Стадия перцептивной психики

Следующая за стадией элементарной сенсорной психики вто­рая стадия развития может быть названа стадией перцептивной психики. Она характеризуется способностью отражения внеш­ней объективной действительности уже не в форме отдельных элементарных ощущений, вызываемых отдельными свойствами или их совокупностью, но в форме отражения вещей.

Переход к этой стадии развития психики связан с измене­нием строения деятельности животных, которое подготовля­ется еще на предшествующей стадии.

Это изменение в строении деятельности заключается в том, что уже наметившееся раньше содержание ее, объективно отно­сящееся не к самому предмету, на который направлена деятель­ность животного, но к тем условиям, в которых этот предмет объективно дан в среде, теперь выделяется. Это содержание уже не связывается с тем, что побуждает деятельность в целом, но отвечает специальным воздействиям, которые его вызывают.

<...>

На разных уровнях стадии перцептивной психики стоит большинство существующих ныне позвоночных животных.

Переход к этой стадии, по-видимому, связан с переходом по­звоночных к наземному образу жизни.

Возникновение и развитие у животных перцептивной пси­хики обусловлено рядом существенных анатомо-физиологических изменений. Главнейшее из них заключается в развитии и изменении роли дистантных (действующих на расстоянии) органов чувств, в первую очередь зрения. Их развитие выра­жается в том, что меняется как их значение в общей системе деятельности, так и форма их анатомических взаимосвязей с центральным нервным аппаратом. Если на предшествующей стадии развития дифференциация органов чувств приводила к выделению среди них доминирующих органов, то у позвоноч­ных животных ведущие органы все более становятся органами, интегрирующими внешние воздействия. Это оказывается воз­можным благодаря одновременно происходящей перестройке центральной нервной системы с образованием переднего моз­га, а затем и мозговой коры (впервые у рептилий). Первона­чально (у рыб, амфибий, рептилий) передний мозг является чисто обонятельной формацией, составляя как бы продолже­ние их центрального обонятельного аппарата. В дальнейшем процессе развития (у млекопитающих) удельный вес обоня­тельных центров в мозговой коре резко уменьшается за счет представительства других органов чувств. Это ясно видно, если сравнить между собой место, занимаемое обонятельной корой, например, у ежа и обезьяны.

Наоборот, зрение, процесс «кортикализации» которого происходит, начиная с рептилий, занимает в коре относительно все большее место. У птиц глаза становятся главным рецептором. Зрение играет основную роль также у многих высших млеко­питающих.

Одновременно развиваются и органы внешних движений — эти «естественные орудия» животных, позволяющие осуще­ствлять сложные операции, требуемые жизнью в условиях на­земной среды (бег, лазание, преследование добычи, преодоление препятствий и т. п.). Двигательные функции животных так же все более кортикализуются (переходят в кору головного мозга), так что полное развитие операций у животных происходит уже в связи с развитием коры.

Таким образом, если у низших позвоночных их деятельность еще связана преимущественно с нижележащими центрами (под­корковые ганглии), то в дальнейшем она становится все более зависящей от коры, изменения в строении которой и отража­ют собой все последующее ее развитие.

Выделение операций, характеризующее стадию перцептив­ной психики, дает начало развитию новой формы закрепления опыта животных, закреплению в форме двигательных навы­ков, в узком смысле этого термина.

Иногда навыком называют любые связи, возникающие в ин­дивидуальном опыте. Однако при таком расширенном пони­мании навыка это понятие становится весьма расплывчатым, охватывающим огромный круг совершенно различных процес­сов, начиная от изменения реакций инфузорий и кончая слож­ными действиями человека. В противоположность такому ни­чем не оправданному расширению понятия навыка мы будем называть навыками лишь закрепленные операции.

Это определение навыка совпадает с пониманием навыков, впервые выдвинутым у нас В. П. Протопоповым, который экс­периментально показал, что двигательные навыки у животных формируются из двигательных элементов преодоления прегра­ды, что содержание навыков определяется характером самой преграды, стимул же (т. е. основное побуждающее воздействие) влияет на навык только динамически (на быстроту и прочность закрепления навыка) и на его содержании не отражается1.

Двигательные элементы, входящие в состав навыков жи­вотных, могут иметь различный характер: это могут быть как движения видовые, врожденные, так и движения, приобретен­ные в предшествующем опыте; наконец, это могут быть движе­ния, закрепленные в процессе тех случайных двигательных проб, которые совершает животное в процессе формирования дан­ного навыка.

Ясно выраженные навыки в собственном смысле наблюда­ются впервые лишь у животных, имеющих кору головного моз­га. Поэтому физиологической основой образования навыков следует считать механизм образования и закрепления систем именно кортикальных условных нервных связей.

При переходе к стадии перцептивной психики качествен­но изменяется также и сенсорная форма закрепления опыта. У животных впервые возникают чувственные представления.

<...>Таким образом, вместе с изменением строения деятель­ности животных и соответствующим изменением формы отра­жения ими действительности происходит перестройка также и функции памяти. Прежде, на стадии элементарной сенсорной психики, эта функция выражалась в двигательной сфере жи­вотных в форме изменения под влиянием внешних воздействий движений, связанных с побуждающим животное воздействием, а в сенсорной сфере — в закреплении связи отдельных воздей­ствий. Теперь, на этой более высокой стадии развития, мнемическая функция выступает в моторной сфере в форме двига­тельных навыков, а в сенсорной сфере — в форме примитив­ной образной памяти.

Еще большие изменения претерпевают при переходе к пер­цептивной психике процессы анализа и обобщения внешней среды, воздействующей на животных.

Уже на первых ступенях развития психики можно наблю­дать процессы дифференциации и объединения животными отдельных воздействий. Если, например, животное, прежде одинаково реагировавшее на два различных звука, поставить в такие условия, что только один из этих звуков будет связан с биологически важным воздействием, то другой постепенно пе­рестает вызывать у него какую бы то ни было реакцию. Про­исходит дифференциация этих звуков между собой; животное реагирует теперь избирательно. Наоборот, если с одним и тем же биологически важным воздействием связать целый ряд раз­ных звуков, то животное будет одинаково отзываться на любой из них — они приобретут для него одинаковый биологический смысл. Происходит их примитивное обобщение. Таким обра­зом, в пределах стадии элементарной сенсорной психики на­блюдаются процессы, как дифференциации, так и обобщения животными отдельных воздействий, отдельных воздействую­щих свойств. При этом важно отметить, что эти процессы опре­деляются не абстрактно взятым соотношением воздействий, но зависят от их роли в деятельности животного. Поэтому-то животные будут легко дифференцировать между собой раз­личные воздействия или нет и произойдет или не произойдет их обобщение, зависит не столько от степени их объективного сходства, сколько от их конкретной биологической роли. Так, например, пчелы легко дифференцируют формы, близкие к фор­мам цветка, но затрудняются в выделении даже ясно различа­ющихся отвлеченных форм (треугольник, квадрат и т. д.).

Это положение сохраняет свою силу и на дальнейших эта­пах развития животного мира. Собаки, например, реагируют даже на ничтожные по силе запахи животного происхождения, но не реагируют на запах цветов, одеколона и т. п. (Пасси и Бине)1. Вообще, если данный запах приобретает для собаки био­логический смысл, то она способна очень тонко различать его; по данным специальных исследований собака различает в экс­периментальных условиях запах органических кислот в ни­чтожном растворе — 1:1 000 000.

Главное изменение в процессах дифференциации и обоб­щения при переходе к перцептивной психике выражается в том, что у животных возникают дифференциация и обобщение об­разов вещей.

Проблема возникновения и развития обобщенного отраже­ния вещей представляет собой уже гораздо более сложный во­прос, на котором необходимо остановиться специально.

Образ вещи отнюдь не является простой суммой отдельных ощущений, механическим продуктом многих одновременно воздействующих свойств, принадлежащих объективно разным вещам. Так, если мы имеем две какие-нибудь вещи А и В, об­ладающие свойствами а, б, в, г и м, н, о, п, то для возникнове­ния образа необходимо, чтобы эти отдельные воздействующие свойства выступили как образующие два различных единства (А и В), т. е. необходимо, чтобы произошла дифференциация между ними именно в этом отношении. Это значит также, что при повторении данных воздействий в ряду других прежде вы­деленное единство их должно быть воспринято как та же са­мая вещь. Однако при неизбежной изменчивости среды и усло­вий самого восприятия это возможно лишь в том случае, если возникший образ вещи является обобщенным.

В описанных случаях мы наблюдаем двоякие взаимосвя­занные процессы: процессы переноса операции из одной конк­ретной ситуации в другую, объективно сходную с ней, и процес­сы формирования обобщенного образа вещи. Возникая вместе с формированием операции по отношению к данной вещи и на ее основе, обобщенный образ этой вещи позволяет в дальней­шем осуществиться переносу операции в новую ситуацию; в этом процессе благодаря изменению предметных условий де­ятельности прежняя операция вступает в некоторое несоответ­ствие с ними и поэтому необходимо видоизменяется, перестра­ивается. Соответственно перестраивается, уточняется и как бы вбирает в себя новое содержание также и обобщенный образ данной вещи, что, в свою очередь, приводит к возможности даль­нейшего переноса операции в новые предметные условия, тре­бующие еще более полного и правильно обобщенного отраже­ния их животными.

Таким образом, восприятие здесь еще полностью включено во внешние двигательные операции животного. Обобщение и диф­ференциация, синтез и анализ происходят в едином процессе.

Развитие операций и обобщенного восприятия окружаю­щей внешней действительности находит свое выражение в даль­нейшем усложнении коры головного мозга. Происходит даль­нейшая дифференциация интегративных полей, которые за­нимают в коре относительно все большее место.

Функция этих высших интегративных полей и заключает­ся, как это показывает само их название, именно в интегриро­вании отдельных воздействий.

Стадия интеллекта

Психика большинства млекопитающих животных остается на стадии перцептивной психики, однако наиболее высокооргани­зованные из них поднимаются еще на одну ступень развития.

Эту новую, высшую ступень обычно называют стадией интел­лекта (или «ручного мышления»). Конечно, интеллект живот­ных — это совсем не то же самое, что разум человека; между ними существует, как мы увидим, огромное качественное различие.

Стадия интеллекта характеризуется весьма сложной дея­тельностью и столь же сложными формами отражения действительности. Поэтому, прежде чем говорить об условиях перехода на стадию интеллекта, необходимо описать деятель­ность животных, стоящих на этой стадии развития в ее внеш­нем выражении.

Интеллектуальное поведение наиболее высокоразвитых жи­вотных — человекоподобных обезьян — было впервые система­тически изучено в экспериментах, поставленных Кёлером.

Эти эксперименты были построены по следующей схеме.

Обезьяна (шимпанзе) помещалась в клетку. Вне клетки, на таком расстоянии от нее, что рука обезьяны не могла непосред­ственно дотянуться, помещалась приманка (банан, апельсин и др.). Внутри клетки лежала палка. Обезьяна, привлекаемая при­манкой, могла приблизить ее к себе только при одном условии: если она воспользуется палкой. Как же ведет себя обезьяна в такой ситуации? Оказывается, что обезьяна, прежде всего, на­чинает с попыток схватить приманку непосредственно рукой. Эти попытки не приводят к успеху. Деятельность обезьяны на некоторое время как бы угасает. Животное отвлекается от при­манки, прекращает свои попытки. Затем деятельность начина­ется вновь, но теперь она идет уже по другому пути. Не пыта­ясь непосредственно схватить плод рукой, обезьяна берет пал­ку, протягивает ее по направлению к плоду, касается его, тянет палку назад, снова протягивает ее и снова тянет назад, в ре­зультате чего плод приближается и обезьяна его схватывает. Задача решена.

По тому же принципу были построены и другие многочислен­ные задачи, которые ставились перед человекоподобными обезь­янами; для их решения также необходимо было применить такой способ деятельности, который не мог сформироваться в ходе решения данной задачи. Например, в вольере, где содержались животные, на верхней решетке подвешивались бананы, непосред­ственно овладеть которыми обезьяна не могла. Вблизи ставился пустой ящик. Единственно возможный способ достать в данной ситуации бананы заключается в том, чтобы подтащить ящик к месту, над которым висит приманка, и воспользоваться им как подставкой. Наблюдения показывают, что обезьяны и эту задачу решают без заметного предварительного научения.

Итак, если на более низкой ступени развития операция фор­мировалась медленно, путем многочисленных проб, в процессе которых удачные движения постепенно закреплялись, другие же, лишние движения столь же постепенно затормаживались, отмирали, то в этом случае у обезьяны мы наблюдаем раньше период полного неуспеха — множество попыток, не приводя­щих к осуществлению деятельности, а затем как бы внезапное нахождение операции, которая почти сразу приводит к успе­ху. Это первая характерная особенность интеллектуальной де­ятельности животных.

Вторая характерная ее особенность заключается в том, что если опыт повторить еще раз, то данная операция, несмотря на то, что она была осуществлена только один раз, воспроизво­дится, т. е. обезьяна решает подобную задачу уже без всяких предварительных проб.

Третья особенность данной деятельности состоит в том, что найденное решение задачи очень легко переносится обезьяной в другие условия, лишь сходные с теми, в которых впервые воз­никло данное решение. Например, если обезьяна решила зада­чу приближения плода с помощью палки, то оказывается, что если теперь ее лишить палки, то она легко использует вместо нее какой-нибудь другой подходящий предмет. Если изменить положение плода по отношению к клетке, если вообще несколь­ко изменить ситуацию, то животное все же сразу находит нуж­ное решение. Решение, т.е. операция, переносится в другую ситуацию и приспосабливается к этой новой, несколько отлич­ной от первой ситуации.

Среди многочисленных данных, добытых в эксперименталь­ных исследованиях человекоподобных обезьян, следует отметить одну группу фактов, которые представляют некоторое качествен­ное своеобразие. Эти факты говорят о том, что человекоподоб­ные обезьяны способны к объединению в единой деятельности двух различных операций.

Так, например, вне клетки, где находится животное, в неко­тором отдалении от нее кладут приманку. Несколько ближе к клетке, но все же вне пределов досягаемости животного, нахо­дится длинная палка. Другая палка, более короткая, которой можно дотянуться до длинной палки, но нельзя достать до при­манки, положена в клетку. Значит, для того чтобы решить зада­чу, обезьяна должна раньше взять более короткую палку, до­стать ею длинную палку, а затем уже с помощью длинной палки пододвинуть к себе приманку. Обычно обезьяны справляются с подобными «двухфазными» задачами без особого труда. Итак, четвертая особенность интеллектуальной деятельности заклю­чается в способности решения двухфазных задач.

Дальнейшие опыты других исследователей показали, что эти характерные черты сохраняются и в более сложном поведении человекообразных обезьян (Н. Н. Ладыгина-Котс, Э. Г. Вацуро).

В качестве примера решения человекообразной обезьяной одной из наиболее сложных задач может служить следующий опыт. В вольере, где жили обезьяны, ставился ящик, который с одной стороны представлял собой решетчатую клетку, а с другой имел узкую продольную щель. У задней стенки этого ящика клал­ся плод, ясно видимый и через решетку передней его стенки, и через щель сзади. Расстояние приманки от решетки было таким, что рука обезьяны не могла дотянуться до нее. Со стороны зад­ней же стенки приманку нельзя было достать, потому что рука обезьяны не пролезала через имеющуюся в ней щель. Вблизи зад­ней стенки клетки в землю вбивался прочный кол, к которому с помощью не очень длинной цепи прикреплялась палка.

Решение этой задачи заключается в том, чтобы просунуть палку сквозь щель задней стенки ящика и оттолкнуть ею плод к передней решетке, через которую он может быть взят потом уже просто рукой.

Как же ведет себя животное в этой ситуации? Приблизившись к клетке и заметив плод, обезьяна раньше пытается достать его через решетку. Затем она обходит ящик, смотрит на плод че­рез щель его задней стенки, пытается достать плод через щель с помощью палки, что невозможно. Наконец животное оттал­кивает плод палкой, просунутой в щель, от себя и делает об­ходное движение, чтобы взять его со стороны решетки.

Как формируются все эти сложные операции, которые на­блюдаются в описанных опытах? Возникают ли они действи­тельно внезапно, без всякой предварительной подготовки, как это кажется по первому внешнему впечатлению, или же они скла­дываются принципиально так же, как и на предшествующей ста­дии развития, т. е. путем постепенного, хотя и происходящего во много раз быстрее, отбора и закрепления движений, приводя­щих к успеху?

На этот вопрос ясно отвечает один из опытов, описанных французскими исследователями. Он проводился так. Челове­коподобная обезьяна помещалась в клетку. Снаружи у самой решетки ставился небольшой ящик, имеющий выход со сторо­ны, противоположной той, которая примыкала к решетке. Око­ло ближайшей стенки ящика клался апельсин. Для того чтобы достать апельсин в этих условиях, животное должно было вы­катить его из ящика толчком от себя. Но такой толчок мог быть делом случайности. Чтобы исключить эту возможность, иссле­дователи применили следующий остроумный способ: они за­крыли сверху этот ящик частой сеткой. Ячейки сетки были та­кого размера, что обезьяна могла просунуть через них только палец, а высота ящика была рассчитана так, что, просунув па­лец, обезьяна хотя и могла коснуться апельсина, но не могла его сильно толкнуть. Каждое прикосновение могло, поэтому подвинуть плод только на несколько сантиметров вперед. Этим всякая случайность в решении задачи была исключена. С дру­гой стороны, этим была предоставлена возможность точно изу­чить тот путь, который проделывает плод. Будет ли обезьяна двигать плод в любом направлении, так что путь апельсина сло­жится из отдельных перемещений, которые случайно приве­дут его к краю ящика, или же обезьяна поведет плод по крат­чайшему пути к выходу из ящика, т. е. ее действия сложатся не из случайных движений, но из движений, определенным обра­зом направленных? Лучший ответ на поставленный вопрос дало при этом само животное. Так как процесс постепенного пере­движения апельсина занимает много времени и, по-видимому, утомляет животное, то оно уже на полпути в нетерпении дела­ет промеривающее движение рукой, т. е. пытается достать плод, и, обнаружив невозможность это сделать, снова начинает мед­ленное выталкивание его, пока апельсин не оказывается в поле Достижения его рукой (Гюйом и Мейерсон).

Кёлер считал, что главный признак, который отделяет по­ведение этих животных от поведения других представителей животного мира и который сближает его с поведением чело­века, заключается именно в том, Что операции формируются у них не постепенно, путем проб и ошибок, но возникают внезап­но, независимо от предшествующего опыта, как бы по догад­ке. Вторым, производным от первого признаком интеллекту­ального поведения он считал способность запоминания най­денного решения «раз и навсегда» и его широкого переноса в другие, сходные с начальными условия. Что же касается фак­та решения обезьянами двухфазных задач, то Кёлер и идущие за ним авторы считают, что в его основе лежит сочетание обо­их моментов: «догадки» животного и переноса найденного преж­де решения. Таким образом, этот факт ими рассматривается как не имеющий принципиального значения.

С этой точки зрения, для того чтобы понять все своеобра­зие интеллектуальной деятельности обезьян, достаточно объяс­нить главный факт — факт внезапного нахождения животным способа решения первой исходной задачи.

Кёлер пытался объяснить этот факт тем, что человекоподоб­ные обезьяны обладают способностью соотносить в восприятии отдельные выделяемые вещи друг с другом так, что они воспри­нимаются как образующие единую «целостную ситуацию».

Само же это свойство восприятия — его структурность — является, по мысли Кёлера, лишь частным случаем, выражаю­щим общий «принцип структурности», якобы изначально ле­жащий не только в основе психики животных и человека и в основе их жизнедеятельности, но и в основе всего физическо­го мира.

С этой точки зрения «принцип структурности» может слу­жить объяснительным принципом, но сам далее необъясним и не требует объяснения. Разумеется, попытка раскрыть сущ­ность интеллекта исходя из этой идеалистической «гештальт-теории» оказалась несостоятельной. Совершенно ясно, что привлечение структурности восприятия для объяснения свое­образия поведения высших животных является недостаточ­ным. Ведь с точки зрения сторонников «принципа структур­ности» структурное восприятие свойственно не только выс­шим обезьянам. Оно свойственно и гораздо менее развитым животным; однако эти животные не обнаруживают интеллек­туального поведения.

Неудовлетворительным это объяснение оказалось и с дру­гой стороны. Подчеркивая внезапность интеллектуального ре­шения и изолируя этот факт от содержания опыта животного, Кёлер не учел целый ряд обстоятельств, характеризующих по­ведение обезьян в естественных условиях их жизни.

К. Бюлер, кажется, первым обратил внимание на то, что име­ется нечто общее между приближением плода к себе с помо­щью палки и привлечением к себе плода, растущего на дереве, с помощью ветки. Далее было обращено внимание на то, что обходные пути, наблюдаемые у человекообразных обезьян, тоже могут быть объяснены тем, что эти животные, живя в лесах и переходя с одного дерева на другое, должны постоянно пред­варительно «примериваться» к пути, так как иначе животное может оказаться в тупике того естественного лабиринта, кото­рый образуется деревьями. Поэтому не случайно, что обезья­ны обнаруживают развитую способность решения задач на «об­ходные пути».

В позднейших работах психологов и физиологов мысль о том, что объяснение интеллектуального поведения обезьян сле­дует искать прежде всего в его связи с их обычным видовым поведением в естественных условиях существования, стала вы­сказываться еще более определенно.

С этой точки зрения интеллектуальное «решение» представ­ляет собой не что иное, как применение в новых условиях фи­логенетически выработанного способа действия. Такой пере­нос способа действия отличается от обычного переноса опера­ций у других животных только тем, что он происходит в более широких границах.

Итак, согласно этому пониманию интеллектуального поведе­ния обезьян, главные его признаки, выделенные Кёлером, долж­ны быть соотнесены друг с другом в обратном порядке. Не факт переноса найденного решения следует объяснять особым его ха­рактером (внезапность), но, наоборот, сам факт внезапного реше­ния экспериментальной задачи нужно понять как результат способности этих животных к широкому переносу операций.

Такое понимание интеллектуального поведения обезьян хо­рошо согласуется с некоторыми фактами и обладает тем досто­инством, что оно не противопоставляет интеллект животного его индивидуальному или видовому опыту, не отделяет интел­лект от навыков. Однако это понимание интеллектуального поведения встречается и с серьезными затруднениями. Преж­де всего, ясно, что ни формирование операции, ни ее перенос в новые условия деятельности не могут служить отличительны­ми признаками поведения высших обезьян, так как оба этих момента свойственны также животным, стоящим на более низ­кой стадии развития. Оба эти момента мы наблюдаем, хотя в менее яркой форме, также и у многих других животных — у млекопитающих, у птиц. Получается, что различие в деятель­ности и психике между этими животными и человекоподобны­ми обезьянами сводится к чисто количественному различию: более медленное или более быстрое формирование операции, более узкие или более широкие переносы. Но поведение чело­векоподобных обезьян отличается от поведения низших млеко­питающих и в качественном отношении. Употребление средств и особый характер их операций достаточно ясно свидетельству­ют об этом.

Далее, приведенное выше понимание интеллекта животных оставляет нераскрытым самое главное, а именно то, что же пред­ставляет собой наблюдаемый у обезьян широкий перенос дей­ствия и в чем заключается объяснение этого факта.

Чтобы ответить на эти вопросы, нужно еще раз поменять местами указанные Кёлером особенности интеллектуального поведения животных и сделать исходным для анализа третий характерный факт, не имеющий, по мнению Кёлера, принци­пиального значения, — способность обезьян решать двухфаз­ные задачи.

В двухфазных задачах особенно ясно обнаруживается двухфазность всякой интеллектуальной деятельности животного. Нужно раньше достать палку, потом достать плод. Нужно рань­ше оттолкнуть плод от себя, а затем обойти клетку и достать его с противоположной стороны. Само по себе доставание пал­ки приводит к овладению палкой, а не привлекающим живот­ное плодом. Это — первая фаза. Вне связи со следующей фазой она лишена какого бы то ни было биологического смысла.

Это есть фаза подготовления. Вторая фаза — употребление пал­ки - является уже фазой осуществления деятельности в це­лом направленной на удовлетворение данной биологической потребности животного. Таким образом, если с этой точки зре­ния подойти к решению обезьянами любой из тех задач, кото­рые им давал Кёлер, то оказывается, что каждая из них требу­ет двухфазной деятельности: взять палку — приблизить к себе плод, отойти от приманки — овладеть приманкой, перевернуть ящик — достать плод и т. д.

Каково же содержание обеих этих фаз деятельности обезь­яны? Первая, подготовительная фаза побуждается, очевидно, не самим предметом, на который она направлена, например, не самой палкой. Если обезьяна увидит палку в ситуации, кото­рая требует не употребления палки, а, например, обходного пути, то она, конечно, не будет пытаться взять ее. Значит, эта фаза деятельности связана у обезьяны не с палкой, но с объектив­ным отношением палки к плоду. Реакция на это отношение и есть не что иное, как подготовление дальнейшей, второй фазы деятельности — фазы осуществления.

Что же представляет собой эта вторая фаза? Она направлена уже на предмет, непосредственно побуждающий животное, и строится в зависимости от определенных объективно-предмет­ных условий. Она включает, следовательно, в себя ту или иную операцию, которая становится достаточно прочным навыком.

Таким образом, при переходе к третьей, высшей стадии раз­вития животных наблюдается новое усложнение в строении деятельности. Прежде слитая в единый процесс деятельность Дифференцируется теперь на две фазы: фазу подготовления и фазу осуществления. Наличие фазы подготовления и состав­ляет характерную черту интеллектуального поведения. Интел­лект возникает, следовательно, впервые там, где возникает про­цесс подготовления возможности осуществить ту или иную опе­рацию или навык.

Существенным признаком двухфазной деятельности является то, что новые условия вызывают у животного уже не просто пробующие движения, но пробы различных прежде выработавшихся способов операций. Как, например, ведет курица, если ее гнать из-за загородки? Пробуя выйти наружу, она слепо мечется из стороны в сторону, т. е. просто увеличивает свою двигательную активность, пока, наконец, слу­чайное движение не приведет ее к успеху. Иначе ведут себя перед затруднением высшие животные. Они тоже делают про­бы, но это не пробы различных движений, а, прежде всего про­бы различных операций, способов деятельности. Так, имея дело с запертым ящиком, обезьяна раньше пробует привыч­ную операцию нажимания на рычаг; когда это ей не удается, она пытается грызть угол ящика; потом применяется новый способ: проникнуть в ящик через щель дверцы; затем следу­ет попытка отгрызть рычаг, которая сменяется попыткой вы­дернуть его рукой; наконец, когда и это не удается, она приме­няет последний метод — пробует перевернуть ящик (Бойтендейк).

Эта особенность поведения обезьян, которая заключается в том, что они могут решать одну и ту же задачу многими спо­собами, представляется нам важнейшим доказательством того, что у них, как и у других животных, стоящих на той же стадии развития, операция перестает быть неподвижно связанной с деятельностью, отвечающей определенной задаче, и для свое­го переноса не требует, чтобы новая задача была непосредствен­но сходной с прежней.

Рассмотрим теперь интеллектуальную деятельность со сторо­ны отражения животными окружающей их действительности.

В своем внешнем выражении первая, основная, фаза интел­лектуальной деятельности направлена на подготовление второй ее фазы, т. е. объективно определяется последующей деятельно­стью самого животного. Значит ли это, однако, что животное имеет в виду свою последующую операцию, что оно способно представить ее себе? Такое предположение является ничем не обоснованным. Первая фаза отвечает объективному отноше­нию между вещами. Это отношение вещей и должно быть от­ражено животным. Значит, при переходе к интеллектуальной деятельности форма психического отражения животными в дей­ствительности изменяется лишь в том, что возникает отражение не только отдельных вещей, но и их отношений (ситуаций).

Соответственно с этим меняется и характер переноса, а, сле­довательно, и характер обобщений животных. Теперь перенос операции является переносом не только по принципу сходства вещей (например, преграды), с которыми была связана данная операция, но и по принципу сходства отношений, связей ве­щей, которым она отвечает (например, ветка - плод). Живот­ное обобщает теперь отношения и связи вещей. Эти обобще­ния животного, конечно, формируются так же, как и обобщен­ное отражение, им вещей, т. е. в самом процессе деятельности.

Возникновение и развитие интеллекта животных имеет своей анатомо-физиологической основой дальнейшее разви­тие коры головного мозга и ее функций. Какие же основные из­менения в коре мы наблюдаем на высших ступенях развития животного мира? То новое, что отличает мозг высших млеко­питающих от мозга нижестоящих животных, — это относитель­но гораздо большее место, занимаемое лобной корой, развитие которой происходит за счет дифференциации ее префронтальных полей.

Как показывают экспериментальные исследования Джексобсена, экстирпация (удаление) передней части лобных до­лей у высших обезьян, решавших до операции серию сложных задач, приводит к тому, что у них становится невозможным решение именно двухфазных задач, в то время как уже уста­новившаяся операция доставания приманки с помощью палки полностью сохраняется. Так как подобный эффект не создает­ся экстирпацией никаких других полей коры головного мозга, то можно полагать, что эти новые поля специфически связаны с осуществлением животными двухфазной деятельности.

Исследование интеллекта высших обезьян показывает, что мышление человека имеет свое реальное подготовление в мире животных, что и в этом отношении между человеком и его жи­вотными предками не существует непроходимой пропасти. Од­нако, отмечая естественную преемственность в развитии психи­ки животных и человека, отнюдь не следует преувеличивать их сходство, как это делают некоторые современные зоопсихоло­ги, стремящиеся доказать своими опытами с обезьянами якобы извечность и природосообразность даже такого «интеллекту­ального поведения», как забота за плату и денежный обмен.

Неправильными являются также и попытки резко противопоставлять интеллектуальное поведение человекообразных обезьян поведению других высших млекопитающих. В насто­ящее время мы располагаем многочисленными фактами, сви­детельствующими о том, что двухфазная деятельность может быть обнаружена у многих высших животных, в том числе у собак, енотов и даже у кошек (правда, у последних, принадле­жащих к животным - «поджидателям», — лишь в очень своеоб­разном выражении).

Итак, интеллектуальное поведение, которое свойственно высшим млекопитающим и которое достигает особенно высо­кого развития у человекообразных обезьян, представляет со­бой ту верхнюю границу развития психики, за которой начи­нается история развития психики уже совсем другого, нового типа, свойственная только человеку, — история развития че­ловеческого сознания.

Поиск по сайту: