Радикальные протестанты

Именно Лютер нашел в себе мужество — моральное, интеллектуальное и физическое — бросить вызов сильным мира сего, хорошо зная на примерах Гуса, Савонаролы и других, насколько печально заканчивались подобные попытки в прошлом. Но стоило ему добиться успеха, как по его пути пошли многочисленные подражатели. Десятки людей, выдававших себя за религиозных реформаторов, наперебой заявляли, что именно им открыт истинный путь к спасению. Сторонники находились у всех — и каждый предлагал собственное объяснение того, каким же образом человек может обрести спасение. Однако само стремление большого количества людей следовать за многочисленными и непохожими религиозными лидерами свидетельствует, что их учения с теологической точки зрения не были способны дать ясного представления о том, каков истинный путь к спасению. Для многих людей призывы более радикальных реформаторов, различных баптистских и анабаптистских проповедников, имели в равной мере социальное и религиозное значение. Новые секты — воинствующие или мирные, революционные или пассивные — встречали со стороны католических и протестантских властей одинаково резкое неприятие, опасения и преследования. Ведь разве не они в северонемецком епископском городе Мюнстере с ужасающей наглядностью показали уважаемым приверженцам традиций из числа католиков и лютеран, во что может вылиться религиозная и социальная революция? В 1534 г. городской совет Мюнстера перешел под контроль местных религиозных радикалов и анабаптистов, бежавших от преследований в Голландии. Совместными усилиями они организовали нечто вроде коммунистического общества, которое впоследствии дополнили еще и полигамией. Трудно сказать, что шокировало современников больше. Когда епископ Мюнстера осадил город, радикалы учредили революционный режим, воглаве которого встал голландский портной Ян из Лейдена, провозгласивший себя именем Христа царем Мюнстера и всего мира. Подобно многим революционным режимам в условиях давления со стороны, режим Яна Лейденского поддерживался террором — хотя при этом, по всей вероятности, пользовался симпатиями горожан: войска епископа смогли взять Мюнстер лишь благодаря измене некоторых его защитников. Ответный террор властей, сообразно обычаям эпохи, оказался даже более кровавым, чем бесчинства анабаптистов. Мюнстерский пример был очередным и еще более печальным свидетельством того, что революционные движения, состоявшие исключительно из представителей низших сословий, не имели шансов на успех. Хотя после этой катастрофы анабаптисты и отказались от насилия, именно им приходилось опасаться костров, которые начинали разгораться по всей Европе. Некоторое время, пока Контрреформация еще не набрала силу, некоторым из них удавалось находить убежища на востоке Центральной Европы — в Трансильвании, этом пограничном между католичеством, православием и исламом районе, в Моравии или во владениях симпатизировавших им польских вельмож. В Англии при Кромвеле, в середине XVII в., они еще раз попытались пробиться к власти, но неудачно (см. гл. 3, с. 123). В конце концов, окончательно утратив свой революционный пыл, однако не обязательно отказавшись от утопических идей, они обрели более безопасную новую жизнь в Северной Америке.

Жан Кальвин (1509-1564)

В Женеве Жан Кальвин, выходец из Франции, тоже стремился слить церковь и государство в единое политико-религиозное общество. Ибо пока царство Христово и мирской порядок разделены, государство должно взять под свою защиту проповедь слова Божьего, чтобы, как писал Кальвин, «идолопоклонство, поругание имени Божьего, хула на Божью истину и прочие нечестия в делах веры не могли проявляться открыто». Многочисленными изданиями своего главного труда «Наставления в христианской вере», проповедями, богословскими комментариями и письмами, а также пользуясь своим прямым влиянием на городской совет Женевы, Кальвин пытался создать подробные интеллектуальные и практические основы подлинного христианского сообщества. Учение Кальвина исходило из изначальной греховности человека перед лицом устрашающего Божьего могущества. Ангелы, святые, все посредники и прочие звенья классической великой цепи бытия исчезли в этом грозном противостоянии человека и Бога, оставив человеку надежду только на искупительную жертву Христа, «ибо все, что остается в людях несовершенным, заслоняется чистотой Христовой и поэтому не обращается против них». В подобной ситуации личные усилия человека не имеют значения. Как считал и Лютер, каждый человек изначально предопределен Богом к спасению или к погибели. Вместе с тем предопределенность отнюдь не приводила к пассивности; напротив, она воспринималась как призыв сражаться за торжество дела Божьего как в себе самом, так и в мире. Так Кальвин разработал строгое и действенное религиозное учение, которое имело все возможности стать подлинно революционным и фактически стало таким, несмотря на политический консерватизм самого Кальвина. Его распространяли в Западной Европе и донесли вплоть до Польши многочисленные проповедники, подготовленные в его теологической школе, Коллегии пасторов, которую Кальвин учредил в Женеве. Кальвинизм привлекал образованных людей как последовательная система убеждений, которая сочетала отчасти утопические надежды с твердой уверенностью в конечном успехе и превозносила пуританский аскетизм как признак избранников Божьих, не отрицая (в отличие от многих анабаптистов) основополагающих принципов традиционной структуры общества. И просвещенным, и необразованным людям учение Кальвина проясняло их личные страхи перед гневом Божьим и обнадеживало ощущением принадлежности к избранным. Кальвинизм также отличался нетерпимостью — и это не удивительно. Подобно почти всем религиозным лидерам эпохи, Кальвин был абсолютно убежден в собственной правоте, неправоте оппонентов и необходимости препятствовать распространению их пагубных учений. Чтобы четко обозначить эту позицию, он вынудил власти Женевы осудить и предать костру выдающегося испанского медика и теолога Мигеля Сервета за его еретические суждения о Троице. Процесс над Серветом оказался потрясением для протестантских кругов Европы: впервые прозвучали голоса, осуждающие преследования по религиозным мотивам и требующие соблюдения хотя бы минимального уровня религиозной терпимости. Французский гуманист Кастеллио опубликовал трактат о несправедливости сожжения еретиков; сказанное в нем ужасающе верно даже в отношении политических преследований нашего времени. Однако в то время слова Кастеллио и подобных ему людей оставались гласом вопиющего в пустыне, и в течение следующего века религиозным воззрениям абсолютистских режимов было суждено выступить друг против друга.

Поиск по сайту: