Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

МОТИВАЦИЯ И ЭКСПЕРИМЕНТЫ НА ЖИВОТНЫХ



Академические психологи, обращаясь к проблеме мотивации, как правило, опираются на данные, полученные в ходе экспериментов над животными. Гордое

заявление о том, что человек - не лабораторная крыса, может показаться и

банальным, и смешным, но, к сожалению, я вынужден прибегнуть к подобной

аргументации, потому что теоретические рассуждения академических психологов

слишком часто основываются только на результатах подобных лабораторных

экспериментов.10 Разумеется, данные, полученные на животных, могут принести

большую пользу при аккуратном их использовании и разумной интерпретации.

Хочется привести еще несколько доводов в пользу выдвинутого здесь

тезиса о необходимости антропоцентрического подхода к исследованию

мотивации, в противовес зооцентрическому подходу. Обратимся к концепции

инстинкта. Если мы определим инстинкт как мотавационную единицу, в которой

позыв, мотивированное поведение и объект-цель, или желанный аффект, наследственно детерминированы, то, поднимаясь по филогенетической лестнице, мы обнаружим устойчивую тенденцию к угасанию инстинктов. Если лабораторная

крыса демонстрирует яркие проявления пищевого, сексуального и материнского

инстинктов, то у обезьян сексуальный инстинкт (в нашем понимании инстинкта) угасает, а пищевой инстинкт модифицируется; в неизменном виде у обезьян

сохраняется только материнский инстинкт. У человека мы не обнаружим ни

одного из выше перечисленных инстинктов в чистом виде; его поведение, связанное с выбором объекта-цели, мотивировано сплавом, конгломератом

различных наследственных рефлексов, врожденных позывов, индивидуального и

культурального опыта (см. главу 6). Например, сексуальный позыв, позыв в

чистом виде и у человека имеет наследственную природу, но выбор сексуального

объекта или выбор конкретных форм сексуального поведения является функцией

опыта и научения.

То же самое можно сказать и о пищевом инстинкте. Чем выше уровень

организации животного, тем менее значимой становится роль голода в мотивации

пищевого поведения, и тем более важное значение приобретают вкусы и

пристрастия. Крысы не столь разборчивы в еде, как обезьяны, а обезьяне в

этом отношении очень далеко до человека (302).

37.

И наконец, на вершине филогенетической лестницы, утратив один за другим

все животные инстинкты, мы обретаем культуру как инструмент адаптации. Раз

уж нам приходится подкреплять свои теоретические рассуждения о мотивации

данными, полученными на животных, то мы должны четко осознавать всю

ограниченность этих данных. Может быть, тогда мы предпочтем эксперименты, проведенные не на крысах, а на обезьянах, хотя бы по той простой причине, что человек гораздо больше похож на обезьяну, чем на крысу, что вполне

убедительно продемонстрировали Харлоу и другие исследователи приматов (172, 202).

ОКРУЖАЮЩАЯ СРЕДА

До сих пор я говорил только о природе организма, но настало время

сказать хотя бы несколько слов о ситуации, или среде, в которой существует

организм. Прежде всего, мы должны признать, что мотивация редко проявляет

себя в поведении, не связанном с конкретной ситуацией или с конкретными

людьми. Теория мотивации обязана учитывать культуральные факторы и должна

исходить из того, что они определяют не только среду существования

индивидуума, но и его жизнедеятельность.

Акцентировав внимание на факторе среды, мне остается лишь предостеречь

ученых-теоретиков от чрезмерного внимания к этому фактору, придать их не

преувеличивать роль внешних, культуральных, средовых, ситуационных влияний.

В конце концов, главным объектом нашего исследования является организм и его

природа. Не стоит впадать в другую крайность, не стоит преувеличивать роль

среды и видеть в организме лишь один из объектов среды, приравнивать его к

тем целям, к которым он устремлен или к тем преградам, которые препятствуют

его стремлениям. Ведь и объект-цель, и преграда, встающая на пути к ней, порождены не только средой, но и создаются самим индивидуумом, и обсуждать

их нужно в терминах, учитывающих и то, и другое влияние. Я затрудняюсь дать

универсальное определение понятию "среда", но не вижу иного способа описать

среду, кроме как через призму конкретного организма, функционирующего в ней.

Рассуждая о ребенке, который, стараясь завладеть каким-то ценным для него

объектом, встречает на своем пути преграду, мы должны понимать, что ребенок

не только определяет объект как нужный или важный, он в то же самое время

способен воспринять возникшую на пути преграду именно как преграду. С точки

зрения психологии здесь еще нет барьера, пока это только результат

взаимодействия среды с конкретным индивидуумом, стремящимся к желанной цели.

У меня складывается впечатление, что теории среды и неадекватные, ошибочные теории мотивации подпитывают друг друга, они жизненно необходимы

друг другу. Например, теория мотивации, построенная только на анализе

поведения, нуждается в теоретических аргументах теории среды, без них она

утрачивает всякий смысл. То же самое можно сказать и о тех мотивационных

теориях, авторы которых склонны преувеличивать роль позыва и принижают

значимость фундаментальных человеческих потребностей и целей, - чтобы быть

хоть сколько-нибудь убедительными, такие теории вынуждены обращаться к

ярким, материальным аргументам теории среды. Напротив, те исследователи, которые отдают должное изучению фундаментальных человеческих потребностей, не так привязаны к аргументации инвайронменталистского толка, им известно, что эти потребности сравнительно постоянны, гораздо более независимы от

ситуации и среды, в которой находится организм. Человек не столь жестко

ограничен в способах адекватного и эффективного удовлетворения

фундаментальной потребности, можно сказать, что сама фундаментальная

потребность организует, а, быть может, даже и творит окружающую человека

реальность. Облекая эту же мысль в другие слова, скажу, что, если

согласиться с предлагаемым Коффкой делением среды на географическую и

психологическую, то понять, каким образом географическая среда обитания

становится психологической средой можно, лишь смирившись с мыслью. что

организм, находясь в определенной среде, постоянно стремится организовать ее

в соответствии со своими психологическими нуждами.

Отсюда мораль - теория мотивации должна учитывать фактор среды. но не

38.

должна при этом превращаться в теорию среды, в противном случае на наших

попытках понять природу постоянства организма и на желании целиком посвятить

себя изучению мира, в котором организм пребывает, можно будет поставить

жирный крест.

Чтобы не продолжать приводить один довод за другим, подчеркну, что

перед нами стоит задача создания теории мотивации, а не теории поведения. На

поведение человека оказывают воздействие очень разнородные факторы, в их

числе есть и факторы мотивации, и факторы среды. Если мы беремся за изучение

мотивации, то это вовсе не означает, что мы будем игнорировать факторы

среды, откажемся от изучения ситуационных детерминант. И те, и другие

факторы по праву должны занять подобающее им место в общей структуре знания

о человеке.

 

ИНТЕГРАЦИЯ

Теория мотивации основывается на предпосылке, гласящей, что в обычном

состоянии организм функционирует как единое, интегрированное целое, но она

не имеет права не обращать внимания на исключения из этого правила. Речь

идет об отклонениях от нормы, к которым мы относим изолированные, специфически автоматические, различного рода сегментарные реакции, а также

разнообразные проявления диссоциации или дезинтеграции.

По-видимому, наибольшей степени интеграции организм достигает в моменты

наивысшей радости, творческого вдохновения, успешного решения какой-то

задачи или же в критические моменты, когда он оказывается в ситуации угрозы.

Если угроза слишком велика или организм недостаточно силен, чтобы

противостоять ей, происходит дезинтеграция. Однако чаще бывает, что организм

сохраняет целостность благодаря своей гибкости и способности к

приспособлению.

Я убежден, что большая часть феноменов, которые представляются нам

специфичными, изолированными, на самом деле не являются таковыми. Очень

часто при помощи глубинного анализа обнаруживается, что они логично

вписываются в общую структуру, - ярким примером тому могут служить

конверсионные истерические симптомы. Конечно, иногда интерпретация тех или

иных специфических реакций как проявлений дезинтеграции бывает обусловлена

элементарным невежеством, но в то же самое время в нашем распоряжении уже

имеется достаточно знаний, чтобы понимать, что существуют такие условия, которые вынуждают организм отвечать изолированными, сегментарными, не

интегрированными реакциями. Мы постепенно свыкаемся с мыслью о том, что

подобные феномены Не всегда следует трактовать как негативные, как

проявления слабости или патологии. Мы уже готовы видеть в них проявления

одной из важнейших способностей организма - способности к избирательности, благодаря которой организм может сохранить силы для решения более насущных

задач, реагируя на незначимые, известные или несложные ситуации вполсилы, с

помощью парциальных, сегментарных, изолированных действий и реакций(160).

 

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.