Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Древнерусская дружинная терминология в свете международных связей Руси



Автор: Антон Горский
Статья опубликована в «Русь на перехресті світів (міжнародні впливи на формування давньоруської держави) IX — XI ст.» Матеріали міжнародного польового археологічного семінару (Чернігів — Шестовиця, 20 — 23 липня 2006 р.) Чернігів, «Сіверянська думка», 2006.

Для княжеской дружины, представлявшей собой корпорацию, в которую была объединена светская элита раннесредневековой Руси [1] в период формирования Древнерусского государства был характерен полиэтничный характер. Ядро знати киевских князей X столетия составили дружинники скандинавского происхождения, пришедшие на Юг Руси с Олегом в конце IX века, в течение X — первой половины XI столетия продолжалось периодическое включение в состав дружинной знати варяжских элементов; не вызывает сомнений наличие среди дружинников русских князей этого периода лиц тюркского происхождения; в именослове представителей древнерусской знати встречаются также финские антропонимы [2]. В связи с этим представляет интерес вопрос (до сих пор не рассматривавшийся комплексно), какое влияние оказало наличие в древнерусской дружине разноэтничных по происхождению элементов на терминологию, обозначавшую представителей этого общественного слоя.

Сам термин дружина — общеславянский; но в значении «княжеское окружение, служилые люди князя» он известен только в древнерусском, чешском и словацком языках [3]. Это показывает, что формирование института княжеской дружины у славян пришлось на время, когда славянское языковое единство стало распадаться, что соответствует сведениям письменных источников, фиксирующим славянские дружины именно с этой эпохи — с VI — VII вв.[4] Единственное число от понятия дружина — друг -в древнерусском языке не зафиксировано, оно встречается только в великоморавском (Житие Мефодия) и древнечешском (Житие Вячеслава) памятниках [5].

Составные части древнерусской дружины обозначались двусоставными славяноязычными терминами, построенными по модели: эпитет + дружина. Верхний, наиболее привилегированный слой определялся как старейшая дружина, большая дружина, лучшая дружина или первая дружина, нижний — как молодшая дружина [6]. Представители «молодшей дружины» назывались славянским, возрастным по своему первоначальному значению, термином отроки; со второй половины XI столетия в составе «молодшей дружины» складывается (и занимает в ней более высокое положение, чем отроки) категория, получившая название детские [7]. В то же время в древнерусском языке существовал еще один термин, обозначавший «молодшую дружину» в целом — гриди или гридьба (ед.ч. гридин). Это слово имеет скандинавское происхождение [8]. Встречается данный термин, впрочем, относительно редко (в сравнении с терминами отроки и детские) и фиксируется почти исключительно на севере Руси [9].

Наименее ясным остается происхождение термина боярин, обозначавшего в Iраннесредневековой Руси верхний слой служилой знати, членов «старейшей дружины» [10]. В настоящее время можно исходить из доказанности двух вещей: 1) этот термин является по происхождению тюркизмом; 2) первоначальная его форма — болярин (мн. ч. боляре). [11] Но когда и как он появился на Руси, остается предметом спора.

Существует точка зрения, что термин боляре/бояре стал обозначением конкретного общественного слоя только к началу XII столетия [12]. Главный аргумент в его пользу состоит в том, что слово болярин в ранних (второй половины XI — начала XII в.) источниках употребляется, а малыми исключениями, во множественном числе. Это, однако, не может служить серьезным основанием: во-первых, единственное число есть уже в наиболее ранней русской рукописи, содержащей данный термин — Изборнике Святослава 1076 г. [13] Во-вторых, употребление терминов, обозначающих социальные категории, преимущественно во множественном числе — обычная черта для древнерусских литературных произведений (например, отрок как обозначение младшего дружинника в «Повести временных лет» употребляется в единственном числе всего 2 раза (из 20)[14].

Термин «боярин», как известно, служил в Средневековье обозначением высшей знати не только на Руси, но также в Болгарии, Сербии, Боснии, Великом княжестве Литовском, Молдавии и Валахии. Но наиболее ранние (XI — начала XII вв.) его фиксации содержатся в древнерусских и старославянских памятниках. Это означает, что либо данный термин вошел в древнерусский язык из старославянского, либо, наоборот, является русизмом в старославянских текстах. В литературе высказывались как первое [15], так и второе [16] предположения. С точки зрения общего характера связей старославянского с древнерусским, казалось бы, первое выглядит предпочтительней: от тюрок-протоболгар слово попадает в старославянский язык, оттуда после крещения Руси переходит в древнерусский. Однако дело в том, что в эпоху Первого Болгарского царства термин «боляре» в дошедших до нас источниках по его истории не фиксируется, он известен только во Втором Болгарском царстве, возникшем в конце XII в [17]. Кроме того, обращает на себя внимание крайняя редкость встречаемости термина в старославянских памятниках. Его нет в оригинальных произведениях старославянской (моравской и болгарской) литературы второй половины IX — X вв., дошедших в поздних списках. Помимо древнерусских источников, «бояре» упоминаются только в четырех памятниках, датируемых X — XI вв. Два из них — чешские переводы с латинских оригиналов — «Беседы» папы Григория Великого (Двоеслова) и Житие Вячеслава в редакции (не первоначальной), называемой «Легендой Никольского» [18]. Эти произведения дошли в русских списках: старейший список «Бесед» датируется XIII в., а «Легенды Никольского» — XVI в. Возможно, термин «боярин» в них появился под пером русских редакторов; не исключено также, что он наличествовал в литературе Чехии XI в. в качестве заимствования из древнерусского языка [19] или старославянской литературы. Что касается этой последней, то интересующий нас термин встречается всего в двух старославянских рукописях X — XI вв. (из восемнадцати дошедших) — Супрасльской рукописи (далее — Супр) и Енинском апостоле (далее — Ен)[20]; обе рукописи (переводные с греческого) созданы в Восточной Болгарии.

Итак, можно констатировать, что термин «болярин» очень мало характерен для старославянской литературы, и возникают сомнения, мог ли почти уникальный в старославянском термин быстро получить такое большое распространение на Руси в качестве наименования социальной категории (все другие обозначения такого рода категорий на Руси, включая рассмотренные выше, восходят к живой речи, книжных по происхождению терминов среди них нет). Но есть ли основания для противоположного предположения — что в старославянские тексты мог попасть древнерусский термин? Говорить о такой возможности допустимо лишь в случае, если в текстах Супр и Ен обнаруживаются явные русизмы. К таковым следует отнести лексемы, соответствующие ряду условий: 1) не встречаются в других старославянских рукописях X — XI вв.;
2) часто употребляются (в том же значении) в древнерусских источниках; отсутствуют в южнославянских и западнославянских языках (или известны в них в другом значении, чем в древнерусском и Супр — Ен); 4) в других старославянских рукописях (и в других местах данных) в аналогичном значении и в качестве перевода тех же греческих терминов потребляются иные слова. В небольшом по объему Ен такие случаи не обнаруживаются, а в Супр (самой объемной из классических старославянских рукописей) они есть: это гобино (изобилие), рать в значении «неприятельское войско», робичищь (слуга), усобица (мятеж, возмущение). Таким образом, в Супр можно усмотреть влияние древнерусской лексики, и предположение о заимствовании термина болярин, несвойственного старославянским памятникам, из древнерусского оказывается возможным.

А.С. Львов предполагал, что проникновение термина из Руси в Восточную Болгарию произошло после крещения Руси, когда «связи Руси и Болгарии стали более тесными и дружественными» [21]. Но русско-болгарские связи прослеживаются в течение всего X столетия [22]. Между тем слова, которые в Супр и Ен можно считать заимствованиями из древнерусского, — не книжные, а относящиеся к повседневной лексике -это хозяйственные {гобино), социальные {болярин, робичищь), политические и военные рать в значении неприятельского войска, усобица) термины. Судя по набору лексем, источником заимствования могла быть некая группа русских, озабоченная проблемой пропитания («гобино»), действующая в условиях каких-то раздоров («усобицы») и сражающаяся с неприятельскими «ратями». Совокупности этих характеристик соответствует только один период в болгаро-русских отношениях: это конец 960 -начало 970-х гг., когда в Восточной Болгарии находилось войско Святослава Игоревича. Оно вело военные операции (сначала против болгар, затем — Византии), действовало в условиях распрей в болгарском обществе (часть которого склонялась к поддержке Святослава. Часть — Византии), испытывало (особенно во время осады Доростола) нехватку продовольствия [23]. Именно в этот период, когда в Восточной Болгарии долгое время находилось большое количество русских «боляр», и могло произойти заимствование данного термина [24].

Если приведенные суждения верны, можно сделать два вывода: 1) в третьей четверти X в. термин болярин уже укоренился в русском обществе; 2) заимствован он был непосредственно у кого-то из тюркских соседей Руси — хазар, печенегов или черных (приазовских) болгар.

Причиной заимствования послужила скорее всего не значительность воздействия тюркских элементов на древнерусскую дружину (оно было несомненно слабее скандинавского влияния), а сложная терминологическая ситуация, создавшаяся в результате дифференциации внутри дружинного слоя. Его низшая часть стала называться возрастным по первичному значению понятием отроки. Обозначение высшей категории дружинников, следуя тому же принципу, должно было быть ориентировано на слово муж, обозначение взрослого мужчины. Но чтобы было ясно, что речь идет о муже не как взрослом свободном мужчине вообще, а о члене дружины, да еще не всяком, а представителе ее высшего слоя, данный термин должен был сопровождаться эпитетом. Естественным определением в этой ситуации являлось старейший мужъ. Такой термин в древнерусских источниках встречается, но крайне редко [25]. Для употребления в живой речи двусоставный термин неудобен. Необходимо было подыскать ему эквивалент, который мог бы произноситься в одно слово.
Среди предлагавшихся лингвистами тюркских этимологии термина болярин есть полное соответствие определению «старейший муж». Это этимология, к которой пришел в 1914 г. Й.Маркварт: болярин из соединения основ boila — «знатный, старейший» и ari — «муж» с добавлением славянского суффикса -ин [26]. Будучи в тюркском варианте двусоставным, в восточнославянском boila ari легко превращалось в одно слово – бол-яр-ин.

Говоря в целом о дружинной терминологии в раннесредневековой Руси, можно отметить, что в основе она являлась славянской. Иноэтничными по происхождению были только два термина — гридь (скандинавский) и болярин (тюркский). Первый был распространен мало и рано вышел из употребления, второму же в силу стечения обстоятельств повезло много больше.

Источники:

1. См.: Горский А.А. Древнерусская дружина. — М., 1989; он же. Русь: От славянского Рассе-1 ления до Московского царства. — М, 2004. — С. 95 — 114.
2. См.: Горский А.А. Древнерусская дружина. — С. 56 — 59.
3. См.: Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд. Вып. I 5. -М., 1978. -С. 134-135.
4. См.: Горский А.А. Древнерусская дружина. — С. 25 — 27; Буданова В.П., Горский А.А., Ермолова И.Е. Великое переселение народов: этносоциальные и политические аспекты. -М., 1999. -С. 178- 179.
5. См.: Успенский сборник XII — XIII вв. — М., 1971. — С. 196; Сказания о начале Чешского государства в древнерусской письменности. — М., 1970. — С. 38.
6. ПСРЛ. -Т. 1. -М., 1962. -Стб. 217-218, 266, 380;-Т. 2. -М., 1962. Стб. 298, 355,414.
7. См.: Горский А.А. Древнерусская дружина. — С. 50 — 55.
8. Со значением «товарищ», «телохранитель» (См.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 1. — М., 1964. — С. 458; Львов А.С. Лексика «Повести временных лет». -М., 1975. -С. 282.
9. См.: Горский А.А. Древнерусская дружина. — С. 44, 49 — 50. Закрепилось в языковой практике производное от гридь слово «гридница», обозначавшее первоначально «помещение для собрания дружины».
10. Точка зрения о существовании помимо «дружинных бояр» неких неслужилых, «земских бояр» сейчас представляет не более чем историографический интерес (См.: Горский А.А. Русь. -С. 105-109).
11. См.: Фасмер М. — Т. 1. — С. 203 — 204; Менгес К.Г. Восточные элементы в «Слове о полку Игореве». — М.,Ю 1979. — С. 83 — 86.
12. Schmidt K.R. Soziale Terminologie in rassischen Texten des friihen Mittelalters (bis zum Jahre 1240). — {Copenhagen, 1964. — S. 472; Завадская СВ. «Болярин» — «боярин» в древнерусских письменных источниках // Древнейшие государств на территории СССР. 1985 год. -М., 1986; Malingoudi J. Die Russisch-Byzantinische Vertrage des 10. Jhds. aus diplomatischen Sicht. — Thessaloniki, 1994. — S. 58 — 59. Поскольку «бояре» упоминаются в текстах договоров Руси с Византией 911, 944 и 971 гг., сторонникам данной точки зрения приходится допускать очень позднее (незадолго до включения текстов договоров в «Повесть временных лет» начала XII в.) время их перевода с греческого на древнерусский.
13. См.: Изборник 1076 г. -М., 1965. -С. 393, 418-419.
14. См.: ПСРЛ. — Т. 1. — М., 1962. — Стб. 54, 57. 71, 76, 132, 134, 136, 145, 175- 176, 206, 218, 227-228,262.265.
15. Корш Ф.Е. Турецкие элементы в языке «Слова о полку Игореве» // Изв. ОРЯС. — 1903. -Т. 8. — Кн. 4. — С.ЗЗ; Фасмер М. Указ. соч. — Т. 1. — С. 203; Завадская СВ. Указ. соч.
16. Львов А.С. Указ. соч. — С. 216-217.
17. В эпоху Первого Болгарского царства существовал термин «боилы», по-славянски передававшийся как были (см.: Там же. С. 216 — 217); этимология его, вероятно, сходна с этимологией термина болярин, но они не тождественны.
18. См.: Соболевский А.И. Материалы и исследования в области славянской филологии и археологии. — СПб., 1910. — С. 484; Сказания о начале Чешского государства... — С. 74, 77, 79.
19. О русско-чешских связях этой эпохи. — Там же. — С. 10-30.
20. См.: Супрасълски или Ретков сборник. С, 1982 — 1983. — Т. 1 — 2: болярин 58, 2, 21 — 22; 61, 4; 66, 5; 195. 18; 198, 10; 216, 7; 562, 25, болярьскъ — 101, 29; 104, 17 — 18; 202, 14; 281, 13; Енински апостол. С, 1965: боляринъ — 21 б 17. Существительное болярин, мн. ч. боляре (болере) служит переводом преимущественно греч. цеуготас, по одному разу — 6 та лраяа (peptov и 01>укХг]тос„ прилагательное болярьскъ — ifjq сгоукХ.г|тои, стиук^пко^.
21. Львов А.С. Указ. соч. -С. 217.
22. См.: Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Pvcb (IX — начало XII в.). СПб., 2000. -С 300-317.
23. См.: Лев Диакон. История. — М., 1988. — С. 44 — 45, 56 — 59, 68 — 86.
24. Датировка Супр не противоречит такому выводу: сама рукопись относится к середине XI в. при этом считается, что значительная ее часть восходит к более раннему тексту пре-славской школы письменности; датировки этого последнего колеблются от начала X до рубежа X — XI вв. (см.: Супрасълски или Ретков сборник. — С 6 — 7; Старославянский словарь (по рукописям X — XI вв.). — М., 1994. — С. 22). Ен же является памятником XI в.
25. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. — М. — Л., 1950. — С. 263.
26. Marquart I. Uber das Volkstum der Komanen // Bang W., Marquart I. Ostturkische Dialektstudien. — В., 1914, — S. 26.

 

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.