Идеал арапешей и те, кто отклоняется от него 12 страница

¹⁹ См. о ней: Соколов Э. В. Культура и личность. Л., 1971; Кон И. С. К проблеме национального характера.— История и психология. М., 1971; Токарев С. А. История зарубежной этнографии, гл. 7 и 11; Аверкиева Ю, П. Теоретические проблемы американской этнологии, и др.

²⁰ Boas F. The question of racial purity.— American Mercury. 1924, vol. 3, с. 124. — Цит. по: Freeman D. Margaret Mead and Samoa: The Making and Unmaking of an Anthropological Myth. Cambridge, Mass., 1983, с 55.

Выяснить этот вопрос на примере самоанских девушек Боас поручил своей 23-летней аспирантке, причем, как свидетельствует его письмо от 1925 г., цитируемое Мид (наст. изд., разд. I), теоретическая задача была поставлена им совершенно четко.

Хуже обстояло дело с методологией и техникой. Воспоминания Мид о ее первых полевых исследованиях (наст. изд., разд. I) — исключительно яркий, живой человеческий документ, позволяющий понять трудности работы этнографа в те далекие годы. Следует сказать, что техническая неподготовленность к работе в поле, о которой пишет Мид, была характерна не только для учеников Боаса. Этнография 1920-х годов имела еще сравнительно мало кодифицированных исследовательских методов и приемов, так что молодые ученые вынуждены были многому учиться в основном на собственном, часто горьком опыте. Воспоминания старейших советских этнографов, учеников Л. Я. Штернберга и В. Г. Богораза, об их первых студенческих полевых экспедициях в Сибирь или на Крайний Север содержат немало похожих эпизодов.

Недостаточный профессионализм в сочетании с жаждой открытий нередко оборачивался просчетами и ошибками в описании и интерпретации фактов. Зато ему сопутствовали свежесть восприятия и широкий охват явлений, что иногда теряется при слишком узком профессионализме. Это касается не только этнографического “поля”. Канадский историк Эдуард Шортер, сравнивая описание европейского крестьянского быта сельскими врачами, священниками и другими бытописателями XVIII — начала XIX в. с работой позднейших профессиональных фольклористов и этнографов, с грустью замечает, что, хотя любители часто бывали неточны и наивны, они пытались воспроизвести и понять живую жизнь, тогда как профессионалы нередко ограничиваются “пустой каталогизацией ее форм”²¹.

Читая “Взросление на Самоа”, приводимое нами с некоторыми сокращениями, легко представить себе огромное впечатление, которое производила эта книга шестьдесят лет назад. Правда, картина самоанской жизни местами выглядела идиллически, напоминая “счастливых дикарей” просветительской литературы

XVIII в. Но в книге не скрывались и теневые стороны этой жизни: материально-техническая и социальная отсталость, слабое развитие индивидуальности и многое другое. Предисловие самого Боаса гарантировало высокий научный уровень книги, и факти-чески для своего времени первые полевые исследования Мид были технически достаточно грамотными, хотя шестимесячного пребывания в стране и наблюдения за 68 девушками от 8 до 20 лет при довольно слабом владении местным языком явно недостаточно, чтобы уверенно судить о национальном характере самоанцев и об отличиях их народной педагогики от америконской.

Яркая, высокоинформативная и острая книга Мид, подвергающая критике всю систему семейных отношений, воспитания детей и половой морали американского общества, сразу же стала бестселлером и получила высокую оценку специалистов.

Не только близкие к Боасу Р. Бенедикт и Р. Лоуи, но и весьма критичный Малиновский назвали “Взросление на Самоа” “выдающимся достижением” и “абсолютно первоклассным образцом описательной антропологии”²². К этим оценкам в дальнейшем присоединились Бертран Рассел, Хэвлок Эллис, Лесли Уайт, Эдуард Эванс-Причард, Мелвил Херсковиц, Отто Клайнберг, Джон Хонигман, Джордж Девере, Роберт Левайн и многие другие авторитетные ученые.

Сама Мид до конпа жизни считала “Взросление на Самоа” своей лучшей книгой и никогда не переделывала ее, а только снабжала новыми предисловиями. Пусть мир, изображенный в этой книге, неузнаваемо изменился, а ее исследовательские методы устарели. Монографии о первобытных обществах не могут переписываться. Подобно портретам умерших знаменитостей, они “всегда будут служить просвещению и развлечению будущих поколений и навсегда останутся истинными, потому что невозможно дать более правдивую картину того, что уже ушло”²³.

Даже сами самоанцы стали, казалось, изучать свои прошлые обычаи по книге Мид. В 1956 г. журнал “Нью-Йоркер” опубликовал остроумную карикатуру, изображающую группу выстроившихся в ожидании инициации туземных юношей, которым вождь вручает книгу со словами: “Молодые люди, вы достигли возраста, когда вам пора узнать обряды и ритуалы, обычаи и табу нашего острова. Но вместо того чтобы подробно рассказывать о них, я хочу просто подарить каждому из вас по экземпляру прекрасной книги Маргарет Мид”²⁴.

²² The Nation. 1928, vol. 127, с. 402.— Цит. пo: Freeman D. Margaret Mead and Samoa, с. 99.

²³ Mead M. Coming of Age in Samoa. N. Y., 1961, предисловие к изд. 1061 г., с. 4.

²⁴ Цит. по: Howard J. Angry Storm over the South Seas of Margaret Mead, — Smithsonian, February 1983, с 69.

Маргарет Мид в одной из своих последних экспедиций

Неожиданный успех первой книги вдохновил молодую исследовательницу на новые экспедиции. В 1928—1929 гг. она едет на острова Адмиралтейства, где изучает детей племени манус, в 1930—1933 гг.— па Новую Гвинею для изучения папуасских племен арапешей, мундугуморов, ятмулов и чамбули (часть этих исследований она проводила вместе с мужем Рео Форчуном). В 1936—1939 гг. вместе с новым мужем, также известным этнографом, Грегори Бейтсоиом Мид осуществляет большое полевое исследование на острове Бали (Индонезия). В 1953 г. она организует вторую экспедицию на остров Манус, который кратковременно посещает также в 1965, 1966 и 1967 гг. Атмосфера и результаты первых из этих экспедиций хорошо описаны в ее воспоминаниях (наст. изд., разд. I).

За новыми экспедициями следуют новые книги. В 1930 г. выходит книга “Как растут на Новой Гвинее” с подзаголовком “Сравнительное исследование примитивного воспитания”, в которой подробно описываются воспитание, поведение и психология детей племени манус и в свете этого опыта обсуждается ряд современных психолого-педагогических проблем. В настоящем издании переведены несколько разделов этой книги (“Введение”, “Воспитание в раннем детстве”, “Семейная жизнь”, “Мир ребенка” и “Воспитание и личность” и опубликованная в качестве приложения статья “Этнологический подход к социальной психологии”).

В 1935 г. вышла книга “Пол и темперамент в трех примитивных обществах”, в которой сравнивается образ жизни трех папуасских племен: арапешей, мундугуморов и чамбули. В настоящем издании переведены ее введение и большая часть раздела об аранешах; сведения о чамбули частично отражены в воспоминаниях Мид.

Позже, в 1939 г., все три книги (“Взросление па Самоа”, “Как растут на Новой Гвинее” и “Пол и темперамент”) были изданы вместе²⁵, но продолжали переиздаваться и по отдельности.

Мид часто утверждала, что цель ее первых работ сводилась к тому, чтобы “снова и снова документировать тот факт, что человеческая природа не является жесткой и неизменной”²⁶, не претендуя на теоретические обобщения. Это не совсем так.

В книге о Новой Гвинее Мид как бы между прочим опровергает теорию Люсьена Леви-Брюля о том, что анимистические компоненты первобытного мышления аналогичны мыслительным процессам ребенка. Дикарь и ребенок, по мнению Леви-Брюля, одинаково одухотворяют явления природы, наделяя их человеческими свойствами. Мид считала эту гипотезу сомнительной, полагая, что наличие или отсутствие спонтанного анимизма у детей зависит от уровня развития их воображения и, следовательно, от воспитания. Чтобы проверить свое предположение, она систематически изучала две группы детей манус: от двух до шести и от шести до двенадцати лет. Кроме непосредственного общения с этими детьми и наблюдешш за их играми Мид использовала ряд дополнительных методов: тест Роршаха, анализ детских рисунков и специальные вопросы, рассчитанные на то, чтобы спровоцировать анимистические реакции. Оказалось, что если в жизни взрослых манус магия играет важную роль, то сознание маленьких детей вполне реалистично. События, которые взрослые объясняли вмешательством духов, дети приписывали естественным причинам. В детских рисунках манус (Мид собрала их свыше 30 тысяч) не оказалось ничего антропоморфного. Когда исследовательница спрашивала детей о сорвавшейся с причала лодке: “Эта лодка ушла в море потому, что она нехорошая?” — она неизменно получала реалистические ответы типа: “Нет, лодка была плохо привязана”. Между тем, по Леви-Брюлю, чем ниже уровень умственного развития, тем анимистичнее должно быть мышление.

