Ныне призывая вернуть меня на землю

Эта поэма, гаэльская по происхождению, та, которую я помнила более полувека, впервые услышав, как ее чи­тала с ощущением чуда на оригинальном языке мама, обучавшая меня в частной школе в Донегале, Ирландия, с 1948 по 1959. Даже будучи девушкой, я посчитала эту поэму утешительной, так как она касалась смерти и уми­рания в дружеской манере. «Наблюдателя» просили «пу­тешествовать со мной», так как умирающий человек осу­ществлял путешествие в «открытое сердце смерти».

Эта ссылка на вступление в «открытое сердце смер­ти» очень интересна; кажется, что древние видели смерть как все включающую, всеобъемлющую, как Anam Саrа (душа-друг), которая дает «длительный отдых» и поет «сладкий любовный призыв», который «призывает меня обратно на землю». Эта идея любовного призыва, призывающая нас к «телу» и обратно в душу, является час­тью Кельтского верования о рождении и смерти. Они верили, что мелодия или звук призывает нас к воплоще­нию («в теле»), одновременно тот же звук более высокой октавы освобождает от телесной оболочки. Закрытие двери земной жизни есть инициация, которую испыты­вает душа, по мере того как входит в различные стадии духовного мира. Это оставление позади себя опыта де-катезиса (то есть, где воспоминания более не вызывают эмоции) из всех материальных форм — великая транс­формация. Anam Aire, попечитель душ, путешествующий вместе с душой в загробном мире, будет «путешество­вать» с ней, пока она не раскроется навстречу «открыто­му смерти сердцу».

Как мы можем говорить об открытом смерти сердце, когда кажется, что ее единственная цель — это забрать от нас то, что мы любили.

Как можно сидеть с такими бессердечными, которые украли у нас глубокие, связующие узы друзей и семьи, отберут наше дыхание и оставят других лишенными и опечаленными? Конечно, было бы безумием рассматри­вать антитезис жизни в нашем сознании!

На самом деле, не приведет ли это ко всякого рода из­лишнему горю и печали, не принесет только депрессию и эмоциональный срыв, поощряющий отбирание жизни?

Открытие сердца навстречу смерти было бы отрица­нием жизни и всей ее красоты, энергии и богатства. Все эти утверждения кажутся вполне резонными и очень це­лесообразными. И каким-то образом, по мере того как я их писала, они говорили о великом страхе, невежестве и обороне, как будто бы угрожали самой сущности жизни, и мы, хранители их ценнейшего дара, обязаны защищать ее от этого хищного животного, этой смерти-похитительницы. Учитывая безмерность страдания, трудностей, ка­жущуюся надменность и вероломство, которые зачастую приносит смерть, у многих из нас остаются ощущения подавленности и обманутости перед ее силой.

Это не было философией наших предков-кельтов. Они всегда были готовы к этому неотвратимому посети­телю. Смерть представлялась, как великое путешествие, великое приключение в просторы природы, в самих себя. Смерть не рассматривалась как «тать в нощи», так как природа подготовила их к своим меняющимся сезонам и настроениям. Смерть рассматривалась как естествен­ный путь общения с An Tursach mor, великой усталос­тью, и они были «довольны длинным отдыхом».

Современное религиозное образование, касающееся смерти, не делает нас более сознательными, так что боль­шинство из нас тратит время и энергию, избегая ее, и лю­быми средствами пытается держать одеревенелые, ледя­ные пальцы подальше от того, что нам близко и дорого. Мы придерживаемся мнения о том, что это облегчит нам жизнь, без страха о будущем. Когда жизнь просит нас умирать маленькими смертями, то есть отпустить кого-то или что-то для того, чтобы продвинуться дальше в на­шей жизни по направлению к целостности, нежелание принять изменение не поможет этому. Игнорирование неизбежности смерти не поможет нам еще больше ува­жать эту жизнь и проживать ее более сознательно момент за моментом.

Закрывание глаз на что-либо создает страх, и страх де­лает нас несведущими в фактах, неосознающими их. Мы здесь, в наших земных телах, чтобы расширять и углуб­лять наше сознание так, чтобы у нас были глаза, умею­щие видеть, и уши, умеющие слышать, как советовал Иисус Христос. Частичное видение отключает нас, закрывает наши глаза на более обширную, более всепогло­щающую реальность, которая признает рождение и смерть, как уникальные способы, в которых жизнь вы­ражается в форме и вне формы. Сознание есть противо­положность уклонения. Чем больше сознания проника­ет в нашу душу, тем больше мы можем увидеть глазами безусловной или объективной любви.

Другими словами, сознание дает нам новые средства связи, общения, знания. Оно дает нам возможность ви­деть и слышать скрытые или символические послания во всем, с чем мы сталкиваемся. В сознательном наблю­дении за сменой сезонов природы и применении этих изменений к собственным жизням кельтам была дана возможность жить душевно и умереть в том же сознании. Кельтские христиане пытались отыскать «Разум Хрис­та», то есть где наше эго или земной разум становится единым с первичным естеством, то есть самим Духом или Жизнью. Эта внимательность помогает нам более четко познать цель нашей жизни в земной форме, и мы радос­тно осознаем, что:

Жизни не угрожает потеря формы

Именно незнание этого факта удерживает нас от того, чтобы смотреть на смерть более здравым и праведным взглядом. Глубокое разочарование и отчаяние многих из нас есть понимание того, что мы не контролируем жизнь, что жизнь есть и всегда была и не зависит от того, нахо­димся ли мы в земной оболочке или в виде духа. Кельтс­кая духовность научила меня, что наша индивидуальная душа подчинена руководству духа/жизни, так как она есть просто посланник — тот, который приносит мно­жество энергии в нашу природу. Это так глубоко прият но осознавать, что мы как человеческие существа, уни­кальные и комплексные выражения жизни, рожденные из обширного простора жизненной силы, обладаем чем-то выдающимся, общим с другими выражениями жиз­ни, не важно в теле или нет, а именно: у нас есть ответ­ственные отношения к могущественной энергии, в ко­торой все созданные феномены живут и передвигаются и обладают своей сущностью.

Вопрос не в сущности жизни в нас на некоторое вре­мя, а скорее в том, что мы вечны в жизни и подчинены ее законам и загадкам.

Это смиренная мысль, и именно она помогает открыть наши сердца с глубочайшей благодарностью к жизни, ко­торая поддерживала и воспитывала нас в земной жизни и после смерти. Наше величие заключается в том, что наша сущность есть сама жизнь. Мы навечно в жизни и не можем от этого сбежать... это факт.

Тогда как для меня было бы наивно считать, что ког­да-нибудь смогу понять, чего касается земная жизнь и духовная, я бы, однако, хотела, чтобы вы присоедини­лись ко мне, так как мы просим у наших кельтских пред­ков взглянуть на предмет духовной жизни и увидеть, смо­жем ли мы сдвинуться с места, чтобы в конце жизни она не показалась пустым пространством. Вероятно, мы про­сто сможем достичь более информированного состоя­ния, касающегося нашего отношения с ней. Вера в то, что смерть придет как «тать в нощи» имеет смысл толь­ко, если мы верим, что владеем жизнью. Вор забирает у нас только то, чем мы законно обладаем.

Кельтская духовность верила, что мы ничем не обла­даем в природе: ни нашими душами, ни землей ни лю­бым аспектом создания. Кельтская идея состояла в том, что мы есть хранители земли и наших собственных жизней на ней. Мы охраняем жизнь, а не обладаем ею. Вера состояла в том, что мы не можем полностью понять ве­личие природы, а только проживаем свою жизнь в бла­гоговейном отношении к ней. Наши кельтские предки жили свою простую жизнь, неся в сердцах и душах чув­ство благодарности к жизни за благодати, которые они ежедневно получали, и дары, так щедро даруемые вели­ким Матерью/Отцом создателем.

Мне кажется, что мы потеряли это ощущение чуда и благоговения, ощущение глубокого благодарения за бла­гословения, ежедневно получаемые от жизни. С наши­ми собранными знаниями вещей, видимых и невидимых, кажется, что мы никогда не сможем полностью понять великие тайны жизни и смерти в таких ограниченных ин­теллектах и душе из-за ограниченного земного сознания.

Если бы смерть могла говорить, я верю, что она могла бы сказать:

А вот и я,

Поиск по сайту: