МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЕ ПОНИМАНИЕ ИСТОРИИ 6 страница

Маркс и Энгельс находили, вопреки Лассалю, что Пруссия должна вмешаться. В числе их соображений, — по признанию самого А. Потресова, — были соображения «и о возможном, в результате столкновения с враждебной коалицией, национальном дви­жении в Германии, которое разовьется через головы ее многочисленных властителей, и о том, какая держава в европейском концерте представляет центральное зло: реакцион­ная придунайская монархия или другие выдающиеся представители этого концерта».

Нам не важно — заключает А. Потресов — был ли прав Маркс или Лассаль; важно то, что все сходятся в необходимости определить с международной точки зрения, успех какой стороны желательнее.

Таков пример, взятый А. Потресовым; таково рассуждение нашего автора. Если Маркс тогда умел «расценивать международные конфликты» (выражение А. Потресо­ва), несмотря на крайнюю реакционность правительств обеих воюющих сторон, то и теперь мар-

ПОД ЧУЖИМ ФЛАГОМ_____________________________ 137

ксисты обязаны дать подобную расценку, — умозаключает А. Потресов.

Это умозаключение наивно-детское или грубо-софистическое, ибо оно сводится к следующему: так как Маркс в 1859 г. решал вопрос о том, успех какой буржуазии же­лательнее, поэтому и мы, более полувека спустя, должны решать такой же именно во­прос.

А. Потресов не заметил, что у Маркса в 1859 г. (и в целом ряде случаев более позд­них) вопрос о том, «успех какой стороны желательнее» равняется вопросу о том, «ус­пех какой буржуазии желательнее». А. Потресов не заметил, что Маркс решал извест­ный нам вопрос тогда, когда были налицо — и не только были налицо, а стояли на пер­вом плане исторического процесса в важнейших государствах Европы — безусловно прогрессивные буржуазные движения. В наши дни, по отношению, например, к таким, безусловно центральным и важнейшим фигурам европейского «концерта», как Англия и Германия, смешно было бы и думать о прогрессивной буржуазии, о прогрессивном буржуазном движении. Старая буржуазная «демократия» этих центральных и важней­ших государственных величин стала реакционной. А г. А. Потресов «забыл» об этом и подменил вопрос о точке зрения современной (не буржуазной) демократии точкой зре­ния старой (буржуазной) якобы демократии. Этот переход на точку зрения иного, и притом старого, отжившего класса есть чистейший оппортунизм. Об оправдании такого перехода анализом объективного содержания исторического процесса в старую и в но­вую эпоху не может быть и речи.

Именно буржуазия, — например, в Германии, да и в Англии тоже — старается со­вершить такой подмен, какой совершен А. Потресовым, подмен империалистической эпохи эпохой буржуазно-прогрессивных, национально-освободительных и демократи­чески-освободительных движений. А. Потресов некритически плетется за буржуазией. И это тем более непростительно, что сам А. Потресов в им же самим взятом примере должен был признать и указать, какого рода соображениями

138__________________________ В. И. ЛЕНИН

руководились Маркс, Энгельс и Лассаль в эпоху, давно миновавшую .

Во-1-х, это были соображения о национальном движении (Германии и Италии), о том, чтобы оно развилось через головы «представителей средневековья»; во-2-х, сооб­ражения о «центральном зле» реакционных монархий (австрийской, наполеоновской и т. д.) в европейском концерте.

Это соображения совершенно ясные и бесспорные. Марксисты никогда не отрицали прогрессивности буржуазно-национальных освободительных движений против фео­дально-абсолютистских сил. А. Потресов не может не знать, что ничего подобного в центральных, т. е. главнейших, важнейших конфликтных государствах нашей эпохи нет и быть не могло. Тогда были и в Италии, и в Германии десятилетиями тянувшиеся народные движения национально-освободительного типа. Тогда не западная буржуазия поддерживала своими финансами известные остальные государственные величины, а, наоборот, эти величины были действительно «центральным злом». А. Потресов не может не знать, — он сам это в той же статье признает, что в нашу эпоху «центральным злом» ни единая из остальных государственных величин не является и быть не может.