Однако реалистичность мышления маленьких меланезийцев по сравнению с их американскими сверстниками — не преимущество, а недостаток. Сторонники модной в США в 1920-х годах теории свободного воспитания утверждали, что дети сами, без помощи взрослых могут создать достаточно сложную культуру, взрослые им скорее мешают. На примере культуры манус Мид показывает ошибочность этого мнения. Там, где взрослые не развивают у детей фантазию, не рассказывают малышам сказок и легенд, не поощряют их художественное творчество, детское воображение оказывается более бедным. “Чтобы детское воображение расцвело, ему необходимо дать пищу. Хотя исключительный ребенок может создать что-то свое, подавляющее большинство детей не сумеют вообразить даже медведя под кроватью, если взрослый не снабдит их медведем”²⁷. В психологической литературе этот вопрос остается спорным. Большинство западных психологов сочли методы Мид ненадежными и неспособными выявить спонтанный детский анимизм²⁸. Однако советские психологи ГГеэтер Тульвисте и Анна Лапп, применив методику Мид к 75 эстонским детям от трех до пяти лет, нашли, что она вполне удовлетворительно выявляет наличие или отсутствие анимизма и что гипотеза Мид о его культурном происхождении заслуживает более серьезного внимания²⁹.

Уже в первых своих работах Мид уделяла большое внимание различиям в способах воспитания, физического развития и поведения мальчиков и девочек. В книге “Пол и темперамент” эта проблема становится центральной, как и в более поздней обобщающей книге “Мужчина и женщина: Изучение полов в изменяющемся мире” (1949), которая в нашем сборнике представлена главой об отцовстве (разд. V).

По словам Мид, “Пол и темперамент” — “самая непонятая” ее книга³⁰. Прежде всего непонимание касалось ее предмета. Во введении к книге подчеркивалось, что автор не пытается ответить на вопрос, “существуют ли реальные и универсальные различия между полами и являются ли они количественными или качественными”, а хочет лишь показать, “как три примитивных общества сгруппировали свои социальные установки относительно темперамента в связи с вполне очевидными фактами половых различий”³¹. Говоря современным языком, речь идет не о психофизиологических половых различиях и даже не о дифференциации половых ролей и о половой стратификации, а только о стереотипах маскулинности и фемининности. Но читатели истолковали тему расширительно, как общую теорию половых различий, что навлекло на Мид обвинение в отрицании их биологического субстрата. Некоторые основания к этому и вправду были, так как в заключительной части книги Мид настойчиво подчеркивала, что “многие, если не все, личностные черты, которые мы называем маскулинными или фемининными”, имеют не биологическую, а социальную природу. “Мы вынуждены заключить, что человеческая природа почти невероятно пластична, аккуратно и контрастно реагируя на различные социальные условия. Различия между индивидуумами, членами разных культур, как и различия между индивидуумами внутри одной и той же культуры, почти полностью сводятся к различиям в условиях их жизни, особенно в раннем детстве, причем форма, в которой реализуются эти условия, детерминирована культурой. Именно таковы стандартизированные личностные различия между полами: они являются порождениями культуры, требованиям которой учится соответствовать каждое поколение мужчин и женщин”³².

Утверждение, что многие так называемые маскулинные и фемининные свойства не вытекают непосредственно из природных ноловых различий, а отражают нормативные представления и особенности образа жизни различных обществ, было, несомненно, новаторским и прогрессивным. Вклад Мид в становление социологии и этнографии половых ролей и половозрастной стратификации огромен. Однако ее постановка проблемы была слишком общей и недостаточно гибкой.

²⁵ Mead M. From the South Seas. N. Y., 1939.

²⁶Там же, с. X.

²⁷ Mead M. Growing Up in New Guinea. N. Y., 1968, с 187.

²⁸ См., например: Jahoda G. Child animism. I. A critical survey of cross-cultural research. — Journal of Social Psychology. 1958, vol. 47, с 197—212; он же. Child animism. II. A study in West Africa. — Journal of Social Psychology. 1958, vol. 47, с 213—222.

²⁹ См.: Tulviste P., Lapp A. Could Margaret Mead's methods reveal animism in manus children? A partial replication study in a European culture.— Проблемы общения и восприятия. Тарту, 1979 (Ученые записки Тартуского гос. ун-та. Вып. 474. Труды по психологии. VII).

³⁰ Mead M. Sex and Temperament in Three Primitive Societies. N. Y., 1950, предисловие.

³¹ Там же, с. VIII, XVI.

³² Там же, с. 191.

Дело не только в соотношении биологического и социального. Степень поляризации мужских и женских ролей и стереотипов и само их содержание варьируют не только от одного общества к другому, но и в зависимости от сферы деятельности, о которой идет речь. Чем теснее тот или иной вид деятельности связан с осуществлением репродуктивной функции, в которой заключается изначальный биологический смысл полового диморфизма, тем больше транскультурных констант и универсалий обнаруживается в половом разделении труда и соответствующих социокультурных нормативах. Даже у чамбули, где, по наблюдению Мид, традиционные стереотипы маскулинности и фемининности — властный, безличный и деятельный мужчина и пассивная, отзывчивая, предпочитающая ухаживать за детьми женщина — перевернуты, уход за детьми, приготовление пищи и целый ряд других традиционно фемининных занятий остаются прерогативой женщин.

Проблема соотношения предметно-инструментального “мужского” и эмоционально-экспрессивного “женского” стиля жизни занимает важное место и в сегодняшней социологии и психологии. Однако ученые строго различают, идет ли речь о ценностно-нормативных ориентациях культуры или об индивидуальных психологических различиях и в каких именно социальных ролях. Мид, обсуждавшая проблему в расплывчатых понятиях теории темперамента, это сделать не могла. Но упрекать ее было бы несправедливо, так как именно ее труды и поднятые ими споры способствовали уточнению постановки вопроса.

Книга “Пол и темперамент” вызвала критику и с другой стороны. Сравнивая стиль воспитания детей и взаимодействия мужчин и женщин у трех папуасских племен, Мид обнаружила между ними глубокие качественные различия. В обществе арапешей “и мужчины и женщины действуют так, как мы привыкли ожидать от женщин, — мягко, по-родительски отзывчиво”; у мундугуморов, наоборот, оба пола ведут себя на мужской манер — агрессивно, напористо и инициативно, а у чамбули “мужчины действуют по нашему “женскому" стереотипу — они по-кошачьи коварны и кокетливы, завивают волосы и ходят за покупками, тогда как их женщины энергичны, хозяйственны и не заботятся об украшениях”³³. Читателей удивили не только сами эти различия, но и слишком большая “чистота” схемы, которая казалась заранее сконструированной и слишком стройной, чтобы быть истинной.

В своей рецензии на “Пол и темперамент” известный немецкий этнограф Рихард Турнвальд писал, что идиллическое изображение арапешей, среди которых якобы нет ни агрессивных, ни жадных, ни эгоистичных людей, противоречит фактам, приводимым в самой книге, где часто слышны крики дерущихся детей, мужчины ссорятся из-за женщин, жена избивает мужа и т. д.³⁴.

Отвечая Турнвальду, Мид отклонила его критику, сославшись на то, что все примеры, противоречащие основной модели поведения арапешей, содержатся в главе, посвященной девиантному поведению, без которого не обходится ни одно общество, хотя такие люди и поступки составляют меньшинство. В книге о Самоа, анализируя “нормальную” траекторию жизни девушек, Мид также приводила случаи отклонения от общей нормы, хотя статистических данных о количестве или степени распространенности “аберрантов” и “девиантов” она не имела, утверждая, что “исследование примитивных народов, допускающее статистическую проверку, при существующих условиях работы невозможно”³⁵.

Впрочем, позже Мид признала, что метод, применявшийся в её первых трех работах, “имел много серьезных ограничений: он нарушал правила присущего науке точного и операционального изложения; слишком сильно зависел от индивидуальных факторов стиля и литературного мастерства; его данные трудно было воспроизвести и оценить”³⁶.

³³ Sex and Temperament, 1950, предисловие.

³⁴ American Anthropologist. 1936, vol. 38, с, 558—561.

³⁵ Mead M. A reply to a review of “Sex and Temperament in Three Primitive Societies”.— American Anthropologist. 1937, vol. 39, с.559.

³⁶ Bateson G. and Mead M. Balinese Character: A Photographic Analysis. N. Y., 1942, сXI.

Новые полевые исследования, проведенные Мид на острове Бали совместно с Бейтсоном и Макгрегором³⁷ (см. их краткое описание в разд. I наст. изд.), выполнены совершенно иначе. Импрессионистские описания сменились скрупулезным анализом и фиксацией с помощью кино- и фотокамеры отдельных форм и элементов моторного поведения, способов вербальной и невербальной коммуникации и т. д. Исследователи засняли около 25 тысяч слайдов и около 7 тысяч метров кинопленки. Хотя интерпретация этих материалов оказалась довольно сложной, они сделали Мид заметной фигурой в развитии таких новых междисциплинарных отраслей знания, как соматическая этнография и психология экспрессивного поведения.

Наряду с полевыми исследованиями Мид много занимается теорией и обобщением литературных данных. В 1937 г. под ее редакцией вышел большой коллективный труд “Кооперация и конкуренция среди примитивных народов”³⁸, где сравнивались формы социального поведения, включая воспитание детей, у арапешей, гренландских эскимосов, индейцев оджибва, квакиютль, ирокезов, зуньи и дакота, африканских народностей бачига (или кита) и тсонга, филиппинцев-ифугао, меланезийцев-манус и новозеландцев-маори. В 1949 г. Мид публикует уже упоминавшуюся книгу “Мужчина и женщина”, в которой детально изложены ее взгляды на природу половых различий и их изменения в современном обществе. В 1950-х годах появляется серия ее работ о понятии и методах изучения национального характера³⁹, весьма критическая книга об американской школе⁴⁰; вместе с Мартой Вольфенстайн Мид составляет и редактирует сборник “Детство в современных культурах”⁴¹. В 1964 г. выходит ее теоретическая книга “Преемственность в эволюции культуры”⁴² (первая глава ее приведена в наст, изд., разд. VII), в 1961 г. — важная обобщающая статья “Культурные детерминанты сексуального поведения”⁴³. Мид много занимается также историей этнографии⁴⁴, издает свои воспоминания и письма из экспедиций⁴⁶. На подъем молодежного движения в 1960-е годы Мид ответила книгой о конфликте поколений (1970), которая сразу стала бестселлером и была переведена на восемь языков; в 1978 г. вышло ее новое, переработанное и дополненное издание, отражающее опыт 1970-х годов⁴⁶.

“Я ожидаю смерти, но я не собираюсь уходить в отставку”,— говорила Мид на рубеже своего 75-летия. Смерть застигла ее 15 ноября 1978 г. в разгар работы.

³⁷ Там же; Mead M. and Macgregor F. C. Growth and Culture: A Photographic Study of Balinese Childhood. N. Y., 1951.

³⁸ Cooperation and Competition Among Primitive Peoples. Ed. by M. Mead. Enlarged ed. Boston, 1961.

³⁹ Mead M. National Character.— Anthropology Today. Ed. by A. L. Kroeber. N. Y., 1953, с642—667.

⁴⁰ Mead M. The School in American Culture. Cambridge, Mass., 1951.

⁴¹ Childhood in Contemporary Cultures. Ed. by M. Mead and M. Wolfenstoin. Chicago, 1955.

⁴² Mead M. Continuities in Cultural Evolution. New Haven — London, 1964.

⁴³ Mead M. Cultural Determinants of Sexual Behavior. — Sex and Internal Secretions. Ed. by W. С Young. Baltimore, 1961, vol. 2, с 1433—1479.

⁴⁴ См.: Mead M. An Anthropologist at Work: Writings of Ruth Benedict. Boston, 1959; The Golden Age of American Anthropology. Ed. by M. Mead and R. Bunzel. N. Y., 1960.

⁴⁵ Mead M. Letters from the Field: 1925—1975. N. Y., 1976.

⁴⁶ Mead M. Culture and Commitment. A Study of the Generation Gap. N. Y., 1970.

3.

Быть прижизненным классиком науки, пожалуй, труднее, чем чемпионом мира. Прежние рекорды здесь не только перекрываются новыми, но подчас даже перечеркиваются. Не успели забыться торжественные некрологи, как весной 1983 г. известный австралийский этнограф Дерек Фримэн. посвятивший изучению Самоа сорок лет жизни и шесть лет проживший на Западном Самоа, опубликовал книгу “Маргарет Мид и Самоа. Создание и развенчание одного антропологического мифа”⁴⁷, где подверг сокрушительной критике не только методологию, по и все конкретные выводы ее важнейшей работы.

По словам Фримэна, когда в апреле 1940 г. он впервые приехал на Самоа, он свято верил каждому слову Мид, но постепенно понял, что нарисованная ею картина не соответствует действительности пи в целом, ни в частностях.

Мид пишет, что самоанской культуре чужд дух соревновательности; в действительности там идет и всегда шла ожесточенная борьба за престиж и социальный статус.

По мнению Мид, самоанцы на редкость миролюбивы и певоип-ственны; в действительности вся их история наполнена межплеменными войнами, уже Лаперуз отмечал их воинственность.

Вопреки утверждениям Мид, самоанская культура требует от людей абсолютного и безусловного повиновения вышестоящим вождям, и нарушение дисциплины карается здесь сурово и безжалостно. Такая же жестокая авторитарная дисциплина действует и в семейном воспитании; самоанские дети полностью зависят от своих родителей и часто подвергаются физическим наказаниям.

⁴⁷ Freeman D. Margaret Mead and Samoa.

Вопреки уверениям Мид о мягкости и податливости самоанского характера, самоанцы — люди эмоционально страстные, гордые, обладающие высокоразвитым чувством собственного достоинства, оскорбление которого может повлечь за собой даже самоубийство.

Совершенно неверно описаны Мид и их сексуальные нравы. Самоанское общество никогда не было “царством свободной любви”; женская девственность здесь строго охраняется, а потеря ее считается величайшим бесчестьем. Вопреки наивным впечатлениям юной Мид, мужская сексуальность у самоанцев, как и у остальных народов мира, содержит сильные элементы агрессивности; самоанские юноши считают дефлорацию девственницы важным личным достижением и доказательством собственной маскулинности. По числу изнасилований на душу населения, согласно самоанской судебной статистике, изученной Фримэном, Западное Самоа стоит на первом месте в мире, вдвое опережая США и в двадцать раз — Англию. Обычай моетотоло, тайного овладения спящей девушкой, изображенный Мид в романтическом свете, в большинстве случаев настоящее насилие. Успех этого предприятия наносит непоправимый ущерб репутации жертвы, поэтому страх разглашения отдает ее целиком во власть соблазнителя; недаром юношей, застигнутых на месте преступления, сплошь и рядом убивают.

Тезис Мид о гладком, бесконфликтном переходе самоанцев от детства к взрослости опровергается высоким числом правонарушений, самоубийств, истерии и нервных заболеваний среди самоанских подростков и юношей от 12 до 22 лет; местная статистика в этом отношении ничем не отличается от статистики других стран.

Короче говоря, книга Мид рисует совершенно искаженный облик “подлинного” Самоа, и все основанные на ней выводы, включая исходные принципы культурного детерминизма,— лишь “этнографический миф”, который следует отбросить, заменив более научной программой.

“Если бы путешественник, вернувшись из далеких стран, стал сообщать нам о людях, совершенно отличных от тех, с которыми мы когда-либо были знакомы, людях, совершенно лишенных скупости, честолюбия или мстительности, находящих удовольствие только в дружбе, великодушии и патриотизме, мы тотчас же на основании этих подробностей открыли бы фальшь в его рассказе и доказали, что он лжет, с такой же несомненностью, как если бы он начинал свой рассказ повествованиями о кентаврах и драконах, чудесах и небылицах”⁴⁸,— писал Юм. Между тем Мид рассказывает о самоанцах именно это, и тем не менее все ей поверили! Как могло случиться подобное? — спрашивает Фримэн.

⁴⁸ Юм Д. Исследование о человеческом познании. — Юм Д. Сочинения в 2-х т. Т. 2. М., 1966, с. 85.

Несмотря на свое откровенно враждебное отношение к Мид, Фримэн нисколько не сомневается в ее научной честности и добросовестности. “Заблуждения” Мид он объясняет отчасти методологической неискушенностью, плохим знанием языка и специфическим подбором информантов. Поселившись не среди туземцев, а в доме знакомых американцев, Мид тем самым невольно сузила круг своих возможных человеческих контактов. Девушки, которых она расспрашивала о крайне деликатных сексуальных сюжетах, могли просто подшутить над ней или поведать молодой исследовательнице то, что ей хотелось услышать. Но главное — Мид приехала на Самоа во власти предвзятой идеи и не столько проверяла, сколько пыталась доказать ее. А восторженный прием, оказанный книге, объясняется тем, что миф о мире, где живут счастливые люди, не знающие конкуренции и погони за несбыточным, пользующиеся сексуальной свободой и т. д., как нельзя лучше отвечал духовным запросам мечтавшей об идеале американской и западноевропейской публики 1930-х годов.

Книга Фримэна произвела эффект взорвавшейся бомбы и вызвала бурную полемику не только в научной, но и в массовой прессе.

Крушение репутаций и пересмотр казавшихся бесспорными концепций — дело в истории науки нередкое. Этнографические описания экзотических народов, которых мало кто видел, довольно часто оказываются недостоверными, особенно если речь идет о психологии и символической культуре. Например, много лет классическим описанием образа жизни обитателей Маркизских островов считалась работа Ральфа Линтона⁴". Но когда в 1956 и 1957 гг. острова посетил более молодой и методологически искушенный исследователь, выяснилось, что Линтон приписал маркизцам взгляды и обычаи, прямо противоположные тем, которых они в действительности придерживались⁵⁰. Источниками Линтону часто служили разговоры с одним-единственным информантом или наблюдение единичного случая. Кроме того, он не знал ни маркизского, ни даже французского языка. А говорить о табуируемых или интимных отношениях через двух переводчиков — дело заведомо безнадежное. Вежливые туземцы рады пойти навстречу гостю, рассказав то, что ему хочется услышать, а он, в свою очередь, лучше воспринимает то, что вписывается в его теоретическую схему.

⁴⁹ Linton R. Marquesan culture.— The Individual and His Society. Ed. by A. Kardiner. N. Y., 1930.

⁵⁰ См.: Suggs R. С Sex and personality in the Marquesas: A discussion of the Linton-Kardiner Report,— Human Sexual Behavior. Variations in the Ethnographic Spectrum. Ed. by D. S. Marshall and R. G. Suggs. N. Y. — L., 1971, с 103-186.

Разве не могло случиться подобное и с Маргарет Мид?

Мнения ученых, как обычно, разделились. То, что Мид нарисовала чересчур идиллический, розовый образ Самоа, мало кого удивило. Но, признавая ошибочность ряда суждений Мид, несовершенство ее полевой техники и склонность к слишком широким обобщениям, ведущие американские этнографы Беатриса Уайтинг, Роберт Левайн, Уорд Гуденаф, Роберт Леви, Брэд Eiop, Лоуэлл Холмс, Дебора Геверц, Джордж Маркус, Колин Тэрибулл и другие в целом выступили в защиту Мид⁵¹.

Прежде всего ученых шокировала тенденциозность и категоричность Фримэна. Л. Холмс, специалист по Самоа, который еще двадцатью годами ранее на основе собственных полевых наблюдений отметил ошибочность некоторых утверждений Мид (на него-прямо ссылается Фримэн), заявил, что книга Фримэна больше напоминает ему памфлет правого толка, чем этнографическое исследование.

На чисто фактическом уровне спор между Фримэном и Мид подчас неразрешим, так как далеко не все их данные сопоставимы. Во-первых, между их полевыми исследованиями лежит временной интервал от 14 до 42 лет. Во-вторых, Фримэн изучал население Западного Самоа, которое по многим параметрам сильно отличалось от населения Восточного Самоа, описанного Мид. В-третьих, они опирались на разные источники: Фримэн опрашивал в основном женатых мужчин и отцов семейств, а информантками Мид были молоденькие девушки.

Поиск по сайту: