Академические психологи, обращаясь к проблеме мотивации, как правило, опираются на данные, полученные в ходе экспериментов над животными. Гордое
заявление о том, что человек - не лабораторная крыса, может показаться и
банальным, и смешным, но, к сожалению, я вынужден прибегнуть к подобной
аргументации, потому что теоретические рассуждения академических психологов
слишком часто основываются только на результатах подобных лабораторных
экспериментов.10 Разумеется, данные, полученные на животных, могут принести
большую пользу при аккуратном их использовании и разумной интерпретации.
Хочется привести еще несколько доводов в пользу выдвинутого здесь
тезиса о необходимости антропоцентрического подхода к исследованию
мотивации, в противовес зооцентрическому подходу. Обратимся к концепции
инстинкта. Если мы определим инстинкт как мотавационную единицу, в которой
позыв, мотивированное поведение и объект-цель, или желанный аффект, наследственно детерминированы, то, поднимаясь по филогенетической лестнице, мы обнаружим устойчивую тенденцию к угасанию инстинктов. Если лабораторная
крыса демонстрирует яркие проявления пищевого, сексуального и материнского
инстинктов, то у обезьян сексуальный инстинкт (в нашем понимании инстинкта) угасает, а пищевой инстинкт модифицируется; в неизменном виде у обезьян
сохраняется только материнский инстинкт. У человека мы не обнаружим ни
одного из выше перечисленных инстинктов в чистом виде; его поведение, связанное с выбором объекта-цели, мотивировано сплавом, конгломератом
различных наследственных рефлексов, врожденных позывов, индивидуального и
культурального опыта (см. главу 6). Например, сексуальный позыв, позыв в
чистом виде и у человека имеет наследственную природу, но выбор сексуального
объекта или выбор конкретных форм сексуального поведения является функцией
опыта и научения.
То же самое можно сказать и о пищевом инстинкте. Чем выше уровень
организации животного, тем менее значимой становится роль голода в мотивации
пищевого поведения, и тем более важное значение приобретают вкусы и
пристрастия. Крысы не столь разборчивы в еде, как обезьяны, а обезьяне в
этом отношении очень далеко до человека (302).
37.
И наконец, на вершине филогенетической лестницы, утратив один за другим
все животные инстинкты, мы обретаем культуру как инструмент адаптации. Раз
уж нам приходится подкреплять свои теоретические рассуждения о мотивации
данными, полученными на животных, то мы должны четко осознавать всю
ограниченность этих данных. Может быть, тогда мы предпочтем эксперименты, проведенные не на крысах, а на обезьянах, хотя бы по той простой причине, что человек гораздо больше похож на обезьяну, чем на крысу, что вполне
убедительно продемонстрировали Харлоу и другие исследователи приматов (172, 202).
ОКРУЖАЮЩАЯ СРЕДА
До сих пор я говорил только о природе организма, но настало время
сказать хотя бы несколько слов о ситуации, или среде, в которой существует
организм. Прежде всего, мы должны признать, что мотивация редко проявляет
себя в поведении, не связанном с конкретной ситуацией или с конкретными
людьми. Теория мотивации обязана учитывать культуральные факторы и должна
исходить из того, что они определяют не только среду существования
индивидуума, но и его жизнедеятельность.
Акцентировав внимание на факторе среды, мне остается лишь предостеречь
ученых-теоретиков от чрезмерного внимания к этому фактору, придать их не
преувеличивать роль внешних, культуральных, средовых, ситуационных влияний.
В конце концов, главным объектом нашего исследования является организм и его
природа. Не стоит впадать в другую крайность, не стоит преувеличивать роль
среды и видеть в организме лишь один из объектов среды, приравнивать его к
тем целям, к которым он устремлен или к тем преградам, которые препятствуют
его стремлениям. Ведь и объект-цель, и преграда, встающая на пути к ней, порождены не только средой, но и создаются самим индивидуумом, и обсуждать
их нужно в терминах, учитывающих и то, и другое влияние. Я затрудняюсь дать
универсальное определение понятию "среда", но не вижу иного способа описать
среду, кроме как через призму конкретного организма, функционирующего в ней.
Рассуждая о ребенке, который, стараясь завладеть каким-то ценным для него
объектом, встречает на своем пути преграду, мы должны понимать, что ребенок
не только определяет объект как нужный или важный, он в то же самое время
способен воспринять возникшую на пути преграду именно как преграду. С точки
зрения психологии здесь еще нет барьера, пока это только результат
взаимодействия среды с конкретным индивидуумом, стремящимся к желанной цели.
У меня складывается впечатление, что теории среды и неадекватные, ошибочные теории мотивации подпитывают друг друга, они жизненно необходимы
друг другу. Например, теория мотивации, построенная только на анализе
поведения, нуждается в теоретических аргументах теории среды, без них она
утрачивает всякий смысл. То же самое можно сказать и о тех мотивационных
теориях, авторы которых склонны преувеличивать роль позыва и принижают
значимость фундаментальных человеческих потребностей и целей, - чтобы быть
хоть сколько-нибудь убедительными, такие теории вынуждены обращаться к
ярким, материальным аргументам теории среды. Напротив, те исследователи, которые отдают должное изучению фундаментальных человеческих потребностей, не так привязаны к аргументации инвайронменталистского толка, им известно, что эти потребности сравнительно постоянны, гораздо более независимы от
ситуации и среды, в которой находится организм. Человек не столь жестко
ограничен в способах адекватного и эффективного удовлетворения
фундаментальной потребности, можно сказать, что сама фундаментальная
потребность организует, а, быть может, даже и творит окружающую человека
реальность. Облекая эту же мысль в другие слова, скажу, что, если
согласиться с предлагаемым Коффкой делением среды на географическую и
психологическую, то понять, каким образом географическая среда обитания
становится психологической средой можно, лишь смирившись с мыслью. что
организм, находясь в определенной среде, постоянно стремится организовать ее
в соответствии со своими психологическими нуждами.
Отсюда мораль - теория мотивации должна учитывать фактор среды. но не
38.
должна при этом превращаться в теорию среды, в противном случае на наших
попытках понять природу постоянства организма и на желании целиком посвятить
себя изучению мира, в котором организм пребывает, можно будет поставить
жирный крест.
Чтобы не продолжать приводить один довод за другим, подчеркну, что
перед нами стоит задача создания теории мотивации, а не теории поведения. На
поведение человека оказывают воздействие очень разнородные факторы, в их
числе есть и факторы мотивации, и факторы среды. Если мы беремся за изучение
мотивации, то это вовсе не означает, что мы будем игнорировать факторы
среды, откажемся от изучения ситуационных детерминант. И те, и другие
факторы по праву должны занять подобающее им место в общей структуре знания
о человеке.
ИНТЕГРАЦИЯ
Теория мотивации основывается на предпосылке, гласящей, что в обычном
состоянии организм функционирует как единое, интегрированное целое, но она
не имеет права не обращать внимания на исключения из этого правила. Речь
идет об отклонениях от нормы, к которым мы относим изолированные, специфически автоматические, различного рода сегментарные реакции, а также
разнообразные проявления диссоциации или дезинтеграции.
По-видимому, наибольшей степени интеграции организм достигает в моменты
наивысшей радости, творческого вдохновения, успешного решения какой-то
задачи или же в критические моменты, когда он оказывается в ситуации угрозы.
Если угроза слишком велика или организм недостаточно силен, чтобы
противостоять ей, происходит дезинтеграция. Однако чаще бывает, что организм
сохраняет целостность благодаря своей гибкости и способности к
приспособлению.
Я убежден, что большая часть феноменов, которые представляются нам
специфичными, изолированными, на самом деле не являются таковыми. Очень
часто при помощи глубинного анализа обнаруживается, что они логично
вписываются в общую структуру, - ярким примером тому могут служить
конверсионные истерические симптомы. Конечно, иногда интерпретация тех или
иных специфических реакций как проявлений дезинтеграции бывает обусловлена
элементарным невежеством, но в то же самое время в нашем распоряжении уже
имеется достаточно знаний, чтобы понимать, что существуют такие условия, которые вынуждают организм отвечать изолированными, сегментарными, не
интегрированными реакциями. Мы постепенно свыкаемся с мыслью о том, что
подобные феномены Не всегда следует трактовать как негативные, как
проявления слабости или патологии. Мы уже готовы видеть в них проявления
одной из важнейших способностей организма - способности к избирательности, благодаря которой организм может сохранить силы для решения более насущных
задач, реагируя на незначимые, известные или несложные ситуации вполсилы, с
помощью парциальных, сегментарных, изолированных действий и реакций(160).