Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

НЕ БУДЬТЕ МИССИОНЕРОМ, 2 страница



Майтри, для тебя это не было бы самым легким. Тебе бы пришлось делать усилие вопреки самой себе; это не было бы естественным, это не было бы спонтанным.

Ты бы насиловала себя, и это уничтожило бы всю красоту, покой и тишину, которые ты уже переживаешь.

Если ты переживаешь тишину, покой, некую прекрасную энергию через спонтанность, через расслабление, через позволение, тогда это и есть твой путь.

Каждый должен найти то, что близко его сердцу.

Я говорю для многих людей самых разных типов.

Ты же должна выяснить, что подходит для тебя. Если ты начнешь делать все, что я говорю, ты попадешь в беду.

Просто делай то, что подсказывает тебе твое сердце.

А сердце никогда не ошибается, запомни это. Ум может быть правым и может быть неправым. Сердце же всегда право; не может быть и речи о том, чтобы оно оказалось неправым.

Поэтому, когда твое сердце чувствует себя в ладу с чем-то, тогда отдавайся этому — полностью. Тогда не оглядывайся Назад и не беспокойся о том, что делают другие. Пусть они занимаются своим делом, а ты занимайся своим.

Поскольку религии прошлого делали упор только на одном методе, то, естественно, каждая религия стала соответствовать только одному типу людей. Именно поэтому на земле существует триста религий.

А я хочу, чтобы была только одна религиозность.

Все эти триста религий обладают своего рода истинностью и своего рода действенностью. Но они являются специализациями определенного метода, применимого к определенным людям, — и это сделало весь мир нерелигиозным.

Например, усилие — это путь для Махавиры. Даже упомянуть слово «всеприятие» — значит способствовать лени.

«Махавира» — это не его имя; его имя было Вардхамана. Его называют Махавирой потому, что его подход заключается в том, что истина должна быть завоевана. Это не любовная история, это война. И Махавира выиграл эту войну; вот почему его называют великим воином. «Махавира» означает «великий воин».

И это создает затруднения. Его метод подходит только для определенного типа людей — для воинов. Но из-за его собственного учения его последователям, — которые все происходят из кшатриев, воинской касты в Индии, — пришлось оставить свою профессию воинов, ведь это — насилие.

И они оказались в беде — что делать? Они не могли стать браминами, ибо брамином только рождаются. Нельзя стать брамином, изучив что-либо или совершив что-либо, нет такой возможности. Брамином только рождаются, нельзя быть посвященным в брамины. Поэтому эти люди не могли быть браминами.

Эти люди не могли быть и шудрами, неприкасаемыми, ибо они принадлежали к высокой индуистской касте, стоящей на втором месте после браминов. У них была своя гордость.

Единственным выходом для них было стать бизнесменами. Поэтому все джайны в Индии — бизнесмены. Они не могли стать земледельцами, садовниками, ведь в земледелии или садоводстве приходится вырубать деревья, — а это насилие, ибо деревья обладают жизнью. Так что все другие сферы деятельности отпадают.

Эти деловые люди не получают такую подготовку, как Махавира. В юности его готовили к тому, чтобы он стал воином, бойцом, и он привнес свои бойцовские качества в свой поиск истины. А эти деловые люди не подготовлены для борьбы.

Если кто-то придет и скажет, что истину можно купить, они будут готовы! Но «истина должна быть завоевана»? — это кажется им недостижимым. Завоевать... это за пределами их возможностей.

Все, на что они способны, — это поклоняться Махавире. Прошло две с половиной тысячи лет, а джайны так и не смогли дать миру еще одного человека такого же масштаба, как Махавира. В чем же причина?

Он представлял собой один тип, и он проповедовал для одного типа, но так случилось, что те, кто последовал за ним, не были людьми этого типа и не могут ими быть. Поэтому они остались в тупике, они не могут никуда двигаться.

Бизнесом они заниматься могут. И они создали самые прекрасные храмы в Индии, самые прекрасные статуи. Поклонением они заниматься могут. Но сражаться? Это просто невозможно.

Итак, странный феномен... учитель, за которым они последовали, был человеком иного типа. Они были поражены его уникальным качеством, он был человеком из стали. Но его последователи могут только восхвалять его: они не могут совершить то, что совершил их учитель. И так дело обстоит не только с джайнами, такова ситуация в каждой религии.

И нет никакой необходимости, чтобы ваш ребенок был того же типа, что и вы. Но по какому-то несчастью мы приняли идею о том, что религия передается по рождению. Это просто глупо. Это как если бы сын врача становился врачом потому, что он родился в семье врача. Ему не надо учиться в медицинском колледже — какая нужда? Ведь если он — сын врача, жена которого тоже врач, тогда нет никаких проблем — он прирожденный врач, это у него в крови, ему не нужен никакой диплом.

Хорошо, что мы так не поступаем.

Но в религии мы придерживаемся именно этого.

Я встречал людей, которые родились в религии, которая не допускает набожности. Такая религия не для человека набожного типа, но кто-то, родившийся в этой религии, может оказаться человеком набожного типа. Кто-то принадлежит к такому типу людей, которые могут легко принять негативный подход; а для кого-то другого негативный подход просто Невозможен; если ему не дать что-нибудь позитивное, он не сможет сделать ни одного шага.

Мое собственное предложение таково: религия не должна определяться по рождению, человек сам должен выбирать религию в соответствии со своими чувствами. Где бы он ни Почувствовал, что ему хорошо, что он растет, что ему радостно, где бы он ни почувствовал некое магнитное притяжение, это и есть его путь. Неважно, та ли это религия, в которой он родился, или нет; это — религия, для которой он родился.

Но это возможно только в том случае, если все будут освобождены от религиозного рабства, если мы будем позволять нашим детям знакомиться со всеми религиями, со всеми методами. И если мы будем советовать им сопереживать и общаться с самыми разными людьми: «Посещайте разные храмы, посещайте разные школы, посещайте разных учителей — и ищите свой путь». И где бы они ни почувствовали, что они получают питание, родители должны благословить их на продолжение движения по этому пути.

Неважно, если вы чувствуете, что получаете питание в обществе мусульманского суфия; неважно, если вы чувствуете, что получаете питание в обществе буддийского монаха; весь вопрос должен решаться вашим собственным сердцем.

А сердце никогда не поведет вас по неправильному пути. Если вы будете позволять ему, оно будет давать вам ясные указания, что вы находитесь на правильном пути. Покой, тишина, блаженство, благословение — всего этого будет становиться все больше и больше, а размах будет становиться все шире и шире.

Возлюбленный Бхагаван,

кто является благословенным?

Тот, кто спит в тебе, и есть благословенный, но, к сожалению, он спит и похрапывает.

Его надо разбудить; и как только твое спящее сознание пробудится, ты начнешь испытывать блаженство.

Наивысший пик твоего блаженства даст тебе чувство, что ты выходишь за пределы человечества. Это и есть момент пребывания благословенным, ты стал частью универсального блаженства.

Но люди так крепко спят.

Я так много натерпелся от людского сна.

Мне пришлось много попутешествовать по Индии; в основном я ездил в двухместном купе с кондиционированным воздухом. Но иногда двухместных купе не было, и мне приходилось ехать в четырехместном.

Однажды я возвращался из Калькутты в четырехместном купе. Я видел много храпящих людей, но этих трех субъектов я никогда не забуду.

У них была некая гармония: сначала храпел один, а двое других молчали, затем, когда он умолкал, второй начинал храпеть громче, чем первый, двое же других молчали. А когда второй умолкал, третий начинал храпеть громче всех, а двое других молчали.

И это продолжалось по кругу.

Я слушал это на протяжении часа, а затем сказал: «Это невыносимо. Я не хочу вмешиваться ни в чью жизнь, но эти трое вмешиваются в мою жизнь».

Поэтому, когда третий умолк, я захрапел" так громко, что все трое проснулись.

И они увидели, что я храплю с открытыми глазами; они не могли ничего понять... Они посмотрели друг на друга: «Что это за человек? Он храпит с открытыми глазами!»

А я даже не моргал.

Все трое поднялись со своих мест и подошли ко мне.

Я сказал: «Послушайте, если вы хотите спать, то прекратите эту гармонию. В противном случае я не дам вам заснуть».

Один из них сказал: «Раз вы не спите, то почему вы храпите?»

Я сказал: «А что мне еще делать? Ведь я не могу заснуть, поэтому не возникает вопрос о том, чтобы сперва заснуть, а потом храпеть. Вы же не даете мне заснуть! Сперва дайте мне заснуть. Тогда, может быть, войду в гармонию с вами, что-то может случиться, но сперва дайте мне заснуть. И как вам это удается?»

Они сказали: «Мы — братья».

Я сказал: «Вы — великие братья».

Они сказали: «Что делать? Это такой трудный вопрос, даже в нашей семье. Наши жены не хотят спать вместе с нами, „нам троим приходится спать в одной комнате. Поэтому мало-помалу возникла некая гармония».

Я сказал: «Все это очень хорошо, но только за одну ночь мне будет очень трудно войти в эту гармонию. Надо что-то придумать».

Итак, мы условились, что я посплю несколько часов, а они тем временем будут играть в карты, затем они снова заведут свою гармонию, а я буду сидеть и слушать.

И слушать их было просто удовольствием, ибо... как они умудрялись спать?

Каждый несет в себе благословенного, но его надо разбудить.

Быть благословенным — это не какой-то талант.

Это не то, что быть музыкантом: некоторые люди -музыканты, но все не могут быть музыкантами. Некоторые люди — художники, но все не могут быть художниками. Некоторые люди являются поэтами, танцорами, актерами, писателями — это таланты.

Быть блаженным — это не вопрос таланта.

Это сама ваша природа, это внутренне присущее вам качество.

Вам решать, как долго вы хотите быть несчастным и спящим, — вы свободны.

Как только вы решите, что с вас этого довольно, вы будете иметь такие же переживания, как любой Гаутама Будда, или Рамакришна, или Рамана Махарши — это не талантливые люди. Кабир, или Раидаса, или Фарид — это не талантливые люди, они просто обыкновенные человеческие существа.

Но что касается их блаженства, они достигли той же вершины, что и Гаутама Будда.

Это ваше право по рождению.


Беседа 15

УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИК:

ТАЙНА, НЕ

ПОДДАЮЩАЯСЯ

ОБЪЯСНЕНИЮ

17 октября 1986 г., Бомбей

 

Возлюбленный Бхагаван,

каждый раз, когда люди спрашивают меня: «Кем является Бхагаван в твоей жизни?», я отвечаю, что Вы — мой учитель. Но люди не понимают, даже если я пытаюсь объяснить. В чем причина? Почему мне не удается это объяснить?

Жизнь прекрасна, ибо в ней так много такого, что не может быть объяснено.

Это было бы бедствием, если бы жизнь состояла только из тех вещей, которые можно объяснить.

Только представьте себе на мгновение: если бы все можно, было объяснить, тогда не было бы никакой тайны, тогда не было бы никакой поэзии, тогда не было бы никакой загадки. Тогда все было бы совершенно неинтересным и скучным.

Жизнь не скучна, ибо в ней есть измерения, которые вы можете продолжать исследовать и никогда не прийти к их объяснению. Вы можете многое пережить, и тем не менее то, что вы пережили, не может быть переведено в слова.

Вы влюбляетесь. Начиная с самого первого человека, должно быть, миллионы людей влюблялись, но любовь до сих пор остается тайной, вы не можете свести ее к знанию.

Как только вы пытаетесь свести ее к знанию, она выскальзывает из ваших рук. И это хорошо, что она настолько чудесна, что поколение за поколением, миллионы людей проходят через это переживание: они знают, что такое любовь, и тем не менее они не могут сказать, что такое любовь.

Все, что можно пережить, не обязательно можно объяснить, а все, что можно объяснить, не обязательно можно пережить.

Математику можно легко объяснить, но нет соответствующего переживания. Науку можно легко объяснить, но даже самого великого ученого его знания не трансформируют. А какой-то анонимный поэт не только дает рождение поэзии, но и сам проходит через глубокую революцию, перерождение. Его поэзия — это не просто сочетание слов, это сок самой его жизни.

Величайшие поэты не в состоянии объяснить свою собственную поэзию.

Однажды некий профессор литературы спросил у Кольриджа... Профессор преподавал в университете, и в одном из стихотворений Кольриджа он натолкнулся на место, смысл которого вызвал у него сомнения. Он был искренним человеком. Он сказал студентам: «Вам придется подождать по крайней мере один день. Кольридж живет недалеко от моего дома; я могу спросить у него, что именно он имел в виду».

В тот же вечер он отправился к Кольриджу. Кольридж сказал: «Вы немного опоздали».

Профессор сказал: «Как это — опоздал? Вы же еще живы!»

Кольридж сказал: «Дело не в том, жив я или нет. Когда я писал эти строки, их смысл знали двое, а сейчас знает только один».

Естественно, профессор сделал вывод, что этим одним не мог быть никто, кроме Кольриджа.

Он сказал: «Стало быть, я все же не опоздал. Скажите мне, каков смысл этих строк».

Кольридж сказал: «Вы так и не уловили суть. Когда я писал эти строки, их смысл знали двое — Кольридж и Бог. Сейчас знает только Бог! Мне бы самому хотелось знать. Много раз я перечитывал эти строки и задавал себе вопрос: каков их смысл? Они великолепны, но смысл их неуловим. Пытаться уловить его — все равно что пытаться поймать ветер. Сожалею, но я ничем не могу помочь вам. Да, это я написал эти строки, и я знаю, что в них есть некий смысл, я чувствую его, но не могу объяснить его вам. Если я не могу объяснить его далее I самому себе, как же я могу объяснить его вам?»

И так обстоит дело не только с поэзией. Все значительное в жизни...

Пикассо приходил в негодование всякий раз, когда кто-то спрашивал его о смысле его картин. А он не был злобным человеком. Он был прекрасным, любящим человеком. Но когда его спрашивали о смысле его картин, это задевало его больное место.

Он сразу же выходил из себя. Он говорил: «Странно! Никто не спрашивает, какой смысл имеет роза. Никто не спрашивает, какой смысл имеют звезды. Никто не спрашивает, какой смысл имеет птица на ветке. Никто не спрашивает, какой смысл имеет восход или закат. Люди просто наслаждаются красотой, до смысла никому нет дела. Чего вы хотите от меня? Я — бедный художник. Я могу сказать только то, что картина прекрасна. Но это не ее смысл, это ее воздействие на чувствительное существо».

Смысл рационален. А переживание тайны надрационально.

Твой вопрос имеет большое значение, и, должно быть, этот вопрос волнует многих других учеников.

Люди спрашивают тебя, какая связь существует между тобой и мной.

Когда ты просто говоришь, что я — твой учитель, этот ответ не удовлетворяет ни их, ни тебя.

Как он может удовлетворить их, если он не удовлетворяет даже тебя? Ведь это совсем не те отношения, которые существуют между тобой и твоим отцом, между тобой и твоей матерью, между тобой и твоим братом. Стоит тебе сказать, что кто-то является твоим отцом, и всем все ясно. Никто больше не пристает к тебе с вопросом: «Что значит "отец"»?

Связь с учителем не относится к той же категории, что и все другие связи. Она по сути своей отличается от них.

Это — любовь, но не только любовь.

Это — любовь с центром доверия.

Любовь сама по себе необъяснима, а в этом случае она сочетается с ещё более великой тайной. Доверие — нечто абсолютно из иного мира.

В этом мире все полны недоверия. Даже в людях, которые любят друг друга, нет доверия. Есть друзья, которые могут, если необходимо, отдать жизнь друг за друга, — но доверия нет.

В средневековой Европе был распространен весьма странный и отвратительный обычай. Когда воин отправлялся на войну, он надевал на свою жену особое приспособление, чтобы она не могла заниматься любовью с другими, запирал его на замок и забирал ключ с собой. Весьма необычный способ... эти приспособления и сейчас можно увидеть в музеях Европы.

Вы не можете доверять даже своей жене. И если вы не доверяете своей жене, неужели вы думаете, что можно положиться на замок. Ремесленники, которые изготавливали замки, также делали и запасные ключи!

Некий принц собирался на войну. Он очень беспокоился из-за своей прекрасной жены. Он боялся, что если потеряет ключ на войне, то всю оставшуюся жизнь он не сможет заниматься любовью со своей собственной женой. Поэтому он решил, что будет лучше отдать ключ на хранение своему лучшему другу.

Они были так близки, что могли бы отдать жизнь друг за друга, поэтому о недоверии не могло быть и речи.

Он отдал ключ своему другу и сказал: «Когда я вернусь, ты мне его вернешь. А пока храни его».

Не успел принц отъехать и на полмили от города, как услышал позади себя топот лошадиных копыт. Он оглянулся и увидел, что его догоняет его друг. Друг кричал: «Подожди!»

Принц спросил: «Что случилось?» Они расстались всего i лишь пять минут назад, и тогда все было в порядке.

Друг сказал: «Ты дал мне не тот ключ!»

В этом мире совсем нет доверия.

Когда любовь соединяется с доверием, становится еще труднее объяснить это. Это становится еще более таинственным.

И затем, когда любовь и доверие достигают своего оптимума, появляется нечто, что можно назвать только «самоотречение». Это не очень хорошее слово, но нет другого слова, которым его можно было бы заменить.

Самоотречение делает все это явление абсолютно потусторонним. Для него нельзя найти никаких объяснений, никаких обоснований. Единственный способ таков: кто бы ни спрашивал тебя об этом, говори ему, что это подобно тому, как жаждущий человек находит в пустыне воду. Каждая клетка его тела — сама жажда, и вода утоляет эту жажду. Нисходит великий покой.

Учитель — это не личность.

Учитель — это только присутствие.

Если жажда неизвестного у человека достаточна сильна, он может напиться из этого присутствия и утолить эту жажду.

Каждому, кто задает тебе этот вопрос, говори: «Пойдем со мной. Есть некоторые вещи, которые нельзя объяснить, но я могу отвести тебя туда, где ты, быть может, тоже сможешь пережить их. Сам твой вопрос показывает, что у тебя есть некий интерес — может быть, глубоко скрытое желание. Кто знает? Оно может разгореться в присутствии учителя. Кто знает? Когда ты будешь окружен учениками, их любовью, их доверием, их самоотречением, то, может быть, в присутствии учителя с тобой произойдет нечто. Одно можно сказать с определенностью: если с тобой нечто произойдет, ты станешь таким же немым, как и я».

Прими свою немоту, но создавай жажду поиска в человеке, который просит у тебя только словесного ответа. Используй эту ситуацию. Словесный ответ бесполезен. Просто скажи: «Я пережил нечто такое, что не может быть переведено ни на один язык, но я могу отвести тебя к реке. Ты сам сможешь напиться. Твое переживание будет единственным объяснением».

И я снова повторяю: жизнь прекрасна, потому что в ней есть так много необъяснимых измерений. В этом ее богатство. Если бы все можно было объяснить, жизнь утратила бы весь свой сок; вы бы пресытились, вам бы до смерти надоела жизнь, в которой все объяснено.

То, что происходит между учителем и учеником, является одной из вершин необъяснимых переживаний. Не разрушайте это объяснениями.

Это преступление — разрушать необъяснимое, низводя его на уровень объяснений, ибо вы совершаете убийство. Это можно сравнить с птицей, летящей в небе... она так прекрасна в своей свободе; все небо принадлежит ей, все звезды принадлежат ей... никаких границ, никаких барьеров.

Вы можете поймать птицу, вы можете сделать прекрасную золотую клетку и посадить в нее птицу. Но запомните, это уже не та птица, которая свободно летала в небесах под звездами. Внешне это та же самая птица, но не духовно — ибо где же свобода и где же звезды? Где небо? Ваша золотая клетка не может заменить то, что вы отняли у птицы. Она утратила свою душу.

То же самое происходит, когда вы пытаетесь объяснить нечто необъяснимое. Вы заключаете это в клетку языка, слов - прекрасных слов, но душа исчезает.

Не делайте этого. Я знаю, что вам становится не по себе, когда кто-то спрашивает вас, а вы не можете ответить — вы чувствуете себя неловко.

Уж лучше чувствовать себя неловко, чем совершать преступление против тайн жизни.

Говорите спрашивающим: «Я чувствую себя неловко, потому что я не могу ничего сказать. Не то, чтобы я не хотел - мне бы очень хотелось рассказать вам об этом, но я не могу, ибо рассказывать об этом — значит убивать это. Я могу отвести вас к окну, через которое вы можете увидеть открытое небо; я могу отвести вас к этому человеку. Может быть, ваше сердце начнет танцевать так же, как танцует мое сердце. И в глубокой тишине вы поймете, что это значит для меня. Но только тогда, когда это начнет значить нечто и для вас».

Люди будут задавать вам много вопросов. Используйте их вопросы для того, чтобы приглашать их к свету, к блаженству, к истине.

Не отвечайте, ибо вы не можете ответить и все, что вы будете говорить, не будет производить желаемого впечатления.

Противьтесь искушению быть знающим. Примите свою невразумительность. Но приглашайте людей.

Может быть, один из десяти и придет. И кто знает — придя сюда, он может включиться!

Возлюбленный Бхагаван,

я стар, до приезда в Пуну я был буддистом более тридцати лет. Но тем не менее я чувствую себя так, как будто нахожусь в самом начале, одолеваемый множеством сомнений.

С другой стороны, нечто внутри меня знает о Вашем безмолвии, и это нечто совсем не раздражается. Оно подобно некой мантии доверия. Но я не способен верить. Не могли бы Вы сказать что-либо о различии между доверием и верой?

Доверие и вера внешне очень похожи, но они являются диаметрально противоположными сущностями.

Вера — это фальшивая монета. Она претендует на подлинность, она пытается играть роль доверия. Миллионы людей попадают в сети веры, потому что она дешева.

Доверие же дорого, очень дорого.

Доверие стоит дорого, потому что оно связано с риском, опасностью. Оно предполагает, что вы открываетесь, становитесь уязвимым для тех, кто может причинить вам вред. Вы отбрасываете все меры предосторожности. Вы будете беззащитны — вас можно эксплуатировать, обманывать, уничтожить.

Каждый человек возводит вокруг себя оборонительную систему, чтобы защитить себя от других.

Жизнь — это конкуренция. Все стремятся к одним и тем же целям, и вы не можете оставаться любящим, сострадательным и добрым в мире конкуренции, иначе вы обречены быть неудачником.

В этом мире конкуренции успеха добиваются те люди, которые готовы кого угодно принести в жертву, уничтожить любого. Они карабкаются вверх по головам других людей, как по ступеням. Их заботит только одно — успех. Естественно, каждому человеку приходится принимать меры, чтобы не быть растоптанным, уничтоженным.

Доверие означает движение против течения этого мира конкуренции. В мире конкуренции доверие просто невозможно.

Макиавелли написал один из самых значительных трактатов о дипломатии — «Государь». Как это ни странно, его очень отдаленная праправнучка приняла санньясу — Макиавелли и представить себе не мог, что кто-то из его рода когда-либо кому-то доверится.

В «Государе», — а это небольшой трактат, максимы, которым должен следовать каждый политик, если он хочет преуспеть, — Макиавелли пишет: «Никому не доверяйте, но пусть все верят, что вы доверяете им. Не говорите другу того, чего вы не сказали бы врагу, — ибо никто не знает: завтра друг может превратиться в вашего врага. Не говорите против вашего врага ничего такого, чего вы не сказали бы против вашего друга, — ибо в этом мире конкуренции враг может стать другом, а друг может стать врагом. Главное, оставайтесь полностью закрытым и не выдавайте своих чувств. Если вы говорите что-то, говорите это таким образом, чтобы это можно было истолковать двояко: за или против. Не говорите ничего такого, что имеет одно-единственное значение, ибо каждый день вы будете сталкиваться с новой реальностью и вам придется менять ваше мнение».

Макиавелли — вот настоящий лидер этого мира, а вовсе не Иисус Христос или Гаутама Будда... Это странный мир. Здесь не поклоняются настоящим лидерам, но им следуют. Здесь поклоняются ненастоящим лидерам... но им не следуют.

Когда встречаются любовь и доверие, конечным продуктом их слияния будет самоотречение, самоотдача. Вы расслабляетесь в учителя, в его существо, ничего не удерживая.

Несомненно, это только для тех, кто готов пойти на риск.

Вера же очень дешева. Каждый является верующим: кто-то — индуист, кто-то — мусульманин, кто-то — христианин. Вера предлагается всех размеров, всех форм и всех цветов — вы можете выбирать. И вам не надо ничего платить за нее. Обычно вы получаете ее вместе с молоком матери, бесплатно.

Во-вторых, верят всегда в некую идею, а доверяются всегда некому присутствию.

Это очень тонкое различие.

Вера — это нечто теоретическое.

Доверие — это нечто экзистенциальное.

Вы можете без особого труда переменить вашу веру, это все равно, что переменить одежду. Из индуиста вы можете сделаться христианином, из христианина — мусульманином, из мусульманина — коммунистом. Нет никаких проблем, ибо вера — это всего лишь нечто умственное. Если что-то окажется более убедительным, более логичным, вы можете переменить веру. У нее нет корней в вашем сердце.

Вера подобна искусственным цветам, которые издалека очень похожи на настоящие. У них нет корней, о них не надо заботиться: не надо унавоживать, удобрять, поливать, ухаживать — ничего не надо. И они постоянны, они могут оставаться с вами всю вашу жизнь — ведь они никогда не рождались, поэтому они никогда и не умрут. Они были изготовлены. Если только вы не уничтожите их, они будут оставаться с вами всегда.

Доверие — это настоящая роза. У него есть корни, и эти корни уходят глубоко в ваше сердце и в ваше существо. Вера же находится только в голове.

Доверие пребывает в сердце, в глубинном мире вашего существа. Переменить доверие почти невозможно — такого никогда не случалось, за всю историю человечества не было отмечено ни одного такого случая. Если вы доверяете, вы доверяете; нет никакой возможности переменить доверие. И доверие все время растет, ибо у него есть корни. Доверие никогда не остается статичным, оно динамично; доверие — это живая сила, оно продолжает расти: появляются новые листья, новые цветы, новые ветви.

Вера — это мертвая вещь, искусственный цветок; она никогда не растет. Индуисты могут верить во что-то на протяжении десяти тысяч лет и все остается по-прежнему, никакого роста.

« Корова — наша мать». Индуисты верят в это вот уже десять тысяч лет. Их вера не выросла даже настолько, чтобы включить в себя тот факт, что их отец — бык. Их вера статична. И если вы скажете любому индуисту, что бык — это его отец, он сам станет быком и определенно докажет, что бык является его отцом, — но он ни за что не поверит в это. Он будет вести себя в точности как бык, но он не признает этого факта.

Все веры стары, все веры мертвы. Ни у одной веры не появляется ни одного свежего листочка.

Вера — это нечто идеологическое, философское, но это не сила, которая трансформирует ваше существо. Она может сделать вас великим ученым, она может сделать вас великим философом, теологом, — но она никогда не может сделать вас новым человеком, молодым и свежим; она не может дать вам никакого переживания. Она может принести вам ученые степени, академические награды и Нобелевские премии; она может все.

Но она ничего не изменит в вашем внутреннем мире, он будет оставаться пустым.

Этот вопрос тем более важен, что он поступил от человека, который тридцать лет был буддистом.

После того, как он тридцать лет был буддистом, этот человек приходит ко мне, чувствует ко мне некое доверие, влюбляется. Естественно, неизбежен конфликт. Его ум наполнен тридцатью годами буддийской идеологии, которая является вероучительной системой, — а его сердце пускает свежие ростки доверия. Этот человек непременно должен находиться в большом затруднении. Его верования тянут его в одном направлении, а его доверие движется в другом направлении.

Верования имеют определенный вес, ведь им уже тридцать лет, но доверие — хотя оно возникло совсем недавно -обладает своей собственной силой, потому что оно живое. Верования — это трупы тридцатилетней давности. У них есть вес, но, у них нет никакой силы. Этот человек просто не может не разрываться пополам.

Все это можно очень легко разрешить.

Вот о чем надо помнить в первую очередь: если бы буддизма было достаточно, не было бы никакой необходимости приходить ко мне. То, что вы тридцать лет были буддистом, ничего вам не дало. Вы можете быть буддистом на протяжении тридцати жизней, но вера никогда не изменит вашей реальности. Срок не имеет никакого значения.

Поэтому первый вопрос, который вы должны задать самому себе, таков: почему после этих тридцати лет возникла необходимость искать какой-то новый источник, какой-то новый свет, какой-то новый путь?

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.