Буржуазия (например, германская, хотя вовсе не одна только она) из корыстных це­лей подогревает идеологию национальных движений, стараясь перенести ее в эпоху империализма, т. е. совсем в иную эпоху. За буржуазией плетутся, как и всегда, оппор­тунисты, покидая

Между прочим, А. Потресов отказывается решать, Маркс или Лассаль был прав в оценке условий войны 1859 г. Мы думаем, что прав был (вопреки Мерингу) Маркс, а Лассаль был и тогда, как и в своих заигрываниях с Бисмарком, оппортунистом. Лассаль приспособлялся к победе Пруссии и Бисмарка, к отсутствию достаточной силы у демократических национальных движений Италии и Германии. Тем са­мым Лассаль шатался в сторону национально-либеральной рабочей политики. Маркс же поощрял, разви­вал самостоятельную, последовательно-демократическую, враждебную национально-либеральной трусо­сти политику (вмешательство Пруссии против Наполеона в 1859 г. подтолкнуло бы народное движение в Германии). Лассаль поглядывал больше не вниз, а вверх, заглядывался на Бисмарка. «Успех» Бисмарка нисколько не оправдывает оппортунизма Лассаля.

ПОД ЧУЖИМ ФЛАГОМ_____________________________ 139

точку зрения современной демократии, переходя на точку зрения старой (буржуазной) демократии. Именно в этом основной грех всех статей и всей позиции, всей линии А. Потресова и его ликвидаторских единомышленников. Маркс и Энгельс в эпоху старой (буржуазной) демократии решали вопрос о том, успех какой буржуазии желательнее, заботясь о развитии либерально-скромного движения в демократически-бурное. А. По­тресов в эпоху современной (не буржуазной) демократии проповедует буржуазный на­ционал-либерализм, когда ни в Англии, ни в Германии, ни во Франции о буржуазно-прогрессивных движениях, ни либерально-скромных, ни демократически-бурных, не может быть и речи. Маркс и Энгельс от своей эпохи, от эпохи буржуазно-национальных прогрессивных движений, шли вперед, толкая эти движения дальше, заботясь, чтобы они развивались «через головы» представителей средневековья.

А. Потресов, как и все социал-шовинисты, от своей эпохи современной демократии пятится назад, перескакивая на давно отжившую, мертвую и потому внутренне-лживую точку зрения старой (буржуазной) демократии.

Поэтому величайшей путаницей и величайшим реакционным призывом является следующий призыв А. Потресова к демократии.

«... Иди не назад, а вперед. Не к индивидуализму, а к международному сознанию во всей его целост­ности и во всей его силе. Вперед, т. е. в известном смысле и назад: назад к Энгельсу, Марксу, Лассалю, к их методу оценки международных конфликтов; к их включению и международного действия государств в общий круг демократического использования».

А. Потресов не в «известном смысле», а во всех смыслах тащит современную демо­кратию назад, к лозунгам и идеологии старой буржуазной демократии, к зависимости масс от буржуазии... Метод Маркса состоит прежде всего в том, чтобы учесть объек­тивное содержание исторического процесса в данный конкретный момент, в данной конкретной обстановке, чтобы прежде всего понять, движение какого класса является

140__________________________ В. И. ЛЕНИН

главной пружиной возможного прогресса в этой конкретной обстановке. Тогда, в 1859 году, объективным содержанием исторического процесса в континентальной Европе был не империализм, а были национально-буржуазные освободительные движения. Главной пружиной было движение буржуазии против феодально-абсолютистских сил. А премудрый А. Потресов, 55 лет спустя, когда место реакционных феодалов заняли уподобившиеся им магнаты финансового капитала одряхлевшей буржуазии, хочет оце­нивать международные конфликты с точки зрения буржуазии, а не нового класса .

А. Потресов не вдумался в значение той истины, которую он произнес в этих словах. Положим, две страны воюют между собой в эпоху буржуазных, национальных и осво­бодительных движений. Какой стране желать успеха с точки зрения современной демо­кратии? Ясно, что той, успех которой сильнее подтолкнет и более бурно разовьет осво­бодительное движение буржуазии, сильнее подорвет феодализм. Положим далее, что определяющий момент объективной исторической обстановки изменился, и на место национально-освобождающегося капитала встал интернациональный реакционный, финансовый, империалистский капитал. Первая владеет, положим, Ц Африки, а вторая /ф Объективное содержание их войны — передел Африки. Какой стороне желать успе­ха? Вопрос, в прежней его постановке, нелепый, ибо у нас нет прежних критериев оценки: нет ни многолетнего развития буржуазного освободительного движения, ни многолетнего процесса краха феодализма. Не дело современной демократии ни помо­гать первой закрепить свое «право» на ^ЪЦ Африки, ни помогать второй (хотя бы она развивалась экономически быстрее первой) отнять себе эти ^ЪЦ.

«На самом деле, — пишет А. Потресов, — как раз за этот период будто бы застоя внутри каждой страны протекали огромные молекулярные процессы, да и международная обстановка исподволь пере­рождалась, ибо в ней определяющим моментом все явственнее становилась политика колониальных при­обретений, воинствующего империализма».

ПОД ЧУЖИМ ФЛАГОМ_____________________________ 141

Современная демократия останется верна себе лишь в том случае, если не присоеди­нится ни к одной империалистской буржуазии, если скажет, что «обе хуже», если в ка­ждой стране будет желать неуспеха империалистской буржуазии. Всякое иное решение будет на деле национально-либеральным, не имеющим ничего общего с истинной меж­дународностью .

Пусть только читатель не дает себя обмануть вычурной терминологией А. Потресо­ва, которой он прикрывает свой переход на точку зрения буржуазии. Когда А. Потресов восклицает: «не к индивидуализму, а к международному сознанию во всей его целост­ности и во всей его силе», то он имеет в виду противопоставлять точке зрения Каутско­го свою точку зрения. Взгляд Каутского (и подобных ему) он называет «индивидуализ­мом», имея в виду, что Каутский отказывается учесть, «успех какой стороны желатель­нее», и оправдывает национал-либерализм рабочих каждой «индивидуальной» страны. А вот, дескать, мы, А. Потресов, Череванин, Маслов, Плеханов и пр., мы апеллируем к «международному сознанию во всей его целостности и силе», ибо мы стоим за нацио­нал-либерализм одного определенного цвета вовсе не с индивидуально-государственной (или индивидуально-национальной) точки зрения, а с истинно между­народной... Это рассуждение было бы смешно, когда бы не было так... позорно.

И А. Потресов с К и Каутский плетутся за буржуазией, изменив точке зрения того класса, который они силятся представлять.

II

А. Потресов озаглавил свою статью: «На рубеже двух эпох». Бесспорно, мы живем на рубеже двух эпох, и происходящие перед нами величайшей важности исторические события могут быть поняты лишь при анализе, в первую голову, объективных условий перехода от одной эпохи к другой. Речь идет о больших

142__________________________ В. И. ЛЕНИН

исторических эпохах; в каждой эпохе бывают и будут отдельные, частичные движения то вперед, то назад, бывают и будут различные уклонения от среднего типа и от сред­него темпа движений. Мы не можем знать, с какой быстротой и с каким успехом разо­вьются отдельные исторические движения данной эпохи. Но мы можем знать и мы зна­ем, какой класс стоит в центре той или иной эпохи, определяя главное ее содержание, главное направление ее развития, главные особенности исторической обстановки дан­ной эпохи и т. д. Только на этой базе, т. е. учитывая в первую голову основные черты различия разных «эпох» (а не отдельных эпизодов истории отдельных стран), можем мы правильно построить свою тактику; и только знание основных черт данной эпохи может послужить базой для учета более детальных особенностей той или иной страны.

Вот именно в этой области и лежит коренной софизм А. Потресова и Каутского (его статья напечатана в том же номере «Нашего Дела»)¹⁵² или коренная историческая ошибка их обоих, приводящая того и другого к национал-либеральным, а не к маркси­стским выводам.

Дело в том, что пример, взятый А. Потресовым и представивший для него «специ­альный интерес», пример итальянской кампании 1859 г. и целый ряд аналогичных исто­рических примеров, взятых Каутским, — относятся «именно не к тем историческим эпохам», «на рубеже» которых мы живем. Назовем ту эпоху, в которую мы вступаем (или вступили, но которая находится в своей начальной стадии), современной (или третьей) эпохой. Назовем ту, из которой мы только что вышли, вчерашней (или второй) эпохой. Тогда придется назвать эпоху, из которой берут свои примеры А. Потресов и Каутский, позавчерашней (или первой) эпохой. Возмутительный софизм, непереносная ложь рассуждений и А. Потресова и Каутского состоят как раз в том, что они подмени­вают условия современной (третьей) эпохи условиями позавчерашней (первой) эпохи.

Объяснимся.

Обычное деление исторических эпох, много раз приводившееся в марксистской ли­тературе, неоднократно

ПОД ЧУЖИМ ФЛАГОМ_____________________________ 143

повторявшееся Каутским и принимаемое А. Потресовым в его статье, таково: 1) 1789— 1871; 2) 1871— 1914; 3) 1914 — ? Разумеется, грани здесь, как и все вообще грани в природе и в обществе, условны и подвижны, относительны, а не абсолютны. И мы лишь примерно берем особенно выдающиеся и бросающиеся в глаза исторические со­бытия, как вехи больших исторических движений. Первая эпоха, с великой француз­ской революции до франко-прусской войны, есть эпоха подъема буржуазии, ее полной победы. Это — восходящая линия буржуазии, эпоха буржуазно-демократических дви­жений вообще, буржуазно-национальных в частности, эпоха быстрой ломки пережив­ших себя феодально-абсолютистских учреждений. Вторая эпоха полного господства и упадка буржуазии, эпоха перехода от прогрессивной буржуазии к реакционному и ре­акционнейшему финансовому капиталу. Это — эпоха подготовки и медленного соби­рания сил новым классом, современной демократией. Третья эпоха, только начинаю­щаяся, ставит буржуазию в такое «положение», в каком были феодалы в течение пер­вой эпохи. Это — эпоха империализма и империалистских, а также вытекающих из им­периализма, потрясений.

Не кто иной, как сам же Каутский в целом ряде статей и в своей брошюре «Путь к власти» (вышла в 1909 году) с полнейшей определенностью обрисовал основные черты наступающей третьей эпохи, отметил коренное отличие этой эпохи от второй (вчераш­ней), признал изменение непосредственных задач, а также условий и форм борьбы со­временной демократии, — изменение, вытекающее из перемены объективных истори­ческих условий. Ныне Каутский сжигает то, чему поклонялся, меняет фронт самым не­вероятным, самым неприличным, самым бесстыдным образом. В названной брошюре он прямо говорит о признаках приближения войны и притом именно такой войны, ко­торая в 1914 г. стала фактом. Достаточно было бы простого сопоставления ряда мест из этой брошюры с теперешними писаниями Каутского, чтобы с полной наглядностью показать его измену своим собственным убеждениям и

144__________________________ В. И. ЛЕНИН

торжественнейшим заявлениям. И Каутский является в этом отношении не единичным случаем (вовсе притом не только немецким), а типичным представителем целого верх­него слоя современной демократии, перекинувшегося в момент кризиса на сторону буржуазии.

Все исторические примеры, которые взяты А. Потресовым и Каутским, относятся к первой эпохе. Основным объективным содержанием исторических явлений во время войн не только 1855, 1859, 1864, 1866, 1870, но и 1877 года (русско-турецкая) и 1896— 1897 годов (войны Турции с Грецией и армянские волнения) были буржуазно-национальные движения или «судороги» освобождающегося от разных видов феода­лизма буржуазного общества. Ни о каком, действительно самостоятельном и соответст­вующем эпохе перезрелости и упадка буржуазии, действии современной демократии в целом ряде передовых стран не могло быть тогда и речи. Главным классом, который тогда, во время этих войн и участвуя в этих войнах, шел по поднимающейся вверх ли­нии и который один только мог выступать с подавляющей силой против феодально-абсолютистских учреждений, была буржуазия. В разных странах, представляемая раз­личными слоями имущих товаропроизводителей, эта буржуазия была в различной сте­пени прогрессивна, а иногда (например, часть итальянской в 1859 году) даже револю­ционна, но общей чертой эпохи была именно прогрессивность буржуазии, то есть не­решенность, незаконченность ее борьбы с феодализмом. Совершенно естественно, что элементы современной демократии, — и Маркс, как представитель их, — руководству­ясь бесспорным принципом поддержки прогрессивной буржуазии (способной на борь­бу буржуазии) против феодализма, решали тогда вопрос о том, «успех какой стороны», т. е. какой буржуазии, желательнее. Народное движение в главных, затрагиваемых вой­ной, странах было тогда общедемократическим, т. е. буржуазно-демократическим по своему экономическому и классовому содержанию. Совершенно естественно, что иного вопроса тогда нельзя было и ставить, кроме вопроса о том,

ПОД ЧУЖИМ ФЛАГОМ_____________________________ 145

успех какой буржуазии, при какой комбинации, при неудаче какой из реакционных (феодально-абсолютистских, задерживающих подъем буржуазии) сил обещает больше «простора» для современной демократии.

И притом Маркс, как это вынужден признать даже А. Потресов, руководился, при «расценке» международных конфликтов на почве буржуазных национальных и освобо­дительных движений, соображениями о том, успех какой стороны больше способен помочь «развитию» (стр. 74 статьи А. Потресова) национальных и вообще народных общедемократических движений. Это значит, что при военных конфликтах на почве подъема буржуазии к власти в отдельных национальностях Маркс заботился больше всего, как и в 1848 году, о расширении и обострении буржуазно-демократических дви­жений путем участия более широких и более «плебейских» масс, мелкой буржуазии вообще, крестьянства в частности, наконец, неимущих классов. Именно это соображе­ние Маркса о расширении социальной базы движения, о развитии его и отличало ко­ренным образом последовательно-демократическую тактику Маркса от непоследова­тельной, склоняющейся к союзу с национал-либералами, тактики Лассаля.

Международные конфликты и в третью эпоху остались по форме своей такими же международными конфликтами, как в первую эпоху, но социальное и классовое со­держание их коренным образом изменилось. Объективная историческая обстановка стала совсем иной.

На место борьбы подымающегося вверх национально-освобождающегося капитала против феодализма стала борьба реакционнейшего, отжившего и пережившего себя, финансового капитала, идущего вниз, к упадку, — против новых сил. Буржуазно-национальные рамки государств, бывшие в первую эпоху опорой развитию производи­тельных сил человечества, освобождающегося от феодализма, стали теперь, в третью эпоху, помехой дальнейшему развитию производительных сил. Буржуазия из поды­мающегося передового класса стала опускающимся, упадочным, внутренне-мертвым,

146__________________________ В. И. ЛЕНИН

реакционным. Подымающимся — в широком историческом масштабе — стал совсем иной класс.

А. Потресов и Каутский покинули точку зрения этого класса и пошли назад, повто­ряя буржуазный обман, покоящийся на том, что будто объективным содержанием ис­торического процесса является и теперь прогрессивное движение буржуазии против феодализма. На самом же деле теперь не может быть речи о том, чтобы современная демократия плелась в хвосте за реакционной, империалистской буржуазией — все рав­но, какого «цвета» эта буржуазия ни была бы.

В первую эпоху, объективно, исторической задачей было: как следует прогрессив­ной буржуазии «использовать», в своей борьбе с главными представителями отмираю­щего феодализма, международные конфликты для максимального выигрыша всей, все­мирной буржуазной демократии вообще. Тогда, в первую эпоху, более полувека тому назад, естественно и неизбежно было, что порабощенная феодализмом буржуазия же­лала неуспеха «своему» феодальному угнетателю, причем число этих главных, цен­тральных, имевших общеевропейский вес, феодальных твердынь было совсем невели­ко. И Маркс «расценивал»: в какой стране при данной конкретной обстановке (ситуа­ции) успех буржуазно-освободительного движения существеннее для подрыва общеев­ропейской феодальной твердыни.

Теперь, в третью эпоху, феодальных твердынь общеевропейского значения не оста­лось вовсе. «Использование», конечно, является задачей современной демократии, но именно международное использование — вопреки А. Потресову и Каутскому — долж­но направляться не против отдельных национальных финансовых капиталов, а против интернационального финансового капитала. И использовать должен не тот класс, кото­рый был поднимающимся 50—100 лет тому назад. Тогда речь шла о «международном действии» (выражение А. Потресова) самой передовой буржуазной демократии; теперь исторически выросла и поставлена объективным положением вещей задача подобного рода совсем перед другим классом.

ПОД ЧУЖИМ ФЛАГОМ_____________________________ 147

III

Вторую эпоху или «сорокапятилетнюю полосу» (1870—1914), по выражению А. По­тресова, этот последний характеризует очень неполно. Такой же неполнотой страдает характеристика этой эпохи в немецком сочинении Троцкого, хотя последний не согла­шается в практических выводах с А. Потресовым (что должно быть отнесено к пре­имуществу первого над вторым) — причем обоим названным писателям едва ли не ос­тается неясной причина известной близости их друг к другу.

А. Потресов пишет про эпоху, которую мы назвали второй или вчерашней:

«Детализованная ограниченность работы и борьбы и всепроникающая постепеновщина, эти знамения эпохи, возведенные одними в принцип, для других стали привычным фактом их бытия и, как таковой, вошли элементом в их психику, оттенком в их идеологию» (71). «Ее (этой эпохи) талант планомерно-выдержанной и осторожной продвижки вперед имел своей оборотной стороной ярко выраженную не­приспособленность к моментам нарушения постепенности и к катастрофическим явлениям всякого рода, во-первых, и, во-вторых, исключительную замкнутость в круге национального действия — национальной среды» (72)... «Ни революции, ни войн» (70)... «Демократия тем успешнее национализировалась, чем больше затягивался период ее «позиционной борьбы», чем дольше не уходила со сцены та полоса евро­пейской истории, которая... была полосой, не знавшей в сердце Европы международных конфликтов, а стало быть, и не переживавшей волнений, выходящих за пределы национально-государственных терри­торий, не ощутившей остро интересов общеевропейского или мирового масштаба» (75—76).

Основной недостаток этой характеристики, как и соответствующей характеристики той же эпохи у Троцкого, состоит в нежелании видеть и признать глубокие внутренние противоречия в современной демократии, развивавшейся на описываемой почве. Вы­ходит так, как будто современная демократия данной эпохи оставалась единым целым, которое, вообще говоря, проникалось постепеновщиной, национализировалось, отвы­кало от нарушений постепенности и катастроф, мельчало, покрывалось плесенью.

148__________________________ В. И. ЛЕНИН

На самом деле так быть не могло, ибо наряду с указанными тенденциями действова­ли, неоспоримо, иные, противоположные тенденции, «бытие» рабочих масс интерна­ционализировалось, — тяга в города и нивелировка (выравнивание) условий жизни в больших городах всего мира, интернационализирование капитала, перемешивание на крупнейших фабриках населения городского и сельского, туземного и инонациональ­ного и т. д., — классовые противоречия обострялись, союзы предпринимателей тяжелее давили на союзы рабочих, возникали более острые и тяжелые формы борьбы в виде, например, массовых стачек, росла дороговизна жизни, невыносим становился гнет фи­нансового капитала и пр. и пр.

На самом деле так не было, — это мы знали достоверно. Ни одна, буквально ни еди­ная из крупных капиталистических стран Европы в течение этой эпохи не была поща­жена борьбой между двумя противоречивыми течениями внутри современной демокра­тии. Эта борьба в каждой из крупных стран принимала иногда, несмотря на общий «мирный», «застойный», сонный характер эпохи, самые бурные формы, вплоть до рас­колов. Эти противоречивые течения сказались на всех без исключения многоразличных областях жизни и вопросах современной демократии: отношение к буржуазии, союзы с либералами, голосование за кредиты, отношение к колониальной политике, к рефор­мам, к характеру экономической борьбы, к нейтральности профессиональных союзов и проч.

«Всепроникающая постепеновщина» вовсе не была безраздельно господствующим настроением всей современной демократии, как выходит у Потресова и у Троцкого. Нет, эта постепеновщина скристаллизировалась в определенное направление, нередко создававшее в Европе этого периода отдельные фракции, иногда даже отдельные пар­тии современной демократии. Это направление имело своих вождей, свои органы печа­ти, свою политику, свое особое — и особо организованное — воздействие на массы на­селения. Мало того. Это направление все более и более опиралось — и,

ПОД ЧУЖИМ ФЛАГОМ_____________________________ 149

наконец, окончательно, если можно так выразиться, «оперлось» — на интересы извест­ного общественного слоя внутри современной демократии.

«Всепроникающая постепеновщина», естественно, привлекла в ряды современной демократии целый ряд мелкобуржуазных попутчиков; затем, мелкобуржуазные осо­бенности существования — а следовательно, и политической «ориентации» (направле­ния, устремления) — создались у известного слоя парламентариев, журналистов, чи­новников союзных организаций; выделялись, с большей или меньшей степенью резко­сти и отграниченности, своего рода бюрократия и аристократия рабочего класса.

Возьмите, например, обладание колониями, расширение колониальных владений. Несомненно, это была одна из отличительных черт описываемой эпохи и большинства крупных государств. А что означало это экономически? Сумму известных сверхприбы­лей и особых привилегий для буржуазии, а затем, несомненно, возможность получать крохи от этих «кусков пирога» и для небольшого меньшинства мелких буржуа; затем наилучше поставленных служащих, чиновников рабочего движения и т. п. Что такое «пользование» крохами выгод от колоний, от привилегий, ничтожным меньшинством рабочего класса, например, в Англии имело место, — это бесспорный факт, признан­ный и указанный еще Марксом и Энгельсом. Но то, что было в свое время исключи­тельно английскими явлениями, стало явлениями общими для всех крупных капитали­стических стран Европы по мере того, как все эти страны переходили к владению коло­ниями в больших размерах, и вообще по мере того, как развивался и рос империалист­ский период капитализма.

Одним словом, «всепроникающая постепеновщина» второй (или вчерашней) эпохи создала не только известную «неприспособленность к нарушениям постепенности», как думает А. Потресов, не только известные «поссибилистские» наклонности, как пола­гает Троцкий: она создала целое оппортунистическое направление, опирающееся на оп­ределенный социальный

150__________________________ В. И. ЛЕНИН

слой внутри современной демократии, связанный с буржуазией своего национального «цвета» многочисленными нитями общих экономических, социальных и политических интересов, — направление, прямо, открыто, вполне сознательно и систематически вра­ждебное всякой идее о «нарушениях постепенности».

Корень целого ряда тактических и организационных ошибок у Троцкого (не говоря уже об А. Потресове) состоит именно в его боязни, или нежелании, или неспособности признать этот факт полной «зрелости» оппортунистического направления, а равно тес­нейшей, неразрывной связи его с национал-либералами (или социал-национализмом) наших дней. На практике отрицание этого факта «зрелости» и этой неразрывной связи ведет, по меньшей мере, к совершенной растерянности и беспомощности по отноше­нию к царящему социал-националистическому (или национал-либеральному) злу.

Связь оппортунизма и социал-национализма отрицают, вообще говоря, и А. Потре­сов, и Мартов, и Аксельрод, и Вл. Косовский (договорившийся до защиты немецкого национал-либерального голосования демократов за военные кредиты), и Троцкий.

Главный «довод» их состоит в том, что нет полного совпадения между вчерашним делением демократии «по оппортунизму» и сегодняшним делением ее «по социал-национализму». Этот довод, во-1-х, фактически неверен, как мы сейчас покажем, а во-2-х, он совершенно односторонен, не полон, марксистски принципиально несостояте­лен. Лица и группы могут переходить с одной стороны на другую — это не только воз­можно, это даже неизбежно при всякой крупной общественной «встряске»; характер известного течения от этого нисколько не меняется; не меняется и идейная связь опре­деленных течений, не меняется их классовое значение. Казалось бы, все эти соображе­ния настолько общеизвестны и бесспорны, что как-то даже неловко очень уже напирать на них. А между тем именно эти соображения и забыли названные писатели. Основное классовое значение — или, если хотите, социально-экономическое содержание — оп­портунизма состоит

Поиск по сайту: