ОТЧУЖДЕННОСТЬ И ИНДИВИДУАЛИЗМ

Тот факт, что самоактуализированные люди даже в любви способны

оставаться отчужденными, сохраняют свою индивидуальность и личностную

автономность, может показаться парадоксальным, так как индивидуализм и

отчужденность, на первый взгляд, абсолютно несовместимы с той особого рода

любовной идентификацией, которую мы обнаружили у само-актуалиэированных

индивидуумов. Но это - лишь кажущийся парадокс. Я уже говорил о том, что

отчужденность здорового человека может гармонично сочетаться с его

абсолютной, полной идентификацией с предметом своей любви. Удивительно, но о

самоактуализированных людях можно сказать, что они одновременно и самые

большие индивидуалисты, и самые последовательные альтруисты, существа, крайне социальные и до восхищения способные любить. В рамках нашей культуры

индивидуализм принято противопоставлять альтруизму, эти два свойства принято

159.

рассматривать в качестве крайних пределов единого континуума, но мы уже

говорили о том, что Подобная точка зрения ошибочна и требует тщательной

корректировки. В характере самоактуализированного человека эти качества

мирно сосуществуют, на их примере мы в который уже раз видим разрешение

неразрешимой дихотомии.

Мои испытуемые отличаются от обычных людей здоровой долей эгоизма и

сильно развитым чувством самоуважения. Эти люди не склонны без нужды

поступаться своими интересами.

Самоактуализированные люди умеют любить, но их любовь и уважение к

другим неразрывно связаны с самоуважением. Об этих людях нельзя сказать, что

они нуждаются в партнере. Они могут быть чрезвычайно близки с любимым

человеком, но они не воспримут разлуку с ним как катастрофу. Они не

цепляются за любимого и не держат его на привязи, он не становится для них

якорем или обузой. Они способны на поистине огромное, глубочайшее

удовлетворение от отношений с любимым человеком, но разлуку с ним они

принимают с философским стоицизмом. Даже смерть любимого не в состоянии

лишить их силы и мужества. Даже переживая очень бурный любовный роман, эти

люди не отказываются от права быть самим собой, остаются единовластными

хозяевами собственной жизни и судьбы.

Я думаю, что если мы сможем получить убедительные подтверждения этому

наблюдению, то это заставит нас пересмотреть или, по крайней мере, расширить

принятое в нашей культуре определение идеальной, или здоровой, любви. Мы

привыкли определять ее как полное слияние двух Я, как утрату собственной

отдельности, как отказ от собственной индивидуальности. Все это верно, но

данные, которыми мы располагаем, позволяют нам предположить, что в здоровой

любви наряду с утратой индивидуальности происходит и укрепление

индивидуальности обоих партнеров, что слияние двух Я означает не ослабление, а усиление каждого из них. По-видимому, для самоактуализированного человека

эти две тенденции - тенденция к самотрансценденции и тенденция к укреплению

индивидуальности - нисколько не противоречат друг другу, напротив, они

дополняют и подкрепляют друг друга. Самотрансценденция возможна только при

условии сильной, здоровой самоидентичности.

ЭФФЕКТИВНОСТЬ ВОСПРИЯТИЯ, "ХОРОШИЙ ВКУС" И ЗДОРОВАЯ ЛЮБОВЬ

Одной из самых поразительных особенностей самоактуализированных людей

является исключительная эффективность их восприятия. Эти люди, как никто

другой, способны к восприятию истины, они умеют видеть правду в любой

ситуации, как в структурированной, так и в неструктурированной, как в

личностной, так и в безличной.

Такая эффективность, или пронзительность восприятия проявляется главным

образом в так называемом "хорошем вкусе", который демонстрируют мои

испытуемые в выборе сексуальных партнеров. Если собрать вместе всех близких

друзей, жен и мужей моих испытуемых, то мы обнаружим в представителях этой

малой группы столько хороших качеств, сколько никогда не найдем в случайной

выборке.

Я далек от того, чтобы утверждать, что каждый сексуальный выбор каждого

исследованного мной самоактуализированного человека идеален. Ничто

человеческое не чуждо этим людям, они тоже могут ошибаться в своем выборе.

Почти у каждого из них есть свои слабости и недостатки, которые, так или

иначе, влияют на их выбор. Например, по крайне мере, про одного из моих

испытуемых я могу сказать, что он женился не столько по любви, сколько из

жалости. Другой связал свою судьбу с женщиной гораздо моложе его и в

результате столкнулся с массой проблем. То есть, если попытаться без

излишней экзальтированности определить способность самоактуализированного

человека к выбору, то у нас получится что-то вроде следующего заявления: в

выборе здорового человека проявляется гораздо больше вкуса, чем в выборе

среднего человека, но даже и его выбор нельзя назвать идеальным.

Однако, даже столь осторожный вывод вступает в противоречие с известной

160.

поговоркой про злодейку-любовь, как и с более деликатными версиями этого

заблуждения. Широко распространено мнение о том, что любовь ослепляет

человека, что влюбленный всегда переоценивает своего возлюбленного. Но эта

закономерность обнаруживается только в нездоровой любви. Некоторые данные, полученные мною из наблюдений за самоактуализированными людьми, указывают на

то, что здоровая любовь, напротив, обостряет восприятие человека, делает его

более точным, более правдивым, более эффективным. Здоровая любовь позволяет

человеку увидеть в возлюбленном такие качества, которые вряд ли откроются

незаинтересованному взгляду.44 Самоактуализированный индивидуум способен

полюбить даже внешне непривлекательного человека, даже такого, от которого

отворачивается общественное мнение, тем самым он как будто подтверждает

житейское наблюдение о зловредной любви. Однако его любовь вовсе не

означает, что он не видит изъянов любимого; нет, он видит их, но они не

мешают ему увидеть и его достоинства, или же любящий отказывается

воспринимать как недостатки то, что другим кажется неприятным или даже

отвратительным. Внешность, материальное положение, классовая принадлежность, уровень образования, наличие социальных навыков не столь важны для

самоактуализированного человека, он постиг высшую ценность человеческих

душевных качеств. Именно поэтому он может полюбить человека, который другим

кажется невзрачным, неинтересным или заурядным. И тогда эти другие называют

его слепцом, но я склонен счесть это признаком хорошего вкуса или особой

эффективности восприятия.

Мне посчастливилось наблюдать, как развивался хороший вкус у нескольких

сравнительно здоровых молодых людей; это были студенты колледжа, с которыми

я работал на протяжении ряда лет как со своими потенциальными испытуемыми.

Чем более зрелыми становились эти люди, тем реже они упоминали в качестве

достоинств сексуального партнера такие характеристики как приятная

внешность, пышный бюст, физическая привлекательность, длинные ноги, красивое

тело, умение целоваться или умение танцевать. Все чаще они говорили о

взаимной совместимости, о доброте любимого человека, о его порядочности, верности, тактичности, внимательности. Взрослея, некоторые юноши влюблялись

в девушек именно с теми характеристиками, которые прежде казались им

неприятными (например, волосатые ноги, излишний вес, оттопыренные уши). Я

видел, как год за годом сужался круг потенциальных возлюбленных одного

молодого человека. Поначалу про него можно было сказать, что он "не

пропустит ни одной юбки". Он признавался мне, что готов лечь в постель с

любой девицей, лишь бы она не была слишком толстой или чересчур высокой, но

по прошествии нескольких лет на тот же вопрос из всех знакомых ему девушек

он сумел назвать только двух, которых мог бы представить себе в роли своих

сексуальных партнерш. Теперь его выбор предопределяли не физические

характеристики девушек, а их душевные качества.

Я полагаю, что эта тенденция связана не столько со взрослением, сколько

с ростом психологического здоровья.

Кроме того, полученные мною данные противоречат и двум другим

"постулатам" любви, первый из которых гласит, что противоположности

сходятся, а второй утверждает, что подобное стремится к подобному. Что

касается здорового человека, то для него последнее утверждение верно только

в отношении таких характерологических черт как честность, искренность, доброта и мужество. Что касается внешних, поверхностных характеристик, таких

как уровень дохода, классовая принадлежность, уровень образования, национальность, религиозные взгляды супругов, то браки самоактуализированных

людей не отличаются такой гомогенностью, какую можно наблюдать в браках

среднестатистических индивидуумов. Самоактуализированный человек не видит

угрозы в том, что незнакомо ему; новизна не путает его, а интригует.

Самоактуализированный индивидуум не цепляется за привычное, для него не так, как для среднестатистического человека, существенны привычный выговор, знакомые одежда, еда, традиции и церемонии.

Что касается постулата о тяге друг к другу противоположностей, то в

отношении самоактуализированного человека он справедлив только в том смысле, что здоровый человек способен искренне восхищаться теми талантами и

умениями, которыми не обладает сам и которыми наделен другой человек. И

потому талант потенциального партнера, будь то мужчина или женщина, рассматривается здоровым человеком как привлекательная черта.

161.

И наконец, я хочу обратить ваше внимание на тот факт, что все, о чем я

говорил выше, служит еще одним примером разрешения или преодоления извечного

противопоставления разума и желания, сердца и рассудка. В любовных

отношениях самоактуализированный человек совершает свой выбор, опираясь как

на когнитивные, так и на конативные критерии. Иначе говоря, он испытывает

интуитивное, импульсивное сексуальное влечение именно к таким людям, которые

подошли бы ему, если бы он взялся оценивать их трезвым рассудком и холодным

умом. Его чувства дружат с его разумом, они синергичны, а не антагонистичны

друг другу.

В связи с этим мне вспоминается попытка Сорокина (434) доказать, что

правду, красоту и добродетель связывает положительная корреляция. Я готов

согласиться с данными Сорокина, но только в отношении здоровых людей. Что

касается невротиков, вряд ли мы можем говорить об однозначной взаимосвязи у

них этих качеств (449).

ГЛАВА 13

ПОЗНАНИЕ ИНДИВИДУАЛЬНОГО И ОБЩЕГО

ВСТУПЛЕНИЕ

Изучение любого переживания, любого типа поведения и любого индивидуума

может быть произведено двумя способами, с использованием одного из двух

подходов. Психолог либо изучает переживание (поведение, человека) в его

целостности и неповторимости, как уникальное и идиосинкратическое явление, отличное от любого другого явления в мире, либо он относится к нему как к

типичному переживанию, представляющему тот или иной класс, ту или иную

категорию переживаний. Второй способ изучения, собственно говоря, нельзя

даже назвать "изучением" в строгом смысле этого слова, потому что в данном

случае психолог не исследует явление, не воспринимает его во всей его

полноте, - его действия подобны действиям клерка, который, пробежав документ

глазами, тут же определяет ему место в каталоге, заносит его в

соответствующую рубрику. Деятельность такого рода я называю "рубрификацией".

Те, кто питают неприязнь к неологизмам, могут использовать другое название -

"абстрагирование по типу Бергсона43 и Уайтхеда" (475). Именно эти два

мыслителя особенно подчеркивали опасность абстрагирования.46

К необходимости четко обозначить границы, отделяющие эти два способа

познания, нас подталкивает анализ теоретических концепций, составляющих

базис современной психологии. В американской психологии отмечаются следы

опасной тенденции: психологи чаще всего склонны воспринимать реальность как

нечто постоянное и дискретное, им проще расчленить действительность на

множество отдельных, не связанных между собой феноменов и изучать каждый из

них по отдельности, как некую четко очерченную категорию. Им в тягость

выявлять сложный паттерн внутренних взаимосвязей психологического феномена, прослеживать его динамику и развитие. Другими словами, они воспринимают

реальность не как процесс, а как состояние. Очень многие слабости и ошибки

академической психологии объясняются именно этой слепотой к динамическому и

холистическому аспектам процесса. Акт внимания может отличаться от акта

чистого, свежего восприятия, который всецело детерминирован природой

воспринимаемой реальности. Предпосылки для акта внимания могут находиться не

только в природе реальности, но и в индивидуальной природе оизма, в

интересах человека, в его мотивах, предубеждениях, прошлом опыте и т.д.

Однако в контексте нашей дискуссии уместно было бы провести различия не

столько между процессами внимания и восприятия, сколько между двумя

диаметрально противоположными типами внимания. О внимании можно говорить

либо как о свежей, идиосинкратической реакции индивидуума на уникальные

свойства объекта, либо как о попытке индивидуума подчинить внешнюю

162.

реальность некой предустановленной в сознании индивидуума классификации. Во

втором случае мы имеем дело не с познанием мира, а с распознанием в нем тех

черт, которыми мы сами же и наделили его. Такого рода "познание" слепо к

динамике, к флуктуациям и новизне, это скорее рационализация прошлого опыта, попытка сохранить status quo. Сохранить status quo можно, обращая внимание

только на знакомые аспекты реальности или же облекая новые формы реальности

в знакомые очертания.

Положительные и отрицательные стороны рубрифицированного внимания

одинаково очевидны. Ясно, что рубрификация позволяет проще относиться к

объекту, позволяет не перенапрягать внимание. Рубрификация гораздо менее

утомительна, чем истинное внимание, она не требует от организма напряжения и

усилий, не требует мобилизации всех ресурсов организма. Концентрация

внимания, необходимая для верного восприятия и сущностного понимания важной

или незнакомой проблемы, чрезвычайно утомительна, и потому человек редко

позволяет себе такую роскошь. Примерами рубрифицирующего внимания могут

стать чтение "по диагонали", краткие сводки новостей, дайджесты, "мыльные

оперы", разговоры о погоде. Очень часто мы отдаем предпочтение всему

вышеперечисленному в стремлении избежать столкновения с реальными

проблемами, соглашаясь ради этого даже на стереотипные псевдорешения.

Рубрифицированное внимание не воспринимает объект в его целостности, оно обращено лишь к той его характеристике, которая может послужить для

отнесения объекта в ту или иную категорию. Рубрификация дает человеку

возможность автоматизировать поведение, возможность для рефлекторного

исполнения простых действий, что в свою очередь помогает сберечь энергию для

осуществления более сложных поведенческих актов, позволяет заниматься

несколькими делами одновременно. Другими словами, человек освобождается от

необходимости замечать уже известное, он уже не должен быть столь

бдительным, он оставляет эту обузу рубрифицированному вниманию, исполняющему

обязанности швейцара, привратника, официанта, лифтера и прочих людей в

униформе.47

Но тут же перед нами во весь рост встает следующий парадокс. Несмотря

на то, что мы склонны не замечать нового, отвергать то, что не укладывается

в имеющийся набор рубрик, именно оно, это новое, необычное, незнакомое, опасное, угрожающее притягивает к себе особое наше внимание. Незнакомый

стимул может быть нейтральным (новые занавески на окне), но может таить в

себе угрозу (крик в темноте). Большее внимание притягивают к себе

"опасно-незнакомые" стимулы, гораздо меньше внимания мы уделяем стимулам

"безопасно-знакомым". "Безопасно-незнакомые" стимулы либо привлекают к себе

умеренную долю нашего внимания, либо мы заставляем их стать

"безопасно-знакомыми", то есть рубрифицируем их.48

Эта любопытная тенденция, выражающаяся в том, что новые стимулы либо

вовсе не привлекают нашего внимание, либо приковывают его, наводит меня на

весьма интересные размышления. Мне кажется, что большая часть нашего (не

слишком здорового) населения склонна обращать внимание только на угрожающие

стимулы, как если бы функция внимания состояла исключительно в том, чтобы

предупреждать нас об опасности и запускать реакцию бегства. Мы не замечаем

явлений, не представляющих угрозы, словно эти явления не заслуживают нашего

внимания или любой другой реакции, когнитивной или эмоциональной. Таким

образом, сама жизнь представляется либо вечным столкновением с опасностью, либо передышкой между угрожающими ситуациями, следующими одна за другой.

Но есть и иные люди, люди, совершенно иначе взирающие на эту жизнь.

Обладая базовым чувством безопасности и уверенностью в себе, они могут

позволить себе такую роскошь, как наслаждение жизнью. Их внимание не

зашорено задачей выживания, эти люди способны воспринимать жизнь во всем ее

многообразии, они умеют испытывать приятное возбуждение, радость и восторг.

Подобного рода позитивная установка, неважно, умеренно она выражена или

интенсивно, сопровождается она легким возбуждением или головокружительным

экстазом, столь же мощно, как и реакция на угрозу, мобилизует вегетативную

нервную систему, задействует висцеральные и другие функции организма.

Основное различие между позитивной реакцией и реакцией на угрозу состоит в

том, что одна несет с собой приятные переживания, в то время как другая -

одни лишь неприятные ощущения. Можно сказать иначе - одни люди пассивно

приспосабливаются к реальности, тогда как другие способны радоваться жизни и

163.

активно взаимодействовать с действительностью. Главным фактором столь

различного отношения к жизни является, по-видимому, душевное здоровье.

Внимание высокотревожных людей может быть возбуждено главным образом

критическими ситуациями, ситуациями угрозы, эти люди воспринимают мир

исключительно в терминах "опасность-безопасность".

Пожалуй, абсолютной противоположностью рубрифицирующему вниманию

является так называемое "произвольное внимание", о котором говорил Фрейд.49

Заметьте, Фрейд советует терапевту слушать пациента пассивно, ибо активное

внимание замутняет восприятие реальности, собственные ожидания терапевта по

отношению к реальности могут заглушить ее голос, особенно если он слаб и

невнятен. Фрейд рекомендует пассивно и смиренно внимать голосу реальности, подчинить свое восприятие внутренней природе воспринимаемой реальности. Это

значит, что к любому явлению мы должны относиться как к уникальному и

неповторимому, не пытаясь втиснуть его в рамки теории, схемы или концепции, напротив, подчиняясь его собственной природе. Другими словами, Фрейд

советует нам встать на позицию проблемоцентризма в противовес эгоцентризму.

Если мы хотим воспринять эмпирический опыт per se, постичь его сущность, мы

должны стряхнуть с себя ограничения собственного Я, освободиться от своих

надежд, ожиданий и страхов.

В контексте нашей дискуссии любопытно было бы оценить затасканное

противопоставление художника ученому. Настоящий ученый и настоящий художник

совершенно по-разному воспринимают реальность. Ученый стремится

классифицировать ее - всякое новое явление он соотносит с другими, уже

известными ему, старается найти для него место в единой картине мира, пытается выявить его общие и частные аспекты, на основе которых дает

определение этому явлению, обозначает его тем или иным понятием, навешивает

на него ярлык, то есть классифицирует его. Художник же, если он истинный

художник, как разумели это понятие Бергсон, Крое и др., заинтересован

уникальной, идиосинкратической природой представшего его взору явления. Во

всем он видит особость. Каждое яблоко для него уникально, каждый человек, каждое дерево и каждая гипсовая голова воспринимаются им в их неповторимом

своеобразии. По меткому выражению одного критика, художник "видит то, на что

другие только смотрят". Ему не интересна процедура классификации, он не

раскладывает по полочкам свои впечатления, не систематизирует их. Задача

художника состоит в том, чтобы сохранить впечатление от реальности и затем

перенести его на холст, запечатлеть его так, чтобы другие, менее

восприимчивые люди могли получить столь же свежее впечатление, какое получил

он. Хорошо сказал Симмел: "Ученый видит, потому что знает, тогда как

художник знает, потому что видит."10

Хочу поделиться еще одним наблюдением, которое находится в прямой связи

с предложенным нами разграничением. Люди, которых я называю истинными

художниками, отличаются от обычных людей по меньшей мере одной способностью.

Они умеют любой чувственный опыт, будь то закат солнца или цветок, встречать

с таким восторгом, с таким восхищением и трепетным вниманием, как если бы

это был первый в их жизни закат или первый увиденный ими цветок.

Среднестатистическому человеку достаточно пару раз встретиться с чудом, чтобы привыкнуть к нему, в то время как истинный художник не устает

удивляться чуду, даже если сталкивается с ним каждый день. "Из всех людей, не устающих удивляться миру, он единственный видит его красоту".

Поиск по сайту: