ПРИНЦИП ЭКОНОМИИ МЫШЛЕНИЯ» И ВОПРОС О «ЕДИНСТВЕ МИРА»

«Принцип «наименьшей траты сил», положенный в основу теории познания Махом, Авенариусом и многими другими, является... несомненно, «марксистской» тенденцией в гносеологии».

Так заявляет В. Базаров в «Очерках», стр. 69.

У Маркса есть «экономия». У Маха есть «экономия». Действительно ли «несомнен­но», что между тем и другим есть хоть тень связи?

Сочинение Авенариуса «Философия как мышление о мире сообразно принципу наименьшей траты сил» (1876) применяет этот «принцип», как мы видели, таким обра­зом, что во имя «экономии мышления» объявляется существующим только ощущение. И причинность и «субстанция» (слово, которое гг. профессора любят употреблять «для ради важности» вместо более точного и ясного: материя) объявляются «устраненными» во имя той же экономии, т. е. получается ощущение без материи, мысль без мозга. Этот чистейший вздор есть попытка под новым соусом протащить субъективный идеализм. В философской литературе такой именно характер этого основного сочинения по во­просу о пресловутой «экономии мышления», как мы видели, общепризнан. Если наши махисты не заметили субъективного идеализма под «новым» флагом, то это относится к области курьезов.

Мах в «Анализе ощущений» (стр. 49 русск. перевода) ссылается, между прочим, на свою, работу 1872 г. по этому вопросу. И эта работа, как мы видели, есть проведение точки зрения чистого субъективизма, сведения мира к ощущениям. Итак, два основные сочинения, введшие в философию этот знаменитый «принцип», проводят идеализм! В чем тут дело? В том, что принцип

176__________________________ В. И. ЛЕНИН

экономии мышления, если его действительно положить «в основу теории познания», не может вести ни к чему иному, кроме субъективного идеализма. «Экономнее» всего «мыслить», что существую только я и мои ощущения, — это неоспоримо, раз мы вно­сим в гносеологию столь нелепое понятие.

«Экономнее» ли «мыслить» атом неделимым или состоящим из положительных и отрицательных электронов? «Экономнее» ли мыслить русскую буржуазную револю­цию проводимой либералами или проводимой против либералов? Достаточно поста­вить вопрос, чтобы видеть нелепость, субъективизм применения здесь категории «эко­номии мышления». Мышление человека тогда «экономно», когда оно правильно отра­жает объективную истину, и критерием этой правильности служит практика, экспери­мент, индустрия. Только при отрицании объективной реальности, т. е. при отрицании основ марксизма, можно всерьез говорить об экономии мышления в теории познания!

Если мы взглянем на позднейшие работы Маха, то увидим такое истолкование зна­менитого принципа, которое сплошь да рядом равняется полному отрицанию его. На­пример, в «Учении о теплоте» Мах возвращается к своей любимой идее об «экономи­ческой природе» науки (стр. 366 второго немецк. изд.). Но, тут же добавляет он, мы хо­зяйничаем не ради хозяйства (366; повторено 391): «цель научного хозяйства есть воз­можно более полная... спокойная... картина мира» (366). Раз так, то «принцип эконо­мии» не только из основ гносеологии, но и вообще из гносеологии, по существу дела, удаляется. Говорить, что цель науки дать верную (спокойствие тут совсем ни при чем) картину мира, значит повторить материалистическое положение. Говорить это — зна­чит признавать объективную реальность мира по отношению к нашему познанию, мо­дели по отношению к картине. Экономность мышления в такой связи есть просто не­уклюжее и вычурно-смешное слово вместо: правильность. Мах путает здесь, по обык­новению, а махисты смотрят и молятся на путаницу!

_________ ТЕОРИЯ ПОЗН. ДИАЛЕКТ. МАТЕРИАЛИЗМА И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМА_________ 177

В «Познании и заблуждении» читаем в главе «Примеры путей исследования» :

«Полное и простейшее описание Кирхгофа (1874), экономическое изображение фак­тического (Мах 1872), «согласование мышления с бытием и согласование процессов мысли друг с другом» (Грассман 1844), — все это выражает, с небольшими вариация­ми, ту же самую мысль».

Ну, разве же это не образец путаницы? «Экономия мысли», из которой Мах в 1872 году выводил существование одних только ощущений (точка зрения, которую он сам впоследствии должен был признать идеалистической), приравнивается к чисто мате­риалистическому изречению математика Грассмана о необходимости согласовать мышление с бытием! приравнивается к простейшему описанию {объективной реально­сти, в существовании которой Кирхгоф и не думал сомневаться!).

Такое применение принципа «экономии мышления» есть просто образец курьезных философских шатаний Маха. А если устранить такие места, как курьезы или lapsus'bi, то идеалистический характер «принципа экономии мышления» становится несомнен­ным. Например, кантианец Гёнигсвальд, полемизируя с философией Маха, приветст­вует его «принцип экономии», как приближение к «кругу идей кантианства» (Dr. Rich­ard Hönigswald. «Zur Kritik der Machschen Philosophie». Brl., 1903, S. 27 ). В самом деле, если не признавать объективной реальности, данной нам в ощущениях, то откуда мо­жет взяться «принцип экономии» как не из субъекта? Ощущения, конечно, никакой «экономии» не содержат. Значит, мышление дает нечто такое, чего нет в ощущении! Значит, «принцип экономии» берется не из опыта (= ощущений), а предшествует вся­кому опыту, составляет логическое условие его, как категории Канта. Гёнигсвальд ци­тирует следующее место из «Анализа ощущений»: «по собственному нашему телесно­му и душевному равновесию мы можем заключить о равновесии, однозначной опреде­ленности и однородности

—Д-р Рихард Гёнигсвалъд. «К критике философии Маха». Берлин, 1903, стр. 27. Ред.

ПРОСТРАНСТВО И ВРЕМЯ

Признавая существование объективной реальности, т. е. движущейся материи, неза­висимо от нашего сознания, материализм неизбежно должен признавать также объек­тивную реальность времени и пространства, в отличие, прежде всего, от кантианства, которое в этом вопросе стоит на стороне идеализма, считает время и пространство не объективной реальностью, а формами человеческого созерцания. Коренное расхожде­ние и в этом вопросе двух основных философских линий вполне отчетливо сознается писателями самых различных направлений, сколько-нибудь последовательными мыс­лителями. Начнем с материалистов.

«Пространство и время, — говорит Фейербах, — не простые формы явлений, а ко­ренные условия (Wesensbedingungen)... бытия» (Werke, II, 332). Признавая объективной реальностью тот чувственный мир, который мы познаем через ощущения, Фейербах естественно отвергает и феноменалистское (как сказал бы Мах про себя) или агности­ческое (как выражается Энгельс) понимание пространства и времени: как вещи или те­ла — не простые явления, не комплексы ощущений, а объективные реальности, дейст­вующие на наши чувства, так и пространство и время — не простые формы явлений, а объективно-реальные формы бытия. В мире нет ничего, кроме движущейся материи, и движущаяся материя не может двигаться иначе, как в пространстве и во времени. Чело­веческие представления о пространстве и времени относительны, но из этих относи­тельных представлений складывается абсолютная истина, эти относительные представ­ления, развиваясь, идут по линии абсолютной истины, приближаются к ней. Изменчи­вость человеческих представлений о пространстве и времени так же мало опровергает объективную

182__________________________ В. И. ЛЕНИН

реальность того и другого, как изменчивость научных знаний о строении и формах движения материи не опровергает объективной реальности внешнего мира.

Энгельс, разоблачая непоследовательного и путаного материалиста Дюринга, ловит его именно на том, что он толкует об изменении понятия времени (вопрос бесспорный для сколько-нибудь крупных современных философов самых различных философских направлений), увертываясь от ясного ответа на вопрос: реальны или идеальны про­странство или время? суть ли наши относительные представления о пространстве и времени приближения к объективно-реальным формам бытия? Или это только продук­ты развивающейся, организующейся, гармонизующейся и т. п. человеческой мысли? В этом и только в этом состоит основной гносеологический вопрос, разделяющий дейст­вительно коренные философские направления. «Нам дела нет до того, — пишет Эн­гельс, — какие понятия изменяются в голове г-на Дюринга. Речь идет не о понятии времени, а о действительном времени, от которого г. Дюрингу так дешево» (т. е. фра­зами об изменчивости понятий) «ни в каком случае не отделаться» («Анти-Дюринг», 5 нем. изд., S. 41)⁶⁴.

Казалось бы, это так ясно, что даже гг. Юткевичи могли бы понять суть вопроса? Энгельс противопоставляет Дюрингу общепризнанное и само собою разумеющееся для всякого материалиста положение о действительности, т. е. объективной реальности времени, говоря, что от прямого признания или отрицания этого положения не отде­латься рассуждениями об изменении понятий времени и пространства. Не в том дело, чтобы Энгельс отвергал и необходимость и научное значение исследований об измене­нии, о развитии наших понятий о времени и пространстве, — а в том, чтобы мы после­довательно решали гносеологический вопрос, т. е. вопрос об источнике и значении вся­кого человеческого знания вообще. Сколько-нибудь толковый философский идеалист — а Энгельс, говоря об идеалистах, имел в виду гениально-последовательных идеали­стов классической философии — легко признает развитие наших понятий

_________ ТЕОРИЯ ПОЗН. ДИАЛЕКТ. МАТЕРИАЛИЗМА И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМА_________ 183

времени и пространства, не переставая быть идеалистом, считая, например, что разви­вающиеся понятия времени и пространства приближаются к абсолютной идее того и другого и т. п. Нельзя выдержать последовательно точку зрения в философии, враж­дебную всякому фидеизму и всякому идеализму, если не признать решительно и опре­деленно, что наши развивающиеся понятия времени и пространства отражают объек­тивно-реальные время и пространство; приближаются и здесь, как и вообще, к объек­тивной истине.

«Основные формы всякого бытия, — поучает Энгельс Дюринга, — суть пространст­во и время; бытие вне времени есть такая же величайшая бессмыслица, как бытие вне пространства» (там же).

Зачем понадобилось Энгельсу в первой половине этой фразы почти буквальное по­вторение Фейербаха, а во второй напоминание о той борьбе с величайшими бессмыс­лицами теизма, которую так успешно провел Фейербах? Затем, что Дюринг, как видно из той же самой главы Энгельса, не мог свести концов с концами у своей философии, не упираясь то в «конечную причину» мира, то в «первый толчок» (другое выражение для понятия: бог, говорит Энгельс). Дюринг, вероятно, не менее искренне хотел быть материалистом и атеистом, чем наши махисты хотят быть марксистами, но он не умел провести последовательно ту философскую точку зрения, которая бы действительно отнимала всякую почву из-под ног у идеалистической и теистической бессмыслицы. Не признавая — или, по крайней мере, не признавая ясно и отчетливо (ибо Дюринг шатал­ся и путал по этому вопросу) — объективной реальности времени и пространства, Дю­ринг не случайно, а неизбежно катится по наклонной плоскости вплоть до «конечных причин» и «первых толчков», ибо он лишил себя объективного критерия, мешающего выйти за пределы времени и пространства. Если время и пространство только понятия, то человечество, их создавшее, вправе выходить за их пределы, и буржуазные профес­сора вправе получать жалованье от реакционных правительств за отстаиванье законно­сти этого выхода,

184__________________________ В. И. ЛЕНИН

за прямую или косвенную защиту средневековой «бессмыслицы».

Энгельс показал Дюрингу, что отрицание объективной реальности времени и про­странства теоретически есть философская путаница, практически есть капитуляция или беспомощность перед фидеизмом.

Теперь посмотрите на «учение» по сему предмету «новейшего позитивизма». У Ма­ха читаем: «Пространство и время суть упорядоченные (или гармонизованные, wohlgeordnete) системы рядов ощущений» («Механика», 3-е нем. изд., стр. 498). Это — явная идеалистическая бессмыслица, неизбежно вытекающая из учения, что тела суть комплексы ощущений. Не человек со своими ощущениями существует в пространстве и времени, а пространство и время существуют в человеке, зависят от человека, порож­даются человеком, вот что выходит у Маха. Он чувствует, что катится к идеализму и «сопротивляется», делая кучу оговорок, топя вопрос, подобно Дюрингу, в длиннейших рассуждениях (см. особенно «Познание и заблуждение») об изменчивости наших поня­тий пространства и времени, об относительности их и т. п. Но это его не спасает и не может спасти, ибо действительно преодолеть идеалистическую позицию по данному вопросу можно, исключительно признав объективную реальность пространства и вре­мени. А этого Мах ни за что не хочет. Он строит гносеологическую теорию времени и пространства на принципе релятивизма, — и только. Ни к чему иному, кроме субъек­тивного идеализма, такая постройка, по сути дела, привести не может, как мы уже это выясняли, говоря об абсолютной и относительной истине.

Сопротивляясь против неизбежных идеалистических выводов из своих посылок, Мах спорит против Канта, отстаивая происхождение понятия пространства из опыта («Познание и заблуждение», 2 нем. изд., S. 350, 385). Но если в опыте нам не дана объ­ективная реальность (как учит Мах), то подобное возражение Канту ни капельки не устраняет общей позиции агностицизма и у Канта и у Маха. Если понятие пространства берется нами из опыта, не будучи отражением объективной реаль-

_________ ТЕОРИЯ ПОЗН. ДИАЛЕКТ. МАТЕРИАЛИЗМА И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМА_________ 185

ности вне нас, то теория Маха остается идеалистической. Существование природы во времени, измеряемом миллионами лет, до появления человека и человеческого опыта, показывает нелепость этой идеалистической теории.

«В физиологическом отношении, — пишет Мах, — время и пространство суть ощу­щения ориентировки, которые вместе с чувственными ощущениями определяют развя-зыванье (Auslösung) биологически целесообразных реакций приспособления. В физи­ческом отношении время и пространство суть зависимости физических элементов друг от друга» (там же, S. 434).

Релятивист Мах ограничивается рассмотрением понятия времени в разных отноше­ниях! И он так же топчется на месте, как Дюринг. Если «элементы» суть ощущения, то зависимость физических элементов друг от друга не может существовать вне человека, до человека, до органической материи. Если ощущения времени и пространства могут дать человеку биологически целесообразную ориентировку, то исключительно под тем условием, чтобы эти ощущения отражали объективную реальность вне человека: чело­век не мог бы биологически приспособиться к среде, если бы его ощущения не давали ему объективно-правильного представления о ней. Учение о пространстве и времени неразрывно связано с решением основного вопроса гносеологии: представляют ли из себя наши ощущения образы тел и вещей, или тела суть комплексы наших ощущений. Мах только путается между тем и другим решением.

В современной физике, — говорит он, — держится взгляд Ньютона на абсолютное время и пространство (S. 442—444), на время и пространство, как таковые. Этот взгляд «нам» кажется бессмысленным, — продолжает Мах, — не подозревая, очевидно, суще­ствования на свете материалистов и материалистической теории познания. Но на прак­тике этот взгляд был безвреден (unschädlich, S. 442) и потому долгое время не подвер­гался критике.

Это наивное замечание о безвредности материалистического взгляда выдает Маха с головой! Во-первых, неверно, что идеалисты не критиковали этого взгляда

186__________________________ В. И. ЛЕНИН

«очень долго»; Мах просто игнорирует борьбу идеалистической и материалистической теории познания по этому вопросу; он уклоняется от прямого и ясного изложения обо­их взглядов. Во-вторых, признавая «безвредность» оспариваемых им материалистиче­ских взглядов, Мах в сущности признает тем самым их правильность. Ибо как могла бы неправильность оказаться в течение веков безвредной? Куда делся тот критерий прак­тики, с которым Мах пробовал заигрывать? «Безвредным» материалистический взгляд на объективную реальность времени и пространства может быть только потому, что естествознание не выходит за пределы времени и пространства, за пределы материаль­ного мира, предоставляя сие занятие профессорам реакционной философии. Такая «безвредность» равносильна правильности.

«Вредным» является идеалистический взгляд Маха на пространство и время, ибо он, во-первых, раскрывает настежь дверь фидеизму, а, во-вторых, самого Маха соблазняет на реакционные выводы. Например, в 1872 году Мах писал, что «химические элементы не обязательно представлять себе в пространстве с тремя измерениями» («Erhaltung der Arbeit», S. 29 , повторено S. 55). Поступать таким образом — значит «налагать на себя ненужное ограничение. Нет никакой необходимости мыслить чисто мыслительные ве­щи (das bloss Gedachte) пространственно, т. е. в отношении к видимому и ощущаемому, точно так же, как нет необходимости мыслить их в какой-нибудь определенной высоте звука» (27). «Что до сих пор не удалось создать удовлетворительную теорию электри­чества, это зависит, может быть, от того, что электрические явления непременно хотели объяснить молекулярными процессами в пространстве с тремя измерениями» (30).

Рассуждение с точки зрения того прямого и незапутанного махизма, который откры­то был защищаем Махом в 1872 г., совершенно бесспорное: если молекулы, атомы, словом, — химические элементы нельзя ощу-

— «Принцип сохранения работы», стр. 29. Ред.

_________ ТЕОРИЯ ПОЗН. ДИАЛЕКТ. МАТЕРИАЛИЗМА И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМА_________ 187

щать, то они, значит, «только мыслительные вещи» (das bloss Gedachte). А раз так и раз пространство и время не имеют объективно-реального значения, то ясно, что вовсе не обязательно представлять себе атомы пространственно! Пусть физика и химия «огра­ничивают себя» пространством с 3-мя измерениями, в котором движется материя, — тем не менее для объяснения электричества можно искать его элементов в пространстве не с 3-мя измерениями!

Что наши махисты осторожненько обходят эту нелепицу Маха, хотя он повторяет ее в 1906 году («Познание и заблуждение», 2 изд., стр. 418), — это понятно, ибо им при­шлось бы тогда ребром поставить вопрос об идеалистическом и материалистическом взгляде на пространство, без уверток и попыток «примирить» противоположности. Так же понятно, что один из главарей имманентной школы, Антон фон Леклер, тогда же, в 70-х годах, когда Мах был совершенно неизвестен и встречал даже отказы «ортодок­сальных физиков» печатать его статьи, изо всех сил подхватил именно это рассуждение Маха, как замечательное отречение от материализма и признание идеализма! Ибо тогда Леклер еще не выдумал или не заимствовал у Шуппе и Шуберта-Зольдерна или И. Рем-ке «новой» клички «имманентная школа», а прямо называл себя критическим идеали­стом . Этот недвусмысленный защитник фидеизма, прямо проповедующий его в своих философских сочинениях, немедленно провозгласил Маха за такие речи великим фило­софом, «революционером в лучшем смысле слова» (S. 252), и он был совершенно прав. Рассуждение Маха есть переход из лагеря естествознания в лагерь фидеизма. Естество­знание и в 1872 и в 1906 г. искало, ищет и находит — по крайней мере, нащупывает — атом электричества, электрон, в пространстве с тремя измерениями. Естествознание не задумывается над тем, что вещество, которое им исследуется,

* Anton von Leclair. «Der Realismus der modernen Naturwissenschaft im Lichte der von Berkeley und Kant angebahnten Erkenntniskritik», Prag. 1879 (Антон фон Леклер. «Реализм современного естествознания в свете данной Беркли и Кантом критики познания», Прага, 1879. Ред.).

188__________________________ В. И. ЛЕНИН

существует не иначе, как в пространстве с 3-мя измерениями, а следовательно, и части­цы этого вещества, хотя бы они были так мелки, что видеть мы их не можем, «обяза­тельно» существуют в том же пространстве с 3-мя измерениями. За протекшие с 1872 года более чем три десятилетия гигантских, головокружительных успехов науки в во­просе о строении материи материалистический взгляд на пространство и время про­должал оставаться «безвредным», т. е. по-прежнему согласным с естествознанием, а обратный взгляд Маха и К был «вредной» сдачей позиции фидеизму.

В своей «Механике» Мах защищает тех математиков, которые исследуют вопрос о мыслимых пространствах с η измерениями, защищает от обвинений в том, будто они повинны в «чудовищных» выводах из их исследований. Защита вполне справедливая, бесспорно, но посмотрите, какую гносеологическую позицию занимает Мах в этой за­щите. Новейшая математика, — говорит Мах, — поставила очень важный и полезный вопрос о пространстве с η измерениями, как мыслимом пространстве, но «действитель­ным случаем» (ein wirklicher Fall) остается только пространство с 3-мя измерениями (3 изд., стр. 483—485). Поэтому напрасно «многие теологи, испытывающие затруднение насчет того, куда им поместить ад», а также спириты пожелали извлечь для себя пользу из четвертого измерения (там же).

Очень хорошо! Мах не желает идти в компанию теологов и спиритов. Но чем он в своей теории познания отгораживается от них? Тем, что только пространство с 3-мя измерениями есть действительное! Какая же это защита от теологов и К⁰, если вы не признаете за пространством и временем объективной реальности? Выходит ведь, что вы пользуетесь методом молчаливых позаимствований у материализма, когда надо от­страниться от спиритов. Ибо материалисты, признавая действительный мир, материю, ощущаемую нами, за объективную реальность, имеют право выводить отсюда, что ни­какие человеческие измышления и ни для каких целей, выходящие за пределы времени и пространства, не действительны. Вы же, господа махисты, отрицаете

_________ ТЕОРИЯ ПОЗН. ДИАЛЕКТ. МАТЕРИАЛИЗМА И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМА_________ 189

за «действительностью» объективную реальность, борясь с материализмом, и тайком провозите ее снова, когда надо бороться с идеализмом последовательным, бесстраш­ным до конца и открытым! Если в относительном, релятивном понятии времени и пространства нет ничего, кроме относительности, если нет объективной (= ни от чело­века, ни от человечества не зависящей) реальности, отражаемой этими относительными понятиями, то почему бы человечеству, почему бы большинству человечества не иметь права на понятие о существах вне времени и пространства? Если Мах вправе искать атомов электричества или атомов вообще вне пространства с 3-мя измерениями, то по­чему большинство человечества не вправе искать атомов или основ морали вне про­странства с 3-мя измерениями?

«Акушера такого еще не было, — пишет Мах там же, — который бы помог родам при помощи четвертого измерения».

Прекрасный аргумент — только для тех, кто видит в критерии практики подтвер­ждение объективной истины, объективной реальности нашего чувственного мира. Ес­ли наши ощущения дают нам объективно верный образ внешнего мира, существующе­го независимо от нас, тогда этот довод с ссылкой на акушера, с ссылкой на всю челове­ческую практику, годится. Но тогда весь махизм, как философское направление, никуда не годится.

«Я надеюсь, — продолжает Мах, ссылаясь на свою работу 1872 года, — что никто не будет защищать какую-либо чертовщину (die Kosten einer Spukgeschichte bestreiten) при помощи того, что я говорил и писал по этому вопросу».

Нельзя надеяться на то, что Наполеон не умер 5 мая 1821 года. Нельзя надеяться на то, что махизм не будет служить на пользу «чертовщины», когда он уже послужил и продолжает служить на пользу имманентам!

Да и не одним только имманентам, как мы увидим ниже. Философский идеализм есть только прикрытая, принаряженная чертовщина. А посмотрите на менее вычурных, чем немецкие представители эмпириокрити-

190__________________________ В. И. ЛЕНИН

цизма, французских и английских представителей этого философского течения. Пуан­каре говорит, что понятия пространства и времени относительны и что, следовательно (для нематериалистов это действительно «следовательно»), «не природа дает (или навя­зывает, impose) нам их» (эти понятия), «а мы даем их природе, ибо мы находим их удобными» (1. с, р. 6). Разве это не оправдывает восторга немецких кантианцев? Разве это не подтверждает заявления Энгельса, что последовательные философские учения должны взять за первичное либо природу, либо мышление человека?

Вполне определенны воззрения английского махиста Карла Пирсона. «Мы не можем утверждать, — говорит он, — что пространство и время имеют реальное существова­ние; они находятся не в вещах, а в нашем способе (our mode) воспринимать вещи» (1. с, р. 184). Это прямой и откровенный идеализм. «Подобно пространству, время есть один из способов (буквально: планов, plans), которым эта великая сортировочная машина, человеческая познавательная способность, размещает в порядке (arranges) свой матери­ал» (там же). Заключительный вывод К. Пирсона, излагаемый им по обыкновению в точных и ясных тезисах, гласит: «Пространство и время суть не реальности мира явле­ний (phenomenal world), а способы (модусы, modes), которыми мы воспринимаем вещи. Они не являются ни бесконечными, ни бесконечно делимыми, будучи по существу сво­ему (essentially) ограничены содержанием наших восприятий» (р. 191, выводы из главы V о пространстве и времени).

Добросовестный и честный враг материализма, Пирсон, с которым, — повторяем, — Мах неоднократно выражает свое полное согласие, и который прямо говорит о своем согласии с Махом, — не сочиняет особой вывески для своей философии, а без малей­ших обиняков называет тех классиков, от которых он ведет свою философскую линию: Юма и Канта (р. 192)!

И если в России нашлись наивные люди, поверившие в то, что махизм дал «новое» решение по вопросу о пространстве и времени, то в английской литературе есте-

_________ ТЕОРИЯ ПОЗН. ДИАЛЕКТ. МАТЕРИАЛИЗМА И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМА_________ 191

ствоиспытатели, с одной стороны, и философы-идеалисты, — с другой, сразу и вполне определенно заняли позицию по отношению к махисту К. Пирсону. Вот, например, от­зыв биолога Ллойда Моргана: «Естествознание, как таковое, принимает мир явлений за внешнее по отношению к уму наблюдателя, за независимое от него», тогда как профес­сор Пирсон занимает «позицию идеалистическую» . «Естествознание, как наука, имеет полное основание, по моему мнению, трактовать пространство и время, как чисто объ­ективные категории. Биолог вправе, думается мне, рассматривать распределение орга­низмов в пространстве, геолог — их распределение во времени, не останавливаясь для объяснения читателю, что речь идет только о чувственных восприятиях, о накопленных чувственных восприятиях, об известных формах восприятий. Все это, может быть, и хорошо, но неуместно в физике и в биологии» (р. 304). Ллойд Морган — представитель того агностицизма, который Энгельс назвал «стыдливым материализмом», и, как ни «примирительны» тенденции такой философии, все же примирить взгляды Пирсона с естествознанием оказалось невозможным. У Пирсона выходит «сначала ум в простран­стве, а потом пространство в уме», — говорит другой критик . «Не может быть сомне­ния в том, — отвечал защитник К. Пирсона, Райль (R. J. Ryle), — что учение о про­странстве и времени, связанное с именем Канта, есть важнейшее положительное при­обретение идеалистической теории человеческого познания со времен епископа Берк­ли. И одна из наиболее замечательных черт пирсоновской «Грамматики науки» состоит в том, что здесь, может быть, впервые в сочинении английского ученого, мы находим и полное признание основной истинности учения Канта, и краткое, но ясное изложение

*** его...» .

Итак, в Англии ни у самих махистов, ни у их противников из лагеря естественников, ни у их сторонников

* «Natural Science»⁶⁵, vol. I, 1892, p. 300.

" J. M. Bentley о Пирсоне в «The Philosophical Review»⁶⁶, vol. VI, 5, 1897, Septemb., p. 523 (Дж. М. Бентли о Пирсоне в «Философском Обозрении», т. VI, 5, 1897, сентябрь, стр. 523. Ред.). *** R. J. Ryle о Пирсоне в «Natural Science», Aug. 1892, p. 454.

192__________________________ В. И. ЛЕНИН

из лагеря специалистов-философов, нет и тени сомнения насчет идеалистического ха­рактера учения Маха по вопросу о времени и пространстве. «Не заметили» этого только несколько русских писателей, желающих быть марксистами.

«Многие отдельные взгляды Энгельса, — пишет, например, В. Базаров в «Очерках», стр. 67, — например, его представление о «чистом» пространстве и времени, теперь уже устарели».

Ну, еще бы! Взгляды материалиста Энгельса устарели, а взгляды идеалиста Пирсона и путаного идеалиста Маха суть самые новейшие! Курьезнее всего тут то, что Базаров даже не сомневается в том, что воззрения на пространство и время, именно: признание или отрицание их объективной реальности, могут быть отнесены к числу «отдельных взглядов» в противоположность «исходной точке миросозерцания», о которой говорит­ся в следующей фразе у этого писателя. Вот вам наглядный образчик «эклектической нищенской похлебки», о которой говаривал Энгельс, когда речь заходила про немец­кую философию 80-х годов прошлого века. Ибо противополагать «исходную точку» материалистического миросозерцания Маркса и Энгельса «отдельному взгляду» их на объективную реальность времени и пространства — это такая же вопиющая бессмыс­лица, как если бы вы противоположили «исходную точку» экономической теории Мар­кса «отдельному взгляду» его на прибавочную стоимость. Оторвать учение Энгельса об объективной реальности времени и пространства от его учения о превращении «вещей в себе» в «вещи для нас», от его признания объективной и абсолютной истины, именно: объективной реальности, данной нам в ощущении, — от его признания объективной закономерности, причинности, необходимости природы, — это значит превратить це­лостную философию в окрошку. Базаров, как и все махисты, сбился на том, что смешал изменяемость человеческих понятий о времени и пространстве, их исключительно от­носительный характер, с неизменностью того факта, что человек и природа существуют только во времени и простран-

_________ ТЕОРИЯ ПОЗН. ДИАЛЕКТ. МАТЕРИАЛИЗМА И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМА_________ 193

стве, существа же вне времени и пространства, созданные поповщиной и поддерживае­мые воображением невежественной и забитой массы человечества, суть больная фанта­зия, выверты философского идеализма, негодный продукт негодного общественного строя. Может устареть и стареет с каждым днем учение науки о строении вещества, о химическом составе пищи, об атоме и электроне, но не может устареть истина, что че­ловек не может питаться мыслями и рожать детей при одной только платонической любви. А философия, отрицающая объективную реальность времени и пространства, так же нелепа, внутренне гнила и фальшива, как отрицание этих последних истин. Ухищрения идеалистов и агностиков так же, в общем и целом, лицемерны, как пропо­ведь платонической любви фарисеями!

Чтобы иллюстрировать это различие между относительностью наших понятий о времени и пространстве — и абсолютным в пределах гносеологии противоположением материалистической и идеалистической линии в данном вопросе, приведу еще харак­терную цитату из одного очень старого и очень чистого «эмпириокритика», именно юмиста Шульце-Энезидема, писавшего в 1792 году :

«Если заключать от представлений к «вещам вне нас», то тогда «пространство и время суть нечто действительное вне нас и существующее реально, ибо бытие тел мож­но мыслить только в существующем (vorhandenen) пространстве, а бытие изменений только в существующем времени» (1. с, S. 100).

Именно так! Решительно отвергая материализм и малейшую уступку ему, последо­ватель Юма Шульце в 1792 году обрисовывает отношение вопроса о пространстве и времени к вопросу об объективной реальности вне нас именно так, как материалист Энгельс обрисовывает это отношение в 1894 году (последнее предисловие Энгельса к «Анти-Дюрингу» помечено 23 мая 1894 года). Это не значит, чтобы за сто лет не изме­нились наши представления о времени и пространстве, не собран был громадный но­вый материал

194__________________________ В. И. ЛЕНИН

о развитии этих представлений (на каковой материал якобы в опровержение Энгельса указывают и Ворошилов-Чернов и Ворошилов-Валентинов), — это значит, что соот­ношение материализма и агностицизма, как основных философских линий, не могло измениться, какими бы «новыми» кличками ни щеголяли наши махисты.

Ровнехонько ничего, кроме «новых» кличек, не прибавляет к старой философии идеализма и агностицизма и Богданов. Когда он повторяет рассуждения Геринга и Ма­ха относительно различия пространства физиологического и геометрического или про­странства чувственного восприятия и абстрактного пространства («Эмпириомонизм», I, 26), — то он целиком повторяет ошибку Дюринга. Одно дело вопрос о том, как именно при помощи различных органов чувств человек воспринимает пространство и как, пу­тем долгого исторического развития, вырабатываются из этих восприятий абстрактные понятия пространства, — совсем другое дело вопрос о том, соответствует ли этим вос­приятиям и этим понятиям человечества объективная реальность, независимая от чело­вечества. Этого последнего вопроса, хотя он есть единственно философский вопрос, Богданов «не заметил» под грудой детальных исследований, касающихся первого во­проса, и потому не сумел ясно противопоставить материализм Энгельса путанице Ма­ха.

Время, как и пространство, «есть форма социального согласования опыта различных людей» (там же, стр. 34), их «объективность» есть «общезначимость» (там же).

Это — сплошная фальшь. Общезначима и религия, выражающая социальное согла­сование опыта большей части человечества. Но учению религии, например, о прошлом земли и о сотворении мира не соответствует никакой объективной реальности. Учению науки о том, что земля существовала до всякой социальности, до человечества, до ор­ганической материи, существовала в течение определенного времени, в определенном по отношению к другим планетам пространстве, — этому учению (хотя оно так же от­носительно на каждой ступени развития науки, как относительна и каждая

_________ ТЕОРИЯ ПОЗН. ДИАЛЕКТ. МАТЕРИАЛИЗМА И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМА_________ 195

стадия развития религии) соответствует объективная реальность. У Богданова выхо­дит, что к опыту людей и к их познавательной способности приспособляются разные формы пространства и времени. На самом деле как раз наоборот: наш «опыт» и наше познание все более приспособляются к объективному пространству и времени, все пра­вильнее и глубже их отражая.

Поиск по сайту: