Куда идем, чего хотим?

Как уцелеть в битве гегемонов?

Согласно данным макростатистики за 2009 год, среди стран «большой восьмерки» и стран группы БРИК Россия хуже всех пережила прошедший год, продемонстрировав самое сильное падение производства. Беспокоят, однако, не столько негативные количественные результаты, сколько отсутствие качественных сдвигов в сложившемся укладе в экономической жизни страны.

Многие отечественные эксперты связывали свои надежды на подобные перемены с кризисом 2008—2009 года. Факты свидетельствуют, что их надежды не оправдались.

Не наблюдая и не предчувствуя в ближайшее время принципиальных изменений в модели экономического развития родного Оте­чества, мы решили, что поиски новой модели не теряют своей актуальности.

Кризис 2008—2009 годов со всей очевидностью продемонстрировал, что главными заложниками глобализационной модели экономического развития стали ее создатели и проповедники — развитые страны, которые на сегодняшний день по многим позициям утратили самостоятельность и находятся в достаточно жесткой финансово-экономической зависимости от тех, кто еще недавно назывался развивающимися странами.

Результаты 2009 года показали, что не все страны попали в ловушку экономической глобализации, приняв новую узкоспециализированную модель развития. Оказывается, что совсем необязательно встраиваться в мировую экономику путем резкого сокращения ассортимента производимой продукции. Китай показал по итогам 2009 года 8,7% роста производства, Индия — 5,6%. Падение производства в Бразилии составило лишь 0,4%, положительная динамика началась уже в IV квартале 2009 года (3,1% роста к IV кварталу 2008 года). Что же позволило этим странам продемонстрировать такие результаты и почему реализуемая в постсоветской России модель экономического развития «не работает»?

Данной публикацией мы продолжаем анализ основных тенденций развития стран — лидеров мировой экономики с целью более глубокого понимания того, что ценного можно извлечь из опыта других стран для формирования собственной, действительно долгосрочной стратегии экономического развития.

День сурка по-русски

Согласно последнему докладу экспертов Всемирного банка по ситуации в России, в 2010 году ВВП страны вырастет на 5,5% (это еще очень благоприятные оценки — российские экономические ведомства не пророчат даже таких темпов). Источником роста должен стать рост потребления, преимущественно со стороны домохозяйств.

Чистый экспорт в 2010 году уже не будет фактором роста российской экономики, в отличие от 2009 года. Более того, Всемирный банк прогнозирует отрицательное значение чистого экспорта, если импорт будет расти быстрее экспорта.

Общее впечатление от доклада — ничего не изменилось, все возвращается к докризисному варианту, этакий «день сурка» или déjà-vu по-русски: увеличение инвестиций в основной капитал маловероятно, нефть поддержит бюджет, высокие темпы инфляции сохранятся.

Более всего удивляет и возмущает маловероятность увеличения инвестиций в основной капитал ввиду избытка производственных мощностей и жестких условий кредитования на фоне опережающего роста импорта. За девять месяцев 2009 года из-за кризиса загрузка производственных мощностей снизилась на 10 процентных пунктов — до 69%. Понятно, что производственные мощности бывают разные, в том числе морально и физически устаревшие, но оказывается, что импорт наращивать можно, а загружать собственные мощности нельзя. При таком подходе к делу, реализация планов по совершенствованию системы экономической безопасности представляется еще менее вероятной, чем увеличение инвестиций в основной капитал в РФ в 2010 году.

Куда идем, чего хотим?

Какие цели ставит перед собой современная Россия? Стать экономически развитой страной? Кажется, назрела необходимость поговорить о том, а кого считать «экономически развитой страной». Неужели это страна с развитым третичным сектором, живущая преимущественно за счет интеллектуальной ренты, но не создающая для собственных нужд элементарных благ в полном объеме — продуктов питания, одежды, бытовых товаров и т.п.? Такой вариант представляется возможным для страны-гегемона. Как сказал всемирно известный американский социолог Иммануил Валлерстайн в своем докладе «Возвращение политэкономии: к анализу возможных параметров мира после кризиса», прочитанном в Москве 12 сентября 2009 года: «Возвышение державы-гегемона становится результатом длительной борьбы с другими потенциальными державами-гегемонами. Всякий раз позиция гегемона доставалась такому государству, которому по различным причинам и различными способами удавалось создать наиболее эффективный производственный механизм, а затем выиграть «тридцатилетнюю войну» с основным соперником. Главное, что как только конкретное государство достигает гегемонии, оно получает возможность диктовать правила, по которым работает межгосударственная сис­­тема, одновременно стараясь обеспечить ее спокойное функционирование и максимально увеличить объемы накопленного капитала, перетекающие к его гражданам и производственным предприятиям. Можно назвать такое состояние квазимонополией на геополитическую власть. Но державу-гегемона подстерегает та же проблема, что и ведущую отрасль. Любая монополия рано или поздно самоликвидируется».

Несмотря на то, что Россия не раз демонстрировала свои способности быть величайшей державой мира, страной-гегемоном ее трудно представить. Это не в традиции нашей культуры, не характерно для менталитета ее носителей. Не завоевывать надо, а сохранять и защищать. Такой парадигме, которая сейчас более актуальна для России, больше подходит вариант создания собственной полноценной экономики, а не узкоспециализированной «одноногой» или «однорукой» модели.

У читателя может возникнуть закономерный вопрос, почему бы России, вместо того чтобы создавать собственную полноценную экономику, полностью обслуживающую национальные потребности, не сконцентрировать свои усилия на международной арене на специализации в области фундаментальных научных исследований, высоких технологий или по какому-либо такому же достойному направлению. Безусловно, возможен и такой вариант. Однако вариант узкой специализации в любом случае влечет за собой потерю национальной безопасности, соответствующий рост зависимости от других стран, даже если весь мир снабжать высокими технологиями, а самим ничего не производить.

За счет высокой обеспеченности ресурсами Россия может позволить себе выбирать любой путь развития, включая создание полноценной диверсифицированной наукоемкой экономики с собственным промышленным ядром. Для этого необходимо сконцентрироваться на внутреннем спросе, а не внешнем, уйти от чрезмерной зависимости от экспорта и импорта, хотя бы на время.

Неоценимый экспорт

К показателям, характеризующим степень открытости национальной экономики, ее зависимости от внешнеэкономических связей, относят данные о величине экспорта, импорта, чистого экспорта в процентах к валовому внутреннему продукту (ВВП). Для анализа целесообразнее использовать ВВП, рассчитанный по паритету покупательной способности (ППС) валют. Опыт показывает, что для стран, в которых официальный обменный курс национальной валюты существенно отличается от реального, разница между экспортом, отнесенным к ВВП в текущих ценах, и экспортом, отнесенным к ВВП по ППС, может быть весьма существенной. Страна из экспортно ориентированной превращается в страну со среднестатистической или даже низкой долей экспорта в экономике — в случае сильной недооцененности национальной валюты и наоборот — для стран с переоцененной валютой (график 1).

Страны сильно различаются по доле экспорта в ВВП, но это различие в основном зависит от численности населения и размера территории страны. Между этими параметрами и степенью зависимости экономики страны от внешней торговли в мире наблюдается высокая обратная корреляция: чем страна больше по населению, тем емче ее внутренний рынок; чем больше число рабочих рук, тем больше конкурентоспособных отраслей экономики в данной стране можно организовать (с учетом оптимальной экономии на масштабах производства); чем больше территория страны, тем больше видов полезных ископаемых встречается, тем больше климатическое и почвенное разно­образие и соответственно меньше потребность в импорте отсутствующих видов сырья, топлива и сельскохозяйственных продуктов. Что и отражает график 2.

Рассмотрим ситуацию, сложившуюся в Китае — стране, чья модель развития обычно признается типично экспортно-ориентированной, хотя, как мы покажем, реальных оснований для этого имеется немного. Однако большинство продолжает считать, что главным источником роста китайской экономики последние десятилетия являлся внешний спрос, и, несмотря на мировой кризис, влияние экспорта на ее результаты продолжает оставаться очень высоким. Лишь немногие отмечают, что значение внешнего сектора несопоставимо с внутренним рынком.

Безусловно, внешнеэкономиче­ские связи играли и продолжают играть важную роль для китайской экономики, но вопрос в том, является ли экспорт локомотивом ее развития? Китайский экспорт по итогам 2008 года составил 33% по отношению к ВВП, выраженному в текущих ценах в долларах США, и почти в два раза ниже — 18%, если считать к ВВП по ППС из базы данных МВФ. Использование независимых экспертных оценок, например, данных профессора университета Гронингена Ангуса Маддисона, виднейшего эксперта в области методологии расчета макроэкономических показателей и межстрановых сопоставлений, позволяет говорить о еще более низком значении данного показателя — 10,5%. Как видим, картина существенно меняется, если мы пытаемся уйти от официального обменного курса юаня и учесть его реальную оценку. Тезис о ярко выраженной экспортной направленности и зависимости китайской экономики не подтверждается (график 3).

Не в пользу тезиса о высокой экспортной зависимости китайской экономики также свидетельствует соотнесение по видам продукции объемов китайского экспорта, промышленного выпуска и импорта.

Согласно официальной статистике, больше половины китайского экспорта в стоимостном долларовом измерении приходится на две статьи — «Техника и оборудование» (включает машины, механизмы, электрооборудование, звуко-, видеозаписывающую и звуко-, видеовоспроизводящую технику, отдельные узлы, агрегаты, запчасти к вышеперечисленной технике) и «Текстильная продукция» (включает ткани и изделия из текстиля), занимающие на протяжении длительного периода 43% и 14% соответственно.

Оценка доли продукции, отправляемой Китаем на экспорт, в общем объеме выпуска затруднена тем фактом, что статистика выпуска представлена в юанях, а экспорт — в долларах США. Как известно, официальный обменный курс юаня существенно отличается от того, который отражает его реальную покупательную способность. Поэтому мы предприняли попытку анализа не стоимостных, а натуральных показателей. Полученные результаты по производству одежды и тканей (без обуви) и колесной техники представлены на графиках 4 и 5.

Как видим, более 80% текстильной продукции, являющейся второй по величине статьей китайского экспорта, идет на внутренний рынок. За период с 1994 по 2007 год доля текстиля, отправляемого на экспорт, снизилась с 28,5% до 16,4%, мало изменившись в абсолютном измерении. При этом производство текстиля для собственных нужд выросло в 3,74 раза с 15,1 млрд до 56,5 млрд метров.

Данные по производимой колесной технике, прежде всего автомобилей, также свидетельствуют о том, что китайский автопром в первую очередь работает на внутренний рынок. Несмотря на нескрываемые намерения о расширении китайской экспансии на мировом авторынке, очевидно, что роль внутреннего спроса для китайского автопрома в ближайшее время не снизится. По итогам 2009 года доля автомобильной продукции, отправленной на экспорт, не превысила 3%.

Поэтому говорить о том, что внешний спрос — основная движущая сила развития как для отдельных отраслей, так и для экономики Китая в целом, недостаточно обоснованно.

Аналогичный анализ в отношении других важнейших статей производимой продукции затруднен, поскольку статистика по выпуску и экспорту в разрезе отдельных наименований продукции не совпадает. Однако по той продукции, по которой анализ натуральных показателей был возможен, выяснилось, что на протяжении многих лет Китай экспортировал больше, чем производил, такие виды продукции, как, например, телевизоры, видеокамеры, фены. Как такое возможно?

Дело в том, что, согласно принятой практике, статистика по экспорту включает реэкспорт. Допустим на территорию страны были завезены какие-то узлы, детали, механизмы, то есть достаточно технически сложные комплектующие, не являющиеся для обычного потребителя готовой продукцией, но могущие в нее превратиться. Страна-импортер на своей территории доводит эти «полуфабрикаты» до состояния полной готовности и превращается в экспортера, вывозя готовую продукцию — телевизоры, ноутбуки, фены, утюги, видеокамеры, сотовые телефоны, автомобили и т. п. В результате первоначально импортированные узлы, детали, механизмы вторично считаются в экспорте, хотя доля стоимости, созданной страной-импортером-экспортером, может быть невысока или мизерна. Как тут не вспомнить критику одного из калининградских производителей автомобилей, который ввозил из заграницы практически готовые легковые автомобили и доводил их до состояния полной готовности, устанавливая в салоне лишь бардачки. Существенный вклад в стоимость готового автомобиля!

Совсем иначе статистика считает промышленный выпуск. Здесь применяется метод добавленной стоимости, то есть исключается система двойного счета, в результат идет только вновь созданная стоимость как разница между стоимостью конечного продукта и потребленных материалов, то есть труда, созданного другой отраслью.

Поскольку Китай является не только экспортером, но и активным импортером, в том числе деталей, узлов, агрегатов, то неудивительно, что его экспорт бытовой техники, как в натуральном, так и стоимостном измерении, существенно превышает объем промышленного производства аналогичной продукции. Неслучайно ведь при расчете ВВП производственным методом учитывается именно чистый экспорт, то есть разница между экспортом и импортом.

Если бы доступные статистические данные позволяли учесть влияние реэкспорта в общем объеме экспорта товаров, то можно было бы пересчитать экспорт по принципу добавленной стоимости в отношении тех статей, по которым совершенно очевидна связь с импортом. Для Китая такой статьей является «Техника и оборудование». В результате корректировки этой статьи в сторону уменьшения на величину импорта экспорт Китая, отнесенный к ВВП, рассчитанному по ППС, снизился бы еще больше.

Косвенным подтверждением высказанного предположения о высокой доле в китайском экспорте реэкспорта свидетельствуют данные по статистическим таблицам «затраты-выпуск» (межотраслевой баланс) и по деятельности промышленных компаний с иностранным капиталом.

Согласно таблице «затраты-выпуск» за 2005 год в сфере производства машин и оборудования очень высока доля промежуточного потребления, при этом вклад этого сектора в ВВП, а именно его добавленная стоимость, составил всего 10%!

Данные же по иностранным компаниям подтверждают их высокую роль в росте и формировании структуры китайского экспорта. Так, например, по данным за 2007 год, на долю иностранных компаний пришлось 57% всего экспорта Китая (можно встретить и более высокие оценки влияния иностранного капитала на китайский экспорт: академик РАН директор Института Дальнего Востока РАН М. Титаренко в одной из своих статей пишет, что иностранный капитал прямо или косвенно контролирует свыше 80% китайского экспорта и импорта), а их вклад в промышленный выпуск составил лишь 21%.

Таким образом, даже при всех несовершенствах доступной статистики существует множество факторов, свидетельствующих о том, что основной движущей силой развития Китая последние десятилетия был внутренний, а не внешний спрос. Если мы посмотрим динамику китайского экспорта за последние два десятилетия, то увидим, что действительно серьезное наращивание экспорта началось с 2003 года, то есть уже после вступления Китая в ВТО. А как же Китай развивался до этого? Очевидно, что «подушка безопасности», позволившая Китаю так относительно безболезненно переживать мировой кризис, была создана не за пять — семь лет.

Поиск по сайту: