Жизнь во гневе: очень личная история

Источником гнева также может стать мысль о допущенной ошибке, несправедливости или незаслуженной обиде, и об этом свидетельствует рассказ Джонель. Джонель была увлечена спортом; однажды в старших классах во время тренировки она получила тяжелую травму, после которой у нее стали отмечаться нарушения зрения и сильные головные боли. Из ее рассказа ясно, что поставленный ей диагноз был ошибочным. Непрекращающиеся головные боли и постоянно преследующее ее подозрение, что ее неправильно лечат, привели к хроническим вспышкам гнева. Но, прежде чем Джонель преисполнилась злобы на врачей, она пережила несколько эмоций, и в том числе сильнейший страх, вызванный мыслью о том, что она может ослепнуть. Вот как она рассказывает о несчастном случае, произошедшем с нею, и о последующих событиях, вызвавших ее гнев.

Сейчас я могу только злиться на всех тех людей, которые участвовали во всем этом и которые сделали это.

11 октября 1.977 года моя жизнь круто изменилась. Во время хоккейного матча я столкнулась с одной из соперниц и упала, потеряв сознание. Когда я очнулась спустя некоторое время, я почувствовала страх и смятение. Я не понимала, что случилось, не помнила, как упала и что произошло потом; мне казалось, что я лишь на секунду закрыла глаза, а кто-то в мгновение ока вынес меня с поля.

Но я быстро пришла в себя. Меня привела в чувство боль, она обожгла мою голову и пронзила шею. На лбу над левым глазом я нащупала здоровенную шишку, а сам глаз почти нс видел. От боли меня охватила паника. У меня бешено колотилось сердце, я перекатилась на бок и свернулась калачиком, так мне было легче дышать. Через некоторое время я смогла сесть, а потом мне удалось и встать. Тренер посадил меня в свою машину и отвез домой.

Рассказ Джонель о полученной ею травме и последующей боли разворачивается стремительно. Ее первая фраза «Сейчас я могу только злиться» ретроспективна, но если бы Джонель не потеряла сознание, она, вероятно, испытала бы злость сразу после падения. Наши исследования, в которых мы изучали реакцию маленьких детей на боль от укола, показали, что гнев является естественной реакцией на неожиданную боль. Младенцы, которые еще не умеют предвидеть, что прививка причинит им боль, тем не менее отвечают на эту боль гневом. Джонель же, хотя и не ожидала несчастного случая, была способна предвидеть последствия испытываемой ею боли, и именно это предвидение породило страх. Позднее, однако, непрекращающаяся боль пробудила гнев, который и стал доминирующей эмоцией.

Хроническая боль не всегда приводит к состоянию хронического гнева. Этого, как вы помните, не случилось с Мишель, которая боролась со своим сколиозом. Разумеется, здесь играют роль и ситуационные, и индивидуальные особенности.

Джонель испытывала не только злость. Она пережила приступы сильнейшего страха и тревоги, а также печаль и депрессию.

"У меня страшно кружилась голова. Я буквально повалилась на заднее сиденье машины, и родители отвезли меня в больницу.

Осмотры, прощупывания, уколы, анализы, рентген — мне казалось, нет конца этим болезненным процедурам, этому стерильному существованию. Но все эти осмотры и

244________________________________Глава 11____________

анализы не обнаружили ничего, кроме того, что и так было очевидно: головная боль и нарушение зрения вызваны контузией. Аспирин и сон — такое лечение назначили мне врачи. Они заверили меня, что скоро мне станет лучше.

Но этого не случилось.

Целых два года меня мучили ужасные, невыносимые головные боли, и вдобавок к этому я не могла избавиться от отвратительного ощущения негнущейся шеи. Я стала отставать в учебе. Мои друзья отдалились от меня. Я чувствовала себя измотанной, раздраженной и потому вела себя нахально и эгоистично, стала ядовитой и ехидной. И при этом я была подавлена. Ничто не могло развеселить или обрадовать меня, — такое со мной было впервые. Меня ничего не могло заинтересовать. Даже получасовая телепередача теперь казалась мне невыносимо долгой. Меня мучила ужасная тревога, я постоянно ощущала нервную дрожь и грызла ногти.

Осенью 1979 года в моем состоянии кое-что изменилось, но к худшему.

Наверное, мне нужно было вообще бросить школу. Я редко бывала там, но когда бывала, постоянно нарушала дисциплину (впрочем, и вне школы я не отличалась примерным поведением). Но утром 14 сентября я была в школе. Был урок биологии, мы делали лабораторную работу, когда я вдруг перестала видеть вообще. Это произошло мгновенно, ничто не предвещало этой странной слепоты, если не считать, головную боль, которая мучила меня уже два года. Я не задохнулась от ужаса, даже не вздрогнула — может быть, потому, что была совершенно измотана физически. Или потому, что за время депрессии у меня сформировалась своего рода саморазрушительная установка, и всякое ухудшение состояния вызывало во мне даже какую-то злую радость. Но как бы то ни было, я совершенно спокойно сказала своей соседке по парте, чтобы она попросила учителя отвести меня в школьный медпункт. Никто в классе даже не заподозрил ничего.

Сейчас, размышляя об этом, я не знаю, может ли человек сдерживать свой ужас или не замечать его, но я точно помню, что прошла, держась за руку учителя, два лестничных пролета и вошла в медпункт, не испытывая никакого страха, не боясь споткнуться, упасть. Мне даже не пришла в голову мысль о том, что я ослепла на всю жизнь. Возмож.-но, это было механическое поведение, а может быть, это было проявлением моей воли, решимости сделать все необходимое, для того чтобы выжить, — возможно, во мне проснулся тот бойцовский дух, который, как мне казалось, я навсегда оставила на хоккейном поле два года тому назад.

Но пока я лежала на кушетке, ожидая врача, меня вдруг охватило страшное отчаяние. Я кричала, я колотила руками и ногами, мое тело сотрясали рыдания. Я не помню, о чем я думала в тот момент, помню лишь одну мысль, свербившую у меня в голове, мысль о том, что такой жизни мне не надо.

Через час я уже была в больнице. Зрение постепенно возвращалось ко мне, я начинала различать яркий свет, но больше — ничего. Дежуривший в приемном покое врач быстро осмотрел меня и ушел. Потом мне сказали, что меня проконсультирует известный нейрохирург, доктор Петтерсон. Он пришел ко мне в палату на следующий день рано утром. Осмотрев меня и поговорив со мной, он назначил мне авторадиограмму, рентген черепа и ЭЭГ. Я не помню, успел он выйти или еще был в палате, когда по моему телу вдруг пробежали конвульсии, перед глазами поплыли белые и черные пятна и я почти лишилась сознания, — это был первый в моей жизни припадок. Затем, обессилевшая, я уснула.

Следующий эпизод из рассказа Джонель показывает, что девушка была в состоянии переживать и выражать гнев даже в разгар сильнейшего страха, который мы обычно называем ужасом. Подобно всем остальным эмоциям гнев выполняет адаптивные функции. В случае с Джонель роль гнева состояла, по меньшей мере, в том, что во-первых, гнев ослабил страх, а во-вторых, он придал девушке сил и решимости («воли») противостоять болезни.

_____________________________________Гнев____________________________ 245

Я проснулась вечером и хотела позвать сестру, но обнаружила, что не могу говорить — у меня заплетался язык. Сначала я оцепенела от ужаса. Меня поразила мысль о том, что у меня болезнь мозга. Мне вдруг захотелось вернуться в тот день, когда я получила травму, и исколошматить ту девчонку, с которой я столкнулась на поле и которая отделалась тогда лишь легким испугом. Во мне взыграла жажда мести, она выплескивалась в моих неловких движениях, спутанных словах. Меня переполняли злоба и ярость; я проклинала весь белый свет и даже Бога за то, что он допустил это. Но нельзя сказать, что я испытывала только гнев и ярость. Я еще была и страшно напугана. Несколько дней подряд я плакала не переставая. Родители утешали и подбадривали меня, но моя душа разрывалась от страха и отчаяния. Мне так хотелось, чтобы все это закончилось, забылось... Это было невыносимо. Но в какой-то момент я вдруг осознала, что у меня есть воля, что я могу прекратить это медленное умирание и вернуться к полноценной жизни.

Поначалу я покорно отдала себя в руки бестолковых медсестер и молодых врачей, которые постоянно брали у меня какие-то анализы и проводили какие-то исследования, но отсутствие сколько-нибудь определенных результатов и моя неспособность говорить раздражали меня, и порой это раздражение было так велико, что я переставала слушаться врачей. Так прошло две недели, и за это время я пережила еще несколько припадков, после которых полностью теряла зрение и совсем не могла говорить. Кроме того, у меня постоянно болела голова. А потом пришел доктор Петтерсон и рассказал, к каким выводам он пришел. Он сообщил, что мне необходима операция, но до операции нужно провести дополнительное, довольно опасное исследование. Родители отказались, сказав, что сначала хотели бы услышать мнение других врачей. Доктор Петтерсон настаивал, он говорил, что другие врачи скажут то же самое, но родители не согласились с ним. На следующий день меня выписали.

В течение двух месяцев мы ездили с родителями по Восточному побережью — от одного специалиста к другому. Все врачи, у которых мы побывали, отмечали у меня одни и те же симптомы, но не могли поставить точного диагноза. Я уже начала верить всему, что говорил каждый из них, но очень немногие высказывали свое мнение прямо. Так, например, я услышала, что у меня нет физического недуга, что проблема кроется во мне самой, что я разрушаю себя. Я стала бояться оставаться одна, я боялась, что совершу нечто ужасное с собой, еще ужаснее, чем это пресловутое сумасшествие.

Некоторые специалисты говорили, что меня нужно показать психиатру. Если моя проблема действительно была психологической, а не соматической, тогда мне и в самом деле нужен был психиатр, очень нужен. Но как бы то ни было, я постепенно начала понимать, что, для того чтобы победить болезнь, мне необходима помощь. (Возможно, это был самый важный вывод из всех, к которым я когда-либо приходила в своей жизни. И уж наверняка — самый лучший, самый верный вывод. С помощью психиатра я сумела отделить физическую боль от эмоциональной и в результате сумела решить те проблемы, которые способна была решить сама.)

На заключительной стадии этого тяжкого испытания Джонель пережила чувство вины перед родными. Вина, вероятно, смягчила проявление ее негативных эмоций внутри семьи, но девушка не чувствовала никакой вины перед врачами и по-прежнему была зла на них.

К великому моему огорчению, я вскоре обнаружила, что мои проблемы отразились на всех членах нашей семьи. Мать стала жаловаться на желудочные боли, мы думали, что ,' это язва. Отец стал раздражительным и срывался по малейшему поводу. У брата снизилась успеваемость в школе. Все мы были несчастны. Меня мучило чувство вины, я помнила, что раньше, пока со мной не случилось это несчастье, все было совершенно иначе. Меня одолевала мысль, что я разрушаю не только себя, но и свою семью.

246 Глава 11

Но именно тогда, спустя два с половиной года после травмы, когда я почти потеряла надежду на излечение, вдруг прояснился мой диагноз, и как ни странно, прояснил его . мой брат Дэвид. Его внимание привлекла статья в спортивном журнале. В этой статье рассказывалось о молодом спортсмене, который перенес, по-видимому, аналогичную травму и у которого диагностировали синдром дисфункции височно-челюстного сустава. Диагноз ему поставил какой-то дантист, и он же вылечил парня. Дэвид с криком ворвался в мою комнату ночью, чтобы рассказать о своем открытии. Мы вместе всплакнули от радости и даже помолились, а потом разбудили родителей.

Утром мама позвонила нашему дантисту, чтобы выяснить, не сталкивался ли кто-нибудь из знакомых ему специалистов с этим малоизвестным синдромом. Он сказал, что один его коллега, Джордж Чарлз, когда-то лечил это заболевание. На следующее утро мы с нетерпением ждали его звонка, и у нас едва не разорвалось сердце, когда мы услышали, что тот дантист недавно перенес инсульт и больше не практикует.

То ли Бог услышал наши молитвы, то ли врач был тронут нашим горем, но прошло несколько дней и я вдруг испытала такую радость, какую вряд ли испытывала когда-нибудь в своей жизни. Мне позвонил сам Джордж Чарлз. Он сказал, что коллеги рассказали ему о моем несчастье и он готов сделать для меня исключение.

Мы договорились о встрече. Во время первого посещения мне пришлось пройти через многочасовой мучительный тест на всасывание. Но зато уже в конце дня доктор Чарлз определил мой физический недуг как синдром дисфункции височно-челюстного сустава и заверил меня, что уже через шесть месяцев меня перестанут мучить головные боли. Из моих глаз хлынули слезы, и это были слезы радости и облегчения.

Спустя три месяца у меня полностью восстановилось зрение, а еще через два месяца прошли головные боли, с которыми я прожила три с половиной года. Доктор Чарлз сдержал слово.

Я прекрасно помню то утро, когда впервые за три последних года проснулась, чувствуя себя по-настоящему выспавшейся, отдохнувшей, и расплылась в улыбке. Я вернулась к жизни! Как будто гора свалилась с моих плеч, и я чувствовала горячий восторг от того, что сбросила с себя эту тяжесть.

Сейчас, через семь лет после полученной травмы и спустя три с половиной года после того, как мне наконец-то поставили верный диагноз, я могу со всей определенностью заявить, что по-прежнему зла на тех бестолковых, неумелых врачей, которые неправильно лечили меня и благодаря которым я стала такой, какая я есть.

Можно сказать, что Джонель сжилась со своим гневом. Возможно, именно гнев помог ей выстоять, преодолеть ужас, который она неоднократно испытывала на протяжении многих лет болезни. Поскольку ее гнев был направлен на других людей, но при этом никогда не выливался в агрессию, он предопределил развитие депрессии, которой часто сопровождаются непрекращающиеся боли. Сейчас Джонель заканчивает обучение в колледже и в июне должна получить диплом.

Несколько лет назад я провел исследование на студентах колледжа, желая выяснить, какие события и обстоятельства из личной жизни выступают в сознании людей как предпосылки и последствия эмоции гнева. Результаты данного исследования представлены в табл. 11-1. Гнев, как и любая другая эмоция, может активироваться 1) действиями, 2) мыслями и 3) чувствами. В качестве предпосылок гнева люди чаще всего называют глупые, необдуманные действия, социально не одобряемые действия, действия, причиняющие вред окружающим, а также действия, совершенные под влиянием других людей. Заметьте, что некоторые из этих действий (например, глупые действия) заставляют человека испытывать гнев по отношению к самому себе, тогда как другие активируют гнев, направленный вовне.

Гнев________________________________247

Таблица 11-1

Поиск по сайту: