Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Государственное правление

Государственное правление (правление) есть формальная (и только формальная) организация власти в государстве и, в частности, верховной, высшей власти. При помощи этого понятия определяются формальные источники и носители государственной власти. Им охватываются, в том числе, нормативное распределение компетенции между соответствующими органами и должностными лицами, официальный порядок наделения властью главы государства (наследственный, выборный, назначенческий и т. д.), формирования высшего представительного органа государственной власти – парламента или его аналога и правительства (суды же традиционно не рассматривают в контексте форм правления)[70], их взаимодействия и т. д. Понятие правления допустимо использовать и при описании формальной организации власти в территориальных образованиях государства (унитарных единицах, субъектах федерации), их главной, основной власти (глава территориального образования, представительный орган, правительство или администрация).

1.

Принято выделять и противопоставлять монархическую и республиканскую формы правления, монархию (греч. μοναρχία – единовластие) и республику, (лат. res publica – общее дело). В наши дни монархии обычно делят на «абсолютные» и ограниченные (конституционные), а последние на «дуалистические» и«парламентские». Республики – на парламентские, президентские и смешанные, то есть президентско-парламентские и парламентско-президентские.

Как установилась традиция противопоставления монархий и республик?

Античные корифеи, в первую очередь Платон, Аристотель и Полибий, исследуя правление, оперировали только понятиями монархии, аристократии (греч. αριστοκρατία—власть лучших, власть благородных, власть знатных), демократии (греч. δημοκρατία—власть народа) и др..[71]

Марк Туллий Цицерон писал о «res publica», имея в виду, однако, государство. То есть сам он определения республики как государства, конечно, не предлагал, но мы можем в таком ключе интерпретировать его известные формулировки: «"Est igitur[72] res publica res populi", populus autem non omnis hominum coetus quoquo modo congregatus, sed coetus multitudinis iuris consensu et utilitatis communione sociatus. Eius autem prima causa coeundi est non tarn inbecillitas quam naturalis quaedam hominum quasi congregatio;[73] Hi coetus igitur hac de qua eui causa instituti, sedem primum certo loco domiciliorum causa constituerunt; quam cum locis manuque saepsissent, eius modi coniunctionem tectorum oppidum vel urbem appellaverunt, delubris distinctam spatiisque communibus. Omnis ergo populus, qui est talis coetus multitudinis qualem eui, omnis civitas, quae est constitutio populi, omnis res publica, quae ut dixi populi res est, consilio quodam regenda est, ut diuturna sit. id autem consilium primum semper ad earn causam referendum est quae causa genuit civitatem»[74] («Итак, государство есть достояние народа, а народ не любое соединение людей, собранных вместе каким бы то ни было образом, а соединение многих людей, связанных между собою согласием в вопросах права и общностью интересов. Первой причиной для такого соединения людей является не столько их слабость, сколько, так сказать, врожденная потребность жить вместе. […] итак, эти объединения людей, образовавшиеся по причине, о которой я уже говорил, прежде всего выбрали для себя в определенной местности участок земли, чтобы жить на нем. Использовав естественную защиту и оградив его также и искусственно, они назвали такую совокупность жилищ укреплением, или городом, устроили в нем святилища и общественные места. Итак, всякий народ, представляющий собой такое объединение многих людей, какое я описал, всякая гражданская община, являющаяся народным установлением, всякое государство, которое, как я сказал, есть народное достояние, должны, чтобы быть долговечными, управляться, так сказать, советом, а совет этот должен исходить прежде всего из той причины, которая породила гражданскую общину»)[75]. Если угодно, республика предполагает наличие: 1) коллектива, объединенного общностью интересов и приверженностью правовому порядку, а также владеющего общей собственностью; 2) территории; 3) публичной власти. Таким образом, республика представляет собой территориальную политическую организацию, то есть государство. Учитывая контекст цитаты, такой вывод более чем допустим.[76]

Нужно, однако, учесть, что согласно принятым во времена Цицерона представлениям римская республика – это республика римлян, римских граждан. Перегрины, то есть неграждане (жители присоединенных, покоренных городов и стран), считались и были лишь подданными республики. Иными словами, республика – это, что называется, «малое государство», то есть сугубо государство римлян, которое правило «большим государством», империей, собранной римлянами. Этот дуализм преодолевался в течение нескольких веков по мере предоставления перегринам римского гражданства[77]. И в конечном счете Res Publica Romana «растворилась» в Imperium Romanum.

Цицероном описывался как теоретический республиканский (государственный) идеал, так и непосредственно римская республика (государство). Правление в республике (государстве), по его мнению, осуществляется либо rex’ом (монархия), либо оптиматами (аристократия), либо всем «народом» (демократия)[78]. Вслед за Полибием он полагал, что наилучшее правление получается при смешении элементов монархии, аристократии и демократии и что римская республика практиковала как раз смешанное правление двух выборных консулов, сената и «народа»[79], притом что монархический элемент на самом деле отсутствовал, по мнению ряда специалистов имела место «смесь» лишь аристократии и демократии[80]. Хотя, наверное, допустимо говорить о смешении элементов диархии (см. Далее), аристократии и демократии. Из этого можно сделать вывод, что республике следует практиковать именно «смешанное» правление, хотя это отнюдь не обязательно. Да, Цицерон этого прямо тоже не утверждал, однако вполне позволительно «вменять» ему и эту идею. Увязка им республики и римского «смешанного» правления позволила спустя столетия провести знак равенства между республикой и римской практикой правления «доимператорского» периода, а затем объявить республику отдельной формой правления. Хотя Цицерон и с таким подходом вряд ли бы согласился.[81]

Пожалуй, римские и «постримские» теоретики мыслили республику не просто как государство, но как «правильно» организованное государство, цивилизованное государство. Республика – это в том числе развитый правовой порядок, это высокое правосознание народонаселения[82]. В республике «народ» свободен и свободы гарантируются и защищаются властью[83] и т. д. Республикам противопоставлялись не монархии, а иначе и хуже организованные государства, «недогосударства».

В средние века в Западной Европе словом «республика» именовались самые разные общности и организации, начиная от всего западнохристианского мира в целом (Respublica Christiana[84]) и кончая отдельными муниципиями или корпорациями. И в идеально-теоретическом контексте, и в конкретно-практическом. Республиками, разумеется, могли называть и феодальные монархические государства, т. Е. понятия монархии и республики опять же не только не противопоставлялись, но считались взаимодополняющими.

Но в позднее средневековье оппозиция понятий все же стала оформляться. Такие городские государства как Венеция, Флоренция и др., «по совокупности исторических причин» не имели монархов. Или власть монархов над ними носила номинальный либо «дискуссионный» характер. Там правили коммуны, а точнее, их верхушки. Отстраиваясь от империй (византийской, священной римской), отбиваясь от законных и незаконных претендентов на монархическую власть, подтверждая свой фактический суверенитет, эти города концептуализировали свою борьбу как становление и укрепление республик. Республика стала пониматься их политическими и интеллектуальными элитами, во-первых, как обособленный, самостоятельный, независимый политический субъект, отдельное государство[85], во-вторых, как государство, управляемое не единовластно, а коллективно, в-третьих, как государство, гарантирующее своему народонаселению свободы[86] и т. д. Идеологи «немонархических» практик правления обеспечивали их «историческую» легитимацию, апеллируя к римскому «доимператорскому» опыту «смешанного» правления. Но поначалу оппозиция монархии и республики мыслилась как оппозиция правления, основанного на одном частном интересе, и правления целостного, интегрирующего множество интересов, то есть как оппозиция разномасштабных, но не взаимоисключающих понятий. Данный подход допускал некую ограниченную монархию (как элемент «смешанного» правления)[87]. Однако на практике эти государства монархию не принимали, а если принимали, то лишь в результате военного поражения и сильного политического давления. И это воспринималось как гибель республики. (институт выборного дожа в тех же Венеции и генуе, правда, можно считать «монархическим» в рамках концепции смешанного правления.) в итоге республикой начали считать «немонархию», республиканским государством – такое, в котором нет монарха (в смысле наследственного единовластного правителя).[88]

Современная традиция жесткого теоретического разделения государств именно на монархические и республиканские, противопоставления монархий и республик была заложена в XV—XVI вв. как раз в Италии. Так, Никколо Макиавелли утверждал: «Tuti gli stati, tuti e dominii che hanno avuto e hanno imperio sopra li uomini, sono stati e sono o republiche o principati» («все государства, все державы, обладавшие или обладающие властью над людьми, были и суть либо республики, либо государства, управляемые единовластно»)[89]. Либо республика, либо монархия – иного не дано. О существенных различиях между правлением principe и repubblica писал Франческо Гвиччардини[90] и т. д. Вслед за теоретиками противопоставлять монархии и республики стали политики и дипломаты.[91]

Но еще долгое время такой подход принимался и воспроизводился далеко не везде и отнюдь не всеми. Например, монархист Боден по-своему вторил Цицерону и употреблял слово «республика» в значении «государство» (и выделял республики монархические, аристократические и «populaire»).[92]

Близкий к монархомахам Иоганн Альтузий («анти-Боден») в этом с ним вполне сходился; он, опять же следуя Цицерону, раскритиковал противопоставление республики и королевства (regnum): по его словам, республики были и бывают разные, в том числе имеющие королей[93]. Джеймс Харрингтон, восхищавшийся Венецианским правлением, в своем opus magnum использовал слово «republic» всего один раз – применительно именно к Венеции и со ссылкой на Макиавелли[94]. Гоббс, а затем Локк не включили республики в классификации форм правления[95]. Самуэль фон Пуфендорф сформулировал соотношение общества как материи и республики как ее формы (а Христиан Вольф проанализировал формы республики – монархию, аристократию, демократию и «смешанную» республику)[96]… Польско-литовское государство XVI—XVIII вв. Официально именовалась «республикой» – Rzeczpospolita Obojga Narodów (республика двух народов). Впрочем, нет единого мнения относительно того, употреблялось ли слово «республика» в данном случае сугубо в значении «государство», или же имелась в виду и специфика системы правления. Ведь правителя – короля Польши и великого князя Литовского – избирали на сеймах. И его права были довольно ограниченными, то есть присутствовала известная «смешанность», «республиканство»[97]. В названии существовавшей примерно в тот же период конфедерации северонидерландских государств тоже использовалось слово «республика» – Republiek der Zeven Verenigde Nederlanden. Конфедерация именовалась «республикой». Правда, ее участники, те самые «соединенные провинции», были организованы «немонархически».

Шарль Луи де Секонда, барон де ла Бред и де Монтескье в XVIII в. провозгласили: «Il y a trois espèces de gouvernements: le rÉpublicain, le monarchique et le despotique. Pour en découvrir la nature, il suft de l’idée qu en ont les hommes les moins instruits. Je suppose trois défnitions, ou plutôt trois faits: l’un que le gouvernement r é publicain est celui où le peuple en corps, ou seulement une partie du peuple, a la souveraine puissance; le monarchique, celui o ù un seul gouverne, mais par des lois fxes et é tablies; au lieu que, dans le despotique, un seul, sans loi et sans r è gle, ent ra î ne tout par sa volont é et par ses caprices» («есть три образа правления:республиканский, монархический и деспотический. Чтобы обнаружить их природу, доста точно и тех представлений, которые имеют о них даже наименее осведомленные люди. Я предполагаю три определения, или, вернее, три факта: республиканское правление – это то, при котором верховная власть находится в руках или всего народа, или части его; монархическое – при котором управляет один человек, но посредством установленных неизменных за конов; между тем как в деспотическом все вне всяких законов и правил движется волей и произволом одного лица»)[98]. Республика была противопоставлена не только монархии, но еще и деспотии и объявлена родовым понятием для демократии и аристократии.

Руссо, в XVIII в. Не менее, а то и более авторитетный теоретик, чем Монтескье, настаивал, что «tout Gouvernement légitime est républicain» («всякое Правление, основанное на законах, есть республиканское»)[99]. Иммануил Кант провозглашал принципом республиканизма отделение исполнительной власти (правительства) от законодательной и противопоставлял республиканизм деспотизму (который понимал как самовластное исполнение самоданных законов). Согласно его учению республика (как форма правления) прекрасно сочеталась с монархией («формой господства»).[100]

Но mainstream'ом стала точка зрения Монтескье. (Правда, понятие «деспотического образа правления», использовавшееся им в основном для очернения и карикатуризации государственного опыта Персии, Турции, и востока в целом, а также России, со временем выпало из теории государства. Точнее, вначале деспотии стали смешивать с монархиями, а затем и вовсе в них «растворили».) и понятно почему. Американская революция (1775 – 1786 гг.), а затем Французская (1789 – 1793 гг.) стали антимонархическими как по форме, так и по содержанию и утверждали власть наций. Почти все революции XIX в. Также были антимонархическими. (За исключением лишь, пожалуй, Il Risorgimento в Италии в 1831 – 1871 гг.[101] и революции Мейдзи в Японии в 1866 – 1869 гг.[102].) По их итогам провозглашались республики. Ставить знак тождества между старыми монархиями и революционными республиками было совершенно невозможно[103]. И революционеры, и реакционеры, и анализировавшие их доктрины практики и ученые в этом полностью сходились[104]. Революционный антимонархизм завершил то, что Михаил ильин назвал «упрощением» и даже «опошлением» республиканизма.[105]

С тех пор много воды утекло, но оппозиция монархий и республик остается догмой теории государства.

2.

Сейчас принципиальная разница между монархией и республикой всем как будто совершенно очевидна.

Монархия предполагает принадлежность государственной власти и непосредственно всей верховной власти правителю, воля которого не производна от какой-либо другой человеческой воли. Единовластие – власть одного, неограниченная (человеческими инстанциями) власть одного. По следний вывод, правда, открыто делают далеко не все, на него отваживаются только последовательные монархисты и наиболее честные теоретики. Монархическая власть передается по наследству (по обычаю, по закону) – как правило, непременно члену монаршего, то есть правящего рода (сыну, дочери, брату и т. д.). Если власть официально принадлежит правящему роду и при этом правитель (он же глава рода) определяется в наследственном порядке (назначается предшественником и т. д.), то такую организацию власти тоже аттестуют как монархическую. Монархия есть неограниченное наследственное единовластие.

В республике же всей государственной властью и непосредственно всей верховной властью обладает некий политический коллектив, который может охватывать как довольно узкий круг высокостатусных лиц, так и все взрослое дееспособное народонаселение, оформленное гражданством, то есть если говорить о современности, всю нацию (точнее, практически всю нацию – учитывая возрастной ценз и пр.). Этот коллектив осуществляет власть непосредственно или передает ее осуществление – временно, бессрочно либо даже «навечно», в тех или иных пределах и объемах своим представителям – выборным правителям и др. Такой коллектив уместно называть также гражданским и электоральным (электоратом).

Еще указывают, что при монархическом правлении источником власти провозглашается Бог или боги, а поэтому монархия выступает богоустановленным институтом. Монархическая власть сакрализуется. Как и ее носители. Монархи могут объявляться избранниками, наместниками Бога или воплощениями, сыновьями богов, проводниками божественной воли либо вообще обожествляться. Из всего этого с необходимостью следует, что монархическое правление непременно востребует теократию или по крайней мере отдельные теократические институты и практики[106]. А при республиканском правлении источником власти выступает исключительно соответствующий коллектив. Республика всегда сугубо светская, если не сказать «безбожная». То есть монархия обязательно имеет «надчеловеческую» легитимность, в то время как легитимность республиканского правления сугубо «человеческая».

Однако при обращении к государственному опыту, хотя бы историческому (оппозицию монархий и республик принято «опрокидывать» в прошлые эпохи, в которые ее вовсе не знали), хотя бы современному, это разграничение обнаруживает относительную условность.

Во-первых, республики отнюдь не всегда были и бывают «безбожными», а монархии – сакральными, богодоустановленными и тем более теократическими. Многие века Бога или богов и гражданские (электоральные) коллективы, мягко говоря, не противопоставляли друг другу. Республиканское правление в принципе не препятствует обожествлению правителей. Афины («родина демократии»!), подчинившись Македонии, согласились провозгласить богом Александра Великого. Затем там также обожествили диадоха Деметрия Полиоркета. В Риме правили божественные принцепсы. Опыт церковно-государственного строительства породил не только специфические теократические монархии – Святой престол (Церковное государство, Ватикан), княжества-епископства, – но и специфические теократические республики: православная монашеская республика Святая Гора Афон, католические монашеско-рыцарские ордена. На теократических началах в XVII—XIX вв. Организовывались английская («кромвелевская») и другие протестантские республики (в Швейцарии, Северных Нидерландах, Южной Африке). В наши дни в Ирландии и ряде мусульманских республик (Иран, Пакистан) на конституционном уровне провозглашается верховенство божественной воли над волями наций[107]. В свою очередь монархия может быть «несакральной», «небогоустановленной» и «нетеократической» и легитимироваться лишь исторической традицией и / или политическими доктринами. В некогда христианской Европе это стало закономерным результатом Просвещения и секуляризации (дехристианизации), проводившейся в XIX—XX вв. По Европейским образцам реформировались и реформируются многие азиатские монархии. В качестве современных примеров «несакральных», «небогоустановленных» и «нетеократических» монархий можно привести, с одной стороны, Швецию, а с другой – Кувейт[108]. Впрочем, следует ли считать «нетеократическое», «небогоустановленное» и «несакральное» правление монархическим?

Во-вторых, были и есть выборные монархии, в которых монархов избирали и избирают их будущие подданные, представители будущих подданных, высшая аристократия и / или бюрократия, верхушка правящего рода и пр. Достаточно вспомнить византийскую империю[109], священную римскую империю и Речь Посполитую. Выборными были первые халифы[110], монгольские кааны, западноЕвропейские монархи раннесредневекового периода[111] и т. д. Из современных выборных монархий следует упомянуть Камбоджу и Малайзию. Выборные институты введены в омане и саудовской Аравии. Известны и многочисленные прецеденты выборов правителей в монархиях, не относившихся к выборным, – в случаях пресечения династий и т. п.

У нас избранными царями (царицами) были Борис (Годунов), Василий IV (Шуйский), Михаил (первый из дома Романовых) и Анна[112]. Выборный монарх – отнюдь не формальный представитель тех, кто его избирает, и тем более тех, кого представляют выборщики (если они кого-то формально представляют кроме самих себя), выборность здесь сама по себе не означает представительства. В свою очередь представителем политического коллектива может заявляться и наследственный правитель с монархическим титулом.[113] Но, с другой стороны, выборность по определению предполагает обязательства и даже ответственность (пусть не юридическую, а политическую и моральную) перед выборщиками[114], а значит, исключает принадлежность монарху всей верховной власти, исключает собственно единовластие.[115]

В-третьих, наследственное правление может быть установлено в республике. В северонидерландских государствах были прецеденты наследования должностей стадхаудеров, по общему правилу выборных, представителями оранского дома[116]. В республиканской Франции трижды вводилась наследственная императорская власть – решениями плебисцитов. В 1804 г. был утвержден сенатус-консульт об учреждении наследственной императорской власти и провозглашении первого консула наполеона Бонапарта императором республики (впрочем, императором он стал именоваться сразу после принятия сенатус-консульта, так что уместно сказать, что императорскую власть ввел сенат[117]); в 1815 г. – восстановлены республиканско-имперские учреждения и власть наполеона I («сто дней»); в 1852 г. – утвержден сенатус-консульт о реставрации императорской власти и провозглашении императором Шарля луи наполеона Бонапарта[118]. В основанном в 1867 г. Северогерманском союзе, этой «республике династий», конституционно предусматривалось наследственное президентство королей Пруссии.[119]

В-четвертых, в порядке вещей – ограничение власти монархов со стороны выборных и невыборных представительных органов, санкционирование вступления на престол, легальное свержение монархов[120]. Речь идет не только о современных ограниченных монархиях, но исторических феодальных и сословно-представительных монархиях. В более ранние эпохи власть монархов ограничивалась и народными собраниями (на Руси были удельно-вечевые и самодержавно-соборная монархии.) нельзя забывать и о роли религиозных организаций и духовенства, тоже часто ограничивавших светских правителей и порой даже конкурировавших с ними (папство в средневековые времена). Ограничение власти монарха есть разделение власти, высшей власти между правителем и теми, кто его ограничивает. «Ограниченное единовластие» – это не единовластие, это уже многовластие.[121]

В-пятых, сейчас есть государства, повсеместно признаваемые монархиями, в которых источниками и носителями власти конституционно провозглашаются нации и одновременно во власти сохраняются монархи, причем наследственные, а правильнее сказать, «наследственные обладатели монархических статусов и титулов». Это не только такие «развитые» страны, как Испания, Швеция или Япония, но и «развивающиеся», например, Иордания, Кувейт и Марокко. Власть «обладателей» часто, как сказано, не сакрализована, более того, они подчас конституционно объявляются «представителями наций»[122]. О какой непроизводности монаршей воли здесь можно говорить? Да, в таких случаях имеет место формальное единовластие. Но не «монарха», а нации.[123]

Также нужно напомнить о случаях референдумного «подтверждения» монархического правления, «республиканского переучреждения» монархии (в Норвегии – в 1905 г., в Люксембурге – в 1919 г., в Испании – в 1947 г., в Бельгии – в 1950 г. И т. д.).

Не была, кстати, редкостью в мировой практике диархия – система правления, предполагающая наличие двух равноправных или неравноправных соправителей (наследственных, выборных, назначаемых). Хазарией в VIII—X вв. Совместно правили каганы и беки. С халифами из рода абассидов в X—XI вв. Соправительствовали эмиры аль-умара и шаханшахи из рода Бувайхидов, а затем в XI—XII вв. Сельджукские султаны. А в Японии стэнно в XII—XIX вв. Соправительствовали сэйи-тайсёгуны (при этом в XIII—XIV вв. Сэйи-тайсёгуны разделяли свою власть с сиккенами) и т. д.[124] диархический элемент мог присутствовать при «смешанном» правлении. В Спарте было два наследственных василевса (и две династии), в Риме избирали двух консулов (а затем также двух императоров – восточного и западного). Это государство имело также опыт тетрархии двух августов и двух цезарей.[125]

Сейчас диархия функционирует только в свазиленде, где есть король и нгвеньяма из рода дламини и ндловукази («королева-мать»)[126]. Но это не освобождает теоретиков от обязанности осмыслять диархические практики[127]. Увы, обычно их предпочитают отбрасывать как «всего лишь» частный случай монархии. Хотя где же здесь монархия?

3.

Очевидно, что в классические определения монархии и республики не укладывается множество конкретных моделей правления как исторических, так и тем более современных[128]. Из-за этого в историческом, юридическом и политологическом дискурсах происходит перманентная путаница. Самым простым и «невинным» выходом оказываются констатации всевозможных «исключений». Можно было бы сказать, что все они лишь «подтверждают правила». Только их в итоге оказывается настолько много, что от «правил» буквально ничего не остается. Петр сапронов так разграничил «природы» монарха и республиканского президента: «Царственность и божественность никогда целиком неразводимы. Ничего подобного о президентской власти как раз сказать невозможно. Она представляет собой чисто человеческую реальность. […] При этом по-настоящему существенно не избрание президента само по себе, а то, что источником его власти мыслятся избиратели или те, кого они, в конечном счете, представляют. Ведь, вспомним об этом, избирать могли и царей. Их избрание, однако, вовсе не означало, что источник царской власти – в избирателях. Их избрание могло представляться в качестве некоторого рода жеребьевки или гадания, за которым, в свою очередь, стоит воля богов. […]

Само же избрание представляло собой признание божественности того, кого божественностью отметили боги. В противоположность царю президент избирается несмотря на то, что он такой же человек, как и его избиратели, никакая сверхчеловеческая реальность за ним не стоит. В президенте избиратели самым определенным образом обнаруживают, что человеческой власти над людьми вполне достаточно».[129]

Все бы было так, не знай мы примеров «несакральных», «небогоустановленных» и «нетеократических» монархий и религиозного республиканского правления. Правильно отказывать в признании монархами тем, чья власть сугубо «наро-доустановленная» и «представляет собой чисто человеческую реальность», и тем, кто числится представителем «народа». Но как быть с республиками, которые признают, что их электораты ведомы божественной волей и / или ограничены ею? выборы в таких республиках, конечно, трудно (хотя можно) интерпретировать как признание божественности, поиск божьего избранника. Но никак нельзя отрицать здесь презумпцию «сверхчеловеческой реальности», божественной субъектности. В принципе, для верующего христианина очевидно, что любой президент – только потому президент, что Бог пожелал или допустил это.

Выход пытались найти через установление организационных различий. Например, в вопросе срочности правления главы государства: монарх правит бессрочно, а глава республики – в течение установленного срока (а потом или переизбирается, или оставляет пост)[130]. Только Венецианские дожи и северонидерландские стадхаудеры (по общему правилу до 1747 г.)[131] избирались бессрочно, то есть пожизненно[132]. Так же пожизненно избирается сейчас и Иранский рахбар[133]. А в Малайзии янг ди-пертуан агонга (СМИ иногда называют его «королем») выбирают монархи субъектов федерации[134] сроком на пять лет. Может, стоит объявить республику святого Марка и северонидерландские республики, а заодно исламскую республику Иран монархиями, Малайзию – республикой, или вновь сослаться на «исключения»? а как тогда быть с многочисленными прецедентами пожизненных президентств[135]? Если серьезно, то вопрос о срочности / бессрочности правления главы государства представляется, мягко говоря, не самым важным.

Еще указывают, что в монархиях игнорируют принцип разделения властей либо соблюдают его в неполном объеме и монархи сочетают законодательную и исполнительную (а иногда и судебную) компетенцию. А для республик этот принцип якобы «свят». С этим можно было бы согласиться, если бы, например, Конституция Королевства норвегии не вверяла королю только исполнительную власть, а испанская и японская конституции не помещали «монархов» над всеми ветвями власти. И если бы заодно принцип разделения властей исповедовали Швейцария и социалистические республики – СССР, Китай и пр. Это все тоже «исключения», конечно…

Еллинек, проанализировав практику XIX в., предложил считать наиболее существенным признаком монархической системы правления невозможность изменения конституционного строя без персонального согласия монарха. А там, дескать, где конституция может быть изменена помимо или вопреки воле главы государства, – как бы он ни назывался – там монархии нет[136]. Тут же вставал вопрос о французской Конституции 1791 г., которая свела компетенцию короля к руководству исполнительной властью и установила, что конституционные поправки не нуждаются в королевской санкции. Всегда считалось, что с монархией Франция порвала в 1792 г., когда несчастного Луи XVI свергли и заключили в тюрьму и национальный конвент провозгласил республику. Еллинек, предвидя такой упрек, утверждал, что еще в 1791 г. была учреждена «республика с наследственным главой государства»[137]. Возражений нет. Только как быть, если конституция не может быть изменена без согласия главы государства, наследственного или выборного? Значит ли это, что перед нами монархия? в современных еллинеку «образцовых» республиках – американской, французской – конституции могли изменяться без участия глав государств. Сейчас ситуация другая. Да, права вето на конституционные поправки лишен, например, шведский король. Его действительно можно не считать монархом. Зато российская Конституция не может быть изменена без согласия президента. И индийская, и, кстати, современная французская, и т. д.

Я не призываю вовсе отказаться от разделения государств на монархии и республики. Лишь предлагаю признать это разделение, как уже сказано, относительно условным. Да, Федеративную республику германию нельзя назвать монархическим государством, а султанат Бруней – республиканским. Однако это предельно «чистые» примеры. А если привести другие, «менее чистые»? на самом деле, затруднительно относить к монархиям те же Испанию, Швецию или Японию, а к республикам – Объединенные Арабские Эмираты и пр. Точнее, отнести можно, но все же непонятно, на каком основании следует говорить о монархии применительно к упомянутым национальным государствам. Только потому, что в одном есть наследственный король, а в другом тэнно? и как считать республикой государство, президента которого выбирают семь эмиров[138]? опять же только потому, что этот глава – президент? в последнем случае, правда, уместно вспомнить о германской «республике династий» 1867 – 1918 гг..[139]

Кстати, мне не раз доводилось слышать от коллег, что монархии и республики надо различать именно по наименованиям глав государств. Мол, они бывают «монархические» и «республиканские». И там, где есть король или султан, – монархия, а там, где есть президент и т. п., – республика. Это чистая профанация. С содержательной точки зрения наименование (титул), как правило, не имеет существенного значения. Главное же не наименование, а компетенция. Иной президент или премьер имеет кратно больше полномочий, чем какой-нибудь король. Тем более, если этот король – «ограниченный», «конституционный».[140]

По моему мнению, возможны три подхода. Можно вообще не использовать никакие доктринальные критерии и принимать во внимание только самоопределение государства. Упрощенно, если государство называет себя монархией, так или иначе фиксирует это в своих правовых актах, то оно есть монархия, если называет себя республикой – то республика. Можно ссылаться на существование гибридных, «смешанных» форм, то есть различных «монархических республик» и «республиканских монархий». Или можно, презюмируя отсутствие единства формальной и фактической организации власти, на основе гибких критериев выделять «фактические монархии» в числе республик и «фактические республики» в числе монархий. Нередко так и поступают: отсюда, например, утверждения о том, что Рим в эпоху принципата был «фактической монархией», а речь Посполитая – фактической республикой. Есть достаточно причин считать «фактической монархией» Корейскую народно-демократическую республику, а соединенное Королевство Великобритании и северной Ирландии – фактической республикой и т. д.

Три этих подхода с научной точки зрения вполне конструктивны, но, как говорится, небезупречны. Поэтому все же необходимо выработать альтернативную классификацию форм правления.

К этому подталкивает и несводимость к «классическим» парламентским, президентским или смешанным республикам социалистической республики, исламской республики (в Иране), джамахирии (в Ливии). В этой несводимости мы далее убедимся.

Несомненно, новые правила нужно формулировать, основываясь на тщательном анализе и учете всех «исключений» из правил действующих. Исключение же не просто подтверждает правило, оно может и должно выступать источником правила.[141]

Есть, конечно, соблазн элементарно дополнить перечень «неклассических» республик монархией, опираясь на авторитет Бодена, Руссо или Канта. Но все же представляется, что отнюдь не любая монархия может характеризоваться как «res populi» и т. д. (в том числе поэтому я и не призываю отказаться от разделения форм правления на монархические и республиканские). И есть государства, правление в которых нельзя назвать ни республиканским, ни монархическим. Военная тирания в Мьянме (Бирме) – очень показательный пример. Противопоставлять «абсолютные» монархии и тирании «классическим» и «неклассическим», в том числе «монархическим», республикам, конечно, допустимо. Однако, с одной стороны, нельзя все же игнорировать укорененность определения республики как «немонархии». С другой – новую классификацию форм правления лучше сделать в подлинном смысле альтернативной, не используя понятия монархии и республики.

4.

Не претендуя на всеохватность и отказываясь от выделения единого критерия, опираясь исключительно на практику современных государств (но также учитывая традицию различения парламентских, президентских и смешанных республик), предлагаю выделять девять форм правления:

1) тираническая;

2) деспотическая;

3) парламентско-правительственная;

4) парламентская;

5) президентская;

6) президентско-парламентская;

7) централистская;

8) богословская;

9) «народная» («государство масс»).

Все формы, за исключением первых двух, предполагают активную субъектность наций и «народный суверенитет». В тираническом государстве они, собственно, не отрицаются, но «временно ограничиваются». Хотя противопоставлять деспотические государства всем остальным или объединять все «недеспотические» в одну группу считаю излишним, поскольку различия между ними достаточно существенны. Можно разве что объединять в одну группу формы правления, основанные на классических принципах разделения властей и парламентаризма, – парламентско-правительственную, президентскую и президентско-парламентскую.

Тираническое государство (тирания). Тираном (греч. τύραννος) с античных времен именуют правителя, получившего власть незаконным путем, захватившего ее[142]. В современном контексте тирания – правление, не основанное ни на традициях, ни на конституционном праве, ни на «воле нации», учрежденное и поддерживаемое только силой. Сейчас тираническое правление действует в Мьянме (Бирме) и некоторых других государствах. Современная тирания – почти всегда военная[143]. Вся полнота власти в той же Мьянме принадлежит «самоназначенной» директории, состоящей из военных (государственному совету мира и развития[144]), ее председатель является главой государства. Она назначает правительство и его главу. Парламента нет. Согласно официальной доктрине директория готовит нацию к созданию республики.[145]

Деспотическое государство (деспотия). Напомню, что слово «деспотия» (греч. δεσποτία – неограниченная власть) исходно не имело негативного значения. В деспотическом государстве верховная власть обычно имеет божественный источник и принадлежит либо наследственному правителю (Бруней, Катар), либо наследственному правителю и правящему роду (Саудовская Аравия[146], а также Оман[147]), либо нескольким наследственным правителям территориальных образований (субъектов) государства и избранному ими из своего числа главному правителю (оаэ), либо выборному правителю (святой престол[148]), либо двум выборным правителям (свазиленд). С одной стороны, власть правителя (правителей, правящего рода) считается неограниченной или минимально ограниченной. Соответственно, парламент, иной представительный орган либо отсутствует, либо его роль незначительна. Правитель (правители) концентрирует в своих руках законодательную и исполнительную власть. С другой стороны, он (они) все равно в любом случае так или иначе ограничен религиозными и правовыми (включая международные) нормами, обычаями, традициями и представлениями о долге правителя. Следовательно, о деспотии в полном смысле слова заявлять, конечно, не приходится. Но я все же полагаю нужным называть такие государства деспотическими. Обычно их относят к «абсолютным» монархиям. Однако в некоторых из них нет даже номинального единовластия (оаэ, свазиленд), не говоря уже о том, что абсолютное единовластие невозможно[149]. Поэтому, выбирая между условностью неограниченной власти правителя и условностью его абсолютного единовластия, разумнее отдать предпочтение первой. В противном случае придется вводить какое-то совершенно новое понятие, а это, пожалуй, излишне.

Что касается «дуалистических монархий»[150], то есть бывших деспотий, в которых источниками и носителями власти объявили нации, но компетенция наследственных правителей осталась весьма и весьма значительной (Бахрейн, Иордания, Кувейт, Марокко, вскоре этот перечень должен пополнить Бутан), то их надо характеризовать как постдеспотические государства. Постдеспотическая форма правления, определенно, не отдельная самостоятельная форма, а производная и переходная. Если принципиально изменилась принадлежность власти, то объективно должно происходить перераспределение властной компетенции от наследственного правителя к органам, формально представляющим нацию (при условии, что этот процесс не будет прерван переворотом или революцией). Должен произойти переход к парламентско-представительному правлению (при этом может дойти до полной ликвидации «монархического» элемента, так произошло в 2007 – 2008 гг. В Непале). Хотя, несомненно, могут реализовываться и другие сценарии[151]. Переход может затянуться надолго, но «переходная» сущность этой формы правления не изменится.

Парламентско-правительственное государство. В таком государстве власть исходит от нации и ей принадлежит, правление основано на принципах разделения властей и парламентаризма. Верховенством в системе власти обладает парламент, целиком или частично избираемый гражданами на прямых выборах, и правительство. Глава государства – 1) либо а) наследственный или б) выборный «конституционный монарх» (Испания, Малайзия, Королевство Нидерланды, Таиланд, Япония), 2) либо должностное лицо, избираемое а) парламентом (Греция, Израиль, Турция), б) специально образуемой коллегией (в Германии президента избирает Федеральное собрание, состоящее из членов Бундестага и делегатов ландтагов, в Индии – коллегия выборщиков, состоящая из выборных членов Парламента и законодательных собраний штатов, в Италии главу государства выбирают на совместном засеДании обеих палат парламента, в котором участвуют делегаты от областных ассамблей) или в) гражданами (Австрия). Формальным главой исполнительной власти является либо глава государства (Индия[152]), либо глава правительства (Япония). Последний всегда выступает реальным главой государства и исполнительной власти. Допустим, впрочем, и некий дуализм главы государства и главы правительства в том случае, если у первого имеется не только существенная властная компетенция, но и возможность реализовывать ее самостоятельно от правительства (Греция до конституционной реформы 1986 г.). Глава государства в обязательном порядке назначает главой правительства лидера партии или партийной коалиции, имеющей парламентское большинство (в Германии главу правительства избирает парламент). Правительство формируется из представителей партии или коалиции, имеющей парламентское большинство, они могут совмещать или не совмещать работу в правительстве и членство в парламенте. Данные правила прописываются нормативно или не прописываются, но логически выводятся из конституционных положений об ответственности правительства перед парламентом, о парламентском доверии правительству как обязательном условии его работы. За выборами нового состава парламента или палаты парламента, избираемой на прямых выборах, следует формирование нового правительства. В случае утраты доверия парламента правительству надлежит уйти в отставку. Глава государства не имеет права самостоятельно отставлять правительство. Но в особых случаях может распускать парламент или одну из его палат (в том числе по просьбе главы правительства). Парламент – опять же в особых случаях – может отстранять выборного главу государства или даже смещать наследственного. Остается добавить, что в современной терминологии подобные государства именуются парламентскими республиками или парламентскими монархиями.

В соединенном Королевстве, «колыбели парламентаризма» и «первой конституционной монархии», бывшим и остающимся образцом для многих парламентско-правительственных государств, сохраняются серьезные «номинальные» пережитки деспотизма. Британская нация на конституционном уровне не заявляется источником и носителем власти. Конституция как единый письменный правовой акт вообще отсутствует (что есть абсолютный нонсенс). Наследственный король (королева) – не просто глава государства и исполнительной власти, у него есть и законодательная, и судебная компетенция. Более того, считается, что власть исходит откороля (королевы) – в-Парламенте и короля (королевы) – в-Совете[153]. Парламент состоит из монарха и двух палат, при этом Палата лордов (большая часть мест в которой до недавнего времени передавалась по наследству) имеет не только законодательные, но и судебные полномочия[154] и т. д. Таким образом, о разделении властей в современном понимании применительно к соединенному Королевству говорить нельзя[155]. Впрочем, главное, что согласно правовым обычаям король (королева) либо делегирует осуществление своей компетенции премьер-министру[156] и министрам, ответственным перед избираемой на всеобщих выборах Палатой общин, другим высшим чиновникам, либо действует по их рекомендациям[157] и т. д.

Другие специфические примеры парламентско-правительственного государства – Южно-Африканская Республика (юар) и Ботсвана, в которых парламенты избирают глав государств (президентов), одновременно являющихся главами исполнительной власти, главами правительств.

Парламентское государство. Единственным таким national state является Швейцария. Ее государственный опыт довольно оригинален и явно несводим к особой форме парламентской республики или, пользуясь моей терминологией, парламентско-правительственного государства. Разделению законодательной и исполнительной властей в Швейцарии предпочли их «органическое слияние»[158]. Верховная власть осуществляется двухпалатным парламентом (союзным собранием), формируемым посредством прямых и косвенных выборов. Он избирает из числа швейцарских граждан директорию (союзный совет), выступающую одновременно «коллективным главой государства» («коллективным президентом») и правительством, функционирующую на основе коллегиального принципа[159]. Согласно правовому обычаю места в директории распределяются между парламентскими партиями пропорционально количеству имеющихся у них депутатских мандатов. Также соблюдается конституционное требование равного представительства в директории языковых регионов. Директория несет ответственность перед парламентом, хотя в швейцарской Конституции прямо не предусмотрено право парламента распускать директорию или отрешать ее членов. Роспуск парламента или его палат в ней тоже не предусмотрен.

Президентское государство. В таком государстве, как и в парламентско-правительственном, и в парламентском, власть также исходит от нации и ей принадлежит и также провозглашаются принципы разделения властей и парламентаризма. Только верховенством в системе власти обладает глава государства, одновременно возглавляющий исполнительную власть, имеющий серьезные правотворческие полномочия, обычно называемый президентом. Образцовыми президентскими государствами следует считать Российскую Федерацию и Соединенные Штаты Америки. США – первое в истории президентское государство, американцы могут заслуженно гордиться стабильностью своей модели правления, в основе своей не меняющейся уже 200 с лишним лет. С другой стороны, глава российского государства имеет больше полномочий, чем его американский коллега, наше государство, что называется, «более президентское». Президентские модели приняли многие латиноамериканские и африканские государства.

Президентские государства – это президентские, а также «монопрезидентские», «суперпрезидентские», «неопрезидентские» республики в современной терминологии. Президентов нередко именуют «республиканскими монархами», «демократическими монархами». С понятными оговорками это, думается, уместно.

Главу государства избирают на выборах – прямых или косвенных (в СШАпрезидента избирает специальная коллегия выборщиков)[160]. Он формирует правительство и возглавляет его (США) либо назначает главу правительства и формирует правительство вместе с ним (Россия). Правительство, его члены несут ответственность только перед главой государства. Парламент, целиком или частично избираемый на прямых выборах, может участвовать в формировании правительства (в России – давать согласие на назначение главы правительства, в США – утверждать министров). Он также может выносить вотум недоверия правительству (Россия) или его членам (сша), но это не влечет ничьих автоматических отставок; в особых случаях парламент может запустить процедуру отстранения главы государства. Глава государства, в свою очередь, также в особых случаях может распускать парламент или одну из его палат (в США – не может).[161]

Президентско-парламентское государство. Такое национальное государство характеризуется дуализмом и взаимозависимостью главы государства (президента), избираемого на прямых выборах, и парламента, целиком или частично избираемого на прямых выборах. Главой исполнительной власти может быть как глава государства (Франция, Польша), так и назначаемый им глава правительства (Украина). Либо глава государства имеет право самостоятельно назначить главу правительства, но реализовать его на практике может лишь при наличии лояльного парламентского большинства, поскольку парламент правомочен выносить правительству вотум недоверия; в противном случае главе государства приходится назначать выдвиженца парламента (Франция). Либо глава государства имеет право самостоятельно назначить главу правительства, а тот, в свою очередь, обязан заручиться вотумом доверия у парламента, то есть опять-таки глава государства не может реализовать свое право в полной мере без лояльного парламентского большинства (Польша[162]). Либо глава государства нормативно обязан назначить главой парламента выдвиженца парламента, то есть парламентского большинства (Украина). Формирование правительства производится главой государства по представлению главы правительства (Франция, Польша) или парламентом с участием главы государства опять же по представлению главы правительства и (Украина). Правительство, соответственно, несет ответственность одновременно перед главой государства и парламентом. Выражение парламентом вотума недоверия правительству влечет его отставку. Глава государства не имеет права отставлять правительство, однако он может инициировать его отставку, обратившись к парламенту, если располагает там лояльным большинством. Парламент может отстранить главу государства (либо приостановить его полномочия до судебного решения), а тот вправе распустить парламент в особых случаях. Определенно, следует выделять президентско-парламентскую («французскую») и парламентско-президентскую («украинскую») субформы президентско-парламентского правления. Тем более что принято деление на президентско-парламентские и парламентско-президентские республики. Дуализм в президентско-парламентском государстве (смешанной республике в современной терминологии) задает предпосылки для двоевластия. Причем двоевластия даже не главы государства и парламента, а главы государства и главы правительства[163]. В этой связи допустимо говорить опрезидентско-правительственном государстве.

Централистское государство. Источником и носителем власти в таком государстве тоже провозглашается нация (либо ее «прогрессивная» часть). Но разделение властей и парламентаризм отвергаются, в основу правления закладывается принцип централизма («демократического централизма»), допускающий лишь разграничение функций властных органов в рамках государственной власти как неделимого целого.

Все централистские государства согласно официальным декларациям развиваются по социалистическому пути. Принятие централистской формы правления было важным составным элементом «социалистического выбора». Централистское государство, как правило, даже именует себя «социалистическим», «народным» или «народно-демократическим». В советском союзе, который был эталонным централистским государством, образцом для всех остальных, в свое время была разработана концепция «социалистической республики» («советской республики»).[164]

Высшим органом власти в централистском государстве выступает национальное представительное собрание, избираемое посредством прямых выборов (Вьетнам, Северная Корея, Куба, Лаос) или косвенных (Китай[165]). Национальное представительное собрание либо избирает свой постоянный орган, главу государства и формирует правительство (Китай, Вьетнам). Либо избирает свой постоянный орган и его председателя, одновременно являющегося главой государства и главой правительства, и формирует правительство (Куба). Либо избирает свой постоянный орган и его председателя, еще один высший орган власти и его председателя, являющегося главой государства, и формирует правительство (Северная Корея[166]). Либо избирает свой постоянный орган, главу государства, входящего в состав этого органа и с согласия собрания назначающего главу и членов правительства (Лаос). Должностные лица, избранные или назначенные национальным представительным собранием, несут перед ним ответственность и могут быть им отстранены. Роспуск национального представительного собрания не предусматривается.

Главенствующую роль в централистском государстве играет правящая партия, социалистическая или коммунистическая, составляющая часть государственного аппарата. Руководство ею и государством обычно совмещается в одних руках (в северной Корее, правда, главенствующую роль со временем стала играть армия[167]). Создание других партий либо не допускается, либо они образуют постоянную коалицию вместе с правящей партией.

Богословское государство. Такое государство в мире тоже только одно – Иран. Тамошняя модель правления, если упрощенно, основана на шиитских политических доктринах, тщательно переработанных в республиканском ключе, и теории «народного суверенитета», жестко скорректированной с учетом шиитского вероучения. Источником власти конституционно провозглашен бог. Нация «суверенно» реализует данное богом право на политическую власть. Но не произвольно (как в светских национальных государствах), а соблюдая бого-установленные нормы[168]. Принцип «религиозного народовластия» дополняется и уравновешивается принципом «велаят-е факих» («власть факиха», факих – богослов-законовед)[169]. Рецепированы принципы разделения властей и парламентаризма, впрочем, в заведомо ограниченном объеме. Глава государства (рахбар) пожизненно избирается из числа авторитетных шиитских факихов специальной коллегией (советом экспертов), члены которой, в свою очередь, избираются на прямых выборах из числа религиозно-политических и политических лидеров. Эта коллегия полномочна и смещать главу государства в особых случаях, сам он распустить ее не вправе. Парламент (исламский консультативный совет) избирается на прямых выборах и не может быть никем распущен, во всяком случае Конституция этого не предусматривает. Принятые законы подлежат одобрению законодательно-контрольного органа (совета стражей Конституции), члены которого на паритетных началах назначаются главой государства и избираются парламентом.[170]

Споры между ним и парламентом разрешаются с участием специального совещательного органа (советом по определению государственной целесообразности), формируемого главой государства. Глава исполнительной власти (президент) избирается на прямых выборах, избрание подтверждается главой государства. После формирования правительства до начала его работы глава исполнительной власти должен получать вотум доверия парламента. Глава исполнительной власти несет ответственность перед главой государства и парламентом; последний может вынести вотум недоверия правительству, а также инициировать отстранение главы исполнительной власти, при этом окончательное решение по данному вопросу принимается главой государства.[171]

«Народное» государство («государство масс», джамахирия). Опыт создания такого государства также уникален. Но и его не следует игнорировать. В Ливии (Великой Социалистической Народной Ливийской Арабской Джамахирии) отвергаются не только разделение властей и парламентаризм, но и «народное представительство»[172]. Источник власти – бог[173], но принципиально не это. Страна попыталась максимально приблизиться к анархии в академическом понимании этого слова. Нация («массы») там правит «непосредственно». Все взрослое население страны участвует в местных народных собраниях (первичных народных конгрессах). Они выбирают свои секретариаты и местные исполнительные органы (народные комитеты). Из членов секретариатов местных собраний, местных исполнительных органов, а также членов секретариатов провинциальных профессиональных объединений формируются провинциальные собрания (провинциальные народные конгрессы). Те также выбирают свои секретариаты и провинциальные исполнительные органы (провинциальные народные комитеты). Властная система замыкается национальным собранием (всеобщим народным конгрессом), образуемым из членов секретариатов нижестоящих собраний, исполнительных органов, секретариатов национальных профессиональных объединений и пр. Национальное собрание избирает национальный исполнительный орган (всеобщий народный комитет), выступающий специфическим аналогом правительства. У национального собрания и национального исполнительного органа есть руководители, но они не возглавляют государство. Поскольку, повторюсь, «народное представительство» отрицается, нация правит непосредственно. «Народность» дополнительно поддерживается регулярными ротациями.

Впрочем, функции главы государства и исполнительной власти по факту выполняет «лидер революции» (Муаммар аль-Каддафи), никем не назначавшийся и не избиравшийся, никому не подотчетный. Он руководит внешней политикой, командует вооруженными силами, а также контролирует все мало-мальски важные выборы и назначения. Его директивы обязательны для исполнения и т. д..[174]

Обсуждать, какие из перечисленных форм правления «прогрессивные», а какие «архаичные», тем более какие «правильные» и какие «неправильные», совершенно бессмысленно. Теоретикам следует изучать и описывать формы и конкретные модели правления, а не давать им качественные оценки. А если же рассуждать с «политической» точки зрения, то понятно, что практически везде при необходимости можно отыскать изъяны и пороки. Равно как и достоинства, и преимущества. В данном вопросе, полагаю, лучше быть последовательным релятивистом.

Предложенная классификация не учитывает всего многообразия мирового государственного опыта. И, как уже сказано, я сознательно сконцентрировался только на современности, исключив исторические прецеденты. Это тема отдельного большого исследования, которое ждет своих авторов. Но в любом случае деление форм правления только на монархические и республиканские не может удовлетворять ни научным, ни практическим потребностям. Поэтому новая «всеобщая» классификация обязательно появится.

III
Государственное устройство

Государственное устройство (устройство) – это внутренняя территориальная организация государства, внутренняя территориальная организация власти в государстве, то есть система разделения государства на территориальные образования с соответствующими статусами и порядок отношений между центральной властью и властями территориальных образований. Также можно говорить об устройстве самих территориальных образований, их внутренней территориальной организации, разделении на территориальные образования второго уровня. (нужно уточнить, что в принципе понятием устройства (государственного устройства) допустимо охватывать правление, режим и территориальную организацию государства в совокупности, но в отечественном правоведении и политологии сложилась традиция сведения устройства именно к территориальной организации.)

1.

В любом учебнике описываются две формы устройства – унитарная (лат. unus – один, unitas – единство) и федеративная (лат. foederatio – объединение). Унитарное государство имеет одну единую систему государственной власти, одну единую правовую систему, одну единую юрисдикцию, а в федеративном действуют две параллельные системы государственной власти, две параллельные системы права, две параллельные юрисдикции[175]. Федеральная и субфедеральные власти, федеральное и субфедеральные правовые системы тесно взаимосвязаны. Субъекты федерации привлекаются к решению вопросов федерального уровня, федерация участвует в решении вопросов субфедерального значения, то есть параллели пересекаются – как в геометрии Николая Лобачевского[176]. Суверенитет государства обеспечивает верховенство федеральной власти и примат федерального права.

Нужно отметить, что формы правления в федеративном государстве и его субъектах могут не совпасть, если применять традиционную классификацию. В малайзийской «парламентско-монархической» федерации есть монархические штаты и есть штаты, в которых власть организована «немонархически» (в которые янг ди-пертуан агонг по представлению премьер-министра назначает губернаторов). Республика ОАЭ является федерацией «абсолютных» монархий. Если же использовать мою терминологию, то все становится на свои места. Правление в Малайзии на федеральном и субфедеральном уровне – парламентско-правительственное (как правители штатов с монархическими титулами, так и губернаторы назначают главными министрами лидеров парламентского большинства), а в оаэ – деспотическое.

Протофедеративные и даже вполне федеративные практики были известны с очень давних времен. Устройство многих древних и средневековых империй, в том числе римской и священной римской (в отдельные периоды), можно назвать, пусть и достаточно условно, федеративным и т. д. Эти практики осмыслялись, однако никаких теорий двухуровневого государства не сложилось.

Доктрина федеративного устройства появилась только в XVIII в. – ее источниками стали, во-первых, кальвинистское богословие и кальвинистская же политическая теория, проникнутые идеями автономии, договорного сотрудничества и союзного объединения (именно поэтому первым федералистом давно считается ярый кальвинист Альтузий, который описывал «правильно» устроенное государство как многоуровневую договорную ассоциацию, включающую не только провинции, но и города, общины, гильдии, семьи, обладающие соответствующей автономией); во-вторых, политическая практика священной римской империи[177] и особенно Швейцарской и нидерландской конфедераций. Последние постепенно двигались от межгосударственного объединения к государственному (напомню, что в северонидерландских республиках и ряде швейцарских кантонов кальвинизм тогда был господствующей конфессией).

Монтескье (не кальвинист, а деист) предложил понятие «la république federative». «Cete forme de gouvernement est une convention par laquelle plusieurs corps politiques consentent à devenir citoyens d’un État plus grand qu’ils veulent former» («Эта форма правления есть договор, посредством которого несколько политических организмов обязываются стать гражданами одного более значительного государства, которое они пожелали образовать»)[178]. Он считал, что республика, аристократическая или демократическая, возможна только в территориально небольшом государстве. А чтобы защитить себя от экспансии монархов, ему следует объединяться с другими республиканскими государствами. Но при этом не сливаться полностью, а сохранять автономию. (священную римскую империю Монтескье тоже относил к федеративным республикам, но настаивал, что она менее совершенна, чем нидерландский и швейцарский союзы, поскольку в нее входят монархии.)

Первой современной федерацией стали сша. В Северной Америке кальвинисты (пуритане) исторически имели сильные позиции, среди тамошних элит были весьма популярны идеи Монтескье. А главное – 13 мелких states, отложившись от Великобритании и добившись независимости, со временем пришли к необходимости государственного объединения. Федеративное устройство установила Конституция, принятая в 1787 г.[179]. В ее тексте отсутствуют слова «federal» и тем более «Federation», говорится лишь о «Union» (союзе). Причем «союзом», напомню, называлась и конфедерация штатов, существовавшая до 1787 г. Но в американской политической публицистике того времени центральная власть (в том числе «до-конституционная») нередко характеризовалась как «federal», сторонники ее усиления (Александр Гамильтон и пр.) именовались «Federalists», позднее они объединились в Federalist (Federal) Party и т. д. Довольно быстр

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.