В БОЯХ ПОД РУКОВОДСТВОМ С. М. КИРОВА

Г. И. КРАМОЛЬНИКОВ

ПЕРВЫЕ ШАГИ

В Томск Киров приехал с целью подготовиться к поступлению в Технологический институт. Для этого он поступил на общеобразовательные курсы. Эти курсы эпизодически посещали многие из революционно настроенных томских печатников. Бывали там и рабочие — члены большевистской организации, и в частности двое из томского «кружка высшего типа» — Рябов и Иосиф Кононов. Кроме Рябова и И. Кононова в кружок входили: брат Иосифа Егор Кононов, Николай и Анатолий Дробышевы, Григорий Левин и его родич Колико. Все они были печатниками разных типографий. Колико был, кажется, председателем общества книгопечатников и даже жил в помещении общества...

С Кировым меня в середине сентября 1904 года познакомил Иосиф Кононов. Зная мое увлечение математикой, он очень горячо расхваливал Сережу как способного... интересующегося техникой и математикой, и при этом характеризовал его как надежного, революционно настроенного и примыкающего к социал-демократам юношу.

Сережа оказался обаятельным товарищем... Еще в Казани Киров слышал о брошюре Ленина «Что делать?» и очень хотел с ней ознакомиться. Войдя в наш кружок, он весьма обрадовался, когда узнал, что кружковцы занимаются изучением этой брошюры. Кроме того, мы читали Маркса «Манифест Коммунистической партии» и Каутского «Социальная революция». Прочли в кружке статью Ленина из сборника «Экономические этюды» — «Перлы народнического прожектерства»...

Изредка мы с отдельными членами кружка делали вылазки на дискуссионные собрания с эсерами и либералами. Раза четыре я с Сережей Костриковым бывал на собраниях, которые устраивались на Монастырской улице, в доме Чистякова, у помогавшей нам Риммы Чистяковой...

Сережа редко выступал без предварительной подготовки. Мне чрезвычайно нравилось в нем отвращение к пустолейству и революционным погремушкам. Он был очень скромен...

Вспоминается... выступление Сережи... против либерала. Сережа тогда очень увлекся Писаревым... Когда мы в кружке прорабатывали главу из «Что делать?» Ленина—«Может ли газета быть коллективным организатором?»^[3] — и дошли до художественно написанной ленинской страницы, начинающейся словами: «Надо мечтать», всем кружковцам весьма понравилась ссылка Ленина на Писарева. Я достал томик Писарева со статьей «Промахи незрелой мысли», откуда взята Лениным цитата, и кружковцы прочли всю статью Писарева самостоятельно. После этого Сережа попросил меня указать ему наиболее интересные статьи Писарева. Мне самому очень нравился Писарев, и я нередко во время выступлений цитировал его. Особенно мне нравилось, как Писарев изображал либерала в статье «Подрастающая гуманность». Когда я процитировал это место, Сережа пришел в восторг и настоял, чтобы я достал ему статью.

И вот однажды на квартире Чистяковой, когда присутствовавший на собрании либерал (фамилию его я забыл) стал упрекать нас в том, что мы «кормим молодежь «брошюрятиной», не знакомим ее с историей развития русской общественной мысли по Белинскому, Шелгунову, Добролюбову, Писареву, Михайловскому, Сережа взял слово и с задором сказал:

«Нет, нам дают и Белинского. Мы все очень любим его «Письмо к Гоголю», а Писарева так я даже сюда притащил, и мне очень нравится, как он, например, характеризует либералов. Я попрошу разрешения прочесть полстраницы из Писарева...»

Вообще каждое наше выступление в Томске в тот период сопровождалось яростным обличением предательства, измен и соглашательства либералов...

Очень хорошее воздействие оказывал на Сережу чудесный томский большевик, геройски погибший в 1918 году на колчаковском фронте, скромнейший и чуткий товарищ — Александр Михайлович Смирнов. Еще в 1903 году, до II съезда партии, после избиения демонстрантов в Томске 18 февраля, Смирнов настоял на образовании боевого комитета, который должен был в первую очередь служить для организации вооруженных демонстраций. Устав этой организации датирован июлем 1903 года...

Смирнов всегда подчеркивал значение технико-организационных шагов для подготовки восстания, и в партийной учебе товарища Кирова ему должно быть отведено почетное место...

Подкомитет выращивал кадры руководящих работников организации. В нем разрабатывалась программа занятий в кружках, обсуждались темы летучек и собирались материалы для листовок. Участие в подкомитете Сережи, тогда самого юного из всего коллектива, было очень активным. Работе отдавался он с увлечением... Далеко не все так работали над собой, как Киров. Ему... принадлежала мысль о сближении устной и письменной агитации. Он предложил проводить проекты прокламаций сначала через летучки и массовки. Это давало молодым агитаторам готовый набросок речей. Кроме того, возможность внесения поправок самими массовиками делала бы эти прокламации более близкими, понятными.

Пролетарская революция, 1935, N1 5,
с. 73—78.

Г. Д. ПОТЕПИН

РЕВОЛЮЦИЯ НАРАСТАЕТ

В конце 1904 года, когда я начал свою партийную деятельность в городе Томске, мне было восемнадцать лет... Знакомство с С. М. Кировым и другими большевиками имело для меня решающее значение — и я начал принимать активное участие в подпольной партийной работе...

В январе 1905 года Томский комитет РСДРП готовил вооруженную демонстрацию, которая состоялась 18 января.

В демонстрации участвовало до трехсот человек — членов партии, революционных рабочих, служащих, студентов. Демонстрантов охраняла боевая дружина Томского комитета РСДРП... Все мы, дружинники, были разбиты на десятки во главе с десятником и вооружены револьверами.

Участники демонстрации собрались против здания почтамта, па бывшей Почтамтской улице, развернули красное знамя с лозунгом «Долой самодержавие!» и с пением революционных песен направились к центру города.

Впереди колонны демонстрантов, рядом со знаменосцем Иосифом Кононовым, шел Сергей Миронович Киров.

Вскоре появился усиленный наряд полиции и жандармов, а за ними прибыла до зубов вооруженная сотня казаков, которые врезались в колонну демонстрантов.

Дружинники, охранявшие демонстрацию, дали вверх залп из револьверов. От неожиданности ряды казаков дрогнули, но после минутного замешательства они вместе с полицейскими и жандармами начали избивать нас саблями и нагайками.

Силы оказались слишком неравными... Демонстранты рассеялись по ближайшим улицам. Многие из нас были зверски избиты нагайками, ранены пулями и сабельными ударами и заключены в тюрьму.

Сергею Мироновичу Кирову ареста удалось избежать.

Обливаясь кровью, пал смертельно раненный знаменосец Иосиф Кононов, успевший при первом же столкновении сорвать с древка знамя и спрятать его у себя на груди. Сергей Миронович Киров принял меры к спасению знамени. В ту же ночь он пробрался в покойницкую больницы, отыскал труп Кононова и снял с его груди окровавленное знамя.

Это знамя через несколько дней развевалось на новой демонстрации, организованной Томским комитетом РСДРП на похоронах Иосифа Кононова.

Томская вооруженная демонстрация явилась для нас, молодежи, боевым крещением...

Через две недели после январской демонстрации, 2 февраля, состоялось подпольное партийное собрание, на котором обсуждался вопрос о новой демонстрации.

Собрание уже заканчивалось, и мы по два-три человека начинали расходиться, как вдруг неожиданно для всех нагрянули полиция и жандармы. Дом был оцеплен со всех сторон, и скрыться было уже невозможно. Все мы были арестованы и посажены в тюрьму. Среди нас был и Сергей Миронович Киров, который призвал нас к спокойствию и предупредил, чтобы на допросах у жандармов мы отказывались от каких-либо показаний, так как по неопытности некоторые товарищи могли сказать лишнее, что принесло бы партийной организации непоправимый вред.

На допросах жандармы ничего не могли от нас добиться: все сорок семь арестованных держались стойко и категорически отказались от показаний. Жандармы бесились, угрожали, вызывали нас на ночные допросы, но благодаря единодушному отказу от показаний судебного дела им так и не удалось создать. Продержав нас два с половиной месяца в тюрьме, они вынуждены были освободить всех арестованных...

Революционное движение все нарастало.

Летом проходили забастовки железнодорожников, печатников и других рабочих города. В этот период Томский комитет РСДРП поручил мне хранение и раздачу по районам города напечатанных в подпольной типографии прокламаций и различных листовок. Мне предоставили конспиративную квартиру, куда двумя товарищами доставлялась литература и прокламации непосредственно из подпольной типографии. Одним из них был Сергей Миронович Киров, руководивший тогда томской подпольной типографией. Он проявлял много выдумки и инициативы для налаживания печатной агитации.

С. М. Киров приходил на конспиративную квартиру всегда нагруженный до отказа. Он ухитрялся прикреплять прокламации шпагатом к спине и животу, обертывал ими ноги и руки, а чтобы скрыть образовавшуюся «полноту», надевал внакидку широкий плащ. Иногда ему приходилось подолгу кружить с прокламациями по улицам города, чтобы скрыться от шпиков. Приходя ко мне, он весело рассказывал об этом. С. М. Киров давал указания, как распределить принесенную литературу и прокламации, говорил, кто придет за ними, сообщал пароль и предупреждал об осторожности.

Наши прокламации распространялись не только в Томске, а расходились и по другим городам Сибири, проникали в солдатские эшелоны, попадали на далекие поля Маньчжурии, где царское самодержавие вело войну с Японией[4].

В течение лета было организовано несколько крупных массовок, происходивших в лесу, в окрестностях города. На эти массовки участники собирались, тщательно соблюдая конспирацию. От окраины города до места массовки были расставлены пикетчики, которым сообщался пароль. Такая предосторожность вызывалась опасностью провала, так как с нарастанием революционного движения полиция и жандармерия всегда держали наготове вооруженные отряды...

К осени 1905 года еще выше поднялась волна революционного движения. В октябрьские дни развернулась во всю ширь всеобщая политическая забастовка, охватившая почти всю страну^[5].

Остановилось движение поездов по Сибирской железной дороге, прекратили работу почта и телеграф, закрылась многие предприятия и учреждения, вузы и школы города Томска. Рабочий класс под руководством большевиков возглавил борьбу против самодержавия.

В этот период Сергей Миронович Киров... проявил большие организаторские способности, выступал против меньшевиков, социалистов-революционеров и либералов, настойчиво защищал ленинские позиции... призывая рабочих к оружию и готовя их к вооруженному восстанию.

На Тайгинском узле из рабочих депо... была организована большевистская группа, которая возглавила всеобщую забастовку и конфисковала оружие у железнодорожных жандармов.

В это время реакционные черносотенные элементы города, вдохновляемые полицией и духовенством во главе с архиереем Макарием... открыто призывали к жестокой расправе с революционно настроенными рабочими и интеллигенцией.

Создалось крайне напряженное положение. 20 октября Томским комитетом РСДРП в час дня был назначен митинг в здании городского театра...

Черносотенцы напали на участников митинга, угрожали им и делали попытки избивать. Боевая дружина организовала вооруженный отпор, произошла перестрелка, и, хотя черносотенцы отступили, митинг был сорван.

Ободренные покровительством властей, быстро оправившиеся черносотенцы с криками и угрозами стали наступать на дружинников и участников митинга, которые вынуждены были укрыться в здании Управления Сибирской железной дороги, расположенном рядом с театром...

Началось избиение рабочих, интеллигенции и студентов... К вечеру черносотенцы подожгли здание Управления дороги. Прибывшие пожарные пытались потушить начавшийся пожар, но по приказу властей казаки их всех разогнали нагайками.

Осажденные пытались выйти из горящего здания, окруженного черносотенными громилами, казаками и солдатами, но многие из них были зверски убиты у самого выхода...

В числе осажденных находился и С. М. Киров. Благодаря бесстрашию и предприимчивости ему удалось спасти большую группу товарищей и спастись самому, хотя он вышел из горящего здания последним. Эта группа вооруженных товарищей вышла из горящего здания и, отстреливаясь, прорвалась через толпу невольно расступившихся погромщиков.

В результате... кровавой расправы царских палачей погибло несколько сот человек.

Пережив кровавее события в октябре, боевая дружина Томского комитета РСДРП усиленно готовилась к решающим боям с самодержавием.

Рассказы о Кирове, Сборник
воспоминаний. М.. 1976,
о. 62—67.

М. К. ВЕТОШКИН

В СИБИРСКОМ ПОДПОЛЬЕ

Впервые я узнал о Сергее Мироновиче в 1905 году. Киров уже тогда, будучи еще совсем молодым человеком, занимал видное место среди партийных активистов Томской организации. Он вел большую работу среди типографских рабочих.

После летней общесибирской партийной конференции (1905 г.), где наметился раскол большевиков и меньшевиков в Сибирском союзе, товарищ Киров переходит на работу в Тайгинскую организацию. Это было не случайно. После конференции мы, большевистская молодежь того времени, чтобы успешнее бороться с меньшевиками, должны были обеспечить свое влияние в наиболее крупных рабочих центрах Сибири и Забайкалья.

В конце 1905 года Киров вновь появляется в Томске и организует здесь местных рабочих. В течение года он выполняет наиболее опасную, ответственную работу и держит связь с подпольной типографией от имени Томского комитета партии. После провала типографии комитет поручает ему организовать новую.

Работа в подпольной типографии того времени была самым тяжелым участком нашей революционной деятельности. Товарищу, державшему связь с типографией и руководившему ею, предъявлялись самые строгие требования: выдержанность, революционная смелость и находчивость, преданность делу. На этот участок ставили самых надежных товарищей. Таким был Киров.

Арест в 1906 году надолго вырвал пламенного революционера и неутомимого организатора товарища Кирова из наших рядов. Суд приговорил его к трем годам крепости...

Товарища Кирова не сломили тяжелые условия тюремной жизни. Тюремную камеру он превратил в необходимый для революционера университет. Здесь за три года Киров пополнил свои теоретические познания, основательно изучил произведения Маркса и Ленина.

Старые сибирские большевики всегда гордились тем, что из их среды, из сибирского подполья, вышел выдающийся организатор рабочего класса.

Правда. 1934, 4 декабря.

Б. 3. ШУМЯЦКИЙ
ВСТРЕЧИ В ТОМСКЕ

Впервые я встретился с Сергеем Мироновичем в период.., сибирской железнодорожной забастовки осенью 1905 года. Сергей Миронович входил тогда в состав основного ядра Сибирского союза РСДРП, руководившего забастовкой. Я приехал в Томск по делам железнодорожной забастовки. На этой почве и установилось наше знакомство. Встреча произошла на квартире одного радикального интеллигента. Сергей Миронович выслушал мое сообщение «с мест» и по заданию сибирского центра дал через меня нашей Красноярской партийной организации ряд конкретных директив.

Помню его молодым, бодрым, жизнерадостным человеком. Во всех его поступках, словах и движениях сквозила спокойная уверенность, черта, которую было удивительно видеть в столь молодом профессиональном революционере и которая стала столь знакома всем нам, работавшим с ним позже, и особенно в последние годы его блестящего революционного пути.

По поручению Красноярской большевистской организации я привез на обсуждение с товарищем Кировым проект устава профессионального союза железнодорожных рабочих и служащих. По вопросу о формах организации железнодорожного пролетариата тогда происходила борьба между большевиками, державшими курс на создание боевых классовых организаций, и меньшевиками, эсерами и либералами, старавшимися построить организацию по профессиональному принципу, сотрудничать с предпринимателями.

В результате тщательного обсуждения этого вопроса под непосредственным руководством Сергея Мироновича был выработан типовой проект устава профессионального союза рабочих и служащих сибирских железных дорог, вошедший затем в обиход... наших революционных сил в Сибири.

Основным содержанием этого устава были: формулировка задач профессионального союза как организации боевых сил пролетариата для отстаивания рабочими своих классовых интересов и повседневных нужд; запрещение принимать в союз представителей капиталистической администрации; ориентировка работы и борьбы профессионального союза на различные формы экономической, политической и всеобщей стачки и на связь профессионального союза с другими революционно-классовыми организациями пролетариата.

Уже в этой нашей работе мы, молодежь сибирского партийного подполья того периода, встретили в Сергее Мироновиче выдержанного большевика, блестящего организатора, который умело складывал наши в то время еще слабые силы...

Примерно в то же время (начало 1905 года) в Томске вышел один из номеров «Сибирского социал-демократического листка»... В Томской партийной организации значительное влияние имели тогда меньшевики. Но здесь были Сергей Миронович и оборудованная им лучшая, чем в других подпольных организациях, нелегальная подпольная типография. Названный выше номер был составлен из статей, блестяще защищавших во всех вопросах большевистскую линию. Мы, знавшие томскую социал-демократическую организацию, вначале удивились этому обстоятельству. Позже стало известно, что почти весь номер был составлен Сергеем Мироновичем.

Следующая наша встреча с ним произошла тоже в Томске в начале 1906 года, после моего побега из красноярской тюрьмы. Я заехал в город за явками и на явочной квартире встретился с Сергеем Мироновичем. Темой нашей беседы тогда служили опыт только что разгромленного царским правительством вооруженного восстания красноярских рабочих и практика работы первого в Сибири Красноярского Совета рабочих и солдатских депутатов. Сергей Миронович дал мне направление на новое место партийной работы и сформулировал ее задачи, в частности предложил широко ставить дело в военных гарнизонах.

После разгрома Сибирского союза РСДРП и провала Томской партийной организации Сергей Миронович попадает в тюрьму. В это время в тюрьмах Сибири... создаются исправительные арестантские отделения в виде тюремных мастерских.

Сергей Миронович использует это обстоятельство. Сидя в тюрьме, начинает организационную работу в мастерских. С помощью инструктора тюремной мастерской Ивана Кочергина он поддерживает связь с подпольным большевистским комитетом. Перед 1 Мая 1909 года Кочергин передал нам текст листовки, написанной Кировым в тюрьме. Листовка была напечатана и распространена среди рабочих Томска.

Правда, 1934, 5 декабря,

М. А. ПОПОВ

НЕУЛОВИМАЯ ТИПОГРАФИЯ

В один из майских дней 1906 года к небольшому необитаемому дому на окраине Томска подошла группа рабочих с инструментами. Они приступили к ремонту. Новый домовладелец, который только что купил этот дом, по-видимому, решил заново отделать старое, заброшенное «владение». И только немногие знали, что «новым домовладельцем» был Томский комитет Российской социал-демократической рабочей партии, а «строительными рабочими» — члены этой партии Киров, Решетов, Шпилев и Попов.

Они устраивали здесь подпольную типографию. Быстро вскрыли пол в заброшенном доме и стали рыть глубокий подвал по всей площади здания. Работа была трудная. Предстояло извлечь огромную массу земли и укрепить своды подвала кирпичными столбами.

Целыми днями трудились в доме «строительные рабочие», и у соседей эта работа не вызывала никаких подозрений. Очевидно, новый домовладелец был хороший хозяин и готовил для зимнего хранения овощей подполье — необходимую принадлежность каждого сибирского дома.

На дворе росли кучи земли. По вечерам «землекопы» отдыхали на дворе и пели русские крестьянские песни. У Сергея Мироновича Кирова — Сережи Кострикова — был чудесный тенор.

Но вскоре от такого шумного отдыха пришлось отказаться. В соседнем дворе жили извозчики, большие любители пения. Они слушали нас, рассевшись на заборе, затем вступали в разговор, начинали интересоваться, кто мы и что мы здесь делаем. И «вечерние концерты» были прекращены.

Работа шла — тяжелая, торопливая работа. Через неделю после ее начала Сережа Костриков в кровь сбил себе руки. Раны кровоточили, болели, он целые ночи не мог уснуть. Но никакие уговоры товарищей не могли его заставить отдохнуть. Он обматывал израненные руки тряпками и снова брался за лопату.

Наконец через полтора-два месяца подпольная (в буквальном смысле этого слова) типография была сооружена на славу: стены были обшиты деревом, над потолком насыпали слой глины толщиной больше метра.

Потайная дверь была нашей гордостью. Когда для осмотра и «приемки» помещения явились наши партийные товарищи, они в течение двух часов не могли найти потайную

дверь в типографию. Не могли, хотя тщательно разыскивали и знали, что под домом имеется выстроенное нами помещение!

Сережа Костриков с огромной изобретательностью устроил здесь тайную электрическую сигнализацию, вентиляционное оборудование, предусмотрел каждую мелочь, для того чтобы обеспечить успешную работу типографии. Установили «внутренний распорядок». В верхней части дома должны поселиться люди, непосредственно не работающие в типографии. Какие-нибудь «благонадежные», какое-нибудь «серьезное» семейство, которое могло бы создать картину тихого мещанского благополучия. В части дома, связанной с типографией, должны были жить сами «типографщики». В случае появления полиции они должны были по сигналу скрыться в типографии и не выходить из нее, пока не минует опасность.

Оборудование было готово. Однажды тихим летним вечером приехал к нам из Питера товарищ, привез газеты, новости столичной жизни. Сделал нам интересный доклад. На рассвете легли спать. Но рано утром нас разбудил Сергей Миронович:

— Полиция! Дом окружен!

Сергей Миронович с яростью глядел на лица полицейских. Через несколько дней типография должна была приступить к работе. Утренний визит опрокидывал все расчеты.

— Что вы тут делаете? — грубо спросил полицейский чин.

— Работаем на ремонте.

— Кто вы такие?

На этот вопрос мы отказались отвечать, причем особен- рую «дерзость» по отношению к полиции проявил Сергей Миронович.

На обыск пригнали целый взвод солдат. Весь день они рылись в доме. Вскрыли пол над типографией, выкопали яму в аршин и все-таки типографии не нашли!

— Странно,— цедил сквозь зубы жандармский офицер.— Хорошо спрятали концы в воду господа «ремонтные рабочие»!

Киров, Шпилев и я были арестованы. Ни охранка, ни жандармское управление, ни суд не могли предъявить нам обвинения из-за отсутствия улик. После годичного тюремного заключения Шпилев и я были освобождены, а Сергей Миронович остался «досиживать»; по другим делам его революционной работы он был приговорен к трем годам крепости.

Тем временем подпольная типография работала. И только в 1909 году произошел провал — в буквальном смысле этого слова. «Подозрительный дом» был заселен городовыми и семьей письмоводителя полицейского участка. Однажды городовой, проживавший в нижнем этаже, почувствовал «землетрясение». Это обвалился потолок в подпольной типографии; затем рухнула печь, и весь дом получил значительную осадку. Вызвали пожарную команду, разобрали все здание и... нашли то, что безуспешно искали четыре года назад. Полиция наконец получила «вещественные доказательства».

Рассказы о Кирове. Сборник
воспоминаний. М., 1976,

С. 73—75.

Т. М. РЕЗАНОВА

ПОД РАЗНЫМИ ПСЕВДОНИМАМИ

С именем Сергея Мироновича Кирова связано революционное движение на Тереке.

Весной 1909 года в Томске была обнаружена нелегальная типография, в оборудовании которой Киров принимал непосредственное участие. Преследуемый царской жандармерией, он переехал на партийную работу во Владикавказ.

Во Владикавказе и в Терской области Киров, несмотря на свое нелегальное положение, быстро установил связи с отдельными партийными работниками и рабочими.

Местная социал-демократическая организация была разгромлена царской полицией в 1906—1907 годах. В труднейших условиях Северного Кавказа, где революционное движение имело форму национально-освободительной борьбы с самодержавием, в этой колонии царской России Киров кропотливо налаживал партийную работу. С присущим ему талантом партийного организатора и конспиратора он организовал забастовки и массовки рабочих в Терской области.

Ведя нелегальную партийную работу, Сергей Миронович использовал и легальные возможности, сотрудничая во владикавказской демократической газете «Терек» под псевдонимом С. Миронов. В редакции «Терека» кроме Кирова работали еще два сотрудника, находившихся на нелегальном положении. Один из них бежал из петербургской тюрьмы, другой был с броненосца «Потемкин». В редакции работала Мария Львовна, будущая жена Кирова.

Редактор-издатель С. И. Казаров сочувственно относился к революционному движению. В 1905—1906 годах он давал местной социал-демократической организации возможность печатать нелегально в своей типографии прокламации, оказывал ряд услуг.

Сотрудничая в легальной печати, Сергей Миронович сумел использовать ее для разоблачения жестокого угнетения царскими чиновниками народов Северного Кавказа.

В статье «К изучению Кавказа» он подверг острой критике столичную прессу, рассматривавшую Кавказ как «страну абреков». По этому поводу он заявлял: «Между тем, если смотреть на Кавказ открытыми глазами, без всякого предвзятого мнения, то мы найдем в нем много элементов совершенно мирной культурной работы... И вместо того, чтобы по возможности возделать непочатую кавказскую ниву, чтобы по мере сил содействовать произрастанию на ней здоровых зерен культурной жизни, интересующаяся Кавказом столичная пресса преподносит своим наивным читателям обширные повести «В стране абреков» и проч.».

В статье «К заседанию городской думы» Киров едко клеймил членов земельной комиссии, внесших предложение о лишении арендного права всего ингушского народа.

Во время своего путешествия по горам Сергей Миронович близко изучал быт и психологию горцев, загнанных царизмом в дикие горные ущелья. В августе 1910 года он побывал на вершине Казбека. В глубоко содержательной своей статье «Восхождение на Казбек» он пишет: «Царственный Казбек молча провожал нас, как бы сожалея, что он не поведал нам всего, таящегося в холодной глубине льдов и снега и мрачных ущельях, куда едва проникает луч солнца...»

В своих статьях Киров уделял большое внимание детям бедноты. Испытав в детстве все невзгоды приютской жизни и капризы «благотворителей», он внимательно наблюдал за состоянием владикавказского приюта, где ему по обязанности корреспондента приходилось бывать. В своей статье «Наши благотворители» он описывает безотрадную картину антигигиенического состояния приюта, эпидемические заболевания среди детей и отсутствие внимания к приюту со стороны «досужих благотворителей»... Сергей Миронович пишет: «Согласитесь, господа «благотворители», что носить только имя благотворителя мало, нужно хоть сколько-нибудь делать... Можно, конечно, играть в благотворительность, но для этого нужно избрать какой-нибудь другой объект, а не детей-сирот.

Они нисколько не повинны в существовании у вас такой потребности».

...Сергей Миронович все время не прерывал связи с рабочими, подготавливая из них будущие революционные кадры.

Он создает крепкий актив из рабочих Владикавказской железной дороги, типографий, серебросвинцового завода, а также из рабочих Грозного, станции Минеральные Воды и других районов Терской области.

В августе 1911 года жандармерия после двухлетних поисков вновь арестовала Кирова по делу томской подпольной типографии.

Незадолго до ареста, в июле 1911 года, Киров побывал вторично на вершине Казбека и затем — на вершине Эльбруса.

Как истый журналист, он не мог не описать своих впечатлений в газете...

Во время предварительного заключения во владикавказской тюрьме Киров пишет Марии Львовне Кировой письмо (28 сентября 1911 года), исключительное по своему глубокому содержанию, с характеристикой типов заключенных и тяжелых условий в тюремном застенке. При этом Сергей Миронович скромно замечает о себе: «Когда попробуешь охватить весь этот ужас, твое собственное горе кажется каплей в море, и делается стыдно за себя, что дерзаешь сетовать на судьбу свою...»

4 ноября 1911 года Киров был привезен в Томск и заключен в тюрьму. 16 марта 1912 года он был оправдан судом: главный свидетель обвинения, полицейский пристав, не узнал Кирова. Весной 1912 года Сергей Миронович возвратился во Владикавказ и начал работать в той же редакции, но писал уже под другими псевдонимами: Киров, Смирнов, С. К., Сер-Ми и Твердый Знак.

При сопоставлении статей из центральной большевистской печати, например из газет «Пролетарская правда» и «Путь правды» за 1914 год, со статьями Сергея Мироновича в «Тереке» можно убедиться в том, как умело он проводил линию партии в легальной печати, в условиях царской цензуры, когда преследовалась каждая строка свободной мысли...

Весной 1914 года на резиновых фабриках Петербурга по вине администрации произошло массовое отравление рабочих и работниц. «Путь правды» и «Терек» в одном и том же месяце поместили корреспонденции и разоблачительные статьи о массовом отравлении рабочих и работниц питерских фабрик «Треугольник», «Проводник» и «Лаферм». Громким голосом протеста звучат статьи Кирова «Большой запрос» и «Трагический случай», направленные против членов Государственной думы, не сумевших дать ответ на запрос о причинах массового отравления рабочих.

Сильно доставалось в статьях Кирова партии кадетов и октябристам. Едкой иронией проникнута его статья по адресу так называемой народной партии. Приведем несколько характерных строк: «Здесь есть немножко от умеренного прогрессизма, немножко от национализма, есть нечто и покойное мирнообновленческое, и, пожалуй, всего меньше демократического, хотя слово «народ» склоняется часто»[6]

Замечательная статья Сергея Мироновича «Работные дома» представляет огромный исторический интерес своей резкой критикой Государственной думы, принявшей законопроект о работных домах в России.

Много писал Киров о положении рабочего класса, о необходимости введения закона о страховании рабочих, о борьбе с проституцией, об общественном воспитании детей, о борьбе с пьянством и т. д.

Статьи Сергея Мироновича за 1912 год, несмотря на их резкий тон, направленный против политики царизма, все же печатались, хотя систематически подвергались штрафам. Статьи сознательно пропускались в печать цензором генералом Чернозубовым, так как... он был в плохих отношениях с генерал-губернатором, начальником Терской области Флейшером. В 1915 году Чернозубов уехал из Владикавказа, и цензура, очутившись в цепких руках полицмейстера, сделалась очень строгой.

С июля 1912 года, через два месяца по возвращении Кирова из тюремного заключения в Сибири, в «Тереке» появляется ряд его статей: «По пути интендантства», «Еще Панама», «Простота нравов», «Нельзя верить» и др.

В этих статьях он смело разоблачает взяточничество представителей городских самоуправлений, нравы большинства депутатов черносотенной Государственной думы, процветающие среди них прислужничество, интриганство и т. п.

Несмотря на административные репрессии, которым подвергался за свои статьи в «Тереке» Киров, он продолжал резко критиковать злоупотребления царских чиновников.

В связи с ревизией Одесского университета, обнаружившей хищения денежных сумм и имущества, Киров в статье «Альма-матер» пишет следующее:

«Насаждая черносотенное благонравие, прославленный ректор в самый короткий срок храм науки обратил в вертеп лиходеев и достиг того, что число городовых значительно превосходило количество слушателей. От прежнего когда-то высоко стоявшего университета не осталось и следов».

Киров следил по прессе и за жизнью Сибири. Наиболее яркие события он всегда отмечал в своих статьях. Глубокой грустью проникнуты строки его статей о положении сибирских крестьян и переселенцев. «Безысходная нужда,— пишет он,— хроническое недоедание заставляют крестьянина бросить свой клочок земли и искать счастья где-нибудь на чужбине...»

В статье «Торжество Сибири» он приветствует открытие Томского народного университета в следующих словах:

«И какое совпадение: когда вы едете в Томск со станции железной дороги, первыми вы видите обширные постройки, обнесенные высокими заостренными «палями» (бревнами) и каменными стенами. Это старая томская тюрьма. Миллионы людских страданий скрыты там, за этими деревянными стенами.

Это памятник старой Сибири.

А дальше видно обширное, стройное каменное здание народного университета...»

Сергей Миронович был всесторонне образованным и культурнейшим человеком. В своих литературных критических статьях он воспитывал в читателе любовь к лучшим писате- лям-свободолюбцам. Особенно восторженно писал он о творчестве М. Горького. Вот одно из его высказываний: «...наш соотечественник, Горький, горячо верит, и этой верой пылают все его произведения последних лет, и особенно «Исповедь»,—что «так было», но скоро «так не будет». Замечательны его статьи, посвященные памяти В. Г. Белинского («Великий искатель») и Л. II. Толстого («Забытая могила»)».

В «Тереке» от 25 февраля 1914 года целая полоса была посвящена памяти Т. Г. Шевченко. Здесь были помещены статьи «Жизненная драма Шевченко», «Певец злой доли», «Идеалы Шевченко». Поэзии Пушкина и Лермонтова в газете уделялось много места. Газета писала о творчестве певца осетинской бедноты, борца за свободу горских народов Коста Хетагурова. В связи с двадцатипятилетием со дня смерти великого сатирика Салтыкова-Щедрина (27 апреля 1914 года) в «Тереке» был помещен ряд статей.

Как умел Киров высоко ценить и чувствовать красоту природы! Достаточно прочесть выдержку из его письма из томской тюрьмы к Марии Львовне Кировой (6 ноября 1911 года):

«...Что если бы перед его (Лермонтова) взорами раскинулась подавляющая своим величием, божественно спокойная, необъятная панорама, которую приходилось видеть немно- гим счастливцам, достигавшим вершины царствующего над горами Кавказа гиганта! Какие звуки услышал бы художник-гений среди этой мертвой тишины? Какие тайны природы открыл бы его проникновенный взор?..»

Киров воспитал замечательные кадры революционного студенчества из горской молодежи, сотрудничавшей в «Тереке». В годы гражданской войны на Тереке они показали себя подлинными народными героями, сражаясь в первых рядах большевиков под руководством незабвенного Серго Орджоникидзе.

Среди них необходимо вспомнить Асланбека Шерипова, Т. Гибизова, юного Георгия Цаголова, Георгия Ильина, погибших смертью храбрых в борьбе с деникинскими бандами, и Гапура Ахриева.

По совету Кирова А. Шерипов поместил в газете «Терек» в 1916 году ряд переводов народных чеченских легенд, отредактированных Сергеем Мироновичем.

Исключительное внимание уделял Киров в своих статьях положению рабочего класса. Его боевые статьи воспитывали рабочую массу в революционном духе. Со всей остротой вскрывал он сущность эксплуатации рабочих при капитализме. Несмотря на административные репрессии, ему все же удавалось проводить в своих статьях мысль о неизбежности революции.

Рассказы о Кирове. Сборник
воспоминаний. М., 1976,
с. 75—82.

Г. П. СОЛДАТОВ
ВО ВЛАДИКАВКАЗЕ

В 1910 году, еще подростком, я поступил в типографию Казарова во Владикавказе. Там я познакомился с С. М. Кировым. Он работал в газете «Терек», которую издавал хозяин типографии. Вскоре мне пришлось слушать горячую речь Кирова на массовке.

В 1912 году мы объявили забастовку, требуя прибавки жалованья. Киров учил нас, как нужно бороться за повышение заработной платы... Сергей Миронович говорил: «Не идите на удочку хозяина, держитесь крепко, а кому нужна денежная помощь,— поможем».

В результате трехдневной забастовки мы добились своего.

После этой забастовки Сергей Миронович узнал меня ближе. Он стал давать мне разные поручения, посылал меня относить свертки с набором на нелегальную квартиру. Над

Тереком, в маленькой глухой улочке, жил приезжий товарищ. Знали мы его как Алексея Павловича, фамилии не помню. Он часто бывал в типографии. Однажды Сергей Миронович дал мне набор, завернутый в бумагу, и сказал:

— Этот пакет надо отнести Алексею Павловичу.

Я отнес. После этого, когда нужно было, он говорил мне в типографии: там-то (обычно под реалом[7]) тебе есть пачка, нужно снести. И я уже знал, куда относить. Это обыкновенно был ручной набор — квадратов на шесть — для нелегальных листовок.

Летом 1912 года мне пришлось нести газету «Терек» на разрешение к полицмейстеру Иванову, который был одновременно и цензором. В этом номере была статья С. М. Кирова о самоуправстве владикавказских властей, о полицмейстере, который избивал арестованных рабочих, и о начальнике области, наказном атамане^[8]. Полицмейстер вычеркнул «крамольные» места из этой статьи и отдал мне номер.

Когда я вернулся в типографию, там были товарищ Киров и редактор Спичкин. По приказанию Спичкина я стал выбрасывать из набора зачеркнутые цензурой места (я тогда был помощником метранпажа^[9]). Сергей Миронович ушел. Затем ушел и Спичкин. Но вскоре Сергей Миронович возвратился и говорит мне:

— Давай поставим обратно этот материал.

Часть выкидок уже пошла было в гарт ^[10], но мы быстро набрали выкидки снова, заверстали и сейчас же пустили полосу в печать. В те времена распоряжение печатать по исправлении корректуры давал метранпаж или его помощник. Прямо из-под машины часов около четырех-пяти вечера газета шла ожидавшим тут же газетчикам, а к шести часам она уже была на станции, так как в это время отходил поезд, с которым она попадала к иногородним подписчикам. Так было отпечатано 2—3 тысячи экземпляров, и газетчики уже кричали по всему городу: «Терек» на завтра!» (газета выходила завтрашним числом). И только часов в семь-восемь вечера полиция разобралась, в чем дело, и городовые бросились пб городу ловить мальчуганов-газетчиков. Машину остановили, и номер опять переделали, но уже без меня. Сергей Миронович предупредил меня:

— Домой не ходи!

На другой день меня вызвали в полицию для объяснения. Просидел я в участке с девяти часов утра до четырех-пяти часов дня. Объяснение началось с того, что я получил поще чину. Но я твердил одно: что просто спутал материал. Так же я объяснил дело и Спичкину: торопился, мол, бежать домой и спутал, поэтому так получилось. Но редактор понял, что это дело Кирова, и напечатал против него статью «Человек без шляпы». Мироныч тогда один только ходил во Владикавказе без головного убора. Статья редактора была просто гнусным доносом. В тот же вечер Кирова арестовали в городском саду. Через месяц Мироныч появился рано утром в типографии. Мы его все обступили, спрашиваем:

— Ну как, Мироныч, что-то будто изменился?

Мироныч ответил нам:

— Нет, друзья, не изменился. Для нас тюрьма — привычное место. Там нас было много, и мы хорошо провели этот месяц.

Однажды владелец типографии и газеты Назаров праздновал двадцатилетие типографии. Сотрудники редакции и конторы гуляли у него на квартире, а нас, рабочих, часов в восемь вечера, после выпуска номера, он послал в дешевый ресторан. Но, смотрим, Мироныч явился к нам. Стал провозглашать тосты.

— Приятно рабочему человеку после работы погулять па свои деньги,— так начал он.

Тут некоторые говорят Миронычу, что мы, мол, гуляем сегодня на хозяйские деньги, но Мироныч убедительно объяснил, что все эти деньги, все богатство Назарова созданы рабочим трудом и все, что мы сегодня здесь пьем и едим,— все это куплено на рабочие деньги, а не на хозяйские. Ночыо, часов в одиннадцать-двенадцать, пошли мы все на квартиру к хозяину и там стали качать Кирова с возгласами:

— Ура нашему Миронычу! Ура!

А хозяин бесился, что в день его юбилея рабочие не ему воздают честь, а Кирову. На другой день мы по предложению Сергея Мироновича не явились на работу.

Можно много рассказать про нашего Мироныча. Рабочие его очень любили и уважали. Всюду он вносил оживление и организованность. Любимым его словечком было «братцы» да еще «поскорее, поскорее»: все любил по-боевому. Другие сотрудники редакции тогда с типографскими рабочими ничего общего не имели. Боялись за талер^[11] взяться — руки запачкать. А Киров, как приехал во Владикавказ, стал устраивать маевки, вести пропаганду среди рабочих. Давал он газетным наборщикам и нелегальные книжки, только предупреждал: «Читайте, но так, чтобы какая-нибудь сволочь не заметила».

Был у нас метранпаж Турыгин, человек больной, туберкулезный. Мироныч его жалел, часто помогал ему, за него верстал под предлогом, что хочет подучиться этому делу. Киров умел набирать, хотя не очень быстро, а верстал хорошо. Заголовки сам набирал. С рабочими очень дружил, особенно с Перепелкиным. Перепелкин тоже участвовал в революционном движении. Был после 1905 года сослан в Сибирь. А вот с редактором и его заместителем Мироныч ругался, потому что они часто не помещали его материал. Рабочие звали Кирова просто Мироныч или Сибиряк: говорили, что он бежал из Сибири как политический.

Вскоре меня забрали на войну. Товарищи провожали меня. Сергей Миронович тоже пришел, стал по-большевистски разъяснять причины войны и какие ее последствия. Слушали мы долго его. На прощанье Мироныч сказал мне:

— Делай то, что я тебе говорил.

Рассказы о Кирове. Сборник
воспоминаний. М., 1976,
с. 85—88.

ЕГО ЛЮБИЛИ, ЗА НИМ ШЛИ

Мало кого так любили и уважали в рабочей среде и в партии. Его слову всегда верили. За ним шли...

В. ЭЛ ЕРДОВ

В БОРЬБЕ ЗА СОВЕТСКУЮ ВЛАСТЬ

Первый раз я встретился с Сергеем Мироновичем Кировым после моего возвращения из ссылки, в конце мая 1917 года, в президиуме Владикавказского Совета рабочих и солдатских депутатов. Совет существовал уже два месяца, и на его заседаниях, проходивших, как мне помнится, два раза в неделю, выступали лидеры и лучшие ораторы всех фракций. Когда я расспросил о лидерах фракции, мне указали на Сергея Мироновича...

В Совете тогда было немало хороших ораторов: М. Орахелашвили, позже Н. Буачидзе^[12]. Но никто, конечно, не мог идти в сравнение с Сергеем Мироновичем.

Товарищ Киров очень серьезно относился к своим выступлениям. Он каждый раз тщательно и глубоко изучал всякий вопрос, по которому ему приходилось выступать.

Сергей Миронович Киров совместно с товарищами Буачидзе и Орахелашвили провел ожесточенную и длительную борьбу с терской и юго-восточной контрреволюцией, которая открыто подняла голову после июля 1917 года^[13].

После июльских дней контрреволюционное казачество и горские помещики окончательно убедились, что Временное правительство не сможет защитить их от поднимавшейся революционной волны. Они начали усиленно перекочевывать на Северный Кавказ, стремясь использовать — и в первый период не безрезультатно — против Советов национальные горские части. Летом 1917 года был созван... съезд горцев и казаков и заключен договор между представителями верхушки казаков... и представителями горских помещиков и буржуазии...

Главари казаков одни не могли сладить с горцами и начали искать союзников в среде иногороднего населения области и солдат из проходящих с фронта эшелонов. Для этой цели они назначили 25 января 1918 года съезд в Моздоке, куда пригласили представителей иногороднего населения... К этому времени наметился во Владикавказе так называемый «социалистический блок» из представителей различных партий — от большевиков до эсеров включительно. Я был командирован в Моздок для выяснения возможности и целесообразности участия в съезде. Затем выехал в Пятигорск, так как там легально существовал Совет и жил Сергей Миронович. Я изложил ему положение вещей. Он считал, что надо принять участие в съезде, и сам возглавил пятигорскую группу по подготовке к нему. Владикавказскую группу возглавлял товарищ Буачидзе.

В Моздоке окончательно выяснилось, что казачество хочет расправиться с горцами, для чего предполагает привлечь на свою сторону все иногороднее население и грозненских рабочих, представители которых присутствовали на съезде, эта карта была бита искусной политикой большевиков, имевших таких представителей, как Киров и Буачидзе. С кабардинской и осетинской делегациями была проведена огромная агитационная работа. По вопросу о предполагавшемся выступлении кабардинцев и осетин против ингушей и чеченцев было поручено выступить Сергею Мироновичу.

Когда Киров говорил, у него на глазах были слезы. Его речь создала перелом в настроении съезда, немедленно было принято решение послать делегацию в Чечню и Ингушетию для ведения мирных переговоров. Переговоры эти увенчались успехом, и уже на Пятигорский съезд (в феврале месяце) ингуши и чеченцы прислали своих представителей. На этом съезде была провозглашена Советская власть.

Товарищ Киров не занял в новых органах власти никаких официальных постов. Он редактировал газету «Народная власть», но фактически был политическим руководителем большевиков Терека.

В мае 1918 года Терский Совнарком решил установить связь с центральной властью и получить военное снаряжение, промышленные товары.

В качестве делегата в центр был избран Сергей Миронович, который обратился ко мне с просьбой дать ему в помощь несколько продовольственников...

Как известно, Сергей Миронович отлично выполнил свою миссию, но обратно пробраться во Владикавказ не мог, так как мы уже были отрезаны от центра. Он остался в Астрахани, и славная оборона этого города связана о его именем...

Товарищ Киров вернулся в Терскую область в 1920 году уже как член Кавбюро ЦК РКП (б)[14] и провел огромную работу по борьбе с оппортунистами во время профсоюзной дискуссии...

Сергею Мироновичу приходилось выступать на митингах и собраниях по нескольку раз в день, и благодаря его энергии, его теоретической подкованности и непримиримости партийная организация пошла по правильному, ленинскому пути.

Помню один эпизод, характеризующий Сергея Мироновича как чуткого и отзывчивого товарища, ценившего преданных людей. Во Владикавказе комиссией по чистке, состоявшей в большинстве из военных, был исключен из партии преданный товарищ, герой, имевший два ордена Красного Знамени и проделавший большую работу по организации Красной Армии в Терской области — товарищ Беленкович... При встрече со мной он сказал, что его исключили из партии как «ненужный, лишний элемент». В тот же день я сообщил об этом Сергею Мироновичу; он страшно возмутился, и мы пошли в комиссию... Члены комиссии приняли нас очень грубо. Нам заявили, чтобы мы не вмешивались не в свои дела. Так как благодаря этому факту выяснились и другие «художества» комиссии, она была расформирована. Товарищ Беленкович был, конечно, восстановлен в партии.

В это же время произошло инспирированное грузинскими меньшевиками восстание в Чечне. Сергей Миронович был одним из противников... подавления восстания, в особенности в горских районах, считая местную бедноту нашим естественным союзником. Под его руководством восстание было умело ликвидировано.

Ранней весной 1921 года красные части, опять-таки под руководством Кирова, пошли на помощь восставшим против меньшевистского правительства рабочим и крестьянам Грузии.

Момент был серьезный, надо было действовать быстро. Недолго думая, Сергей Миронович сел на лошадь и поехал вместе с красными частями к Мамисонскому перевалу, организуя по дороге помощь местному населению подводами и продуктами, воодушевляя личным примером красноармейцев. Переход через Мамисонский перевал в условиях зимнего времени, при глубоких снежных заносах, представлял большие трудности... Но переход этот был совершен.

Отправляясь с частями к Мамисону, Сергей Миронович дал нам указания приготовить и держать наготове деревянный мост через Терек. Он предугадал, что меньшевики при отступлении взорвут имевшийся мост через Терек и что необходимо держать наготове другие мосты, чтобы смогла пройти наша артиллерия.

Меньшевики при отступлении действительно взорвали мост, но благодаря предусмотрительности Сергея Мироновича. наша артиллерия в ту же ночь перешла Терек и оказала содействие наступавшим частям.

Красная летопись, 1936, N1 1,
о. 68—72.

С. А. ТАКОЕВ

ПРОТИВ КОНТРРЕВОЛЮЦИИ НА ТЕРЕКЕ

К началу 1918 года контрреволюция в Терской области становилась все... сильнее. Верхи казачества и горских национальностей объединились и образовали Терско-Дагестанское правительство. В начале января 1918 года начались во Владикавказе столкновения между ингушами, с одной стороны, и казаками и осетинами — с другой.

Положение было такое, что население каждой казачьей станицы, каждого чеченского и ингушского аула сидело в окопах. Так было и в пограничных осетинских и ингушских селах.

В начале января 1918 года так называемый Революционный комитет казаков Терской области в Моздоке разослал воззвание к народностям Терской области о командировании своих делегатов на съезд в город Моздок. Воззвание это было разослано по всем селам и станицам, за исключением ингушей и чеченцев, которые в этом документе именовались «антигосударственным элементом». На съезде были делегаты от Осетии, Кабарды, от иногородних, терских казаков, общественных организаций. Не было чеченцев и ингушей.

На этот съезд приехал и Киров.

В это время вокруг Грозного и на Сунженской линии происходили кровавые схватки между казаками, с одной стороны, и ингушами и чеченцами — с другой. В Моздок прибывали все новые и новые казачьи сотни и полки, которые направлялись на Грозненский и Сунженский фронты...

Казачьи верхи готовились к... наступлению на Чечню и Ингушетию...

Нужно было во что бы то ни стало сорвать задуманную казачьими верхами авантюру и дать отпор сторонникам наступления. Но трудно было предвидеть, за что проголосует большинство съезда.

В решающий момент в невероятно напряженной обстановке взял слово Киров. Сергей Миронович говорил с исключительным подъемом. Он громил затею казачьих контрреволюционных верхов. Утверждал, что они хотят под видом борьбы за интересы всего казачества отстоять свое привилегированное положение. Призывал трудовые казачьи массы, в частности бывших фронтовиков, которых на съезде было значительное количество, совместно с трудящимися горских народностей дать по рукам контрреволюционным казачьим верхам. Речь Кирова произвела колоссальное впечатление на участников съезда. Предложение о наступлении было отвергнуто...

В феврале открылся съезд в Пятигорске. Большинство его делегатов шли уже за большевиками. Однако представители от ингушей и чеченцев отсутствовали — еще продолжалась схватка между ними и казаками...

По предложению Кирова в Чечню и Ингушетию были посланы делегаты с наказом обязательно добиться приезда на съезд представителей этих двух народностей. И действительно, через несколько дней после открытия съезда прибыли делегаты от ингушей в количестве тринадцати-четырнадцати человек. Приехал представитель чеченцев Асланбек Шерипов, с немалым трудом пробравшийся в Пятигорск.

При обсуждении на съезде вопроса об организации власти представители всех делегаций заявили о том, что они приняли решение признать Советскую власть. К зданию, где происходил съезд, подошла большая манифестация, организованная Пятигорским Советом рабочих и солдатских депутатов. Президиум съезда вышел на балкон приветствовать манифестантов. Киров выступил с небольшой, но очень яркой речью. Говорил, что съезд трудящихся народов Терской области только что признал власть Советов Народных Комиссаров РСФСР. Подчеркнул, какое огромное значение имеет этот факт для дальнейших судеб трудящихся масс многонациональной Терской области. На эту речь Кирова трудящиеся ответили громовым «ура». Руководители манифестации выступили с ответной речью и обещали всемерную поддержку съезду народов Терской области, признавшему Советскую власть.

Решение, принятое съездом, привело к распаду так называемого «социалистического блока», созданного на Моздокском съезде. Меньшевики и эсеры вышли из блока, заявив о верности Учредительному собранию.

Обсудив все основные вопросы повестки дня, съезд по предложению Кирова решил перенести свои заседания во Владикавказ... Вечером 8 марта делегаты съезда прибыли во Владикавказ, их встретила манифестация во главе с представителями Думы. Во время речи Буачидзе, сообщившего, что съезд признал власть Совета Народных Комиссаров РСФСР, остатки контрреволюционных офицерских сотен подняли стрельбу по делегатам. Но созданная трудящимися Владикавказа охрана стрельбу эту быстро ликвидировала. Делегаты на грузовиках и в трамвайных вагонах поехали в здание бывшего кадетского корпуса, где должны были проходить заседания съезда...

В то же время офицерская сотня забаррикадировалась в помещении железнодорожного училища и отказалась сдать оружие.

Все это создало невероятно тяжелую обстановку. Нужно было во что бы то ни стало ликвидировать осетино-ингушский фронт...

Киров предложил избрать от съезда комиссию для прекращения осетино-ингушской резни и сам во главе этой комиссии отправился на... фронт. Прибыв туда, он и члены комиссии с белым флагом стали между окопами осетин и ингушей...

Киров стоял между окопами до тех пор, пока не прекратилась стрельба. Когда наступило затишье, он предложил ингушам и осетинам послать к нему как председателю примирительной комиссии уполномоченных для переговоров. Сергей Миронович разъяснил, что столкновение затеяно врагами трудящихся ингушей и осетин, что они одурачены своими богачами. Он заявил, что сейчас проходит съезд народов Терской области, который требует от них прекращения взаимной резни и посылки делегатов...

Выступление Кирова подействовало на сидевших в окопах. Между ингушами и осетинами был заключен мир.

После ликвидации осетино-ингушского фронта Киров сказал: «С офицерской бандой, засевшей в железнодорожном училище, мы церемониться не будем. Нужно предложить им немедленно сдать оружие».

Офицерская сотня была разоружена.

Съезд избрал новый Народный совет...

Народный совет сформировал Совет Народных Комиссаров. Работать ему пришлось в невероятно тяжелых условиях. Меныпевистско-дашнакско-мусаватистское^[15] Закавказье строило против Терской республики всякие козни. Контрреволюция из городов перебралась в села и станицы и там распускала самые невероятные слухи о большевиках. Мы были отрезаны от Советской России. Столкновения между отдельными народностями ликвидировались, но взаимное недоверие еще не было изжито, чем и пользовались контрреволюционные элементы. Если в распоряжении Совета Народных Комиссаров и были кое-какие красногвардейские части, то вооружены они были... недостаточно и боевых припасов у них было крайне мало. Нужно было во что бы то ни стало раздобыть оружие.

За разрешение этой задачи и взялся Киров, отправившись в начале лета 1918 года в Москву. Но возвратиться во Владикавказ с оружием ему не удалось.

Рассказы о Кирове. Сборник
воспоминаний. М., 1976,
с. 98—102,

Н. Н. КОЛЕСНИКОВА
В ТРЕВОЖНЫЕ ДНИ МЯТЕЖА

С Сергеем Мироновичем я не была знакома, но много слышала о нем, когда работала в Баку. В то время он руководил борьбой за установление и упрочение Советской власти среди многочисленных народностей Северного Кавказа. Ему приходилось сталкиваться с такими же трудностями, как и нам в Азербайджане: разобщенность народностей, различия в языке и религиозных верованиях, национальная вражда, в течение десятилетий насаждавшаяся царизмом, нищета, культурная отсталость. До нас доходили вести, что своим умением предвидеть трудности и преодолевать их, добиваться успеха в ликвидации всяких национальных трений и столкновений Киров приобрел большой авторитет среди горской бедноты.

Еще находясь в Баку, я узнала, что поскольку наша армия отступает с Северного Кавказа и Астрахань становится прифронтовым городом, то Киров остается работать у нас Скоро этот слух подтвердился официально.

Сергей Миронович находился в Астрахани уже несколько дней, но в губкоме пока не показывался. А в эти дни ко мне часто заходили рабочие и заявляли, что белогвардейцы действуют все наглее, собираются по ночам. Хотелось поскорее рассказать обо всем Кирову. И вот как-то утром в кабинет вошел среднего роста человек в черном кожаном костюме и такой же фуражке.

— Ну, давайте знакомиться — Киров,— сказал он, протягивая руку.— О прежних делах осведомлен, так что говорить о них, по-моему, не стоит.

— Давайте начнем с сегодняшних,— ответила я.— Их уже немало накопилось.

Я стала знакомить его с Астраханской партийной организацией, не скрывая трудностей в работе, особенно для меня, как нового человека, охарактеризовала партийный актив... Киров сказал, что знает об этом со всеми подробностями.

Своим внимательным отношением Сергей Миронович так расположил меня к себе, что я решила немедленно поговорить с ним о беспокойстве рабочих, особенно членов партии, в связи с оживлением деятельности белогвардейцев.

Киров сказал, что и об этом уже знает, что он сам хотел поговорить со мной о том, чем мы должны сейчас заниматься. План его был таков: завтра утром собрать партийный актив, на котором он выступит с сообщением о положении в Астрахани и предложит избрать временный революционный комитет. Ревком будет осуществлять всю полноту власти, и на него ляжет ответственность за ликвидацию того опасного положения, в котором находится Астрахань. Мы договорились, кто какие задания берет на себя и о сроках их исполнения.

На следующее утро зал заседаний Совета заполнили рабочие депутаты. Сразу чувствовалось, что каждый из них по- ^[16]

нимает остроту и серьезность момента. Не слышалось обычных шуток и дружеских перекличек. Все были серьезны, сосредоточенны, молчаливы.

Когда собрание открылось, Киров сделал доклад о положении в Астрахани. Он на фактах показал, что в городе вот-вот вспыхнет белогвардейский мятеж, что подготовке его во многом способствовала слабость местных органов власти — партийных, советских, военных, профсоюзных. Необходимо срочно укрепить их, наладить работу, не допустить выступление белогвардейцев. Если это не удастся, надо немедленно подавить мятеж, не останавливаясь ни перед какими трудностями... Сергей Миронович предложил создать временный революционный комитет, облеченный неограниченной властью. В его оостав должны войти: председатели губисполкома, губ- кома партии, Революционного Военного Совета, городского Совета, Совета профессиональных союзов и начальник политотдела. Предложение Кирова было принято. Его избрали председателем ревкома.

Очень трудно отразить всю неутомимую работу Сергея Мироновича в этот период. Он, кажется, совсем не отдыхал, но всегда дышал бодростью. Его кипучая деятельность не ослабевала ни на минуту. Ничто не ускользало от внимания С. М. Кирова. Всюду он поспевал, заботился о всех сторонах жизни Астрахани.

Несмотря на принятые ревкомом меры, мятеж не удалось предотвратить. В марте 1919 года началась вооруженная борьба на улицах города. Надо сказать, что белогвардейцы хорошо подготовились. Они создали штаб из офицеров и генералов, собрали довольно значительные силы, много оружия. У нас же бойцов было недостаточно, хотя мы поставили под винтовку почти всех коммунистов. Некоторые части местного гарнизона оказались ненадежными.

В те тревожные мартовские дни 1919 года, накануне и во время мятежа, мы не уходили домой. Нам было известно, что у белогвардейцев есть опытные военные специалисты, которые до мелочей разработали план свержения Советской власти в Астрахани. Первой их целью было захватить центр города, где находились губком, губисполком, ревком, арестовать руководителей и тем самым обезглавить защитников Астрахани.

Основную и самую надежную нашу силу составляли Железный и Мусульманский полки, командные курсы и моряки Волжско-Каспийской флотилии.

Реввоенсовет и ревком объявили Астрахань на осадном положении. Всем рабочим было предписано явиться на свои предприятия, приостановлена была отправка пассажирских поездов, намечены меры против нарушителей революционного порядка.

Помню, когда начался мятеж, С. М. Киров собрал ревком. Он подробно остановился на особенностях вооруженной борьбы с мятежниками. Есть сведения, говорил Сергей Миронович, что центр города окружен белогвардейцами; их план — все время сужать кольцо, чтобы не выпустить нас и захватить в плен. У нас есть силы для разгрома их, но бои придется вести на узких улицах города. Могут пострадать мирные жители, а мы должны избегать этого больше всего. Значит, главная наша задача — разбить центр мятежников,

Кто-то спросил, есть ли у нас артиллерия, из которой можно было бы ударить по штабу белых. Сергей Миронович ответил, что есть, но ее тоже надо умело использовать, чтобы не пострадало мирное население. Один из членов ревкома сказал, что в Астрахани живет старый, очень опытный артиллерист, но он держится в стороне от происходящей борьбы, не желает помогать ни красным, ни белым.

Сергей Миронович внимательно выслушал и сказал: «Пригласите ко мне этого старика, я с ним поговорю». Когда стали высказывать опасения, что старик откажется прийти, Киров предупредил: «А вы не говорите, зачем я его зову, просто скажите, мол, председатель ревкома зовет тебя».

Окончилось заседание. Мы разошлись, и каждый занялся своей работой.

Оказалось, что артиллерист явился очень быстро. Когда я примерно через час зашла к Сергею Мироновичу, они уже прощались, крепко пожимая друг другу руки. По их оживленным лицам было видно, что они остались довольны друг другом. Киров говорил: «Значит, сделаешь так, как уговорились?» Старик отвечал: «Ну конечно, Сергей Миронович, раз обещал, значит, так тому и быть».

Когда артиллерист ушел, Киров сказал:

— Оригинальный старик, и голова у него светлая, только вот покуражиться не прочь. Ну да ничего. Займемся своими делами и будем ждать результатов этого разговора.

Часа через три мы услыхали последовавшие друг за другом два артиллерийских выстрела. Скоро нам сообщили, что штаб белых разбит, уцелевшие мятежники спасаются бегством, соседние дома немного повреждены, убитых среди населения нет, а наши воинские части и вооруженные отряды занимают улицы, где находились белогвардейцы.

В течение двух последующих дней мятеж был ликвидирован, по мы еще несколько суток не уходили по ночам до- мой, опасаясь каких-либо неожиданностей. Во всех райкомах дежурили отряды вооруженных коммунистов.

Вскоре после подавления белогвардейского мятежа перед нами остро встал вопрос об укреплении партийной организации, об очищении ее от случайных людей, от всех шатких, неустойчивых элементов и паникеров. В подавляющем большинстве коммунисты героически сражались в рядах Красной Армии, без колебаний шли туда, куда их посылали. Но встречались и такие, которые бежали после первых же выстрелов, бросали оружие. Некоторые прятались у себя дома, сказавшись больными.

Посоветовавшись, мы решили запросить ЦК и поручили это дело С. М. Кирову. Он говорил с Я. М. Свердловым. Ответ пришел по телеграфу. Нам предлагали провести перерегистрацию членов партии, для чего избрать комиссию и сообщить в ЦК ее состав.

С начала апреля комиссия приступила к делу. Работали мы по вечерам: днем и члены комиссии, и члены партии, которых вызывали для разговора, были заняты своей обычной работой. С некоторыми товарищами приходилось беседовать по нескольку раз, поэтому перерегистрация проходила медленно. Но это нас не беспокоило: в ходе работы партийная организация сплачивалась, коммунисты начинали строже относиться к себе и другим, у них росло сознание ответственности за поведение — свое и товарищей.

С. М. Киров постоянн

Поиск по сайту: