Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Красивые слова и пугающая реальность



 

Выше я утверждал, что Иисус пришел провозгласить абсолютную доброту, творческий дух, силу, полноту жизни и все остальное, присущее Богу, чуждому двуличности, двусмысленности, смерти и жестокости. Иисус не только провозгласил эти качества Бога, но и практически явил Бога, чуждого смерти. Иисус дал себя распять, продемонстрировав и выявив механизмы смерти, которые царят в человеческой культуре и обществе. Я пытался показать, веру в какого Бога принес Иисус, чтобы мы могли жить в нашем мире в любви к этому Богу, и жить так, будто смерти нет, создавая контристорию, которой нет конца.

Говорить о Боге в таких терминах абсолютно необходимо, но делая это, мы рискуем, что наши слова будут звучать слишком красиво, и потому покажутся пустыми. Иисус не случайно говорил языком, привычным для слушателей, используя знакомую им терминологию, изобилующую насилием. Я считаю, что именно это описание испуганных женщин, бегущих от опустевшей гробницы, может дать нам понять, каким образом описанное выше представление о Боге, создающее впечатление чрезмерной красивости, соотносится с полной насилия реальностью, внутри которой осуществлялась проповедь. Например, рождение христианской надежды на пришествие Царства является обоюдоострым мечом: с одной стороны, появляется надежда на бесконечную жизнь в любви к Богу, а с другой стороны, в каком-то смысле выбивается почва из-под ногу тех, кто встретился с этой надеждой, поскольку теряется та хрупкая, но в то же время и реальная безопасность, которую давала жизнь, погруженная в тень смерти.

Мне представляется, что к интенсивности надежды христиан надо подходить с осмотрительностью, поскольку легко перепутать ее с интенсивностью жестокости, свойственной определенным апокалиптическим ожиданиям, — а я могу сказать, что это не одно и то же. Позвольте мне объяснить: мы уже рассмотрели свидетельства апостолов, отошедших от апокалиптического представления о боге, применяющем насилие, который должен был произвести разрыв истории, провозгласив, что хорошие люди будут вознаграждены, а плохие наказаны. Мы увидели, что апостольское свидетельство раскрывает понимание того, что пришествие Бога уже состоялось, и оно состоялось в виде человеческой жертвы. Начиная с этого момента, история идет своим ходом, и когда она подойдет к концу (как бы это ни случилось), то будет освещена славой жертвы, и тогда станет ясно, кто овцы, и кто — козлища.

Мы также видели, что искушения первых христиан были таковы: не отходить от апокалиптического видения мира, думать о скором и мстительном пришествии Иисуса, который расправится с развращенным родом. Если вы надеетесь на скорое спасительное пришествие Бога, который спасет вас и накажет ваших врагов — это, конечно, тоже в определенном смысле является надеждой. Это страстная и интенсивная надежда; но это надежда на спасение через жестокость, осуществляемое посредством власти, пришедшей свыше — спасение, которое все расставит по своим местам. Когда такого рода ожидания требуют от вас сосредоточить свой ум на вещах небесных, то имеется в виду, что от вас требуется храбрость, похожая на храбрость пассажиров, находящихся на палубе тонущего корабля: они должны быть храбрыми, потому что за ними уже выехала береговая охрана.

Однако апостольские откровения носят несколько иной смысл. Так, взрыв апокалиптического мышления изнутри прослеживается там, где меньший акцент ставится на ожидании, и больший — на терпении. Можно обратиться к Посланию к Титу, где мы читаем следующее:

Ты же говори то, что подобает здравому учению: чтобы старцы были трезвы, с достоинством, целомудренны, здравы в вере, любви, терпении (Тит 2:1 -2).

Ранее Павел говорил с коринфянами в терминах веры, надежда и любви, но теперь терпение заменяет надежду.

Может ли это быть просто результатом разочарования тех, кто потерял надежду на скорое второе пришествие и поэтому советует остальным терпеть? Или же здесь речь вдет об ином терпении?

Я считаю, что трансформация надежды в терпение в точности отражает тот же процесс, который мы видели в зарождении эсхатологического мышления, и в этом преобразовании не утрачена ни интенсивность, ни страстность надежды, порожденной Воскресением Иисуса. Однако эта надежда структурирована иначе. Я приведу один вымышленный пример, который может иметь отношение к вашему собственному опыту.

Вообразите, что вы находитесь в остро конфликтной ситуации, когда имеют место несколько случаев несправедливости, которые утаиваются, чтобы скрыть вину влиятельных людей. Поскольку вы понимаете, что Бог не может иметь ничего общего со смертью, он полон сверкающей жизни и творчества, и так далее, то вы начинаете (возможно, с очень сильным страхом и трепетом) говорить правду о сложившейся ситуации, в которой вы оказались, а возможно, даже и участвовали в ее создании. Вы знаете, что тем самым подвергаете себя риску, но, тем не менее, начинаете проливать свет на темные места, хотя знаете и то, что этому будут препятствовать заинтересованные лица. То, что дает вам смелость обращаться к компетентным властям — это ваша вера, что они могут восстановить справедливость в сложившейся ситуации, рассудить правильно, и вы надеетесь, что это произойдет благодаря вашему вмешательству. В вашем сознании есть представление о Боге, который любит тех, кого унижают и уничтожают посредством насилия, и поэтому вы считаете, что Бог будет на вашей стороне и приведет все к хорошему концу. У вас есть сильная надежда на Бога, основанная, несомненно, на вере в воскресение Иисуса, и вы знаете, что Бог может вмешаться и изменить ситуацию.

И что же происходит? С одной стороны, вы отлично понимаете весь риск, которому подвергаетесь, ради защиты слабых проливая свет на сложившиеся обстоятельства. Вы верите, что вмешаются власти, осознав, что вы правы. Но происходит нечто иное: у остальных имеются тысячи способов выставить происшедшее в другом свете, дискредитировать ваши действия и убедить власти, что проблема заключается в вас самих, и без вас всем будет лучше. Власти, вместо того, чтобы убедиться в вашей правоте, становятся предельно настороженными, по-настоящему они не заинтересованы в таком серьезном вмешательстве в ситуацию, так как в ней играют слишком большую роль влиятельные инстанции, и вмешательство требует слишком больших затрат сил и тяжелой упорной работы. Таким образом, власти не поддерживают вас; а в худшем случае они могут позволить уничтожить вас или сами от вас избавятся.

Именно так случилось с моей знакомой, имени которой я не называю. Она работала в престижной ювелирной компании в одной из стран Латинской Америки. Она очень тактично обратилась к иностранным владельцам фирмы, чтобы разоблачить серию мошеннических мероприятий и нарушений, которым была свидетельницей. В результате ее уволили, а виновные остались на своих местах.

Возможно, вы слышали об убийствах беспризорных детей в Бразилии, а именно в пригороде Рио-де-Жанейро, baixada fluminense. Эти происшествия были на первых полосах газет по всему миру. Но особо интересно, как был пролит свет на обстоятельства данного дела. Танцор кариока[31] пришел в здание городского муниципалитета, испытывая при этом ужасный стыд, чтобы разоблачить военного полицейского, своего бывшего любовника, с которым они были вместе много лет. Этот полицейский из baixada fluminense был участником группы полицейских, называвших себя эскадроном смерти, которые занимались тем, что на полицейском сленге называлось «сжиганием архивов»: они убивали беспризорных детей, которые могли быть свидетелями противозаконных действий полиции. Танцор больше не мог хранить молчание в этой ситуации. Можете себе представить, во-первых, как тяжело было ему донести на человека, с которым он был в связи длительное время; во-вторых, как легко можно опровергнуть такое заявление, ссылаясь на источник его поступления; и, в-третьих, насколько властям не хотелось выслушать подобные новости, не говоря уже о том, чтобы предпринимать какие-либо меры. Тем не менее, этот из ряда вон выходящий смелый поступок дал начало процессу, который пролил свет на то, чего никто нехотел знать[32]. Можно вспомнить немало подобных процессов: недавняя история континента[33] богата ими.

Что происходит с надеждой в подобных обстоятельствах? Мы видим, что Бог жертв не бросается спасать ситуацию; не происходит ничего апокалиптического, когда зло раскрывается, а добро оправдывается. Кто бы ни взял на себя риск пролить свет на сложившуюся ситуацию, он чаще всего остается один; а если нет, то только благодаря вмешательству других людей, солидарных с ним. Вот здесь и происходят наиболее трудные и существенные перемены в восприятии образа Бога. Бог всех жертв становится не «спасателем», а тем, кто дает надежду людям, рискующим сделаться жертвами. Нежный и добросердечный Отец, полный сияющей жизни, присутствует как сила, дающая человеку возможность жить в полном сумраке после того, как он оказался раздавленным за попытку пролить свет на темные стороны жизни.

Таким образом, надежда претерпевает полную трансформацию: это уже не надежда на спасательную операцию, но твердая уверенность в невидимом. Когда кажется, что никакого выхода нет, и впечатление таково, что смерть царствует безраздельно, эта твердая уверенность в невидимом дает нам силу создавать контристорию, противостоящую царству смерти. Именно в этом, как я считаю, состоит причина того, что слова «терпение» и «стойкость» начали появляться в развитии апостольского свидетельства, вытесняя слово «надежда». Приведу пример: в греческом тексте Апокалипсиса нигде нет слов, обозначающих надежду: elpis и elpidzo. Однако там есть, в значимом контексте, слово hupomone — терпение, стойкость. Это не означает, что надежда потеряна, но показывает, что ее внутренняя структура осмыслена настолько глубоко, что стало возможно абстрагироваться от апокалиптического мышления. Речь идет о надежде, которая дает возможность противостоять сокрушающей жестокости мира. Прежде всего, это возможно благодаря тому, что такая надежда позволяет сознанию сосредоточиться на Боге, открытом невинной жертвой, вознесенной по правую руку от Бога. Терпение означает именно это; мы не говорим о банальном использовании данного слова, но отмечаем, что его происхождение восходит к тому же корню, что и происхождение слова «страсть», что означает страдание, перенесение испытаний[34]. Внутренняя структура надежды «поколения», появившегося благодаря пугающему Воскресению Иисуса, — это обретение способности рисковать и страдать, чтобы приносить в мир свет.

Таким образом, мы видим, что надежда не потеряла ничего из своей интенсивности или своей силы, но понятие о ней было переосмыслено, изменено изнутри. Она стала обозначать то, чего не видно невооруженным глазом: оправдание жертв большинства историй, заканчивающихся, на первый взгляд, плохо. Только сосредоточение всех мыслей на Боге, не имеющем ничего общего со смертью, некогда позволит нам увидеть, что подлинная история — совсем иная, а свет, который осветит все, покажет глубинную истину той монотонной истории, которую мы все знаем слишком хорошо.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.