И ПОВТОРНОЕ ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ

НАУЧЕНИЕ

Сом Чит, камбоджийская беженка, отказала троим своим

сыновьям в просьбе купить им игрушечные пулеметы АК-47.

Ее сыновьям шести, десяти и одиннадцати лет от роду нужно

было игрушечное оружие, чтобы играть в игру, которую неко­

торые ребята из их школы называли Парди. В этой игре злодей

Парди использует пистолет-пулемет, чтобы зверски убить груп­

пу детей, а затем направляет его на себя. Иногда, однако, дети

заканчивали игру по-другому: это они убивали Парди.

Игра в Парди была жутким воспроизведением некоторыми

из оставшихся в живых трагических событий 17 февраля 1989

года в кливлендской начальной школе в Стоктоне, штат Кали­

форния. Там во время большой перемены для учеников перво­

го, второго и третьего классов Патрик Парди, который сам лет

двадцать назад посещал те же самые классы кливлендской на­

чальной школы, стоя на краю игровой площадки, стрелял оче­

редями 7,22-миллиметровых пуль по сотням игравших на ней

детей. В течение семи минут Парди накрывал площадку пуле­

метным огнем, а затем приставил пистолет к своей голове и за­

стрелился. Когда приехала полиция, они обнаружили, что пя­

теро детей убиты, а двадцать девять ранены.

В последующие месяцы в кливлендской начальной школе

играть в Парди спонтанно начинали и мальчики, и девочки, и

это служило одним из многих признаков того, что эти семь

минут и их последствия оставили неизгладимый след в памяти

Дэниел Гоулллан

детей. Когда я посетил эту школу, совершив короткую прогул­

ку на велосипеде из района поблизости от Тихоокеанского уни­

верситета, где сам я вырос, прошло пять месяцев с того дня,

когда Парди превратил школьную перемену в кошмарный сон.

Его присутствие все еще заметно ощущалось, несмотря на то

что самые ужасные следы стрельбы — масса выбоин от пуль,

лужи крови, клочья плоти, кожи и скальпов — исчезли уже к

утру следующего дня, смытые и закрашенные.

Тогда более всего пострадали не постройки начальной шко­

лы в Кливленде, а психика детей и преподавателей, которые

пытались продолжать привычный им образ жизни. Но более

всего поражало то, как воспоминания о тех нескольких мину­

тах оживали все снова и снова под влиянием какой-то мелкой

детали, хоть в чем-то похожей на ту жуткую обстановку. Один

преподаватель рассказал мне, что с приближением дня Свято­

го Патрика всю школу охватил ужас, так как кому-то пришла в

голову идея, что этот день ознаменуется приходом убийцы,

Патрика Парди.

Другой преподаватель вспоминал: «Всякий раз, когда мы

слышим, как по улице едет «скорая помощь» в сторону дома для

престарелых, все вокруг замирает. Дети начинают насторожен­

но прислушиваться, пытаясь понять, остановится ли она или

проедет мимо». Несколько недель подряд многие дети не мог­

ли без страха смотреть в зеркала, висевшие в туалетах, потому

что по школе распространился слух, что там прячется «Окро­

вавленная Мария» — нечто вроде созданного игрой воображе­

ния жуткого монстра. Месяца через три после «расстрела» в

кабинет директора школы, Пэта Башера, ворвалась обезумев­

шая от ужаса девушка с криком: «Стреляют! Там кто-то стреля­

ет!» Оказалось, звуки выстрелов создавала цепь, болтавшаяся

на опоре заграждения.

Почти все дети стали сверхбдительными из-за постоянной

боязни повторения пережитого испуга; некоторые мальчики и

девочки на переменах топтались около дверей в классные ком­

наты, не решаясь выходить во двор на игровую площадку, где

убили их одноклассников. Другие играли, разделившись на не­

большие группы и выставив кого-нибудь в качестве наблюда-

Эмоциональный интеллект

теля. И почти все много месяцев подряд старательно обходили

«опасные» места, где погибли их сверстники.

Воспоминания продолжают жить и в виде беспокойных

снов, вторгающихся в незащищенное сознание детей, когда они

спят. Не говоря уже о кошмарах, в которых так или иначе про­

кручивалась сцена «расстрела», детей мучили тревожные виде­

ния, оставлявшие у них чувство опасения, что они сами тоже

скоро умрут. Некоторые из них пытались спать с открытыми

глазами, чтобы не видеть снов.

Все эти реакции хорошо известны психиатрам как симпто­

мы расстройства вследствие посттравматического стресса. Сущ­

ность такой эмоциональной травмы, по мнению д-ра Спенсе­

ра Эта, детского психиатра, который специализируется на та­

кого рода стрессах у детей, составляет «навязчивое воспомина­

ние о главном насильственном действии: последний удар

кулаком, вонзание ножа, выстрел из дробовика. Воспоминания

отображают перцептивные переживания, то есть связанные с

восприятием органами чувств: картина происшествия, звук и

запах дыма от выстрела; крики или внезапное молчание жерт­

вы; хлюпанье крови; полицейские сирены».

Эти яркие, внушающие ужас мгновения, как утверждают

ныне неврологи, превращаются в воспоминания, приукраша­

емые в эмоциональном контуре. Внешние признаки этого яв­

ления, по существу, указывают на то, что перевозбужденное

миндалевидное тело заставляет яркие воспоминания о травми­

ровавшем событии снова и снова внедряться в сознание. Сами

по себе травмирующие воспоминания становятся ментальны­

ми спусковыми крючками, готовыми подать сигнал тревоги при

малейшем намеке на то, что грозный эпизод вот-вот может слу­

читься снова. Этот феномен спускового крючка, срабатываю­

щего почти мгновенно, служит признаком всевозможных пе­

ренесенных эмоциональных травм, включая страдания от по­

вторяющихся случаев физически жестокого обращения в дет­

стве.

Любое травмирующее событие может внедрить в миндале­

видное тело такие действующие как спусковой механизм вос­

поминания: о пожаре или автомобильной катастрофе, о на-

Дэниел Гоулман

хождении на месте природного катаклизма, например, земле­

трясения или урагана, об изнасиловании или ограблении на

улице с нападением сзади. Каждый год сотни тысяч людей пе­

реносят подобные несчастья, и многие или даже большинство

выходят из них с таким эмоциональным ранением, которое ос­

тавляет след в головном мозге.

Акты насилия более вредны, чем природные катастрофы,

такие как ураган, потому что в отличие от жертв природных

бедствий жертвы насилия чувствуют себя умышленно выбран­

ными объектами недоброжелательности. Этот факт подрывает

исходные положения о том, что люди заслуживают доверия, и

о безопасности сферы межличностного общения — исходные

положения, не затрагиваемые природными катаклизмами. Со­

циум мгновенно превращается в опасное место, в котором люди

представляют потенциальную угрозу вашей безопасности.

Людская жестокость отпечатывает в памяти ее жертв некий

стереотип, заставляющий их со страхом относиться ко всему

смутно напоминающему собственно нападение. Человек, по­

лучивший удар по затылку и не видевший того, кто на него на­

пал, был так напуган, что впоследствии старался идти по улице

непосредственно перед какой-нибудь пожилой женщиной, что­

бы не рисковать снова получить удар по голове. Женщина, на

которую напал в лифте с целью ограбления мужчина, вошед­

ший вместе с ней в лифт и, угрожая ножом, вытолкнувший ее

на пустынном этаже, неделями боялась заходить не только в

лифты, но и в метро и в любое другое замкнутое пространство,

где она чувствовала себя как в ловушке; она опрометью выско­

чила из банка, стоило ей увидеть, как какой-то мужчина сунул

руку в карман куртки точь-в-точь, как это сделал грабитель.

Отпечаток ужаса в памяти и возникающая в результате

сверхбдительность могут сохраняться всю жизнь, как показали

исследования тех, кто пережил холокост. Спустя около пяти­

десяти лет после того, как они пережили полуголодное суще­

ствование, массовое убийство тех, кого любили, и постоянный

ужас нацистских лагерей смерти, навязчивые воспоминания все

еще были живы. Треть из них признавались, что страх вообще

стал привычным чувством. Почти три четверти заявили, что их

по-прежнему охватывает тревога при напоминаниях о пресле-

Поиск по сайту: