Александр Лоуэн ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТЕЛА. ПСИХОЛОГИЯ БЕЗРАССУДСТВА

I

ПСИХОЛОГИЯ БЕЗРАССУДСТВА

127

Техника выживания Пенни состояла в том, что она погружалась в виноватость, пока не начинала чув­ствовать ужас, что «это никогда не произойдет». Такое поведение сулило некое странное спасение. Человек учится тому, что может выжить с помощью порока или развращенности. Не в его власти отстранить своими прегрешениями смерть. Бояться сексуальности — это нечто меньшее, что позволяет, несмотря на мучитель­ность переживания, сохранить рассудок.

Тот, кто утратил контакт с собственным телом, сталкивается с угрозой шизофрении. Отчаянный ма­невр — это крайний способ сохранить контакт. Распут­ство Пении предоставило ей возможность переместить чувство стыда с тела на действие. Вызов, который Билл бросал высоте, помещал его страх тела на отвесную сте­ну. Стыд и страх можно вытерпеть, если проецировать их на внешние события. Отчаянный маневр — это спо­соб сохранить рассудок, перемещая ужас на актуальные ситуации. Ум может быть наполнен специфическими страхами; он чувствует, что уязвим перед неизвестнос­тью. Если такой маневр не удается, последнее безрассуд­ное движение, направленное на то, чтобы избежать об­реченности, — суицид.

Секс и смерть неизбежно вплетены в расщепле­ние личности. Страх секса — это страх смерти. Когда человек борется за выживание, все, что угрожает поте­рей самоконтроля, смертельно опасно. Сексуальные чув­ства представляются именно такой опасностью. Еще одна моя пациентка отчетливо выразила это. Она сказа­ла: «Я борюсь за выживание. Если отпущу себя, что-нибудь овладеет мной и выгонит на край пропасти». Билл пытался увериться, что его не могут поставить на край скалы. Пенни беспрестанно уклонялась от глубо­кой «кончины». В каждом случае побуждающей силой была сексуальность. Но этот демон неизменно подни­мал голову, что видно из следующего замечания: «Я чув­ствую сильные сексуальные чувства и боюсь умереть». Эти слова, принадлежащие замужней женщине, выража-

ют не страх сексуальной активности, они сообщают только о страхе сексуального чувства. В этом смысле распутство Пенни усиливало ее сексуальное чувствова­ние, удерживая ее, таким образом, от большего ужаса. Как правило, этот ужас все же выплывает на поверх­ность. Вот что она говорит об этом: «Со мной происхо­дит что-то, что ужасает меня. Когда я просыпаюсь, но еще перед тем, как полностью очнуться ото сна, я со­знаю, что мое сердце сильно и громко бьется, и что я не могу дышать. Я понимаю, что если сию минуту не вздохну, то умру. Голова разрывается, и грудь будто вот-вот лопнет. Это похоже на описание сердечного при­ступа, которое я как-то читала».

Позже Пенни пересказала сновидение, которое объясняло ее ужас: «Я была в спальне и смотрела через какое-то препятствие в другую комнату, в которой ви­дела саму себя. Мне было очень страшно, и я просну­лась с бьющимся сердцем. Открыв глаза, я подумала о своем сне и поняла, что препятствием были мои роди­тели, которые в постели занимались сексом. Это застав­ляло меня почувствовать ужас.»

Почему это видение ужаснуло ребенка? Почему ему так трудно принять мысль о половом взаимодей­ствии родителей? Если физическая близость в детском уме ассоциирована со страхом и стыдом, половой акт будет рассматриваться как нападение на эго и тело. Ребенок видит это как вторжение в личную жизнь, удар по личности. На более глубоком уровне реакция ребен­ка на то, что он видит сексуальную близость, отражает бессознательные чувства родителей по поводу полового акта. Ужас Пенни указывает на сознательную или бес­сознательную боязнь матери. Описывая мать, Пенни отметила, что та была физически непривлекательна, индифферентна, и что она была женщиной, которая не получала удовольствия от своего тела. Отец, как она сказала, был бесстрастным и неспособным выразить при­вязанность. Секс для такого человека — только потреб-

Александр Лоуэн ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТЕЛА

ПСИХОЛОГИЯ БЕЗРАССУДСТВА

129

ность разрядить напряжение, а для такой женщины — покорное выполнение неприятной обязанности.

Качество физической близости между матерью и ребенком отражает чувства матери по поводу сексуаль­ной близости. Если половой акт опротивел, это чувство портит всякий интимный телесный контакт. Если жен­щина стыдится своего тела, она не может использовать его грациозность при вскармливании ребенка. Если ее отталкивает нижняя половина тела, она будет чувство­вать смутное отвращение к этой же части тела ребенка. Каждый контакт с малышом является для него случаем пережить удовольствие в близости или почувствовать стыд и страх. Если мать боится близости, ребенок будет ощущать страх и интерпретировать это как отвержение, у него постепенно разовьется чувство стыда за собствен­ное тело.

Фундаментальная травма шизоидной личности — отсутствие приятной физической близости между мате­рью и ребенком. Недостаток эротического телесного кон­такта переживается ребенком как брошенность. Когда по­требность малыша в таком контакте остается без ответа, когда она не встречает теплого отклика, это связывается с чувством, что никто о нем не заботится. Бывает, что настойчивое требование со стороны ребенка вызывает не­нависть родителей. В таком случае желание близости по­давляется, чтобы избежать боли, которую порождает не­исполненное влечение. Ребенок учится подавлять чувство и желание, чтобы выжить. Для него чувствовать страст­ное стремление — значит быть оставленным, что эквива­лентно смерти. Поскольку целью его влечения является близость, избегание близкого телесного контакта держит ребенка в страхе, что его бросят.

Если потребность в близости, телесном контак­те и оральном эротическом удовлетворении не испол­няется в первые годы его жизни, он переносит эту по­требность на сексуальные чувства, возникающие в эди­повом периоде развития. Именно поэтому эдипов конф­ликт у таких детей бывает столь интенсивным. Сексу-

альная привязанность к родителю противоположного пола заряжена неисполненным инфантильным стремле­нием к интимности и оральному удовлетворению. Этот избыточный заряд привязанности становится реальной опасностью, он грозит инцестом до тех пор, пока по­добные чувства будут беспокоить ребенка. Мы уже гово­рили о перемещении с области рта на область генита­лий. Смесь оральности (инфантильное влечение) и ге-нитальности (первичного бутона сексуального чувства) настолько сбивает ребенка с толку, что он не может оторвать одно от другого, не может уловить различия между этими желаниями. Потребность в телесном кон­такте способна привести его к запрету на сексуальную близость, которая строго табуируется.

Роль родителей в этом конфликте — комбинация отвержения и соблазнения. Отвергая оральную потреб­ность ребенка в контакте и близости, они направляют влечение в сексуальный канал. Соблазняя ребенка, они усиливают интенсивность эдипова конфликта. Чтобы из­бежать нарушения инцестуозного табу, ребенок жертвует всеми чувствами. Билл был уверен, что ничего не может произойти. Пенни «безнадежно надеялась», что что-то произойдет; она хотела влюбиться и выйти замуж, но не могла позволить этому произойти.

К несчастью, ребенок взваливает на плечи ношу вины за это безрассудное состояние. Родители, прикры­ваясь моральным кодексом, часто не отличают стремле­ние к эротическому удовлетворению и близости от взрос­лой генитальности. Они осуждают детскую мастурбацию из страха, что она может развить у ребенка сексуальные чувства, тем самым блокируя единственный путь, кото­рый может снизить его напряжение. Боясь эдиповой си­туации, родители отрицают телесный контакт, который мог бы предотвратить переживание безнадежности.

В конце концов обреченность ребенка становится знаком, предупреждающим, что эротическое удовлетворе­ние ведет к плохому концу. Девочка подспудно усваивает чувство четкой границы, которая отделяет девственницу

Александр Лоуэн ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТЕЛА

от распутницы или матрону от проститутки. Всякое дви­жение молодой девушки в сторону эротического удоволь­ствия становится шагом к проклятью. Если девушка бунту­ет, ее считают никчемной, «свистушкой», а иногда и про­ституткой. Родители унижают своих дочерей замечания­ми, типа: «Не может хороший мужчина пожелать тебя». В своей злобе они «пророчат» дочери, что она «кончит на улице».

Так воспитали Пенни. Она вошла в жизнь с силь­ным ощущением стыда и вины по поводу своего тела и своей сексуальности. Любой контакт с мужчиной, осно­ванный на получении удовольствия, провоцировал эти чув­ства. Вот почему она злоупотребляла спиртным во время своих похождений, которые были ничем иным, как по­пыткой получить эротическое удовлетворение. Она пила, чтобы снизить интенсивность этих чувств и как-то облег­чить свои попытки взаимодействия с представителями про­тивоположного пола. Однако, все получалось наоборот, и, употребляя спиртное, она как раз возбуждала именно эти чувства. Одно безрассудное действие может спровоциро­вать другое, и в конце концов Пенни испытывала судьбу в половом акте, убедившись, что он загоняет ее в еще более безнадежное положение. Страхи ее родителей под­твердились, и та судьба, которой они пугали дочь, в кон­це концов стала рельностью.

Интересно, что некоторые шизофреники не мо­гут овладеть собой, пока не попадают в закрытые психи­атрические больницы, где находятся под постоянной опе­кой. Обнаружив, что могут выжить в самой крайней ситу­ации, они осмеливаются бросить вызов реальности; они рискуют принять свое желание физической близости. В окружении, где стыд не имеет значения, они преодолева­ют стыд перед собственным телом. Поняв, что бояться больше нечего, они отбрасывают свой страх и приходят к заключению, что выживание само по себе — пустое до­стижение, если оно лишено того удовольствия и удовлет­ворения, которые дает интимная близость.

ИЛЛЮЗИЯ РЕАЛЬНОСТИ

Отчаяние порождает иллюзии. Отчаявшийся чело­век создает их, чтобы поддержать свой дух в борьбе за вы­живание. Это — валидная функция эго, которую Вильям Сил­верберг подчеркивал при анализе «шизоидного маневра». Он пишет: «Возникает впечатление, что то, что я называю шизоидным маневром, может представлять собой определен­ную и необходимую функцию, притупляющую острый ужас ситуаций, в которых человек беспомощен перед неизбежно­стью нанесения ему вреда или неминуемой деструкцией.»²⁸ В качестве примера этого механизма Силверберг цитирует поэму Р.М.Рильке, в которой молодой солдат, столкнувший­ся в бою лицом к лицу со смертью, трансформирует вражес­кие пули в «смеющийся фонтан» и ныряет в него. С этой иллюзией «ужасающая реальность уничтожения отклоняет­ся. Конечно, это происходит не на самом деле, а в уме мо­лодого человека». Иллюзия возникает из-за беспомощности перед внешней реальностью. Она становится патологией, когда беспомощность порождает чувство неадекватности, не имеющее отношения к тому, что происходит на самом деле.

ОТЧАЯНИЕ И ИЛЛЮЗИЯ

Опасность иллюзии состоит в том, что она «уве­ковечивает» состояние отчаяния. Один из моих пациен­тов отметил: «Люди ставят себе нереальные цели, а за­тем, пытаясь их достичь, пребывают в постоянном отчая­нии». Примером иллюзии или нереальной цели является желание быть «совершенной женой». Это ставит женщи­ну в отчаянную ситуацию. Ее поведение будет компульсив-ным, поскольку все действия будут направлены на то. что­бы доказать, что она — идеальная, совершенная жена. Ее

Александр Лоуэн ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТЕЛА

ИЛЛЮЗИЯ РЕАЛЬНОСТИ

135

ниться на ней, не существует. С помощью иллюзии она могла делать вид, что ее отвергают. По мере продвиже­ния терапии и ослабления чувства отчаяния, она поняла, что пытается убежать от него.

Это понимание совершенно отчетливо возникло после того, как однажды она вернулась домой, и отец высказал ей свое неодобрение. Пенни неожиданно и очень сильно разозлилась и, хлопнув дверью, покинула дом. От­вержение отца стало заключительным ударом, разбившим ее иллюзию. Образ принца преобразился в отца, кото­рый, как она была уверена, несмотря ни на что, любил ее. Эту иллюзию породила глубокая уверенность в том, что она при любых обстоятельствах будет в глазах отца принцессой.

Происшествие имело двойной эффект. Сразу пос­ле инцидента с отцом Пенни почувствовала такой при--лив сил, которого никогда не случалось прежде. Будто лопнула некая сеть, опутывавшая ее до этого момента. Новая мощь была порождением той злости, которая ох­ватила Пенни. Это и было то чувство, которое она рань­ше вытесняла. Однако она злилась недолго, и вскоре ее настроение изменилось, она опять почувствовала отчая­ние, которое схлынуло только благодаря анализу ее от­ношений с отцом.

В раннем детстве эти отношения были заинтере­сованными. Пенни перенесла на отца все свое стремле­ние к близости, привязанности и поддержке, которого нормальный ребенок требует от матери. Это перенесе­ние было неизбежно, так как мать не могла удовлетво­рить потребность ребенка, в то время как отец предос­тавлял позитивный отклик. Но его отклик был амбива­лентным. Отец не мог удовлетворить потребность доче­ри в телесном контакте, поскольку такое взаимодействие вызывало у него сильное чувство вины, связанное с ин­тимной близостью. Он принимал дочь как разумное и думающее существо, но отвергал как существо сексуаль­ное и физическое. Для Пенни это усугублялось материн­ским непринятием.

Ребенок не может выжить без родительской люб­ви и принятия. В интересах выживания Пенни приняла отцовское требование и диссоциировалась с собственным телом и с сексуальностью, предполагая, что сделав это, она станет для него «особенной». Но эта диссоциация по­вергла ее в отчаяние. Отказавшись от телесного удоволь­ствия, она начала испытывать потребность в чем-нибудь, что могло бы поддержать ее дух. Она была уверена, что отец действительно любит ее, и что его требования про­диктованы желанием уберечь ее от трудностей эдиповой ситуации. Чтобы не потерять рассудок, ей необходимо было верить, что кто-то любит ее, и, обращаясь к отцу, она была уверена в нем. Каждое разочарование в отце только усиливало ее иллюзию, поскольку альтернатива, казалось, состояла в отчаянии и даже смерти.

Детская ситуация Пенни содержала еще один эле­мент, который усиливал иллюзию. Ее отношения с отцом приводили к соревнованию с матерью и порождали опас­ную соперницу. Детский ум превращал мать в фигуру, ко­торая не позволяла отцу полностью откликнуться на лю­бовь дочери. Мать, таким образом, становилась злой ведь­мой или мачехой, накладывающей проклятье на девочку, чтобы не допустить исполнения ее желаний. Старшие се­стры Пенни, которые принимали сторону матери, если следовать сказке, играли роль ревнивых сводных сестер. Все моменты мифа были налицо, причем в такой силь­ной степени, что иллюзию становилось трудно отличить от реальности.

Дифференцировать иллюзию и реальность бывает очень сложно. Мать и отец Пенни любили ее. В ее уве­ренности присутствовал элемент реальности. Он состоял в том, что она была «особенной». У каждого ребенка есть чувство, что он занимает особенное место для родителей, каждый человек приносит это чувство во взрослую жизнь вместе с ощущением себя (self) и чувством идентичности. Ребенок чувствует, что на нем сфокусирована родительс­кая любовь. Но когда любовь обусловлена требованием отказаться от инстинктивной животной природы, это чув-

Поиск по сайту: