Притязания, ожидания и реальность: различия по возрастам

(поданным Кэмпбелл, Конверс, Роджерс)

Данные таблицы показывают, что для более высоких возрастных групп характерны как снижение уровня притязаний и ожиданий, так и более высокая степень исполнения (достижений). Как отмечают авторы, отсутствие честолюбивых надежд в молодости и восприятие жизни такой, как она есть, является, по всей видимости, причиной довольно высокой степени удовлетворенности у тех пожилых людей, которые не получили хорошего образования. Вместе с тем аналогичного ощущения счастья у них не наблюдается[186].

Эти возрастные изменения становятся более заметными при обращении к анализу различий в источниках ощущения счастья и значения этих источников в различные периоды жизни. Так, в исследовании Дж. Вероффа, Е. Доувана, Р. А. Кулка установлено, что для молодых испытуемых (21–29 лет) вступление в брак явилось источником как радости, так и неприятностей. Этот же вывод верен и в отношении других социальных связей и отношений – в семье, в кругу друзей и с детьми[187]. Материальные заботы и проблемы, связанные с работой, также играют важную роль. Однако эта же возрастная группа отличается и повышенным оптимизмом относительно своего будущего. Испытуемые средней возрастной группы (40–49 лет) считают, что их жизнь насыщена, интересна, они чувствуют свою полезность и полны надежд на будущее. Однако, по сравнению с двадцатилетними, люди этого возраста не так «счастливы» и настроены менее оптимистично. То же самое касается и испытуемых старшего возраста (более 65 лет). Только в отличие от возрастной группы 40–49 лет они не придают большого значения проблемам, связанным с работой, деньгами или социальными контактами, зато более чувствительны к состоянию своего здоровья. Одновременно результаты этого исследования говорят в пользу того, что люди старшего возраста ощущают в себе большую способность преодолевать трудности, нежели молодые люди, обладают более высоким чувством перспективы и имеют больший иммунитет к проблемам в целом.

Исследования источников эмоционального благополучия у пожилых людей показали, что наиболее весомыми факторами являются здоровье, доходы и социальные контакты (данные Дж. Эдвардса и Д. Клеммака). Здоровье является важным фактором для людей всех возрастов, но для пожилых людей особенно, ибо для них оно – источник беспокойства и многих проблем. Важное значение социальных контактов сохраняется для всех возрастных групп[188].

Досуговая активность, а также получаемое в результате этого удовольствие имеют тенденцию к затуханию, по мере того как человек становится старше. Единственным развлечением, которое как фактор приобретает большое значение с возрастом, является просмотр телевизионных передач[189].

Пожилые люди более религиозны, и поэтому связь между религией и внутренним благополучием у них теснее. Специалисты утверждают, что верующие более счастливы и здоровы. Видимо, поэтому верующие люди старшего возраста более уравновешены и оптимистичны относительно своего будущего, чем молодые люди[190].

Боязнь состариться увеличивается вместе с возрастом и довольно сильно коррелирует с низким уровнем субъективного благополучия[191].

Исследования показывают, что неприятные эмоциональные перегрузки, так же как и легкие психические расстройства, с возрастом имеют устойчивую тенденцию к снижению. Пик этих явлений наблюдается у людей, входящих в возрастную группу от 30 до 40 лет, затем наступает спад[192].

В разном возрасте люди по-разному стараются преодолеть стрессовое состояние. Из таблицы 3 и 3.1 видно, что молодые люди более склонны прибегать к неформальной помощи со стороны других и готовы решать проблемы напрямую. Люди среднего возраста, попадая в аналогичную ситуацию, как правило, начинают больше курить и гораздо меньше склонны обращаться за неформальной помощью, чем молодые. Пожилые более пассивно реагируют на стрессовую ситуацию, чаще обращаются к врачу и принимают лекарства. Они также находят утешение в молитвах.

Таблица 3

Преодоление стресса и возрастные различия (в %)

(поданным Гурина, Вероффа, Фельда, 1960[193], а также Вара и Пэйна, 1982[194]; Англия, 1982 г.)

Продолжение табл. 3

Таблица 3.1

Преодоление стресса и возрастные различия (в %)

(США, 1960 г.)

Обобщая данные западных источников, М. Ар гай л отмечает, что пожилые люди более удовлетворены и более счастливы, но они реже испытывают положительные эмоции и реже вовлекаются в приятное времяпрепровождение. Одновременно у них реже возникают отрицательные эмоции, и их эмоции в целом менее интенсивны. Удовлетворенность растет по таким факторам, как работа, семейная жизнь (после того как дети стали взрослыми), доход, проведение досуга и религия. Однако, как отмечает Аргайл, удовлетворенность пожилых людей падает по таким факторам, как здоровье, половая жизнь и внешняя привлекательность[195].

Общий рост удовлетворенности у пожилых людей отчасти можно объяснить тем, что их материальное положение и уровень жизни выше. К тому же они успешнее адаптируются к своей жизненной ситуации и окружению, как бы подстраивая себя под них или наоборот. С возрастом снижается уровень притязаний и ожиданий, и в пожилом возрасте желания почти совпадают с возможностями.

Люди пожилого возраста менее подвержены состоянию беспокойства и перенапряжения, но принимают больше лекарств. Ощущение общего улучшения происходит в какой-то мере в силу адаптации и постепенного разрешения насущных житейских проблем. Пожилые люди лучше подготовлены для преодоления стрессовых ситуаций – они более опытны[196].

Эмоциональный план жизни в преклонном возрасте отражает определенный способ адаптации личности к новому возрастному статусу, каковой выступает старость. Авторы подчеркивают, что при подробном рассмотрении кризиса встречи со старостью становится понятным, что дальнейшая специфика эмоциональных переживаний будет определяться выбранной в процессе кризиса стратегией старения.

Согласно Ш. Бюлер, для ощущения счастья человеку необходимы удовлетворение потребностей, адаптированность к ситуации, творческая активность и сохранение внутренней гармонии[197]. Свою точку зрения на успешность адаптации к старости представила известный детский психоаналитик М. Кляйн. Она утверждала, что подоплекой психического здоровья, основой внутренних ресурсов и жизнерадостности является отсутствие зависти к другим людям. Пожилым, по ее мнению, такое отношение к жизни позволяет примириться со знанием, что молодость не вернется, и испытывать интерес к жизни молодых.

Ряд авторов указывает, что старение может по-разному сказываться на мужчинах и женщинах: мужчины становятся более пассивными и позволяют себе проявлять черты характера, более свойственные женщинам, в то время как пожилые женщины становятся более агрессивными, практичными и властными. Некоторые исследования обнаружили общие тенденции склонности пожилых людей к эксцентричности, уменьшению чуткости, погружению в себя и снижению способности справляться со сложными ситуациями[198].

В старости большинство жизненных планов уже реализованы или утратили свою актуальность, а наиболее продуктивные периоды жизни остались в прошлом. Поэтому именно прошлое приобретает для человека наибольшую ценность. В старости «ослабление аффективной сферы лишает красочности и яркости новые впечатления, отсюда – привязанность пожилых людей к прошлому, власть воспоминаний»[199].

Индивидуальная реакция человека на старение может определять как степень последующего приспособления к нему, так и особенности развития личности в преклонном возрасте[200].

Британский психолог Д. Бромлей выделила пять типов приспособления человека к старости:

1. Конструктивная установка, когда человек внутренне уравновешен, спокоен, удовлетворен эмоциональными контактами с окружающими, критичен в отношении самого себя, полон юмора и терпимости в общении с другими. Он принимает старость как факт, завершающий его профессиональную карьеру, оптимистически относится к жизни.

2. Установка зависимости присуща индивидам, проявляющим пассивность, они не имеют высоких жизненных стремлений и легко оставляют профессиональные занятия. Семейная среда обеспечивает им чувство безопасности, дает ощущение внутренней гармонии, поэтому они не страдают от эмоциональной неуравновешенности и различных стрессов.

3. Защитная установка характерна для самодостаточных людей, обладающих «психологической броней», поглощенных профессиональной деятельностью. Они разделяют общепринятые взгляды и установки, избегают обнаруживать собственное мнение, не любят говорить о своих проблемах. Внешняя сторона жизни значит для них больше, чем внутренние переживания. Они подвержены страху смерти и маскируют свою беспомощность перед этим фактом усилением внешней деятельности.

4. Установка враждебности присуща «разгневанным старикам», которые агрессивны, мнительны, вспыльчивы и имеют обыкновение предъявлять массу претензий к своему окружению – близким, друзьям, обществу в целом. Они не реалистичны в своем восприятии старости, не могут смириться с неизбежными возрастными издержками, завидуют молодым, бунтуют против смерти и страшатся ее.

5. Та же установка враждебности, но направленная на самого себя, характерна, как правило, для лиц с отрицательным жизненным балансом, которые избегают воспоминаний о прошлых неудачах и трудностях. Они не восстают против своей старости, напротив, пассивно воспринимают удары судьбы. Неудовлетворенная потребность в любви и сочувствии является поводом для депрессии и острой жалости к себе. Смерть рассматривается ими как освобождение от страданий[201].

В целом данные зарубежных и отечественных исследований показывают определенную картину, в которой преклонный возраст большей частью предстает как возраст печали, потерь, тоски и страданий от боли, которая потенциально таится в теле каждого старого человека. В то же время социальная геронтология и геронтопсихология, рассматривая старость как возраст развития , указывают на значительные различия индивидуальных признаков старения[202].

Сам факт, что стареют все по-разному, указывает на то, что печаль и горе – не единственный удел старости, а угасание – не единственный путь изменения.

Важнейшие задачи, стоящие перед старостью, не могли бы получить решение, если бы этот возраст характеризовался только с позиции недостатка, ущербности по сравнению со зрелостью. В этом смысле на старость можно экстраполировать закон метаморфозы Л. С. Выготского[203], и тогда старость следует характеризовать не столько угасающими способностями, но прежде всего качественно отличной психикой, поскольку развитие человека есть цепь качественных изменений.

Рассматривая проблемы переживаний в преклонном возрасте, М. В. Ермолаева указывает, что возможность структурировать эмоциональные переживания появляется в целостном контексте учения о возрасте с учетом основополагающих критериев его оценки, определяющих характерные новообразования. Этими важнейшими критериями автор считает социальную ситуацию развития и ведущую деятельность, для которых возрастные характеристики старости должны получить свое место[204].

В преклонном возрасте, отмечает М. В. Ермолаева, человек сталкивается с проблемой необходимого и крайне трудного выбора – выбора дальнейшего жизненного пути, социального или индивидуального. Этот выбор формирует развитие последующего адаптационного периода к старости и, как следствие, определяет структуры эмоциональных переживаний в этом возрасте. Таким образом, именно социальная деятельность человека становится фактором, образующим систему адаптации к возрасту.

По мнению многих авторов, старение представляет собой закономерный процесс адаптации к возрасту как адаптогенному фактору. Этой позиции придерживается автор теории адаптации В. И. Медведев, который считает, что в возрастном плане тезис об уменьшении адаптации является не вполне правильным, поскольку физиологические компоненты адаптации, которые действительно характеризуются уменьшением, сужением функционального диапазона, в значительной степени компенсируются поведенческими компонентами[205].

Человек при приближении старости решает для себя вопрос: стремиться ли ему к сохранению и формированию новых сфер своих социальных связей или ограничиться кругом интересов своих и своих близких, а именно индивидуализировать жизнь в целом. Ответ на этот вопрос является определяющим для двух основных путей адаптации: сохранение себя как личности или себя как индивида.

Большинство современных теорий старости, трактующих этот возраст с позиции адаптации[206]и с позиции истощения адаптации (утраты адаптационных возможностей), рассматривают вторую стратегию адаптации к возрасту – стратегию сохранения себя как индивида – в качестве единственного пути старения. При этом позитивные эмоциональные переживания старого человека в рамках этой стратегии не находят убедительного толкования[207].

В формировании отношений и состояний старости огромное значение приобретают оценка и самооценка пройденного пути[208].

Учитывая значимость оценки смысла и результата прожитой жизни для структуры эмоциональных переживаний в старости, Э. Эриксон утверждал возможность двух различных по содержанию, знаку и значимости для жизнедеятельности форм эмоциональных переживаний жизненного итога: если человек убежден, что жизнь состоялась, то он уравновешен и спокойно смотрит в будущее, но если жизнь оценивается как прожитая зря, то его настигает чувство бессилия что-либо исправить, увеличивается отчаяние и страх смерти[209]. Так, Э. Эриксон оставлял за старостью альтернативу исхода, но эта альтернатива, по мнению автора, в целом определяется характером прохождения предшествующих этапов жизни. Однако если рассматривать старость как возраст развития, то следует принять за ней право и необходимость выбора смысла и цели жизни, а следовательно, возможности прогрессивного или регрессивного изменения личности.

В целом свободный, хотя и трудный выбор позволяет характеризовать старость как возраст развития, возраст потенциальных возможностей и этот выбор дает шанс противостояния тотальному угасанию. Итоговый выбор определяется решением задачи на смысл – смысл оставшейся жизни. Общая структура этого смысла воплощается в картине и динамике эмоциональных переживаний.

В самом широком плане эмоциональные переживания представляются как субъективное содержание «внутреннего образа жизни» человека. Именно такое содержание вкладывал в это понятие С. Л. Рубинштейн: «Переживания человека, – писал он, – это субъективная сторона его реальной жизни, субъективный аспект жизненного пути личности. Таким образом, понятие переживания выражает особый специфический аспект сознания; он может быть в ней более или менее выражен, но он всегда наличен в каждом реальном, конкретном психическом явлении»[210]. В трудах С. Л. Рубинштейна[211], Л. С. Выготского[212]переживания рассматриваются как широкий класс процессов, участвующих во внутренней регуляции. Эмоциональные переживания могут играть роль регулятора деятельности, поскольку они обладают свойствами активности и направленности. Эти свойства им сообщает смысл деятельности, который они отражают[213].

Авторы отмечают, что изменение личности человека в преклонном возрасте происходит в соответствии с характером ведущей деятельности, особенности которой находят свое воплощение в структуре эмоциональных переживаний[214].

В старости ведущая деятельность может быть направлена либо на сохранение личности человека (поддержание и развитие его социальных связей), либо на индивидуализацию, обособление и поддержание его как индивида при постепенном угасании психофизиологических функций. Оба варианта старения подчиняются законам адаптации, но при этом они обеспечивают различное качество жизни и влияют на ее продолжительность.

Наиболее известен второй тип адаптации. Он предполагает превращение «открытой» системы индивида в систему «замкнутую»[215]. В литературе указывается, что относительная замкнутость в психологическом плане контура регуляции в старости проявляется в общем снижении интересов и притязаний к внешнему миру, эгоцентризме, снижении эмоционального контроля, «заострении» некоторых других личностных черт, а также в нивелировании индивидуальных качеств личности. Во многом эти личностные изменения обусловлены эмоциональной замкнутостью интересов старого человека на самом себе. Как отмечают многие авторы, неспособность пожилого человека что-либо делать для других вызывает у него чувство неполноценности, углубляемое раздражительностью и желанием спрятаться, чему способствует неосознаваемое чувство зависти и вины, которое впоследствии прорастает равнодушием к окружающим[216]. Однако стареть можно и красиво.

В данной стратегии адаптации картина эмоциональных переживаний приобретает специфическую старческую окраску, характерную для сенсорной депривации. Постепенная утрата значимых глубоких социальных связей проявляется в двух важнейших особенностях психической жизни: снижении поведенческого контроля и «истощении» чувствительности[217].

Снижение функций самодетерминации и саморегуляции в этом случае закономерно приводят к «заострению» личностных черт: постепенному перерастанию осторожности в подозрительность, бережливости в скупость, а также появлению консерватизма стариков, их безучастного отношения к настоящему и будущему[218].

Как утверждает М. В. Ермолаева, стратегия адаптации по «замкнутому контуру» предполагает несколько индивидуальных вариантов: согласно им мир видится пожилым людям как неясный, непредсказуемый, иногда угрожающий, гибельный[219]. В любом из этих вариантов (даже в наиболее позитивном из них) пожилой человек не «владеет» этим миром, социально не причастен ему, перспектива его собственной жизни не зависит от него самого, а его типичное поведение наиболее полно описывается житейским понятием «доживать свой век». Эта концептуальная модель реальной действительности находит свое отражение в структуре самосознания и характере самооценки пожилого человека, которая подробно изучена О. Н. Молчановой[220]. В этом смысле суть исканий и притязаний пожилого человека состоит в стремлении приспособиться к жизни, которую он не принимает.

Именно для этой стратегии, как показывает М. В. Ермолаева, характерной для стариков является актуализация прошлого, что имеет особое адаптационное значение. Уход в воспоминания дает пожилому человеку возможность отвлечься от настоящего и не задумываться о будущем, образ которого складывается из умножения физических страданий, приближающейся немощи и неизбежности смерти.

Вместе с тем именно этот путь большинство пожилых людей считают единственно возможным для себя и, смиряясь с неизбежным, сами пророчат себе близкий конец. Иллюзия отсутствия выбора лишает человека возможности активного поиска альтернативы.

По мнению Г. С. Абрамовой, эгоистическая стагнация в старости характерна именно для тех стариков, которые отказались от собственной экзистенции, от собственных проявлений духа и погрузились не в глубины своего «Я», а замкнулись на плоскости прошлого и прервали связь с настоящим[221].

Как отмечают авторы, психический упадок – это следствие эмоциональных переживаний, а не их причина, причем следствие хоть и закономерное, но проявляющееся постепенно с довольно значительным латентным периодом. Как указывают некоторые авторы, эмоциональная позиция индивида существенно влияет на психофизические процессы дряхления и упадка. Чувство своей ненужности способствует биологическому увяданию[222].

Эмоциональные переживания, являясь важным компонентом общего адаптационного синдрома, отражают личностно-смысловой вектор поведения, направленный в данной стратегии адаптации на защиту от действительности, на продление индивидуальной жизни путем купирования интенсивности жизненных проявлений и подавления активности личности. В связи с этим, по мнению ряда авторов, первой характерной особенностью эмоциональной жизни по «замкнутому контуру» является выраженная озабоченность – не вполне осознанное, крайне генерализованное состояние[223].

К. Рощак прямо указывает на адаптивный характер старческой озабоченности: по его мнению, потребность в беспокойстве и озабоченности является своеобразным механизмом непомерно разросшейся в старости потребности во избежание страдания[224].

Хроническая озабоченность помогает старым людям выработать специфическую тактику сбережения усилий, способность заранее предвидеть и избежать возмущающего воздействия и тем самым избежать фрустрации с сопровождающим ее сильным всплеском эмоционального возбуждения, которое является гибельным для душевного покоя стариков и как следствие для их хрупкого внутреннего баланса. В пользу адаптивной ценности старческой озабоченности говорит тот факт, что мотивационная обусловленность состояния тревоги сообщает эмоциональным переживаниям в структуре этого состояния яркую пристрастность[225]. Эмоциональные переживания тревоги (в целом характеризуемые как неприятные) несовместимы с переживаниями скуки и придают остроту субъективной картине окружающей действительности.

Следующим эмоциональным проявлением замкнутой стратегии выступает частая озабоченность по поводу своего здоровья[226]. Она побуждает развитие новых интересов и потребностей в обогащении медицинскими знаниями в области лучших способов лечения и других форм борьбы со старческими недугами. Старики получают большое удовольствие от рассказов о своих болезнях, и при этом их не смущает, что окружающие воспринимают эти рассказы как навязчивые[227].

Другим характерным эмоциональным состоянием пожилых людей в соответствии с данной стратегией адаптации является возрастно-ситуативная депрессия при отсутствии жалоб на это состояние. Проведенный анализ этого состояния показывает, что характеризующие его эмоциональные переживания отражают смысл жизнедеятельности, который связан с уходом от активного участия в жизни общества, переосмысление его значения для себя, отказ от ценностей социального мира. Пожилые люди сообщают о чувстве пустоты окружающей жизни, ее суетности и ненужности. Все происходящее перед их глазами кажется им малозначащим и неинтересным[228].

Снижение аффективной живости, отражающее разочарованность стариков в жизни, некоторое обесценивание ее – это способ относительно долговечного, спокойного и тихого существования. Безразличие стариков трактуется как способ защиты от чувств, вынуждающих затрачивать дополнительные усилия и нарушающих привычный ход переживаний[229].

Стратегия адаптации к старости по принципу «замкнутого контура» часто сопряжена с переживанием одиночества. Так, по мнению К. Роджерса, переживание одиночества порождается индивидуальным восприятием диссонанса между истинным «Я» и тем, как видят «Я» другие[230].

Выбор данной стратегии адаптации обусловливает постепенное снижение поведенческого контроля и рефлексии, в связи с чем пожилые люди с трудом представляют или просто не задумываются о том, как видят и оценивают их окружающие. Однако, понимая, что поведение их бывает неадекватным, они часто отказываются от общения, все больше уходя в себя, и переживание одиночества перерастает у них в ощущение необъяснимого страха, отчаяния, сильного беспокойства[231]. При этом они склонны винить в этом себя, что увеличивает риск глубокой депрессии[232].

Рассматривая старость как возраст развития, рад авторов упоминает, что ведущей деятельностью на этом этапе является структуризация и передача опыта. Другими словами, позитивная эволюция в старости возможна в том случае, если пожилой человек найдет возможность реализовать накопленный опыт в значимом для других деле и при этом вложить в это частицу своей индивидуальности, своей души[233]. Тиражирование своего опыта; плодов своей жизненной мудрости делает пожилого человека значимым для общества (хотя бы с его собственной точки зрения) и тем самым обеспечивает сохранность и его связей с обществом, и самого чувства социальной причастности обществу. Спектр таких социально значимых видов деятельности может быть самым широким: продолжение профессиональной деятельности, создание мемуаров, воспитание внуков и учеников, преподавание и многие другие дела, к которым всегда тянулась душа. Главное здесь – момент творчества, который позволяет не только повысить качество жизни, но и увеличить ее продолжительность. В литературе приводятся многочисленные данные о связи между творчеством и феноменом долгожительства[234]. Именно этот вид ведущей деятельности обеспечивает в старости внутреннюю интегрированность, необходимые социальные связи, отвлекает от навязчивых мыслей о здоровье, укрепляет чувство собственного достоинства, позволяет поддерживать преимущественно хорошие и теплые отношения с окружающими. Известно, что толерантность по отношению к окружающим определяется в этом возрасте самой направленностью ведущей деятельности на передачу опыта, значимого для других. Выбор стратегии адаптации к старению, связанной с поддержанием социальных связей и сохранением себя как личности, во многом обусловлен особенностями предшествующих этапов жизненного пути, но главное – степенью осознанности своего нового статуса и жизненного смысла своего существования.

При этом авторы особо подчеркивают, что осознание нового жизненного статуса в преддверии или самом старческом возрасте, понимание смысла своей новой жизни как важного условия, обеспечивающего сохранность временной перспективы, определяют целенаправленность и свободу выбора стратегии адаптации к старости[235]. По мнению Р. М. Грановской, пожилым людям, желающим сохранить бодрость, надо все время конструировать значимые и по возможности долговременные перспективы[236].

Открытие смысла в своем новом состоянии, как показал В. Франкл, во многом обусловливает структуру эмоциональных переживаний пожилых людей, характеризующихся сохранением социальных связей в этом возрасте, поскольку смысл жизни переживается именно как «причастность жизни», и эти переживания относительно независимы от внешних и внутренних обстоятельств жизни[237].

Сравнение эмоциональных переживаний пожилых людей, характеризующихся альтернативными стратегиями адаптации к старости, показывает, что стратегия сохранения себя как индивида сопряжена со сбережением эмоциональных ресурсов; в то время как стратегия сохранения себя как личности предполагает относительно большие возможности траты эмоциональных ресурсов. Как отмечает Р. М. Грановская, те, кто долго наслаждается жизнью в старости, – это активные личности, а не скупцы, мало тратящие свои чувства и силы на действие[238].

Целостная характеристика всей гаммы переживаний смысла и качества жизни человека в старости в литературе часто обозначается как «удовлетворенность жизнью» и является предметом дискуссии. Так, Н. Ф. Шахматов считает, что удовлетворенность пожилых людей их жизнью в статусе пенсионера обусловлена выработкой спокойной, созерцательной, самодостаточной жизненной позиции, исключающей какие-либо устойчивые стремления[239]. По мнению автора, эта новая жизненная позиция, определяющая весь спектр положительных эмоциональных переживаний в старости, выражается в житейском изречении «Живи, пока живется». Люди, для которых характерна эта жизненная позиция, не задумываются над смыслом своей жизни – они полностью поглощены процессом жизни[240].

По мнению М. В. Ермолаевой, такая жизненная позиция определяет адаптацию к старению по типу сохранения себя как индивида[241]. Способность радоваться каждому мгновению – это важный аспект эмоциональной жизни пожилых людей, но устойчивость этих переживаний обеспечивается ощущением «присутствия в жизни», ощущением подконтрольности своей жизни самому себе, а это, в свою очередь, связано с сохранением связи интересов пожилых людей с интересами общества. В противном случае, если сфера интересов стариков замкнута на них самих, очарованность процессом жизни будет длиться лишь краткое мгновение, вслед за которым последует оценка этой прекрасной жизни как внешней по отношению к ним самим, безразличной к ним, оттолкнувшей их, ускользающей от них[242].

Глобальная оценка качества и смысла жизни в старости, отражающаяся в эмоциональном переживании удовлетворенностью жизнью, является сложным и недостаточно изученным феноменом. Анализ литературы позволяет заключить, что факторы, обусловливающие удовлетворенность жизнью в старости, отличны от факторов, обусловливающих неудовлетвореность ею. Факторы первого рода связаны с оценкой пожилыми людьми смысла своей жизни для других, с наличием жизненной цели и временной перспективы, связывающей их настоящее, прошлое и будущее. К этой группе факторов можно отнести большие и малые успехи в реализации жизненной цели, систему интересов и рефлексию значимости своей жизни в глазах окружающих. Если Э. Эриксон считал, что зрелость нуждается в том, чтобы быть нужной[243], то к старости это относится в значительно большей степени.

Таким образом, оценка значимости своей жизни для других, ориентация жизненных планов на будущее обусловливают гамму положительных переживаний качества жизни и отвлекают от болезненных ощущений немощности, слабости, от страха беспомощности и близости смерти. При этом сами положительные переживания меняются по сути: они становятся менее интенсивными, но более глубокими.

Особое эмоциональное состояние у человека преклонного возраста вызывается осознанием близкой смерти. Смерть – это последнее критическое событие в жизни человека. Философы, начиная с Платона и Аристотеля, стремились преодолеть трагизм смерти, освободить человека от страха перед ней.

Древнегреческий философ Эпикур приводил простой и остроумный довод против страха смерти: смерть для человека реально не существует, он с нею «не встречается». Покуда он есть, смерти нет, когда же она есть – его нет[244].

На психологическом уровне смерть имеет личную значимость и личностное значение для самого умирающего и его родных и близких. Умереть – значит прекратить чувствовать, покинуть любимых людей, оставить незаконченные дела и уйти в неведомое. По выражению Сенеки, «атрибуты смерти устрашают сильнее самой смерти». Смерти боятся не те, кто уходит, а те, кто остается[245].

Вместе с тем ученые отмечают, что думать о смерти люди избегают, даже отрицая ее реальность. Но отрицание может и мешать активному совладению пожилого человека с мыслями о смерти. А активно противостоять ей означает проявлять разумную предосторожность в отношении опасностей жизни, одновременно не ограничивая себя без необходимости.

Психоаналитическая теория утверждает, что испытывать тревогу или страх при мысли о собственной смерти нормально. Но у разных людей эта тревога вызывает разные реакции.

Некоторые исследования демонстрируют, что пожилые люди испытывают меньшую тревогу при мысли о смерти, чем относительно молодые; что люди, имеющие ясную цель в жизни, меньше боятся умереть и что, по словам некоторых пожилых людей, они думают о смерти часто, но с поразительным спокойствием[246].

Э. Кюблер-Росс осуществила систематическое исследование смерти и процесса умирания. Проведя много времени у постели умирающих больных, она выделила в их переживаниях пять этапов: отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие[247].

Отрицание. Человек отказывается принять возможность своей смерти. Узнав о том, что его болезнь смертельна, человек уверяет себя, что это ошибка и диагноз поставлен неправильно.

Гнев. Осознание человеком того, что он действительно умирает, приводит к появлению чувства гнева, обиды и зависти к окружающим. Человек задает вопрос: «Почему именно я?». Фрустрация актуализирует обвинительные реакции, обращенные к врачам, к каким-либо другим людям или к судьбе вообще.

Торг. Человек ищет способы продления жизни и обещает все что угодно в обмен на продление своей жизни. Одни обещают врачам бросить пить или курить, другие, обращаясь к Богу, обещают начать в случае выздоровления праведную жизнь.

Депрессия. Умирающий теряет интерес к жизни, его охватывает чувство безнадежности. Человек горюет о предстоящей смерти и о разлуке с родными и близкими.

Принятие. На последней стадии человек смиряется со своей судьбой и с неизбежностью смерти. И хотя человек не становится веселым, у него в душе воцаряется мир и спокойное ожидание конца.

Данная классификация принимается не всеми специалистами. По мнению Р. Дж. Кастенбаума и П. Коста не все умирающие проходят через каждый из этих этапов, а кроме того, сама очередность этапов может быть иной[248].

В целом, как отмечают авторы, вместе с жизненной мудростью, центральным психологическим новообразованием старости является способность жить более глубокими слоями души, но это лишь возможность, которую человек сумеет или не сумеет реализовать.

Положительные достижения и ценности старости – это область возможного. Освобождаясь от необходимых обязательств перед обществом (в связи с выходом на пенсию), человек вправе распорядиться своей свободой по своему усмотрению[249].

Авторы указывают, что выбор здесь есть всегда и он охватывает важные сферы активности. Причем мелочей при этом не бывает. Так, забота о здоровье может прорасти в ипохондрическую фиксацию на своих старческих недугах, а может высветиться глубоким смыслом борьбы со старением в плане создания положительной жизненной перспективы для молодого поколения[250].

Подводя итог сказанному, подчеркнем, что именно выбором стратегии адаптации определяется хорошо известное отношение пожилых людей ко времени. Размышления о прошлом, столь характерные для стариков, имеют различный смысл: одни люди живут в прошлом, прячась в нем от настоящего и будущего, а другие анализируют свое прошлое, извлекая из него опыт, имеющий смысл для настоящего и будущего. Несомненно, что именно эмоциональная, живая память стариков обеспечивает связь между ушедшими и живущими поколениями.

Поиск по сайту: