СЛОВО К СОВЕТСКОМУ ЧИТАТЕЛЮ

Дитрих Киттнер

Когда‑то был человеком

ПРЕДИСЛОВИЕ

Хочу сказать с самого начала: на мой взгляд, Киттнер – наряду с такими кабаретистами [1]нашего времени, как Гильденбрандт и Циммершид, – один из самых видных и значительных мастеров этого жанра, если говорить о политической направленности и важности его выступлений. Он не скользит по поверхности, он анатомирует общество. Он не хочет развлекать привилегированных, не желает быть шутом 10 тысяч избранных, одним из тех, кто осторожно, маленькими порциями (а то, не дай бог, придется не по вкусу) скармливает им кусочки правды, рассчитывая сорвать аплодисменты не у тех, кому бы стоило нравиться. Он смотрит на проблемы глазами масс, перед которыми выступает, он – представитель народа, а не парадных залов. Он борец‑одиночка, партизан, который с опасностью для себя проникает на вражескую территорию – гораздо дальше, чем это рискуют делать все привилегированные кабаре, вместе взятые, когда‑то считавшиеся политическими. Его обвинения конкретны, его противник не аноним. Киттнер называет вещи своими именами и указывает виновных, действуя по принципу: «Преступление имеет название, адрес и обличье». Он представитель немногочисленного в ФРГ племени политпросветителей, которым удается преодолеть пять преград, стоящих, как сказал Бертольд Брехт, на пути каждого, кто борется за правду. У него есть мужество сказать правду, хотя ее отовсюду гонят; у него есть талант распознать ее, хотя ее постоянно скрывают; искусство сделать ее оружием борьбы; кругозор, помогающий выбрать тех, в руках которых оно станет действенным; умение вложить это оружие им в руки. Киттнера уж никак нельзя заподозрить в том, что его позиция – просто дань моде. Он выгодно отличается от тех «бунтарей» с их революционно‑романтическим пафосом, которые неожиданно «полевели», когда это стало популярным и модным. А сейчас, в период обострения классовой борьбы, вдруг снова переметнулись обратно. Еще бы: ведь против левых повсеместно ведется травля – и со стороны средств массовой информации, и во всех сферах общественной жизни. Подчас угрожают самому их существованию. А так хочется удержаться на поверхности любой ценой, не быть выброшенным за борт. Киттнер не желает быть «сбалансированным», телегеничным в такой мере, когда означало бы отказ от собственного «я». Именно поэтому его так редко можно видеть на экране и так часто – непосредственно перед публикой: это и выступления на мероприятиях, проводимых профсоюзами, гражданскими инициативами, в школах, в университетах и на улице. Киттнер заслуживает почетного звания «радикал на службе обществу». Радикал‑демократ, который анализирует предвзятые мнения, умеет показать даже консервативно настроенным гражданам, и в первую очередь им, ошибочность их позиций. Он не пытается ни накалять страсти, ни выпускать пар, он не «кошмар обывателя». Рассматривая свою задачу как просветительскую, он не пытается быть громоотводом («А здорово они всыпали этим, из Бонна!»). Нет. Кабаре – не для того, чтобы прийти и вдоволь посмеяться (времена уж больно серьезные). Но его выступления – это и не фронтовой театр, когда думаешь: как хорошо, что он на нашей стороне! Его подмостки не из простых досок, это доски чертежные, если хотите, разделочные. В его выступлениях – упоение борьбой, а не рифмоплетство, он не приглаживает, а сражается. Остроты, уколы, даже шок, если дело того требует, не ради них самих, а как орудие разоблачения. Его программы не паясничанье, а сатира, не зубоскальство, а ирония, не фразы и эффектные трюки, а контринформация и просвещение. До тех пор пока мумии из высшего общества не только определяют направленность новогодних программ «Лах‑унд шисгезельшафт» [2], но и дозируют аплодисменты, участие в них таких, как Киттнер, воспринималось бы этим обществом как неуместное, как прямое оскорбление. Словно простой рабочий сцены ввалился бы в высшее общество с их норковыми манто и шампанским и попытался бы говорить как бог на душу положит и тем самым испортил бы весь вечер. Там, где разрешены только стандартные остроты, где искусство кабаретиста заключается прежде всего в том, чтобы дать представителям правящих и цензорам‑невидимкам, присутствующим на вечере, такой тонкий навар с иронии и в таком завуалированном виде, что они не чувствуют себя по‑настоящему задетыми, а радуются возможности посмеяться над собой (редко так смеялся, давай дальше!), – на таком вечере Киттнер был бы немыслим. Нельзя помойное ведро использовать как ведерко для шампанского. Его «государственный театр» – явно не опора этому государству. Не случайно СДПГ вышвырнула его из своих рядов, обвинив в том, что он «пачкает свое собственное гнездо». Киттнер не из тех «партийных активистов», интеллектуалов напоказ, которые лишь в период предвыборной кампании бьют во все барабаны. Киттнер – левый не только на словах, он и после выборов действует в соответствии со своими убеждениями (против чрезвычайного законодательства, акции «Красный кружок», а также проводимые после выступлений сборы пожертвований в пользу преследуемых в Чили, когда было собрано свыше 80 тысяч марок). У Киттнера могут также поучиться те из левых, которые считают смех непростительным легкомыслием, почти святотатством. Киттнер заставляет людей смеяться именно над теми, кто этого заслуживает, – над власть имущими в этой стране. Ирония Дитриха Киттнера – это оружие угнетенных против угнетателей. Эта ирония может спровоцировать власть имущих на саморазоблачение, лишить их чувства уверенности, а окружающих – почтения к ним. Тем самым она если и не свергает, то заставляет качаться монументы. Сам Киттнер говорит: «Чрезмерная серьезность притупляет оружие кабаретистов. Смех очень важен. Пусть не блестящая, но использованная в нужном месте острота может разоблачить больше, чем три пламенные передовицы. Кабаретисты знают: смех убивает, народный юмор свергает диктаторов». Правда, иронию Киттнера никак нельзя отождествлять с «веселостью», как трактует это слово академия языка и литературы. В период борьбы юмор тоже меняется: он или становится сатирой, или вырождается в незатейливую шутку и балагурство. Причем особенная низость – привычка подсмеиваться над теми, кому в жизни не до смеха. Обладающие привилегиями и особыми правами, имеющие все основания смеяться, в этом случае хихикают в кулак. Юмор Киттнера не на поверхности, а потому не вызывает мгновенной реакции. Смысл его тонких острот подчас глубоко спрятан, а потому зритель не бьет себя в восторге по ляжкам, закатываясь в легком, радостном хохоте. Немало достается от него и псевдолевым, если они в погоне за ложно понимаемой революционностью позабыли суть настоящей. Тогда особенно проявляется искусство Киттнера, умеющего незаметно поставить ловушку. Тут он становится прямо‑таки политакробатом, а его остроты отличаются глубоким подтекстом. Если он, например, отпускает «новейшую» шутку из репертуара о фрисландцах [3], то тут же останавливает шквал смеха замечанием, что это, к сожалению, современный вариант еврейских анекдотов времен нацизма, намекая при этом на другое нацменьшинство в стране, служащее постоянно мишенью для нападок «юмористов». Но чтобы не поставить себя над толпой (к себе тоже нужно относиться критически), он тут же добавляет, что реагировал так же, когда ему поставили эту ловушку. В своих выступлениях Киттнер не ограничивается констатацией недугов общества, он не только вскрывает общественные пороки, но и предлагает способ их лечения, он выдвигает альтернативу, мечтает. Он рассматривает явления, имея в виду перспективы перемен, дает возможность увидеть, как то‑то и то‑то можно улучшить, показывает, почему это еще не так и кто в этом виноват. Он не только прислушивается к народу, но ловит на слове представителей власти с их идеологией, то есть делает то, что Генрих Бёлль называл «учить словом». И это Киттнер использует для уточнения позиций противника, их анализа и разоблачения. Другой прием Киттнера, стремящегося искоренить предвзятые мнения и страсть к подстрекательству, заменить их демократическим мышлением, состоит в том, что он порой глупости и предрассудки излагает так серьезно‑ уныло, что они становятся противными даже тем, кто был их приверженцем. Киттнер часто слышит от зрителей, что он был первым, кто заставил их на многое взглянуть по‑другому, изменить свое мнение или даже вовлек их в борьбу. Этим опровергается буржуазная точка зрения, будто искусство ни на что не должно и не может влиять. Киттнер говорит: «Если хоть кто‑то из сидящих в зале поймет, что то, о чем я говорю, является и его делом, тогда я со своим кабаре чего‑то добился». Чем больший сдвиг вправо отмечается в школах и университетах под влиянием официальной пропаганды, чем больше со страниц газет исчезают «за ненадобностью» многообразие и свобода мнений, тем нужнее Киттнеры. Его искренний и напористый подход к проблемам современности является лучшей и самой действенной агитацией – агитацией фактами.

Гюнтер Вальраф

ОТ АВТОРА

Впервые я предлагаю книгу, в которой нет ни текстов для кабаре, ни сатирических сцен. Хуже того: речь пойдет о подлинных событиях. За то время, что потрачено на эту книгу, я мог бы написать целую программу кабаре. Не беда. Перед коллегой по имени Современность кабаретист наших дней может лишь, завидуя, снять шляпу: сатире с каждым днем становится все тяжелее предлагать больше того, что дает реальная действительность. В то же время эта книга не мемуары. До них я, надеюсь, еще не дорос, к тому же на такой случай у меня припасены совершенно иные впечатления. И речь здесь меньше всего пойдет о самом Киттнере. Тема повествования – страна, в которой я живу, увиденная глазами человека, в шкуре которого, как принято говорить в таких случаях, не каждому доведется побывать и который не может согласиться с господствующими здесь (в прямом смысле слова) порядками. Однако предлагаемая книга – и не учебник истории. Для этого наша переломная эпоха должна сперва прийти к своему благополучному завершению – на что остается только надеяться. Большинство рассказанных историй все еще продолжают оставаться актуальными. И я уже подумывал, не написать ли мне все это в виде дневника, ежемесячно перенося на бумагу все новые и новые события с пометкой «продолжение следует»… Толчок к написанию книги дали мне – наряду с усердными чиновниками, ведущими на меня досье в интересах государственной безопасности, – два высказывания западногерманских полицейских, которые можно отнести к разряду классических. «Конституция сегодня не имеет силы» – так в простоте душевной изволил выразиться представитель полиции перед огромной толпой, когда я напомнил ему о гражданских правах (шла демонстрация). Я долго колебался, не сделать ли это хватающее за душу высказывание (до того оно соответствовало действительности) заглавием книги. Но в конце концов решил выбрать другую полицейскую цитату: «Господин Киттнер, когда‑то вы были человеком. Сегодня же вы всего лишь демонстрант». В заключение не могу не высказать искренней, глубокой благодарности тем, кто в течение долгих лет бескорыстно и без какой‑либо просьбы с моей стороны помогал создавать эту книгу: нашим политикам‑миротворцам обожаемой полиции, работающим в поте лица фабрикантам, нашим кристально честным и беспристрастным средствам массовой информации, свободным от предрассудков гражданам и – чтобы не забыть – демократическим партиям в Бонне. Я сумел достаточно оценить их не только как бескорыстных поставщиков материалов. Их заслуга гораздо больше: создание самих условий, которые сделали возможным появление на свет подобной книги. За все это я выражаю им свою глубокую признательность.

СЛОВО К СОВЕТСКОМУ ЧИТАТЕЛЮ

Мне пока что не доводилось бывать в Советском Союзе. Тем не менее я совершенно уверен, что многое из того, о чем рассказано в этой книге, покажется советскому читателю анахронизмом, репортажем из совершенно иного мира, который отстал в своем развитии и который еще в значительной степени живет по законам джунглей. Решение многих проблем (давно уже, к счастью, ставших для советского человека историей) в стране, о которой идет речь в этой книге, – все еще вопрос будущего. Поэтому моя задача, с одной стороны, упрощается: мне не нужно (предполагая, что мой читатель, возможно, заражен бациллой антикоммунизма, который Томас Манн назвал величайшей глупостью нашей эпохи) пытаться разубедить его, привлечь на свою сторону. Я могу забыть о своей миссии агитатора, а просто рассказать обо всем, что видел, пережил и понял. Но, с другой стороны, мне, немцу, это и тяжелее: из моих историй советский читатель увидит, что корни преступления, принесшего стране Ленина неисчислимые страдания, в ФРГ до конца еще не выкорчеваны. Но я надеюсь также, что от внимания читателя не ускользнет и другое: в моей стране немало людей, для которых 9 мая – это день освобождения также и немецкого народа. Для них это такой же непреложный факт, как и то, что 1 Мая – это день борьбы всего рабочего класса. Это не те, кто, руководствуясь ложно понимаемым патриотизмом, становится на сторону убийц, а те, кто считает себя приверженцем идей Тельмана и Димитрова. Поэтому я рад, что с этой моей книгой познакомятся и советские читатели. Хотя то обстоятельство, что некоторые истории немецкого писателя, содержащиеся в этой книге, впервые будут опубликованы не на языке оригинала, а в переводе на русский, кому‑то в ФРГ явно не понравится, не беда. Зато, я надеюсь, у меня появятся друзья в Советском Союзе. А они для меня важнее.

Дитрих Киттнер

Поиск по сайту: