Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

воздействие PR-технологий на массовое сознание

 

Что происходит в брюшке "инфоуробороса", то бишь в голове реципиента (читателя, слушателя, зрителя), когда в эту голову попадает информация, переданная по коммуникационным каналам? Здесь я вас огорошу, потому что согласно постулатам социальной психологии Гюстава Лебона головы у реципиента нет. Ну, или почти что нет.

Наиболее точно сущность массового сознания передает, на мой взгляд, образ всадника без головы, героя приключенческого романа английского писателя Томаса Майн Рида. Почему? Потому, во-первых, что массовое сознание по своей сути является почти исключительно массовым бессознательным, логическое мышление, разум играют в нем весьма скромную подчиненную роль. Разум толпы выполняет функцию, если говорить сегодняшним языком, лишь приемной антенны, которая улавливает внешние сигналы. Переработкой же поступивших сигналов, их расшифровкой и формированием на их основе решений занимается область бессознательного, сосредоточенная у каждого индивида в спинном мозге. Именно так мыслит толпа.

Понятно, что подобный способ мышления весьма специфичен. Ни о какой интеллектуальности в этом случае речи нет и Лебон здесь предельно категоричен: «В толпе может происходить накопление только глупости, а не ума», говорит он. Отсутствие интеллектуальности предопределяет важнейшие свойства толпы. Перечисление возьмите на карандаш и запомните, потому что это пригодится в работе. Итак, толпу характеризуют:

· импульсивность;

· раздражительность;

· нетерпимость к критике;

· неспособность обдумывать;

· неумение рассуждать;

· преувеличенная чувствительность.

Присовокупите к этому еще и то, что все желания толпы очень страстны.

Если вы прочитаете этот список как бы сам по себе, без привязки к теме сегодняшнего разговора, то, думаю, легко согласитесь, что в нем перечислены типичные свойства женского характера. Француз Лебон, несмотря на врожденную галантность, так прямо и пишет, что подобные особенности отличают существ, находящихся на низшей ступени эволюции, как то: женщин, дикарей и детей. То есть, не одним только социалистам и демократам достаётся от этого профессора, не щадит он и дам. Тем не менее, отмеченные им свойства толпы ценны тем, что подтверждаются на практике.

Чтобы у вас не сложилось превратного впечатления о знаменитом французском социологе, а также о его последователях, к которым я отношу и себя самого, как об убежденных женоненавистниках, еще два слова на эту тему. Дело в том, что и женщины, и народы, не вышедшие из варварского состояния, и дети, все эти три категории человеческих существ на самом деле являют собой, скорее, пример для подражания, чем для осуждения, потому что во многих случаях именно они оказываются ближе к истине. Не буду мучить вас многочисленными цитатами на эту тему, приведу только одно высказывание, один призыв: «Будьте как дети». Сказал это, как вы помните, некто по имени Иисус Христос.

Теперь переходим к тому, каким образом массовое сознание, не пользуясь логикой, не включая разум, тем не менее, усваивает проникающие в него идеи и вырабатывает решения. И сейчас я вам открою, какова вторая причина, по которой образ всадника без головы я считаю самым точным для характеристики мышления толпы. Предупреждаю, однако, что наиболее чувствительные из вас могут вздрогнуть. Потому что верхОм на этой лошади скачет действительно… мертвец.

Это, я считаю, есть величайшее открытие Лебона в социологии. Это то, за счет чего в своих прогнозах путей исторического развития он оставил далеко позади себя и Карла Маркса, и Владимира Ленина, и Георгия Плеханова, и Фердинанда Лассаля, и Жана Жореса и всех без исключения других деятелей социалистического и коммунистического движений. И в этом же ключ для понимания происходящего в обществе сегодня.

Что же это за мертвец? Этот безголовый труп есть наша с вами наследственность.

Наследственность опирается на еще более древнее основание, на инстинкты, то есть на врожденные программы поведения, записанные в геноме человека как биологического вида, поэтому фигура коня, животного могучего, но большую часть времени находящегося в нашем подчинении, здесь уместна. Об инстинктах мы тоже поговорим, поскольку они проявляются в поведении толпы, но сначала о наследственности.

Получается так, что, умирая, мы не умираем. Мы продолжаем жить, причем отнюдь не фигурально, а более чем активно, при этом наше бытие после физической смерти приобретает нешуточное общественное значение вне зависимости от того, насколько заметной была наша роль при жизни. Парадокс как раз в том и состоит, что гений – этот всплеск разума – не передается, не наследуется. Гений это болезнь. Если собрать гениев на одном острове, то такое племя скоро выродится. Наследуются только усредненные черты, в них корень жизнеспособности общества. Благодаря наследственности вся та «серая масса» человечества, которой при жизни не досталось власти и общественного значения, отыгрывается за себя после смерти. Умирая, мы становимся духом нации, душой расы, мы проявляем уже не свой собственный характер, а характер своего народа в собственных детях и внуках, мы неотвязно руководим ими и уверенно, чтобы не сказать диктаторски, направляем их.

Это именно мы после смерти будем делать русских русскими, армян армянами, немцев немцами, англичан англичанами и так далее. И величайшее открытие Лебона состоит в доказательстве того, что с нами, умершими, надежно укрывшимися в наследственности, в генофонде, ныне живущим бороться бессмысленно, мы непобедимы. Что бы ни выдумали наши дети и внуки, какие бы общественные реформы они ни затеяли, какие бы революции ни произвели, мы все вернем на круги своя. Бессильные против новых названий и новых лозунгов, мы, тем не менее, в самый короткий срок под вашими обновленными вывесками восстановим прежний порядок. Революции суть не более чем сезонные линьки, это смена словесных перьев, это избавление от обветшавшей идеологической кожи, но и только. Коренным образом социальные организмы меняются так же медленно, как организмы живые, биологические. Вы не в силах изменить цвет своих глаз, своих волос, свой рост. Великие социальные реформы суть не более чем румяна, хна, грим и супинаторы.

«Биологические науки, – писал Гюстав Лебон в 1895 году, – претерпели большие изменения с тех пор, как эмбриология показала, какое громадное влияние имеет прошлое на эволюцию живых существ. Такое же изменение произойдет и в исторической науке, когда идея о влиянии прошлого получит большое распространение. До сих пор еще она недостаточно распространилась, и многие государственные люди проникнуты еще идеями…, что общество может порвать со своим прошлым и может быть переделано по всем направлениям, если будет руководствоваться светом разума». История России в ХХ веке, добавим от себя, это убедительно подтвердила – разум вчистую проиграл бессознательному.

Не так давно мне пришлось дискутировать с одной литературной дамой, которая говорила буквально следующее: мы не продолжаем себя в потомстве. Талантливая, между прочим, особа, но придерживается таких вот оригинальных взглядов. С литераторами, с силу образности их мышления, спорить так же бессмысленно, как с толпой, эту категорию оппонентов убеждают только простые образы и примеры. А тут, как на заказ, получилось так, что, разбирая семейные бумаги, я обнаружил поразительную вещь: мой почерк неотличим от почерка моего давно умершего отца. Он у меня фронтовик, был ранен и рано ушел, сорок с лишним лет назад. Я был потрясен. Откуда это? Ведь по почерку, как по отпечаткам пальцев, идентифицируется личность, а я своего отца даже едва помню… Должен сказать, что приведенный мной пример произвел на литературную даму впечатление и уже одно это стоит десятка экспериментов.

Вопрос, куда мы деваемся после смерти, с этого часа, надеюсь, не будет вас очень сильно мучить. Душа народа, национальный характер – вот наше пристанище и, согласитесь, трудно подыскать более достойное для себя место. Однако в своих рассуждениях мы с вами должны двигаться дальше. Мы должны овладевать методами воздействия на народную, на национальную душу как на наиболее чувствительный элемент массового сознания, понимать ее, что, кстати, поможет вам лучше понимать себя.

Поэтому сейчас несколько слов об инстинктах. Сами инстинкты не несут национальной окраски. Национальные различия проявляются в том, каким образом мы свои инстинкты подавляем.

Термин «инстинкт» (от латинского instinctus – «побуждение») довольно расплывчат. Современные биологи и психологи используют его весьма осторожно, потому что не всегда можно отличить инстинкт от сложных форм поведения. Данный вид ощущений характерен для животного мира, растения, как вы знаете, реагируют лишь посредством рефлексов.

Инстинкты животных – это генетически запрограммированная строгая последовательность действий, связанных прежде всего с тремя главными сферами: пищевой, защитной и репродуктивной. Запишите эту формулировку и последующее: отличия инстинктов животных в том, что они: а) не требуют обучения; б) их цель животными не осознается; в) инстинкты практически не изменяются в зависимости от обстоятельств.

Пауки плетут свою паутину с математической точностью безо всякого предварительного плана, который потребовался бы человеку, и плетут всегда одинаково (у человека неизбежны варианты). Птицы строят гнезда, но никогда не пытаются их усовершенствовать. В животном мире не бывает «отщепенцев», то есть птиц, которые не строили бы гнезда, пауков, которые не плели бы паутину, что также подтверждает: животные цели своих действий не сознают.

Инстинкты человека сформировались не позднее неолита, то есть не позже 12 тысяч лет назад. Чем отличаются человеческие инстинкты? Тем, что мы знаем цель и предмет своего влечения, знаем способы его достижения. Поэтому человек способен выбирать пути, которыми он пойдет к вожделенной цели. Человек может откладывать удовлетворение инстинкта или даже вообще отказать ему в удовлетворении. Если инстинкты это базовые генетические программы, которые, по аналогии с компьютером, не могут не «запускаться», то есть они не могут не действовать, то управляются (подавляются) они с помощью генетических же «подпрограмм», выработанных наследственностью. Это можно назвать еще и по-другому – культура. Воздействует на инстинкты также и личный опыт человека, то есть в таком случае мы в своих действиях руководствуемся уже непосредственно разумом.

Конфликт между программой инстинкта и подпрограммами обычая, традиции, культуры в нашей христианской цивилизации выражается, например, в акцентированном, трагическом, я бы даже сказал, противопоставлении «материи» и «духа». «В членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих» (Рим 7, 15—23). Это из Послания к римлянам апостола Павла. Борьба с «животными началами», привычная для нас, приводит, в частности, к такому чисто человеческому явлению как невроз, которого не знают животные.

К чему столь длинное отступление в биологию? К тому, что очень многие человеческие чувства (а мы помним, что толпа живет не разумом, а чувствами) имеют, с одной стороны, основу животного инстинкта, но с другой, эти чувства закладываются в нас не в готовом виде, как закладывается инстинкт в котенка или в муравья, а формируются в течение некоторого времени. И существенно то, что время это довольно продолжительное. Отсюда два важных вывода: лишь в период формирования чувств возможно оказывать эффективное воздействие на наследственность (закрепившись, наследственность уже сама будет управлять нами). Второй вывод следует из первого: единственным возрастом человека с точки зрения возможности реально изменять его как социальное существо является детство. И только детство.

То есть, иными словами, если мы в действительности, а не на словах, хотим исправлять общество, то не революционные выступления надо готовить, не бомбы мастерить и не конституции писать, не каторжными работами пытаться исправлять недовольных – все это бесполезно, а нянчиться надо с собственными детьми. Надо помнить, что только в короткое время формирования чувств маленького человека мы в состоянии производить нужные изменения в его сознании, которые затем закрепятся в наследственности, закрепятся надежно, так, что уже если даже захочешь, не выколотишь.

«Воспитание – единственное средство, которым мы обладаем, – пишет Лебон, – чтобы несколько действовать на душу народа». Лебон осторожно говорит «несколько», потому что даже при самых благоприятных обстоятельствах наши возможности воздействовать на наследуемые признаки очень невелики. Эти селекционные меры становятся заметными лишь при продолжительном – на протяжении нескольких поколений – целенаправленном воздействии.

Сегодня это гениальное предвосхищение Лебона подтверждают генетики, вот что они пишут: «Образно говоря, гены – это уже отснятое изображение на фотопленке, а среда – качество проявителя и условия проявления. Меняя проявитель и условия проявления можно изображение или улучшить или ухудшить, но не изменить».

Сколько же времени занимает процесс формирования чувств – самый важный период с точки зрения понимания души толпы?

Еще задолго до того, как мне довелось познакомиться с работами Лебона, я самостоятельно пытался исчислить время, которое требуется на то, чтобы новые идеи, проникнув в толщу социального организма, в народные массы, побудили их к действиям. Ведь ясно, что это происходит не мгновенно. Должен существовать единый временной модуль, некий, как я это для себя называю, «социальный год». От появления идей Просвещения о равенстве всех людей до Великой французской революции миновало порядка 100 лет. В России от отмены крепостного права до первой русской революции прошло чуть больше полувека.

На первый взгляд, кажется, что время проникновения идей в толпу зависит от развитости сети коммуникаций. Однако мне всегда казалось и сейчас я так думаю, что такой временной модуль определяется не скоростью и интенсивностью информационных воздействий. Крупные известия (идеи), такие как начало войн или революций, введение в действие важнейших законов, наступление национальных катастроф распространяются быстро и не требуют многократных повторений, однако с такими идеями людям предстоит сжиться, их надо впустить в свое сознание, надо подладиться под них, а все это требует времени. И время это связано, как мне кажется, прежде всего с человеческими возрастами (детством, юностью, зрелостью), когда человек оказывается способным воспринимать идеи, а также со сменой поколений. Действительность такова, что человеку сначала надо физически подрасти, чтобы оказаться способным воспринять какую-то идею, а после этого дождаться, когда уйдут, точнее, численно ослабнут поколения, органически неспособные эту новую идею принять.

По моим предположениям такой цикл, когда новая идея внедряется в сознание, а потом приводит к действиям, составляет 10—11 лет. Сам Лебон не дает конкретных цифр, но вот недавно в книге Виктора Рафаэльевича Дольника, известного российского орнитолога и этолога – специалиста в области исследования связей живых существ со средой обитания (от греческого ойкос – «дом»), я наткнулся на такую любопытную информацию.

Учеными этологами вполне определенно доказано, что наша с вами любовь к родине это инстинкт. Выяснено это на перелетных птицах. Каким образом? Брали птиц в разном возрасте — от еще не вылупившихся и только что вылупившихся птенцов до взрослых птиц — и вывозили из мест, где были их родительские гнезда, в другое место. А там задерживали до начала осеннего перелета. Потом окольцовывали и отпускали. А весной ждали по обоим адресам. Взрослые птицы всегда возвращались в первое место, откуда их увезли. А вот поведение молодых зависело от возраста в момент начала опыта. Оказалось, что новое гнездовье они признавали своим «домом», своей «родиной» лишь по достижении определенного возраста.

Запечатление в детстве каких-либо образов (в данном случае — местности) этологи называют импринтингом — впечатыванием в формирующийся мозг. «Инстинктивная родина» — это место, где прошел такой чувствительный отрезок детства. Импринтинг родины сейчас изучен у многих животных — у рыб, черепах, птиц, млекопитающих. У детей, то есть у человека, импринтинг отмечается в возрасте старше двух и моложе двенадцати лет.

Современные генетики осторожно признают выводы Лебона: «Можно предположить, – пишет, например, Василий Васильевич Вельков, – что общественно-политическое устройство той или иной субпопуляции должно соответствовать наиболее часто встречающимся в этой популяции поведенческим характеристикам».

 

Антропологи считают "архетипом" миролюбивого общества бушменов Канг (Kung Bushmen) Южной Африки, живущих охотой и собирательством, а также трудолюбивых фермеров Юго-Восточной Азии. Архетип воинственности - индейцы Южной Америки, в частности племя Яномамо (Yanomamo), члены которого регулярно встают на тропу войны. Оказалось, что в гене, кодирующем так называемый рецептор нейротрансмиттера дофамина (DRD4), у индейцев есть особая мутация 7R, которая и делает их весьма агрессивными, возбудимыми, импульсивными и несговорчивыми. У бушменов и восточно-азиатских фермеров такой мутации нет. Другие типы мутаций в этом гене также приводят к гиперактивности, к повышенной конфликтности, к постоянному поиску "острых" ощущений"

 

Основные, базовые инстинкты, то есть пищевой, защитный и репродуктивный, – это, используя сегодняшние понятия, «пакеты программ», без чего компьютер человеческой личности не запустится вообще. Рефлексы формируются еще в утробе матери и в первые месяцы жизни, а вот инстинкты – в первые два года жизни малыша. Эти виды ощущений имеют над нами необыкновенную власть, они могучи, но просты, поэтому времени для их формирования нужно немного. В рефлексах сосредоточена генная память пращуров, в важнейших инстинктах – опыт наших очень далеких предков. А вот в период с двух до двенадцати лет жизни ребенка начинается формирование более тонких чувств, инстинктов более высокого уровня, то есть в это время запускаются управляющие «подпрограммы». Их основное назначение, как мы уже знаем, – подавлять, блокировать и перенацеливать базовые инстинкты в той или иной "национальной модификации". Генная память есть посмертное бытие наших ближайших предшественников – прадедов, дедов, отцов, матерей.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.