Опытный редактор, изучив текст и придя к его отрицательной (в той или иной степени) оценке, не торопится править текст или безапелляционно требовать исправлений от автора. Он старается проверить справедливость своей оценки, подвергая ее испытанию.
Согласится ли с редакторскими аргументами такой оценки автор? Не найдет ли возражений, способных опрокинуть вывод редактора?
Если же текст оценен положительно, то верность оценки редактор испытывает, стараясь предвидеть вопросы читателя, способные ее поколебать.
Такие испытания помогают укрепить аргументацию оценки или заставляют пересмотреть ее. Именно поэтому у лучших редакторов процесс анализа и оценки на завершающем этапе протекает в диалогичной форме, в мысленных спорах с автором и читателем. Это избавляет редакторский взгляд от односторонности.
Если вернуться к оценке фразы из научной статьи об исследовании чтения, то, вообразив, как воспримут эту оценку авторы, можно предположить такое их возражение: «А почему, собственно, маловероятно, чтобы чтение преимущественно специальной литературы было основанием для исключе ния такого человека из ранга читателя? Человек обращается к произведениям печати лишь по производственной необходимости, точно так же, как он обращается за консультацией к специалисту. Нет у него производственных вопросов, производственной надобности — он вообще не читает или почти не читает. Какой же это читатель? Не удивительно, что есть исследователи чтения, которые соглашаются признавать читателями лишь тех, кто не может жить без чтения как насущной жизненной необходимости, как одного из средств нрав- ственно-познавательного и эстетического развития и совершенствования. Такими читателями можно назвать, по их мнению, лишь тех, кто постоянно, а не случайно обращается к художественной литературе, кто читает ее много, а не мало и случайно».
«Но если так, а так действительно может быть: доводы весомые,— вынужден согласиться редактор, отстаивающий интересы исследователей чтения, которые обратятся к статье,— то надо признать, что первоначальная оценка фразы ошибочная».
«В то же время,— продолжает размышлять редактор,— возникает вопрос: чем, собственно, авторы опровергают весомые доводы тех, кто включает в объем понятая „читатель" только постоянно читающих художественную литературу? Тем, что существуют немало людей, в чтении которых преобладает специальная литература? Но почему это само по себе опрокидывает опровергаемую точку зрения? Отсутствие в тексте доводов и вызвало первоначальное мое сомнение. Значит, требуются дополнительные разъяснения, почему все же нельзя исключать из ранга читателя тех, кто читает главным образом специальную литературу. Только в этом случае читатель статьи станет на позицию ее авторов, и они решат свою задачу».
Оценка текста остается той же, сниженной, но аргументируется она иначе, более основательно. Если редактор в состоянии опровергнуть предполагаемые авторские возражения, он утверждается в собственной правоте, нет — ищет источник собственной ошибки в анализе и оценке.
г
(
Но остается в силе замечание о правомерности расположения слова лишь в начале фразы. Редактор продолжает размышлять: «Не имели ли авторы в виду все же не лишь тех, кто обращается к художественной литературе, а тех, кто об ращается лишь к художественной литературе или преимущественно к художественной литературе? Те аргументы, которые предположительно они выдвинули, свидетельствуют в пользу такого уточнения. И в самом деле, люди, которые читают только или преимущественно художественную литературу, — однобокие читатели. Они, следовательно, не стремятся совершенствоваться как специалисты, не интересуются общественно-политическими проблемами. Что тут могут возразить авторы? Пожалуй, ничего».
Этот вид редакторского анализа текста помогает искать и находить причину расхождений между предполагаемым и желательным воздействием текста на читателя (или взаимодействием читателя с текстом, как считает М.В.Рац), а также рациональные средства для устранения этой причины.