В 1890 году он покинул университет в знак протеста против притеснения студенчества

Отечественная химия понесла огромную утрату: 6 февраля 1880 г. скончался Н. Н. Зинин. При физико-математическом отделении академии освободилась кафедра технологии и химии. В шестимесячный срок она должна была быть заполнена, но единого мнения о возможных кандидатах не сложилось. Тогда П. Л. Чебышев, Ф. В. Овсянников, Н. И. Кокшаров и А. М. Бутлеров подали представление об избрании в экстраординарные академики Д. И. Менделеева. В этом документе подробно перечислялись заслуги ученого и, пожалуй, впервые были представлены исчерпывающие сведения о его творческой деятельности.

Большая часть текста была посвящена открытию периодического закона и предсказанию существования новых элементов (в 1879 г. был открыт еще и скандий). Подробно характеризовались работы Менделеева в области общей химии и физикохимии и отмечалось, что "его труды в области прикладной химии нашли себе достойную оценку в наших административных сферах", в частности труды в области химических производств. Впервые была дана оценка менделеевской идее о происхождении нефти неорганическим путем. Высоко были оценены и результаты сельскохозяйственных опытов Менделеева, которые тот проводил в с. Боблове.

Словом, подписанное четырьмя крупнейшими русскими учеными представление являло собой своеобразную энциклопедическую статью, посвященную деятельности Менделеева. Она завершалась словами: "Профессор Менделеев первенствует в русской химии, и мы смеем думать, разделяя общее мнение русских химиков, что ему принадлежит по праву место в первенствующем ученом сословии Российской Империи. Присоединением профессора Менделеева к своей среде Академия почтит русскую науку, а следовательно, и себя самое как ее верховную представительницу". Под текстом стояла дата: 28 октября 1880 г.

Баллотирование состоялось 11 ноября того же года. На заседании присутствовали 18 человек. Нелишне привести их список: президент Ф. П. Литке (по уставу академии он имел два голоса), вице-президент В. Я. Буняковский, непременный секретарь К. С. Веселовский, академики Г. Н. Гельмерсен, П. Л. Чебышев, О. В. Струве, Ф. В. Овсянников, Л. И. Шренк, Н. И. Кокшаров, А. Н. Савич, Г. И. Вильд, К. И. Максимович, А. М. Бутлеров, А. А. Штраух, Ф. Б. Шмидт, А. В. Гадолин и адъюнкты А. С. Фаминцын, Н. Н. Алексеев. Химики составляли среди них меньшинство. Для избрания требовалось 2/3 голосов. Казалось, не могло быть сомнений в благоприятном исходе голосования. Увы!

Академики не пожелали почтить ни "русскую науку", ни "себя самое". Менделеев получил всего девять "белых шаров" (что означало "за"). "Не признан избранным", — гласило заключение протокола. Потом стало известно, что за кандидатуру Менделеева проголосовали все химики, а также математики Чебышев и Буняковский, физиолог Овсянников и астроном Струве. Так или иначе, 11 ноября 1880 г. стало "черным днем" отечественной науки и вызвало, по выражению биографов Менделеева В. Е. Тищенко и М. Н. Младенцева, "мировой скандал".

Реакция русской общественности на случившееся событие оказалась мгновенной и исключительно резкой. Многие научные общества и университеты один за другим незамедлительно избрали Менделеева своим почетным членом. Из разных уголков России на его имя поступали телеграммы с выражением глубокого уважения и сочувствия.

Например, в газете "Голос" 23 ноября был опубликован протест, подписанный группой профессоров Петербургского, Московского, Киевского, Харьковского, Новороссийского, Варшавского и Казанского университетов, Медико-хирургической и Петровской сельскохозяйственной академий, Московского технического училища и ряда других учебных заведений. "Бесспорность заслуг кандидата, известность его за границей делают совершенно необъяснимым его забаллотирование" — таков был главный вывод их письма. По словам Тищенко и Младенцева, это "забаллотирование было не только большой обидой, но лишало его в будущем обеспеченного существования и возможности всецело отдаться науке".

В эту пору ученый был стеснен в средствах, поскольку ему предстояли большие перемены в личной жизни (в апреле 1882 г. он сочетался вторым браком с Анной Ивановной Поповой). Кроме того, перед ним стоял вопрос об уходе из университета по выслуге 25 лет. Естественно, он испытал большой удар и по самолюбию. Наиболее точно он описал свое состояние в письме к старому другу П. П. Алексееву, профессору Киевского университета (23 ноября 1880 г. ): "Выбора в Академию я не желал, им остался бы недоволен, потому что там не надо, что я могу дать, а мне перестраивать себя уже не хочется. Ни важности заморской, ни солидной устойчивости в объекте знаний, ни напускного священнодействия в храме науки — ничего-то этого во мне быть не может, коли не было. И пришлось бы мне сглаживаться, а теперь противно мне это, пропала былая охота. Оттого и рад был...

Тяжесть облегчается по добром размышлении, когда пришла верная догадка — ведь я лишь повод, подходящий случай, чтобы выразилась на мне охота ветхое заменить чем-то новеньким, да своим. Просветлело на душе, и я... готов хоть сам себе кадить, чтобы черта выкурить, иначе сказать, чтобы основы Академии преобразовать во что-нибудь новое, русское, свое, годное для всех вообще и в частности для научного движения в России".

…В Менделееве удивительным образом сочетались нежность и несносность. Верный признак человеческой доброты — привязанность к детям. "Много испытал я в жизни, но ничего не знаю лучше детей, — говорил Менделеев. — Чем бы я ни был занят, всегда радуюсь, когда кто-то из них входит ко мне".

…Менделеев нежно и со вниманием относился ко всем родным, хотя по характеру он считался несдержанным. Подчеркнутая независимость Менделеева, вкупе с его деятельным патриотизмом, основанном на рационализме и знаниях разностороннего ученого, вызывала ощутимую антипатию к нему со стороны аристократической и чиновной верхушки. И с властями отношения у Менделеева не сложились.

…Проект реорганизации Академии, изложенный в статье Менделеева, требовал самым решительным образом изменить "все направление ее деятельности и всю ее структуру". Менделеев утверждает, что в том виде, в каком существует Академия наук, она не имеет такого значения, какое могла бы иметь не только для мирового развития науки, но и для интересов России.

По его словам, это учреждение, "когда-то славное и сделавшее немало как для развития знаний вообще, так и для изучения страны", переродилось: "принципы императорской Академии взяли верх над началами русской Академии". А дальше подвергаются резчайшей критике не только вся ее структура и деятельность, но и принципы, на которых основаны ее отношения с верховной властью. Насильственно-бюрократическому навязыванию правительством своих установок Менделеев противопоставил девиз: "Наука есть дело вольное и совершенно свободное".

Подчеркивая все значение свободной личной инициативы ученого, он считает необходимым вместе с тем значительно расширить состав Академии, потому что теперь "движение науки усилиями единичных лиц заменилось таким, в котором общие усилия многих превосходят по результату усилия даже так называемых гениальных людей".

Отрицательное отношение властей к Менделееву объясняется и тем, что для царя и правительства он был лицом не только "неблагонадежным", но и враждебным.

В одном из донесений шефа жандармов генерал-адъютанта А. Р. Дрентельна Александру II (1879) сообщается: "Генерал-адъютант Гурко объявил профессорам Менделееву и Меншуткину, которые, судя по агентурным сведениям, относились неуважительно к инспекции, что если произойдет со стороны студентов какая-нибудь демонстрация, то оба они будут немедленно высланы из Петербурга". Александр II на полях пометил: "И хорошо сделал".

… В начале 1880 года Менделеев направил М. Т. Лорис-Меликову, тогдашнему фактическому диктатору России, письмо с далеко идущими предложениями к предполагавшимся (но, конечно, не состоявшимся) реформами. Менделеев высказывался здесь не только против таких официальных принципов политики в области просвещения, как классическое образование, не только ратовал за гражданские свободы, но предлагал ни более ни менее как уничтожить гражданские чины и сословия!

Эти предложения, несмотря на то, что они кое-где сочетались с "благонамеренной" фразеологией, конечно, лишь дополнили представление царского правительства о Менделееве как о более чем "нежелательном элементе".

… С университетом Менделеев прощался в 1890 году, и это были тоскливейшие дни в его жизни. Уходил он не по своей воле — и тем тяжелее было это прощание. Он попал на студенческую сходку, стал убеждать всех разойтись, его не послушали, тогда он предложил студентам написать свои требования и пообещал донести это письмо до министра просвещения. Слово свое он сдержал и студенческую петицию вручил министру.

А тот вскоре вернул письмо, сопровождаемое запиской, в которой не оставалось места двусмысленности: тот, кто состоит на службе его императорского величества, "не имеет права принимать подобные бумаги". Министр, видимо, не вполне отдавал себе отчет, к кому он обращал эти слова. Менделеев не стал дожидаться, пока ему намекнут дважды. Он подал в отставку. Ректор университета прошение не принял. Тогда Менделеев просто взял и сунул в карман ректора сложенный вдвое бумажный лист.

Курс он дочитал до конца. Последнюю лекцию прочел великолепно, хотя, наверное, это ему дорого стоило. Аудитория его в тот день была заполнена, как никогда: прощаться с ним пришли студенты и других факултетов. Опасаясь волнений, в аудиторию направили отряд жандармов. Увидев их в зале, Менделеев опустился на стул и, положив свою большую голову на руки, беззвучно заплакал...

Менделеев был уволен из университета по распоряжению тогдашнего министра народного просвещения графа Делянова. С этого времени Менделеев стал директором Главной палаты мер и весов, где он также сделал несколько открытий.

В частности, ученый разработал точнейшие эталоны весов. Исследователи творчества Менделеева разделяют его деятельность на два периода: университетский и палатский.

…"Россия... владеет обширнейшим против всех других образованных стран берегом еще свободного воздушного океана. Русским поэтому и сподручнее овладеть сим последним... С устройством доступного для всех и уютного двигательного снаряда... " И дальше: "... прикреплять к аэростату герметически закрытый, оплетенный, упругий прибор для помещения наблюдателя, который тогда будет обеспечен сжатым воздухом и может безопасно для себя делать определения и управлять шаром".

Вот ведь что удивительно! О герметичной гондоле он писал за несколько десятков лет до того, как Огюст Пиккар, покоритель стратосферы, впервые построил такую гондолу.

Седьмого августа 1887 года Менделеев добился разрешения вместе с пилотом и еще одним исследователем подняться на шаре для наблюдения полного солнечного затмения. Был серый дождливый день, все небо затянуто тучами, и шар, наполненный водородом, лениво натягивал тросы. К Менделееву подошел его ассистент В. Е. Тищенко и сказал: "Дмитрий Иванович, у аэростата нет подъемной силы. Я вижу, я знаю дело, лететь нельзя, уверяю вас, нельзя". Менделеев ответил, и в этом ответе он был весь — и как ученый, и просто как человек: "Аэростат — это тоже физический прибор. Вы видите, сколько людей следит за полетом как за научным опытом. Я не могу подорвать у них веру в науку". Вместе с пилотом Менделеев перелез через борт высокой корзины и сразу же понял: шар не поднимет даже двоих. И он немедленно решает лететь один. Подумать только: человек, никогда раньше не летавший на шаре, решается лететь в одиночку!

В полете он хладнокровен, все делает "по науке", а закончив все наблюдения, обнаруживает, что веревка, идущая от выпускного клапана, запуталась и не позволяет открыть его. Тогда Менделеев вылезает из корзины, взбирается по строповке и распутывает злополучную веревку...

…Он становится ученым хранителем Депо образцовых мер и весов, ведет огромную работу по введению единой метрической системы, самолично определяет массу эталона фунта в граммах — с очень большой точностью — до шестого знака после нуля, да еще воюет с бюрократами, выбивая деньги на реконструкцию и расширение здания. Потом, видно, махнув рукой, замыслил хитрость: организовал посещение Палаты мер и весов его императорским высочеством и накануне его приезда велел вытащить из подвалов всякие ненужные приборы, ящики и разместить все прямо в коридорах, на дороге, чтобы создать тесноту. Руководил этой работой (по воспоминаниям его сотрудницы О. Озаровской) усердно: "Под ноги, под ноги! Чтобы переступать надо было! Ведь не поймут, что тесно, надо, чтобы спотыкались, тогда поймут!" И ведь блестяще добился, чего хотел! Деньги-то дали! Вот такой он был выдумщик, увлекающийся и вместе с тем такой постоянный. Написал как-то, уже в старости: "Сам удивляюсь, чего только я не делывал на своей научной жизни".

Да, талант многогранен. Гений — тем более... Гений? Услышав однажды, как кто-то из его учеников произнес это вслух, рассердился всерьез, замахал руками и крикнул сварливо: "Какой там гений! Трудился всю жизнь, вот и гений..." Нет, все-таки гений.

Вопрос об избрании Менделеева вставал еще раз в декабре 1899 г. (К тому времени он состоял уже членом десяти академий, почетным членом пяти университетов, нескольких десятков научных обществ разных стран и был управляющим Главной палаты мер и весов.) Это стало известно из письма президента академии Великого Князя Константина министру финансов С. Ю. Витте. Вот выдержки из этого письма (10 декабря 1899 г. ):"Вопрос о привлечении Д. И. Менделеева в среду Академии наук давно меня озабочивал.

Еще в начале 90-х годов, вскоре по назначении меня президентом, когда было свежо впечатление забаллотирования знаменитого химика в академическом собрании, я прилагал усилия к исправлению этой ошибки. Но тогда же встретил непреодолимые мне затруднения...

Если Д. И. Менделеев еще не состоит академиком, то вина этого обстоятельства не падает на президента. Остается еще узнать, захотел ли бы Дмитрий Иванович подвергнуться выборам после того, как в 80-х годах он был забаллотирован. Что же касается моего личного мнения, то я был бы очень рад, если бы Менделеев принадлежал к составу Академии и если бы существующие для этого препятствия могли быть преодолены... "

Фактически Константин Романов ограничился лишь констатацией фактов и выражением сожалений, хотя он, безусловно, мог бы существенно повлиять на положительное решение сакраментального вопроса...

Это письмо Витте передал Менделееву, у которого содержание письма вызвало раздражение, и ученый в резкой форме раз и навсегда отказался от баллотирования в академию.

…Менделееву очень нравилась картина А. И. Куинджи "Ночь на Днепре". Менделеев сказал, что перед ней забудется любой мечтатель.

…Молодежные пятницы, которые Менделеев проводил у себя дома, вскоре превратились в литературно-художественные среды с приглашением известных художников и литераторов.

Они проводились со второй женой Анной Ивановной Поповой, где угощением были простые бутерброды и чай. Но главным было общение. Как вспоминает Анна Ивановна: "Это и было счастьем, но этого тогда не замечали".

На "Менделеевских средах" много спорили о науке, литературе и искусстве. Для разрядки серьезной обстановки Менделеев показывал занимательные опыты в шуточной интерпретации. Однажды он объявил: "Господа, курение — вред, и, если кто из вас закурит, я соберу табачный дым в банку". Менделеев любил читать В. А. Жуковского и А. С. Пушкина. Из иностранных писателей — В. Гюго, Ф. Шиллера, У. Шекспира. Но больше всего ценил поэтов: английского — Д. Байрона и русского — Ф. И. Тютчева. Музыка оказывала сильное воздействие на Менделеева. Его любимым композитором был его коллега — великий химик А. П. Бородин, который написал оперу "Князь Игорь".

…Резкость же своего характера он с улыбкой объяснял тем, что раздражение в себе таить вредно: "Ругайся себе направо и налево — и будешь здоров. Вот Владиславьев, бывший ректор университета, не умел ругаться, все таил в себе — скоро и помер".

Однажды Менделеев пришел в Палату мер и весов в большом раздражении. Накричал буквально на всех. Потом в кабинете сел в кресло, улыбнулся и сказал весело: "Вот как я сегодня в духе!"

В 1890-1895 годах Менделеев был консультантом Научно-технической лаборатории Морского министерства. В 1892 году наладил производство изобретенного им бездымного пороха.

Поиск по сайту: