуди, около 500 кораблей, собрался в Керченском проливе. Русы обратились в кагану Хазарии с просьбой разрешить им пройти по Дону в Волгу, а затем спуститься в Каспийское море. Русы обещали Кагану половину предполагаемой добычи, в захвате которой на Каспии они были вполне уверены. На обратном пути, когда русы достигли столицы Хазарии города Итиль близ современной Астрахани, и, согласно уговору, выслали обещанную долю добычи, хазары предательски напали на них и разгромили. Произошло это из-за вмешательства мусульманской гвардии кагана, не простившей русам грабежей их единоверцев-мусульман в прикаспийских странах. Спустя 30 лет, в 943 году русы вновь предприняли большой поход на Каспий. Пройдя тем же путем через Хазарию, они вышли в Каспийское море, проплыли далеко на юг, достигли пределов богатых мусульманских земель Закавказья и, поднявшись вверх по течению реки Куры, захватили город Берду. Здесь они столкнулись с ожесточенным сопротивлением местного населения и даже потеряли в бою своего вождя. Русам пришлось укрыться в крепости Берда и зимовать за ее стенами. Весной 944 года им удалось прорваться к морю, и на своих судах они сумели уйти на родину.

Походы эти очень трудно увязать с Киевской Русью. В 913 году Игорь, по смерти Олега, усмирял мятежных древлян и едва ли мог отправить 500 кораблей с воинами в Хазарию. В 943 году общерусское войско в союзе с печенегами готовилось к большому походу на Дунай против Византии, и время это было совсем не подходящим для посылки большого войска на далекий Каспий. Нельзя связать поход русов на Берду и с именем воеводы Игоря Свенельда. Предводитель русов у Берды погиб, Свенельд же благополучно жил еще более трех десятилетий.

Скорее все же должно увязывать русов, совершавших походы в мусульманские земли на берегах Каспия, с русами, жившими на Северо-Западном Кавказе и в восточном Крыму. На берегах Керченского пролива стояло два русских города: на кавказском – Тьмутаракань, близ современной Тамани, на крымском – Корчев, современная Керчь. Там-то и могли русы построить свой флот и двинуться далее в Хазарию. Скорее всего именно этих тьмутараканских русов, возможно, имели в виду византийцы, называя их «черными болгарами» в договоре с Русью 944 года. Тьмутараканская (27) Русь была, безусловно, не самым приятным соседом для Херсонеса и прочих византийских владений в Крыму.

Подчинение Тьмутаракани Киеву значительно усиливало положение Руси в Причерноморье. После же разгрома Хазарии, побед над волжскими болгарами, буртасами, аланами и касогами Киевская Русь становилась могущественнейшей силой в Восточной Европе. Былая хазарская угроза с Востока ушла в небытие.

Но в это время новый тюркский народ становится грозой для степных рубежей Руси.

Глава IV. Русь и печенеги

Если с хазарами Русь сталкивалась лишь спорадически и в лице прежде всего отдельных юго-восточных княжений, то печенеги, утвердившиеся в южнорусских степях, стали постоянными соседями русских и оказали на судьбы Древней Руси весьма немаловажное влияние. По своему происхождению печенеги были тюркским народом, жившим в степях Приаралья в IX в. Во второй половине этого столетия печенеги стали теснить на запад кочевавших в Южном Приуралье венгров, которые устремились на земли Хазарского каганата. На землях каганата венгры не задержались и вскоре обосновались в Северо-Западном Причерноморье, где стали соседями дунайских болгар и Византии. Местность эта, простиравшаяся от Днепра на востоке до Сирета на западе, именовалась тогда Ателькуза. Печенеги, вытеснив венгров с их прародины, что обрекло кочевых мадьяр на поиски нового места обитания, которые завершились в конце IX в. в Среднем Подунавье, продолжали свое движение на запад, что весьма беспокоило хазар. В конце века хазарскому кагану удалось заключить союз с еще одним кочевым тюркским народом – гузами, обитавшими в Приуралье, и те, «вступив в войну с печенегами, одержали верх, изгнали их из собственной страны».² Печенеги по стопам ими же недавно также изгнанных из родных кочевий венгров устремились в степи Восточной Европы, где впервые они появились в 889 г., а в 896 г. они уже достигают Нижнего Дуная, захватывая под свои кочевья ту самую Ателькузу, где только-что обосновались венгры. Очередной раз теснимые печенегами мадьяры перевалили через Карпаты и в Средне-Дунайской низменности наконец-то «обрели родину».

Так степи Северного Причерноморья стали владениями печенегов, ставших с этого времени постоянными соседями Руси, Болгарии и Византии. Спустя полвека, в середине X столетия византийский император-историк Константин VII Багрянородный дал подробнейшие описания «Пачинакии», как византийцы именовали печенежскую степь:

«Да будет известно, что пачинакиты сначала имели место своего (29) обитания на реке Атил, а также на реке Геих, будучи соседями и хазар, и так называемых узов. Однако пятьдесят лет назад упомянутые узы, вступив в соглашение с хазарами и пойдя войною на пачинакитов, одолели их и изгнали из собственной их страны, и владеют ею вплоть до нынешних времен так называемые узы. Пачинакиты же, обратясь в бегство, бродили, выискивая место для своего населения. Достигнув земли, которой они обладают и ныне, обнаружив на ней турок, победив их в войне и вытеснив, они изгнали их, поселились здесь и владеют этой страной, как сказано, вплоть до сего дня уже в течение пятидесяти пяти лет.

Да будет ведомо, что вся Пачинакия делится на восемь фем, имея столько же великих архонтов. А фемы таковы: название первой фемы Иртим, второй – Цур, третьей – Гила, четвертой – Кулпен, пятой Харавой, шестой – Талмой, седьмой – Хопон, восьмой – Цопон...

...Должно знать, что четыре рода пачинакитов, а именно: фема Куарцицур, фема Сирукалпен, фема Вороталмой и фема Вулацопон расположены по ту сторону реки Днепра по направлению к краям более восточным и северным, напротив Узии, Хазарии, Алании, Херсона и прочих климатов. Остальные же четыре рода располагаются по сю сторону реки Днепра, по направлению к более западным и северным краям, а именно: фема Гиазихопон соседит с Булгарией, фема Нижней Гилы соседит с Туркией, фема Харавой соседит с Росией, а фема Иавдиертим соседит с подплатежными России местностями, с ультинами, дервленинами, лензанинами и прочими славянами. Пачинакия отстоет от Узии и Хазарии на пять дней пути, от Алании – на шесть дней, от Мордии – на десять дней, от Росии – на одни день, от Туркии – на четыре дня, от Булгарии на полдня, и Херсону она очень близка, а к Босфору еще ближе».³

Император-историк сообщает ценнейшие исторические сведения о месте обитания печенегов в канун их разгрома узами (гузами) степи по Волге и Уралу (Яику), захват печенегами кочевий венгров, именуемых Константином Багрянородным турками. В середине X в. печенеги делятся на 8 племен (фем), четыре из коих обитают к востоку от Днепра, соседствуя с обитателями Поволжья – хазарами и узами, северокавказскими аланами и византийскими владениями в Крыму (Херсон). Остальные же являются соседями Болгарии на Нижнем Дунае, Венгрии и, главное, Руси. Кочевья печенегов отстоят от русских земель на один день пути. Они примыкают непосредственно (30) к землям полян (Росии), а также уличей (ультинов), древлян (дервленин) и волынян (лензанин).

Появление печенегов в степях Северного Причерноморья стало весьма важным фактором в политике государств Восточной Европы, Все страшились грозных набегов печенежских, от коих скоро стали страдать и Венгрия, и Болгария, и Русь, и Византия. Все же эти страны старались использовать печенегов в качестве союзников против соседних стран. Известно, как Византия удачно использовала печенегов против болгар и венгров. Менее обращалось внимания, что и Русь на этом же поприще добилась немалых успехов и в первые десятилетия русско-печенежского соседства союзниками русские и печенеги бывали много чаще, нежели противниками.

Впервые у рубежей Руси печенеги появились в 915 г.: «Приидота Печенези первое на Русскую землю и сотворившие мир с Игорем идота к Дунаю».⁵

Таким образом, князю Игорю и его боярам, можно уверенно предположить, что без богатого откупа здесь не обошлось, удалось уберечь русские земли от разорения. Русь заключила с печенегами мирный договор, и грозные номады направили свой набег на Нижний Дунай, где были владения Болгарского царства.

В 920 г. история эта в точности повторилась. Вновь печенеги у русских рубежей, новые переговоры (новый «откуп»?), и вновь печенеги удаляются в Подунавье.

В 943 г. печенеги являются союзниками князя Игоря в его сухопутном походе на Византию, когда соединенная русско-печенежская рать достигла низовий Дуная. Войны удалось избежать, поскольку русские и греки предпочли кончить дело миром, но печенегов Игорь ублажил за их союзничество предоставлением возможности совершить грабительский поход на болгарские земли.

В то же время мирные, даже союзнические отношения правителей Руси и печенежских ханов отнюдь не исключали русско-печенежских столкновений. По свидетельству того же Константина Багрянородного, печенеги совершали постоянные нападения на русских во время переправ через днепровские пороги, подстерегали они русские суда и у устья Дуная:

«Пока они не минуют реку Селину (рукав Дуная), рядом с ними следуют пачинакиты. И если море, как это часто бывает, выбросит моноксил (однодревок) на сушу, то все прочие причаливают, чтобы (31) вместе противостоять пачинакитам. От Селины же они не боятся никого, но, вступив в землю Булгарии, входят в устье Дуная».

Резко изменились русско-печенежские отношения только в конце 60-х гг. X в. В 969 г., воспользовавшись отсутствием в Киеве князя Святослава, находившегося со своим войском в походе на Дунайскую Болгарию, печенеги совершили первый большой поход на Русь и осадили ее столицу. Киев удалось отстоять, но именно тогда киевляне отправили своему князю послание, наполненное справедливыми укорами: «Ты, князь, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою покинул, а нас чуть было не взяли печенеги – и мать твою и детей твоих. Если не придешь и не защитишь нас, то возьмут-таки нас. Неужели не жаль тебе своей отчизны, старой матери, детей своих?»

Святослав отогнал печенегов в степь и восстановил мир и союзнические отношения с ними. В новый поход на Византию в 970 г. печенеги пошли вместе с русскими, но на сей раз этот союз имел для русского князя-воителя роковые последствия. Война с Византией была Святославом проиграна, союзники русских – печенеги – в битве с ромеями под Аркадиополем понесли наибольшие потери, и всякие надежды на богатую добычу рухнули. На Дунае в 971 г. Святославу удалось заключить с Иоанном Цимисхием, императором Византии, достаточно почетный мир, добытый поразившей византийцев доблестью русских воинов под стенами Доростола. Печенегам, однако, мир этот ничего не сулил. Потери они понесли большие, богатств особых не захватили, договор же Святослава и Иоанна Цимисхия лишал кочевников всяких надежд на прибыльные набеги в Подунавье, где победоносная армия Византии теперь надежно прикрывала северные рубежи империи.

Печенеги легко умели превращаться из союзников в беспощадных врагов. Это уже не раз испытывали и болгары, и византийцы. Теперь у них действительно были основания для недовольства последствиями союза с русским князем, и было естественно ожидать, что они могут напасть на русское войско, когда оно будет возвращаться в Киев через степь. Понимая это, Святослав попросил Цимисхия отправить посольство к печенегам и уговорить их беспрепятственно пропустить русских воинов через свои степи домой. Император направил к печенегам посольство во главе с архиереем Феофилом. После ромеев достигли соглашения с печенегами о дружбе и союзе, печенеги обязались не переходить через Дунай и (32) не опустошать Болгарию. Единственное условие, отвергнутое печенегами, – согласие мирно пропустить через свою землю русское войско. Об этом-то Иоанн Цимисхий коварно Святослава не уведомил.

Не ведая об отказе печенегов мирно пропустить русские дружины, Святослав осенью 971 г. с малой частью войска двинулся на Русь водным путем: из Дуная в Черное море и оттуда вверх по Днепру к родному Киеву. Большая часть дружины за Святославом не пошла, а под началом многоопытного Свенельда предпочла безопасный путь посуху через русское Приднестровье и далее к Киевской земле. Свенельд уговаривал Святослава также идти посуху, так как знал, что на Днепровских порогах русских могут поджидать печенежские засады: «Обойди, князь, пороги на конях, ибо стоят на порогах печенеги». Святослав пренебрег мудрым советом старого воеводы, возможно, будучи раздосадованным нежеланием большинства своих воинов следовать за князем. Стоило ему это головы.

Окончательно судьбу Святослава предопределило вмешательство болгар, не простивших ему ни захвата страны и ее разграбления, ни коварной расправы над знаменитейшими болгарскими боярами. По злой иронии мстителями выступили переяславцы, чей город Святослав особенно любил и мечтал сделать своей столицей вместо нелюбимого им Киева. Святослав с малой дружиной на ладьях двинулся на родную землю. «А переяславцы послали к печенегам сказать: «Вот идет мимо вас на Русь Святослав с небольшой дружиной, забрав у греков много богатства и пленных без числа, – и лгали переяславцы, – ни того, ни другого у Святослава не было, но печенеги, увы, поверили. «Услышав об этом, печенеги заступили пороги» – предупреждал о том Свенельд! – «И пришел Святослав к порогам, и нельзя было их пройти. И остановился зимовать в Белобережье, и не стало у них еды, и был у них великий голод, так что по полугривне платили за конскую голову, и тут перезимовал Святослав.

В год 6480 (972), когда наступила весна, отправился Святослав к порогам. И напал на него Куря, князь печенежский, и убили Святослава, и сделали чашу из черепа, оковав его, и пили из него. Свенельд же пришел в Киев к Ярополку».

Старый воевода, служивший еще отцу Святослава, сумел привести большую часть русского войска в Киев, сам же князь нашел свой печальный конец на Днепровских порогах. Вот и участь того, кому (33) было сказано: «Ты, князь, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою покинул».

В недолгое правление сына Святослава Ярополка (972-980 гг.) русско-печенежских столкновений не было, на период же княжения Владимира Святого (980-1015 гг.) приходится апогей русско-печенежской вражды. Причины этого можно видеть во многом в том, что теперь печенегам было много сложнее совершать набеги на Нижнее Подунавье, где усилиями Иоанна Цимисхия, а затем Василия II Болгаробойцы границы империи были надежно защищены, за Карпатами в Среднем Подунавье окончательно сложилось могущественное Венгерское королевство, и, таким образом, дальние набеги на Балканы и в Венгрию стали для печенегов весьма затруднительны. Русь же, хотя и переживавшая в эту эпоху расцвет своего военного могущества, была непосредственным соседом печенежских кочевий и, пожалуй, это главное, не имела естественных защитных рубежей от печенежских набегов. Венгров и византийцев ведь помимо дальних расстояний защищали и Карпаты, и Дунай. Именно битвы с печенегами сделали русскую историю времен Владимира Святого «богатырским периодом» ее, по выражению Сергея Михайловича Соловьева. Князь Владимир водил свои рати на отражение печенежских нашествий и в 993, и в 995, и в 997 гг. Попытался Владимир и восполнить отсутствие естественных преград на южных рубежах Руси. Как писал Николай Михайлович Карамзин: «Желая удобнее образовать народ и защитить южную Россию от грабительства печенегов, Великий Князь основал новые города по рекам Десне, Остеру, Трубежу, Суле, Стерне и населил их Новгородскими Славянами, Кривичами, Чудью, Вятичами».⁹ При Владимире, должно быть, были сооружены защитные валы на степной границе Руси, крепости, где несли пограничную службу дружинные отряды. Отсюда и былины русские о «богатырских заставах» против «поганых» в чистом поле, где и отражали вражеские набеги те, кого народ воспел в своих сказаниях, кто и были исторические прототипы Ильи Муромца, Добрыни Никитича, Алеши Поповича, Никиты Кожемяки...

В междоусобной брани, начавшейся на Руси по смерти Владимира Святого, печенеги приняли участие, сражаясь на стороне Святополка Окаянного. При Ярославе Мудром они в 1036 г. в последний раз подступили к Киеву, но потерпели решительнейшее (34) поражение. Год спустя на месте этой великой победы по повелению Ярослава был заложен храм Святой Софии.

Печенежские набеги наносили немалый урон южным землям Руси, но они никогда не грозили ей потерей национальной независимости или наложением какой-либо формы даннической зависимости. В 1048 г. основная масса печенегов, к тому времени уже не 8, а 13 племен, была вынуждена под давлением торков, как на Руси называли узов, переместиться за Дунай – в пределы Византийской Империи.

Теперь обратимся к социальной структуре печенежского общества.

Каков же был общественный строй печенегов в X – первой половине XI в.?

Прежде всего важно отметить, что печенеги в эту эпоху находились на так называемой «таборной» стадии кочевания, которая в обществе номадов соответствует стадии военной демократии. В этот период номады кочуют большими группами – отдельными родами, возглавляемыми родоплеменной знатью.

При «таборном» кочевании отсутствуют у номадов постоянные становища. Именно это обстоятельство сказывается на том, что археологически кочевники эпохи «таборной» стадии «трудноуловимы». От этого времени, в основном, сохраняются лишь отдельные впускные курганные погребения.

В период таборного способа кочевания печенеги, особенности их общественного строя и были описаны Константином Багрянородным. По свидетельству императора-историка, «Да будет ведомо, что вся Пачинакия делится на восемь фем, имея столько же великих архонтов»?¹² Далее Константин приводит сведения о самих «архонтах» печенегов и, что наиболее интересно, о порядке наследования власти в печенежских «фермах»: «Они (печенеги) имели архонтами в феме Иртим Ваицу, в Цуре – Куела, в Гиле – Куркутэ, в Кулпен – Ипаоса, в Хоровое – Кандума, в Хопоне – Гиаци, а в феме Цопон – Батан. После смерти этих власть унаследовали их двоюродные братья, ибо у них утвердился закон и древний обычай, согласно которым они не имели передавать достоинство детям или своим братьям; довольно было для владеющих им и того, что они правили в течение жизни. После же их смерти должно было избирать их двоюродного брата, или сыновей двоюродных братьев, что (35) достоинство не оставалось постоянно в одной ветви рода, но чтобы честь наследовали и получали также и родичи по боковой линии. Из постороннего же рода никто не вторгается и становится архонтом. Восемь фем разделяются на сорок частей, и они имеют архонтов более низкого разряда».

Из приведенного отрывка трактата Константина Багрянородного можно сделать следующие выводы:

- организация печенежского общества носила патриархальнородовой характер. Их объединения представляли собой старинные рода, поскольку они не могли возглавляться представителями иных родов;

- структура печенежского общества была следующей: низшей формой организации были отдельные рода, числом около сорока, возглавляемые «архонтами низкого разряда» – родовыми старейшинами; группы их составляли большие рода – «фемы», племена, возглавляемые родоплеменными «архонтами» – вождями, ханами.

Особого внимания заслуживают подробные описания системы наследования у печенегов родовой власти, при которой воспреемниками правителя являлись не прямые потомки или ближайшие родственники, а представители боковых ветвей рода. Подобный принцип наследования власти был широко распространен в кочевнических обществах как античной, так и раннесредневековой эпохи.

В Парфянском царстве, созданном бывшими кочевниками-парфянами, отсутствовал фиксированный порядок наследования власти. Престол мог переходить не только к братьям умершего царя, но и к другим родственникам. В этом прямо сказалась традиция тех времен, когда парфянское общество было кочевым.¹⁴

У древних гуннов – хунну, по китайским источникам – сюнну, во время их проживания в Центральной Азии принцип наследования «от брата к брату» возобладал над принципом «от отца к сыну». У древних тюрок в период Тюркского каганата (VI-VII вв.) также отсутствовало прямое наследие власти по нисходящей линии.¹⁵ Аналогичная традиция господствовала и у чжурчженей, бывших первоначально кочевым народом, а впоследствии основавших в Северном Китае империю Цинь.¹⁶ Борьба двух принципов наследования власти – по прямой линии или же по боковой – на протяжении долгих десятилетий шла в XI в. в государстве Сельджукидов, основа которого была создана кочевыми турками – сельджуками. Даже (36) в Монгольской империи и ее крупнейших улусах, таких, как Золотая Орда, прямое наследование от отца к сыну никогда не могло сколь-нибудь прочно утвердиться. Отсюда представляется справедливым вывод, что истоки данной системы наследования уходят к древним номадам.

Основной причиной этого явления следует полагать силу родоплеменной структуры кочевого общества, прочность родовой идеологии. В результате большесемейнородовой принцип был определенно сложнее индивидуально-семейного. Отсюда и сама традиция родового наследования верховной власти у кочевников связывалась с представлениями о принадлежности власти всему правящему роду, а не только одной из его ветвей. Эта традиция кочевого общества, сформировавшаяся в период господства в нем патриархально-родовых отношений оказалась исключительно устойчивой и, как мы видим, сохранялась долгое время даже в классовых обществах – рабовладельческой Парфии, в феодальной Сельджукидской державе, в Золотой Орде.

Следовательно, у печенегов была типичная для кочевнических обществ древности и раннего средневековья система наследования родо-племенной власти. Вкупе с наличием у печенегов в X – первой половине XI в. традиции «таборного» кочевания она свидетельствует о патриархально-родовой структуре печенежского общества в эту эпоху. Вернемся к событиям, происходившим в южнорусских степях после перемещения туда кочевых орд узовторков.

Итак, в середине XI в. господство в южнорусских степях на некоторое время переходит от печенегов к торкам, которые в 1048 г. вынуждают значительную часть печенегов, покинув степи Северного Причерноморья и Нижнего Подунавья, уйти за Дунай в пределы Византийской империи. Господство торков, однако, оказалось непродолжительным. В 1054 г. торки терпят первое серьезное поражение от русских. Его им наносит переяславский князь Всеволод Ярославович: «В тое же лето (6563-1054 г.) иде Всеволод на Торкы зиме войною и победы торки». Через несколько лет объединенные силы трех князей Ярославовичей – киевского князя Изяслава, черниговского Святослава, переяславского Всеволода и полоцкого князя Всеслава Брячиславича – решительно отбрасывают торков от русских рубежей. Торки перестают являть собой какую-либо (37) военную угрозу Руси: «Того же лета (6568-1060 г.) Изяслав и Святослав и Всеволод и Всеслав, совокупившие воия бещислены и поидоша на коных и в лодыях бещисленное множество на торки и ее слышавше Торцы убоявшем пробегоша и до сего дни и помроша бегающе, Божиим гневом гонимы. Овии от зимы, друзии же гладом, инии же мором, судом Божим и так Бог избавил крестыяны от поганых».

В 1055 и в 1061 гг. в южнорусских степях двумя волнами появляются половцы. Их появление, несомненно, еще более осложнило положение торков в северном Причерноморье. В это время для отношений между половцами, с одной стороны, печенегами и торками, с другой, характерным было состояние, как это неоднократно отмечали исследователи, «непримиримой вражды».

Результатом неудач торков в войне с Русью и появления в южнорусских степях половцев явился уход больших масс торков за Дунай, в пределы Византии в 1064 г. Торки, заставившие печенегов в 1048 г., переселиться во владения ромеев, теперь сами были вынуждены последовать их примеру. Число торков, переправившихся в 1064 г., на южный берег Дуная на земли византийской провинции Паристрион, было велико: византийский историк XI в. Михаил Атталиат писал о них как о целом племени в 600 тысяч человек. По образному выражению В. Г. Васильевского, «Дунайская равнина была во власти страшной орды».²⁷

Едва ли в действительности торки, бежавшие от преследования русских войск Изяслава, Святослава, Всеволода и Всеслава, теснимые половцами, представляли собой большую угрозу существованию Византии. Ромеи довольно быстро, применяя то военную силу, то испытанное средство византийской дипломатии – подкуп, ликвидировали нежданно возникшую опасность на дунайской границе империи. Значительная часть пленных торков поступила на службу к императору и была расселена в Македонии по примеру расселенных в 1048 г. в Болгарии близ Средца (Софии) печенегов, Множество жизней в войске торков унесла эпидемия. Остатки орды были вынуждены вернуться на северный берег Дуная.²⁸ Торки, оставшиеся в южнорусских степях, а также их сородичи, вернувшиеся из бесславного похода на Византию 1064 г., постепенно наладили иные, в основном мирные, отношения с Русью. В этом проявились (38) определенные закономерности во взаимоотношениях номадов и оседлости.

Можно выделить следующие основные этапы взаимоотношений кочевников и оседлых жителей в истории Юго-Восточной и Восточной Европы:

- первоначальные отношения между землепашцами и кочевниками носили резко враждебный характер. Это период кочевнических нашествий, основной целью которых были захват земель, годных для пастбищ;²

- в дальнейшем, когда положение в степях стабилизируется, образуются постоянные места кочевий номадов, отношения несколько изменяются. Кочевники предпочитают получить от земледельцев богатые откупы, ограничиваясь небольшими набегами на пограничные территории;

- кочевники не проявляют стремления к мирным отношениям с земледельцами, пока они сильнее в военном отношении. Переход к союзническим отношениям между кочевым и оседлым мирами происходит либо при военном превосходстве земледельческих народов, либо в случае паритета военных сил между сторонами;

_ установлению мирных взаимоотношений способствовали экономические факторы. Военные набеги за добычей постепенно сменялись мирным торговым общением, ибо и земледельцы нуждались в продуктах кочевого скотоводства, и кочевники испытывали потребность в продуктах земледельческого хозяйства. Военные набеги становились менее выгодными, нежели мирная торговля.

Мирные формы взаимосвязей обуславливались соотношением сил земледельцев и кочевников. В случае военного превосходства земледельцев кочевники становились вассалами государства земледельческого народа и получали от него землю под пастбища при условии несения военной, чаще всего пограничной службы. При военном превосходстве кочевников, в период образования кочевнических военно-политических объединений, устанавливались даннические взаимоотношения: кочевники не захватывали территорий земледельцев, но облагали оседлых жителей фиксированной данью.

Во взаимоотношениях Руси с оставшимися близ ее рубежей торками, печенегами, а также, очевидно, одновременно с торками пришедшим еще одним тюркским народом – берендеями, отношения постепенно из враждебных стали перерастать в мирные. В 1121 г. (39) Владимир Мономах в последний раз отогнал от рубежей Руси берендеев, печенегов и торков, в сороковые же годы XII в. в Поросье у южных границ Киевской земли складывается союз берендеев, торков и печенегов, получивший название Черные Клобуки и перешедший на службу русским князьям. Черные Клобуки стали пограничной стражей степного русского порубежья, они достаточно верно служили киевским князьям, за что удостоились от русских наименования «свои поганые». В середине XIII в. монголы, установившие свое господство и в южнорусских степях, и на Руси, переселили Черных Клобуков в Приаралье. Нынешние каракалпаки в низовьях Амударьи – прямые потомки Черных Клобуков.

Теперь обратимся к истории народа, бывшего ведущей силой в южнорусских степях с середины XI в. и до монгольского нашествия. Здесь основное внимание будет уделено происхождению половцев, их пути в южнорусские степи, поскольку даже выход книги, специально половцам посвященной, отнюдь эти спорные вопросы до конца не прояснил.³⁴

Глава V. Половцы

Первая половина XI в. была для народов евразийских степей временем больших перемен, вызванных миграцией тюркских кочевых народов. Их движение из глубин Центральной Азии в Восточную Европу до некоторой степени напоминало эпоху Великого переселения народов. В этот период в степях Евразии стали возникать новые народы, образовывались новые державы. Эти события были зафиксированы историками соседних с кочевым миром евразийских степей государств.

Одним из звеньев великого движения тюркских народов, простиравшегося от Китая до Руси, было появление в южнорусских степях половцев. Результатом прихода половцев в степи Северного Причерноморья явилось образование там Половецкой земли. Половцы были ведущей силой в южнорусских степях в течение почти двух столетий, вплоть до монгольского нашествия, сыграв немаловажную роль в истории народов юго-востока Европы. С ними связаны многие важнейшие события русской истории, истории Венгерского королевства, истории Византии, Второго Болгарского царства, Латинской империи крестоносцев, Грузии. Половцы сыграли большую роль в истории мамелюкского Египта.

Каково же было происхождение половцев, их путь в степи Северного Причерноморья, что представляла собою Половецкая земля южнорусских степей?

Половецкий народ был западной ветвью кипчаков, с середины XI в. занявших огромные пространства евразийских степей. С этого времени степное пространство от Нижнего Дуная до Иртыша носит название Дешт-и-Кипчак – Кипчакская степь.

Вопрос происхождения половцев является одной из сложнейших проблем истории тюркских кочевых народов. Как справедливо отмечал в свое время известный русский ученый, специалист по истории тюркских народов Д.А.Расовский, «для того, чтобы правильно понять прошлое половцев, недостаточно начинать следить за ними со времени появления их в поле зрения европейских оседлых государств, как это обычно делалось, а необходимо постараться проследить (41) их судьбы еще в Азии, начиная с прародины всего тюркского народа».¹

Попытки проследить историю половцев (кипчаков) с древнейших времен уже неоднократно предпринимались исследователями. Если обобщить имеющиеся мнения о ранней истории кипчаков, то получается следующая картина: кипчаки являются западной ветвью динлинов, проживавшей в бассейне Иртыша, и впервые упомянуты в числе племен, покоренных хуннами, в 205-203 гг. до н.э. Западные динлины-кипчаки – потомки носителей андроновской культуры (2000-1200 гг. до н.э.).³ Древние кипчаки упоминаются в 110-й книге «Исторических записок» Сыма Цяня (145-87 гг. до н.э.) под именем цюйше (кюеше), которое реконструируется как «кипчак». Следующее упоминание о кипчаках имеется в Селенгинской надписи, составленной уйгурским ханом в 759 г. н.э., в сочетании «тюрки-кипчаки властвовали над нами».⁵ По мнению Л.Н.Гумилева, очевидно, что кипчаки были в числе народов, подвластных тюркютам. Кипчаки занимали пространство степи между течением Сыр-Дарьи и Черным Иртышом. Там они смешались с кочевым тюркским народом канглы (кангарами), в результате чего и образовался народ, известный на востоке под названием «кипчаки», в Европе – «команы», а в России – «половцы». Народ канглы (кангары) – это печенеги, само название которых было «кангар».⁶

Некоторые из приведенных сведений, к сожалению, трудно признать достоверными. Гипотеза о том, что древние кипчаки упомянуты в китайских источниках под именем цюйше (кюеше), основана лишь на частичном сходстве реконструируемой формы с этнонимом и малоубедительна хронологически. Чем объяснить тысячелетнее молчание об этом народе? Важно и то, что китайцы впоследствии никогда не называли кипчаков подобным именем.⁷

Слова «тюрки-кипчаки» на Селенгинском камне являются конъектурой Г.И.Рамстеда, которую безоговорочно принять нельзя.⁸ Что же касается близкого родства между кипчаками и кангарами (канглы), то оно, по мнению В.В.Бартольда, не подлежит сомнению. Мусульманские писатели XII и начала XIII вв. употребляли слова «канглы» и «кипчак» почти как синонимы.⁹

Исторически достоверные сведения о кипчаках относятся лишь к периоду начала их миграции на запад в XI в., когда распалось государство кимаков, существовавшее в IX-XI вв. в Прииртышье и в (42) северо-восточном Семиречье. Кипчаки входили в состав населения государства кимаков. «Историческое значение кимаков состоит в том, что из их среды вышел многочисленный народ, который первоначально был лишь одним из племен кимаков (кипчаки, называемые в Западной Европе команами, а у русских – половцами)».¹⁰

Несомненна также историческая связь половцев-кипчаков с древними тюрками. В пользу этого говорит наличие у половцев обычая устанавливать на курганах каменные изваяния. Половецкие каменные изваяния существенно отличались от ранних тюркских статуй более тщательной отделкой и детальной трактовкой лица и одежды. Поскольку культовое назначение тюркских и половецких статуй было одинаковым (изображение умерших представителей рода), то справедливо заключение, что половцы успешно развивали культурное наследие Тюркского каганата. Оно прослеживается и в «волчьих обычаях» половцев. Для древних тюрок, как известно, название «волк» имело огромное значение. В двух легендах о происхождении тюрок первое место принадлежит прародительнице-волчице. Китайские авторы считали понятия «тюркский хан» и «волк» синонимами, опираясь, скорее всего, на воззрения самих тюрок. Имя первого вождя древних тюрок – Ашина – переводится как «благородный волк». Золотая волчья голова красовалась на тюркских знаменах. «Волчьи обычаи» половцев упоминаются и в «Слове о полку Игореве», о них говорили и византийские писатели. В древнерусской былине «Тугарин в Киеве» Тугарина, скачущего к Киеву, сопровождают два серых волка. Известно, что прототипом Тугарина был половецкий хан Тугоркан. Половецкий хан Боняк перед битвой с венграми в 1097 г. «обращается к волкам»: «и яко быс полуночци и встав Боняк отъеха от рати и поча выти волчьски и отвыся ему волк и начаша мнози волци выти».

Итак, народ половцев-кипчаков начал складываться со времен Тюркского каганата, хранителем и продолжателем многих культурных традиций которого он явился. Занимая часть степного пространства между Сыр-Дарьей и Черным Иртышом, предки кипчаков смешались с кангарами (канглы). Результатом этого смешения и явилось образование народа кипчаков. В IX в. кипчаки вошли в состав государства кимаков, с распадом и гибелью которого и связан их самостоятельный выход на историческую арену.

Миграция тюркских кочевых народов, приведшая половцев в (43) степи Северного Причерноморья, началась в 30-е гг. XI в. Ее непосредственное начало связано с гибелью государства кимаков. Падение державы кимаков было вызвано удельно-племенными раздорами и социальными противоречиями. Начало миграции положили племена каи, вышедшие из подчинения хакану кимаков и начавшие движение в западном направлении из степей Прииртышья. Название народа каи обозначает «змеи», если к нему подойти с позиции монгольского языка. ¹⁴ Каи первоначально обитали в Центральной Азии, по соседству с державой киданей и были известны под китайским названием «хи». В среднекитайском диалекте оно произносилось как «хай» или «каи». На рубеже VIII-IX вв. каи частью переселились на запад, где заняли долину Иртыша и прилегающие к нему степные территории. С этих пор каи известны под именем кимаков и входили в состав государства кимаков вплоть до 30-х гг. XI в. Поскольку кипчаки также вышли из государства кимаков, то возможна родственная связь между каи и кипчаками-половцами. Народ каи упоминает ал-Бируни: «Шестой климат начинается с обиталища восточных тюрок: каи, кунов, кыргызов, кимаков, токуз-гузов, страны туркмен, Фараба, страны хазар». Следовательно, народы каи и кун были соседями на своей прародине. Сирийская карта 1150 г. также упоминает народы каи и кун как соседей. Именно столкновение этих соседствовавших народов и послужило толчком новой великой миграции тюркских народов из Центральной Азии в Восточную Европу.

В сочинениях сельджукского придворного врача Марвази (около 1120 г.) четко описано движение тюр

Поиск по сайту: