Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Поколение анорексии и порнографии



Когда у женщин разного возраста появляется редкая возможность поговорить друг с другом, возникает серьезная проблема отцов и детей, проблема непонимания между женщинами постарше и представительницами поколения анорексии и порнографии.

Бетти Фридан рассказывает: «Обращаясь к студенческой аудитории, я, чтобы привлечь их внимание, спрашиваю: «Кто-нибудь из вас когда-нибудь носил корсет?» Это вызывает у них смех. Потом я говорю: “Было время, когда быть женщиной в США означало, что ты должна была заключать свое тело в жесткий пластиковый каркас, в котором трудно было дышать и двигаться, но при этом женщины должны были делать вид, что они этого не замечают. Они не спрашивали, почему им надо носить этот корсет, и они не должны были обращать внимание на красные следы на теле, когда снимали его на ночь. Конечно, откуда вам знать, что это значит - носить корсет, если вы никогда не носили под своими джинсами ничего, кроме колготок и трусиков-бикини?» Это они понимают. После этого я объясняю им, какой большой путь мы проделали, в каком положении мы находимся сейчас и почему они должны начать говорить: «Я феминистка».

Но для многих молодых женщин в аудитории, в которой Фридан читает лекцию, корсетом стало их собственное тело. И его они не могут снять на ночь перед сном. Бикини не принесли нынешнему поколению женщин беззаботной телесной свободы, и новые псевдосексуальные сценарии устанавливают новые ограничения относительно того, что женщины могут думать, как они могут двигаться и что они могут есть. Миф о красоте делает с женщинами то, чего не могут больше делать корсеты, пояса и закрытые двери университетов.

Девочки, родившиеся после 1960 г., каждый день видели больше образов нереально «красивых» женщин в разных «сексуальных» позах, чем их матери видели на протяжении всей своей юности. И им нужно показывать еще больше этих образов, чтобы они знали свое место. Именно так власть имущие обезвреживают потенциально взрывоопасные поколения молодых женщин. Женщины, родившиеся после 1960 г., почти не видели других образов сексуальности, кроме порнографических, и поэтому они заболели. Но они еще не так сильно больны, как поколение детей 1970-х - дети этого поколения уже в раннем возрасте были больны почти смертельно. А что можно сказать о дочерях 1980-х?

«Число случаев соблюдения диеты в предподростковом возрасте за последние годы выросло в геометрической прогрессии. Нам известно, что эпидемия похудения свирепствует в четвертом и пятом классах школы», - сообщает Вивиан Михан, президент Американской ассоциации нервной анорексии и сопутствующих заболеваний. В ходе опроса, проведенного в Сан-Франциско среди 494 школьниц средних классов, выяснилось: более половины из них считали, что имеют лишний вес, в то время как по медицинским стандартам его имели лишь 15%. При этом 31% девятилетних девочек считали себя толстыми, а среди десятилетних 81% придерживались диеты. В статье, напечатанной в 1989 г. в газете The New York Times под названием «Дети в стране косметики», описывался новый тренд рынка - косметика для маленьких девочек. В ней были представлены шестилетние дети «в полном боевом раскрасе».

Эти девочки, которые родились примерно в то время, когда Рональд Рейган был избран на свой первый президентский срок, представляют собой мутацию в третьем поколении, возникшую в результате ответного удара против женского движения. Они рождаются с врожденным дефектом: они лишены детства. У этого поколения будет еще больше проблем с жизнью в своем собственном теле, чем у девочек, родившихся в 1960-х и 1970-х. Появившиеся на свет, чтобы конкурировать, они с самого раннего детства будут ассоциировать женственность с ограничениями. Голодание уже представляется нынешним маленьким девочкам как пропуск во взрослую сексуальность. Для современной семилетней малышки встать на весы и вскрикнуть от ужаса является таким же женским ритуалом, неотделимым от надежды на сексуальное удовольствие, каким раньше было повертеться перед зеркалом в туфлях на высоком каблуке, а для поколения моей матери - наряжать кукол в белые атласные свадебные платья.

Если они сядут на диету в семь лет, а в 15-16 начнут заниматься сексом, то потом будет слишком поздно что-то менять: половина их жизни «до» пройдет в обучении мазохизму в качестве обязательной подготовки к получению сексуального удовольствия. Они попросту не успеют получить достаточный опыт жизни в неразделенном, стремящемся к получению удовольствия, счастливом детском теле. Они будут учиться мазохизму одновременно с постижением сексуальности и вступят в пору юности в окружении мазохистских образов красоты, еще не сформировав своей внутренней сексуальности, которая не знает боли.

На обочине дороги

Сегодня за девушками уже не приглядывают дуэньи, но их сексуальная неприкосновенность все еще остается под большим вопросом, и потому они по-прежнему уязвимы. Казалось бы, у них больше свободы действий, они могут выходить из дома без сопровождения взрослых, однако парадокс в том, что это создает новую почву для возникновения нарушений пищевого поведения.

Раньше женщины страдали от того, что находились в вынужденном заточении в стенах своего дома. Теперь «режим» их заключения стал свободнее, но переносят они его еще тяжелее. Ведь теперь они точно знают, что теряют: они уже вкусили этот плод. В стихотворении Кристины Россетти «Базар гоблинов» одна сестра, которая не попробовала «запретного плода», осталась цела и невредима. А другая сделала лишь глоток сладкого напитка и больше уже не могла обходиться без него. Она чахла и едва не умерла.

Угроза сексуального насилия как призрак нависает над девушкой-подростком. Ради собственной безопасности она должна согласиться на «домашний арест», но это означает, что все ее мечты о поисках приключений и открытиях так и останутся мечтами. Марракеш, Малабар, Острова пряностей... Мечты увядают, и все, что она может, - учиться наносить в центр верхней губы капельку блеска для губ. На ее долю могут выпасть лишь те «приключения», во время которых на нее будут смотреть с безопасного расстояния, потому что настоящие приключения поставят ее в ситуацию, когда на нее будут смотреть, и это приведет к губительным последствиям. В то время как мальчики, ее ровесники, выходят на большую дорогу жизни в поисках приключений, она со своими золотыми оковами «красоты» должна свернуть на обочину. В подростковом возрасте она со все возрастающим ужасом понимает, что взрослые не шутили: гулять одной отныне и навсегда для нее будет опасно.

Анорексия, булимия и зацикленность на физических упражнениях притупляют чувство разочарования от вынужденного нахождения в замкнутом пространстве дома. Девушка с грустью осознает, что большой мир, который она рисовала себе в воображении и который только что, казалось бы, получила, закрыт для нее из-за опасности сексуального насилия.

Если бы она больше ела, ее распирала бы кипучая энергия. Но в подростковом возрасте только мальчики могут безопасно для себя выпускать пар. У них есть возможности давать выход своим негативным эмоциям, есть отдушины в ту жизненную пору, когда они пребывают в ожидании взлета: и спортивные соревнования, и сексуальные победы, и одинокие прогулки в лесу. Но если девочка в полной мере наделена страстью к путешествиям, сексуальным желанием и природной любознательностью, то что будет с ней? Если у нее в организме достаточные запасы сахара, чтобы питать мозг и запускать механизм интеллектуального поиска, и достаточно крахмала для того, чтобы дать энергию ее ногам, и достаточно жира, чтобы подпитывать ее сексуальное любопытство, и достаточно смелости, потому что она не думает только о том, что будет есть в следующий прием пищи, то тогда она непременно попадет в беду.

Что было бы, если бы девушка-подросток перестала беспокоиться о своем теле и ела бы достаточно для того, чтобы нормально развиваться и полноценно расти? Тогда она могла бы порвать колготки, танцуя до упаду в ночном клубе по чужому паспорту под музыку группы The Pogues, и возвратиться домой под утро босиком, неся туфли в руках. Она могла бы раз в месяц по ночам присматривать за детьми в женском приюте. Она могла бы прокатиться на скейтборде вниз по самой извилистой улице города со всеми ее крутыми поворотами, или влюбиться в своего лучшего друга, или часами увлеченно ставить лабораторные опыты, не обращая внимания на то, что у нее растрепались волосы, или забраться с подружками на выступ скалы и напиться там, на вершине, или запрыгнуть в товарный поезд, или заниматься сексом с мужчинами, не называя им своей фамилии, или уехать к морю без разрешения родителей. Она могла бы наслаждаться всеми этими свободами, которые кажутся такими простыми тем, кто может позволить себе считать их само собой разумеющимися. Она могла бы серьезно мечтать о том, что кажется таким очевидным для тех, кто вырос в условиях, где эти мечты доступны. Кто знает, что еще она могла бы сделать? Кто знает, как бы она себя при этом чувствовала?

Но если она не будет проявлять осторожность, это плохо для нее кончится: ее изнасилуют, она забеременеет, станет неуправляемой или попросту, как сегодня это называют, растолстеет. И девушка-подросток все это знает. Все вокруг твердят ей об осторожности. И она понимает, что должна укрощать свое тело, а не делать все то, чего ей хотелось бы. Сидеть на диете - значит быть осторожной, а вступить в лагерь голодающих - значит обеспечить себе самую что ни на есть надежную защиту.

Насилие

«Красота требует жертв» - французская пословица, подразумевающая, что женщины должны трудиться ради красоты.

«Умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей; и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою» - Библия, Ветхий Завет.

Голод заставляет женские тела причинять боль своим хозяйкам, и он же заставляет женщин причинять боль своим телам. Исследование, проведенное среди страдающих от наркотической или алкогольной зависимости, показало, что насилие, однажды случившись, потом только нарастает.

На сегодняшний день эстетическая хирургия является наиболее востребованной медицинской специальностью, и спрос на нее постоянно растет. К1988 г. более 2 млн американцев, среди которых по меньшей мере 87% составляли женщины, перенесли пластическую операцию. За последующие два года эта цифра выросла втрое. В целом 1980-е стали десятилетием, когда женщинам наконец удалось добиться власти и когда небывалое их количество решило лечь под нож пластического хирурга.

Зачем им это понадобилось? И почему именно сейчас?

С начала времен и почти до начала 1960-х сам факт принадлежности к женскому полу означал боль. Из-за послеродовой горячки и осложнений рождение ребенка было очень болезненным, пока в 1860 г. не изобрели хлороформ, и смертельно опасным вплоть до появления в 1880-х гг. антисептических средств. Но и после этого секс был связан с риском из-за нелегальности абортов, когда женщины подвергались опасности потерять слишком много крови, получить перфорацию матки и умереть от заражения крови. «Труд» для женщин означал рождение детей, так что эта работа и связанные с нею секс, любовь, боль и смерть на протяжении многих веков сплетались в единый клубок, из нитей которого было соткано женское понимание жизни: любовь приносит боль, секс может убить, но роды, какими бы болезненными они ни были, были их трудом во имя любви. То, что было бы мазохизмом для мужчины, для женщины означало выживание и смысл жизни. Секс перестал приносить столько мучений лишь в 1965 г., когда в результате решения суда по делу «Грисворд против штата Коннектикут» Верховный суд США разрешил продажу контрацептивов и долгожданные противозачаточные таблетки стали доступны. Период с конца 1960-х и до конца 1980-х гг. ознаменовался тем, что в большинстве западных стран было разрешено законодательством безопасное прерывание беременности. А как только женщины влились в ряды оплачиваемой рабочей силы и избавились от зависимости от сексуальной бартерной сделки ради собственного выживания, секс стал приносить еще меньше страданий.

Изменения в социальной жизни и победы женского движения привели к тому, что удовольствие, которое секс доставляет женщинам, стало наконец перевешивать боль. Нити, связывающие воедино в женском сознании секс и боль, начали рваться. Но это новое, непривычное для женщин отсутствие боли миф тут же заменил на боль ради красоты. С давних времен, сколько женщины себя помнят, быть женщиной всегда означало терпеть боль. Женская доля начала становиться немного легче только одно поколение назад. Но ни сами женщины, ни мужской общественный строй не могли так быстро приспособиться к внезапно наступившей новой реальности, в которой женственность больше не связана с болью. И сегодня эту боль женщинам приносит красота. Многие из них приняли это стоически, потому что освобождение от боли, связанной с сексом, образовало вакуум в их восприятии себя как женщины.

Казалось бы, благодаря свойственной женщинам невероятной психологической стойкости они должны были без труда приспособиться к своей новообретенной свободе, как этого от них и ожидали и как они ожидали от самих себя. Но свободе нельзя научиться за один день. Одного поколения слишком мало, чтобы забыть опыт пяти тысячелетий, в течение которых их учили терпеть боль. Если женское сексуальное самоощущение было сосредоточено на боли с незапамятных времен, то кто тогда женщина без боли? Если страдание - это красота, а красота - это любовь, женщина не может быть уверена в том, что будет любима, если не будет страдать. В силу этого трудно представить себе женское тело свободным от боли и при этом по-прежнему желанным.

Даже не принимая во внимание боль, связанную с биологическими особенностями женского тела, современные женщины только сейчас начали восстанавливаться от пережитого ими многовекового стресса, причиной которого стало право мужчины наказывать их за получение ими удовольствия. Греческий законодатель Солон постановил, что незамужняя женщина, уличенная в прелюбодеянии, может быть продана в рабство. Император Константин издал указ о том, что девственница, добровольно вступившая во внебрачную связь, должна быть сожжена на костре (если она была изнасилована, то наказание смягчалось). Смертью каралась свободная женщина, вступившая в любовную связь с рабом. Древнеримские законы давали мужу право убить неверную жену за измену. В современной Саудовской Аравии за прелюбодеяние женщин насмерть забивают камнями. Одной из причин, по которой ведется борьба против таблеток, прерывающих беременность, является их относительная безболезненность. Но противники абортов часто делают исключение в случаях изнасилования или инцеста. Все это позволяет предположить, что женщины должны расплачиваться болью именно за свое сексуальное желание.

Эстетическая хирургия «обрабатывает» тела женщин, созданных женщинами, превращая их в женщин, созданных мужчинами. Она переориентирует ту часть женского сознания, которая вышла из-под контроля после того, как женская сексуальность перестала причинять боль и мы начали робко, осторожно пробовать жить по-новому. И тут нас подвела наша готовность прислушаться к авторитетному голосу, который заявил: «Не спешите, не так быстро».

Ходячие больные

Индустрия эстетической хирургии процветает благодаря умелому манипулированию понятиями здоровья и болезни. Они, как отмечает Сьюзен Зонтаг в своей книге «Болезнь как метафора», часто трактуются субъективно, и общество использует это в своих целях.

На протяжении долгого времени к женщинам относились как к больным, для того чтобы общество могло держать их под контролем. То, чем сейчас, в Эру хирургии, занимаются пластические хирурги, - это очевидная попытка вернуть то, что делала медицина XIX в., когда превращала здоровых женщин в больных, а активных - в пассивных. Индустрия хирургии ради собственной выгоды взяла на вооружение теорию, которую отстаивала еще древняя медицина, а своего расцвета она достигла в викторианскую эпоху. Речь идет о культе женской неполноценности, который определяет нормальную, здоровую женскую психологию, женские стремления и желания как патологию. «В традициях западного мышления, - пишут Барбара Эренрайх и Дирдри Инглиш в книге “Недуги и расстройства: сексуальная политика болезни”, - мужчина олицетворяет собой целостность, силу и здоровье. А женщина - это «неудачно рожденный мужчина», слабый и неполноценный». Историк Жюль Мишло в свою очередь называет женщин «ходячими больными».

Отношение врачей к женщинам не всегда было таким однозначным. До начала эпохи Просвещения целительство и уход за больными были в основном женскими занятиями. Именно медицинские навыки и умения женщин стали одной из причин охоты на ведьм в Европе в период с XIV по XVIII в. Но развитие науки привело к отлучению женщин от процесса принятия родов, и появившаяся в XIX в. профессиональная медицина уже намеренно не давала им возможности выполнять их традиционную роль целительниц. Эра хирургии пришла на смену эре женских «душевных болезней», которой, в свою очередь, предшествовала эра предписанной обществом женской истерии. В процессе развития медицины раз за разом находились все новые способы доказать женщинам, что они нездоровы. Вот как писали об этом Инглиш и Эренрайх: «Медицина внесла свой вклад в сексистскую идеологию, постоянно представляя женщин больными и потенциально неприятными для мужчин». «Жизненно важная ложь», которая ставит знак равенства между женской сущностью и болезнью, была во все времена выгодна врачам, гарантируя им наличие приносящих прибыль пациенток везде, где только можно найти представительниц среднего класса.

Ситуация ненадолго изменилась, когда женщины наконец пошли учиться в медицинские колледжи, но затем благодаря специалистам по косметологии и эстетической хирургии все вновь вернулось на круги своя. Между викторианской медициной и современной эстетической хирургией и косметологией много общего. Обе они возникли в ответ на потребность общества в идеологии, которая могла бы ослабить и дискредитировать женщин среднего класса, ведь их образованность и свобода от материальных ограничений могли бы завести их слишком далеко по опасному для властей пути эмансипации и активного участия в общественной жизни.

Период с 1848 по 1920-е гг., когда западным женщинам были предоставлены гражданские и политические права, ознаменовался феминистскими выступлениями невероятной силы. «Женский вопрос» стоял остро как никогда, и в ответ на него возник новый идеал женской «отдельной сферы» полного погружения в семейный быт. Этот идеал появился, так же как и миф о красоте, в качестве ответной реакции на достижения женщин и породил культ женской неполноценности, вызванный «ограниченной точкой зрения, которая побудила врачей с патологическим вниманием сконцентрироваться на женщинах исключительно с точки зрения их репродуктивных органов... Это искаженное восприятие, делающее основной акцент на половых органах, позволило мужчинам считать женщин отдельным видом существ».

Описывая эти процессы, Шоуолтер отмечает, что с 1870 по 1910 г. представительницы среднего класса активно добивались политических прав, возможности получать высшее образование и заниматься профессиональной деятельностью. Одновременно с этим женские нервные расстройства, такие как анорексия, истерия и неврастения, приняли характер эпидемии, и тут же появились «специалисты по нервным болезням», чтобы навязать женщинам приемлемое, по их мнению, поведение и помешать им изменить условия своей жизни. В викторианскую эпоху женщина была репродуктивной системой, в то время как сейчас она превратилась в одну лишь «красоту». Ее репродуктивная способность, как и эстетическая привлекательность ее лица и тела в наши дни, «стала восприниматься как доверенная ей священная ценность, которую она должна неустанно беречь в интересах своей расы».

Если врачи викторианской эпохи помогали поддерживать культуру, которая нуждалась в восприятии женщин через призму овариального детерминизма, то современные эстетические хирурги делают для общества то же самое, создавая систему детерминизма красоты. Как отмечает Шоуолтер, за последнее столетие «женщины стали основными пациентами хирургических клиник, водолечебниц, санаториев и домов отдыха. Раньше они поголовно стекались к новым специалистам по «женским заболеваниям» - истерии и неврастении, а также к врачам нетрадиционной медицины, практикующим нечто вроде «гипнотерапии», а теперь столь же активно посещают клиники красоты». Так идеология дает врачам возможность стоять в авангарде борьбы с женщинами, обманным путем навязывая им то, что выгодно обществу.

Здоровье

Обе медицинские системы - и викторианская, и современная - изменили критерии женского здоровья, превратив нормальные проявления в нечто противоестественное.

Викторианская медицина трактовала беременность и менопаузу как болезнь, менструацию - как хроническое заболевание, а рождение ребенка - как хирургическую операцию. В период менструации женщину в принудительном порядке лечили при помощи слабительных средств, лекарств, ванн и пиявок. В свое время регулирование менструации осуществлялось с такой же навязчивой одержимостью, с какой сегодня регулируется женский вес: налаживание менструального цикла считалось главным фактором женского психологического здоровья, причем не только в подростковом возрасте, но и на протяжении всей жизни. Первая менструация воспринималась так же, как сегодня воспринимается набор веса в период полового созревания, - как первый шаг, ведущий к смертельной опасности. Сохранение репродуктивности, как в наше время сохранение «красоты», считалось важнейшей задачей женщин, выполнение которой могло оказаться под угрозой из-за их моральной слабости. Так же, как и сейчас, врачи викторианской эпохи помогали женщине сохранить стойкость перед лицом непомерных физических трудностей и навязывали ей такие качества, как самообладание и терпение, которые помогут ей справиться со стрессами, создаваемыми ее телом и слабостью женской натуры. С появлением в викторианскую эпоху специальных женских врачей существовавшие ранее религиозные объяснения, позволявшие называть женщин морально ущербными, сменились на биомедицинские. А те, в свою очередь, сменились на «эстетические», завершив таким образом полный цикл.

Наши современные логические обоснования еще более субъективны, чем «жизненно важная ложь» викторианских времен.Если медицинская терминология была обязана по крайней мере создавать видимость «объективности», то сегодняшние эстетические суждения относительно того, кто болен, а кто здоров, недоказуемы вовсе, и манипулировать ими так же легко, как верой в греховность женской души.

Но современная идеология приносит больше прибыли. Женщина, которая думала, что больна из-за своей женственности, не могла купить подходящего лекарства от нее. Но женщина, которая думает, что больна из-за своей женской непривлекательности, теперь убеждена, что может что-то с этим сделать. Представления, существовавшие в XIX в., сегодня кажутся нам странными: как женщин могли заставить верить в то, что менструация, мастурбация, беременность и менопауза являются болезнями? Тем не менее теперь женщин заставляют поверить в то, что некоторые совершенно здоровые и нормальные части их тела нуждаются в коррекции, и они в это верят, и никто не желает дать трезвую оценку этому ужасающему явлению. Новый взгляд на женское здоровье и красоту и интерпретация их как болезни и уродства укрепляет свои позиции, не встречая ни малейшего сопротивления. С XIX в. общество негласно поддерживает все усилия медиков в этом направлении, и поскольку эта деятельность так важна для общества, то в области косметической медицины и пластической хирургии проводится меньше проверок, чем в любой другой медицинской отрасли. Средства массовой информации либо открыто поддерживают эту ситуацию, либо относятся к ней толерантно.

Целью викторианского культа женской неполноценности был контроль над женщинами со стороны общества. Но в этом культе присутствовала такая же двойственность, как и в культе «красоты»: женщинам он давал возможность избавиться от тягостных сексуальных обязанностей, избежать опасностей деторождения и завладеть вниманием отзывчивых врачей, а для правящих кругов это было политическим решением проблемы, не менее удобным, чем «железная дева». Как отмечает французская писательница Катрин Клеман: «Истерия [была] позволена, потому что она не влекла за собой общественных и культурных перемен. Для патриархального уклада было го-раздо безопаснее поддерживать недовольных женщин и позволять им выражать свое недовольство через психосоматическую болезнь, чем дать им возможность бороться за свои экономические и юридические права». Обществу было необходимо, чтобы праздные образованные женщины среднего класса не боролись за свои права, а превратились в «больных» и страдали от навязанной им ипохондрии как от реального заболевания. А сегодня общество хочет от женщин, чтобы они чувствовали себя уродливыми и вследствие выработавшейся у них заниженной самооценки действительно мучились из-за своего «уродства».

Эстетические хирурги извращают новое феминистское определение здоровья как красоты, превращая понятие красоты в здоровье. Благодаря этому, что бы они ни продавали, все продается как здоровье: голод - это здоровье, боль и потеря крови - это тоже здоровье.

В XIX в. «красивыми» считались страдание и болезнь: идеалом были чахоточные женщины с их полуприкрытыми веками, жемчужно-бледной кожей и воспаленными губами. В наше время средства массовой информации поэтизируют анорексию. В викторианскую эпоху идеализировали «красивых» истеричек, падающих в обморок перед врачом-мужчиной. Теперь же книги по психиатрии учат врачей восхищаться «спокойным и красивым» лицом женщины, находящейся под наркозом и подвергшейся лечению электрошоком. Сейчас СМИ воспевают как идеал женщину после косметической операции, а журналистика викторианской эпохи ориентировалась на сентиментальный образ женской слабости, нездоровья и смерти.

В XIX столетии нормальная активная женская деятельность, особенно та, что могла привести женщин к власти, была классифицирована как «уродливая» и болезненная. Если женщина будет слишком много читать, ее матка начнет «атрофироваться». Если она все же продолжит читать, ее репродуктивная система окончательно выйдет из строя, и, согласно медицинским заключениям того времени, «мы получим омерзительный и бесполезный гибрид». Менопауза изображалась как последний удар судьбы: «смерть женщины в женщине». Окончание женской репродуктивной жизни было таким же сильным и глубоким психологическим потрясением, как и ее начало, и воспринималось женщиной так, будто «мир перевернулся с ног на голову». В викторианскую эпоху участие в общественной жизни, получение образования и найм на работу изображались как то, что приводит женщин к болезни: «жаркие помещения, угольное отопление, газовое освещение, работа допоздна, жирная пища» должны были превратить их в инвалидов. Сегодня, как написано на этикетке от крема, «центральное отопление, загрязнение воздуха, флуоресцентное освещение и т. д.» делают нас «некрасивыми».

В викторианскую эпоху выступали против получения женщинами высшего образования, с воодушевлением придумывая, какой урон это нанесет их репродуктивным органам. Фридрих Энгельс утверждал, что «длительная работа нередко приводит к деформации таза», и считалось само собой разумеющимся, что «получение женщинами образования сделает их бесплодными» и сексуально непривлекательными: «Если женщина проявляет интерес к наукам, это значит, что с ее сексуальностью что-то не так». Мужчины викторианской эпохи утверждали, что освобождение женщин из «домашней тюрьмы» лишит их женственности, а сейчас нас призывают поверить в то, что свобода от мифа о красоте убьет нашу красоту.

«Жизненно важная ложь» очень живуча. Так, представления медиков о контрацепции менялись в зависимости от общественных настроений: врачи викторианской эпохи утверждали, что использование любого вида контрацепции ведет к «быстрому развитию раковых заболеваний, бесплодию и нимфомании». Мало того, это может привести к мании, грозящей суицидом. До 1920-х гг. считалось, что контрацепция «определенно опасна для здоровья» и влечет такие последствия, как бесплодие и «психическая дегенерация в следующем поколении». Но когда обществу понадобились сексуально доступные женщины, то вопросы безопасности и побочных эффектов контрацепции были отброшены в сторону и женские журналы стали публиковать восторженные статьи, в которых говорилось о том, что «волшебная пилюля» поможет женщинам сохранить молодость и сделает их более «сексуальными».

Точно так же хирурги и женские журналы, зависящие от рекламодателей, по-новому интерпретируют свободу от мифа о красоте как болезнь. Реклама «священных масел» взяла на вооружение терминологию из медицинских журналов и испытанный ими прием, когда публикуются фотографии «до» и «после»: сначала «болезнь», а затем «излечение от нее».

Elizabeth Arden обладает «самой совершенной лечебной системой этого столетия», как будто старение требует применения химиотерапии. «Научно подтвержденное» ночное восстановление от Estde Lauder происходит при помощи медицинского шприца и баллонного катетера, как при переливании крови или при применении наркотиков. Vichy позволяет вашей коже «восстановиться». Clarins говорит о «рецидиве». Elancyl представляет жир как «болезнь», которая «уродует». Доктора выписывают рецепты, a Clarins предлагает «рецепт красоты», Clinique - «рекомендации». Специалисты по раковым заболеваниям говорят о «регрессе» заболевания, и то же самое делает Clinique, советуя «продолжать лечение». В 1985 г. Евгения Чандрис в книге «Синдром Венеры» назвала большие бедра и ляжки «медицинской проблемой», а описывая статуи плодородия эпохи палеолита, заявила, что «эта проблема мучает женщин еще с тех пор».

«Эта проблема», разумеется, стала досаждать женщинам, но только тогда, когда ее назвали проблемой, и это произошло на нашем веку. Женский жир изображается так, будто это не только мертвая, но еще и онкогенная субстанция. Люди, жившие в викторианскую эпоху, характеризовали любую деятельность, связанную с репродуктивностью, как нездоровую, а сегодняшние эстетические хирурги характеризуют как нездоровые любые следы репродуктивной деятельности на теле женщины: растяжки, отвисшую грудь, грудь, которая выкармливала ребенка, постнатальный вес, который в любой культуре равняется примерно 4,5 кг за одну беременность.

Очевидно, что получение образования никогда и никак не влияло на женские яичники, а грудь рожавшей женщины не теряет своей чувствительности. Она также не перестает нормально функционировать, наоборот, она выполнила свою основную функцию - лактацию. Но косметические хирурги описывают грудь после родов так же, как в викторианскую эпоху описывали яичники образованных женщин - как «атрофированные» - термин, которым лечащие врачи характеризуют не функционирующие мышцы при параличе.

Они называют здоровую плоть взрослой женщины «целлюлитом» - это придуманное «состояние» женского тела, название которого американки узнали в 1973 г. благодаря журналу Vogue. Считается, что целлюлит «деформирует фигуру», «является непривлекательным» и «образуется в результате загрязнения организма токсинами», однако до 1973 г. проявления целлюлита были чем-то совершенно нормальным для женщины.

Здоровье удобно использовать в пропагандистских целях. Ведь кто будет оспаривать то, что хорошо для здоровья? «В XIX в. «доказательства» того, что деятельность женщин за пределами дома наносит ущерб их здоровью и благополучию, а также их семьям и стране в целом, породили культ домохозяек», - пишет Энн Оукли. Женские репродуктивные органы воспринимались не как личное дело каждой женщины, а как общественное достояние, и точно так же сегодня воспринимаются женское лицо и фигура.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.